Вновь появился мальчик с блокнотом: доктора вызывали к начальству.
– Инспектор Паскаль? Меня? – Его прошиб пот. – Мэри, сообщи мне, как только прибудут Митталы.
И, недоуменно покачивая головой, доктор удалился, с Маджи и Нимишем он разминулся на каких‑то пару минут.
– Где моя Мизинчик?
Медсестра Мэри показала на палату.
Слезы, сдерживаемые всю ночь, хлынули из глаз Маджи, стоило ей переступить порог и приблизиться к кровати внучки.
– Бэти, – тихо прошептала она, сжимая ладонь Мизинчика.
Мизинчик открыла глаза, горевшие лихорадочным блеском. Маджи благодарила богов за благополучное возвращение внучки и молила даровать девочке выздоровление.
– Инспектор Паскаль сказал нам, что нашел тебя в Колабе, – заговорил Нимиш. – Это правда?
– Ей нужно отдохнуть, – резко перебила Маджи.
– Ее дупатта, – прошептала Мизинчик, потянув Маджи за сари, – забери ее.
– Ее дупатта? – с тревогой переспросил Нимиш. – Где Милочка?
– Молчи, – приказала Маджи, озираясь. – Нас могут услышать.
В палату бодрым шагом вошел доктор Айер, за ним следовал Паскаль.
– У нее тяжелая форма пневмонии.
– Пневмония? – перепугалась Маджи.
– Придется пока оставить ее здесь, – сказал доктор.
– Надолго?
– Она под домашним арестом, – встрял Паскаль.
– Извините, инспектор, – холодно сказал доктор Айер, зная, что в стенах больницы он вправе командовать даже инспектором полиции, – ребенок очень болен. О каком аресте может идти речь?
Маджи шагнула к инспектору, загородив от него Мизинчика.
– Что за чушь вы несете? Нимиш, сходи‑ка за чаем.
Нимиш помедлил, но под пристальным взглядом Маджи неохотно вышел из палаты.
– Доктор‑длш, оставьте нас на минутку, – обратилась Маджи к врачу.
– Итак, инспектор, – произнесла она, – не хотите ли вы сказать, что моя внучка виновна в том, что случилось вчера ночью?
– Мне очень жаль, – ответил Паскаль, – но сегодня утром она призналась в убийстве Милочки Лавате.
Джагиндер сидел дома на диване и беспокойно просматривал газеты. Дхир и Туфан спали в зале. Савита заперлась в спальне и не вышла, даже когда зазвонил телефон и мальчики радостно закричали, что Мизинчик нашлась. «А как же моя дочь?» – подумала она, развязывая одежду, которая туго стягивала грудь. Когда Савита наконец уснула после ухода тантриста, ей снились очень странные сны. Она лежала голая на покрывале и напевала колыбельную: «Соджа бэби, соджа, лал палат пэр соджа». Засыпай, усни, малышка, на красной кроватке, мама с папой уже идут.
Потом к ней потянулась девочка, влезла на грудь, взяла сосок в рот и не опускала до тех пор, пока не осушила. Во сне Савита пыталась удержать ее, но груди превратились в длинные водосточные трубы, а младенец сосал их с другой стороны. «Мама с тобой!» – крикнула Савита, стараясь дотянуться до ребенка. Она проснулась измученная, соски потрескались и воспалились, груди снова разбухли от молока.
«Если я умру, – думала она, – все эти страдания останутся позади, а я воссоединюсь с моей малышкой». На минуту она размечталась, как будет преследовать с того света свекровь и мужа, как ее мстительный дух бросит им вызов, опрокидывая валики на троне Маджи и прячась в бутылках «Роял салют». Но потом Савита вспомнила о сыновьях, о долгожданном обеде с женой мото‑роллерного магната, о своих украшениях… Как от всего этого отказаться?
Пришла Кунтал с тарелкой еды.
– Вам нужно поесть и попить, – умоляла она, пытаясь засунуть Савите в рот кусок хлеба, намазанный маслом.
Савита расплакалась, положив щеку на раскрытую страницу новейшего романа, который Кунтал заботливо принесла из местной библиотеки.
– Почему она не приходит ко мне? Почему я ее не вижу?
Кунтал погладила густые волосы Савиты, нежно вытерла ей слезы.
В дверь постучали. Савита села в постели и высморкалась.
Осторожно вошел Джагиндер, жестом спровадив Кунтал.
– Мизинчик идет на поправку. Тебе тоже скоро получшает.
– Получшает? – с тихой угрозой повторила Савита. Она принялась разрывать петельки на намокшей блузке, пока не обнажились груди, по‑прежнему сочившиеся белой влагой. Она сжала их в руках. – Уж им‑то лучше не стало!
Джагиндер отвернулся, покраснев.
– Противно на меня смотреть?
– Савита, умоляю.
– Умоляешь? О чем? – Она откинулась на подушки. – Уйди, просто уйди.
– Прости…
– Ты хоть знаешь, что произошло? – Савита глубоко вдохнула. Торчащие соски укоризненно смотрели на бельевую веревку. – Призрак!
– Призрак?
– Наша дочка!
– Малютка Чакори? – Джагиндер был в шоке. – Тебе померещилось. Нужно хорошенько отдохнуть.
Он подошел к кровати и попробовал запахнуть блузку.
Савита злобно оттолкнула его руки:
– Иди спроси у своей мамаши, если мне не веришь. Она сама вызвала прошлой ночью тантриста. Все эти годы она прекрасно знала, что айя утопила Чакори намеренно, и скрывала это. А теперь эта ведьмища вернулась, чтобы убить наших сыновей. Дхир чуть не погиб вчера ночью!
– Что за ахинею ты несешь? – заорал Джагиндер, и в груди у него поднялся страх, стискивая горло. «Боже! Боже!»
– Уходи! – Савита швырнула в него романом. – Оставь меня в покое!
Джагиндер сжал и разжал кулаки, потом развернулся и хлопнул дверью. «Амбассадор» уже укатил – Гулу повез на нем Маджи и Нимиша в больницу. Но черный «мерседес» стоял в гараже. Джагиндер резко открыл багажник и достал спрятанную там бутылку «Блю лэйбл». Он заливал виски в глотку, пока не закашлялся. Потом хватил бутылкой о стену, осыпав осколками скудную обстановку под рекламой «вишневого цвета». Затем взял разбитую бутылку и с хладнокровной решимостью вспорол себе руку. Но даже обжигающая боль не могла сравниться с душевной раной.
– Полная чушь, – сказала Маджи, хоть и ощутила всю тяжесть этих слов: «убийство Милочки Лавате».
– Видимо, мисс Лавате увела Мизинчика, перед тем как вы позвонили мне вчера ночью. Они проследовали прямиком в Колабу. Возможно, там находилось третье лицо – некто с транспортным средством. По моему мнению, там они встретились с вашей бывшей айей. Авни Чачар. Как я уже говорил вам по телефону, я обнаружил Мизинчика в доме Джанибаи Чачар в Колабе. Полагаю, мисс Лавате пыталась сбежать с парнем и использовала Мизинчика, дабы замести следы. Авни впуталась в это из‑за денег. Разумеется, я говорю о вымогательстве.
Маджи настолько потрясла гипотеза инспектора, что на минуту она онемела.
– Я не ослышалась, господин инспектор? Я знаю Милочку с пеленок. Она никого и пальцем не тронет, тем более – Мизинчика.
А про себя подумала: «Авни? Неужто она вернулась?»
– Я просто сопоставляю факты.
– И что же это за факты?
– Лачуга Джанибаи Чачар. Признание Мизинчика.
– Признание Мизинчика? – взорвалась Маджи. – Так вот, значит, как вы работаете? Допрашиваете тяжелобольного ребенка? Верите словам, сказанным в бреду? Лучше бы поискали Милочку!
– Я разослал людей по всему Бомбею. Если мисс Лавате жива, она и ее… любовник, – он выдержал паузу перед позорным словом, – наверняка попытаются уехать из города.
– А при чем здесь Авни Чачар?
– Наверное, она сильно расстроилась, потеряв работу, и решила отомстить.
Маджи отшатнулась:
– Я требую вычеркнуть имя моей внучки из материалов дела. Если вы хоть чем‑ни‑будь ей навредите, будете иметь дело со мной. Надеюсь, вы меня понимаете, инспектор Паскаль?
Паскаль стиснул зубы. Он понимал, что у Маджи есть влиятельные знакомые в деловых кругах и правительстве и она способна создать ему проблемы, если он привлечет ее внучку к суду. Но инспектор и сам не поверил признанию Мизинчика, как не поверит и любой судья с мозгами. Мизинчик явно что‑то скрывала.
– Но ваша внучка замешана в этом деле.
– А я хочу, чтобы не была замешана, – отчеканила Маджи железным голосом – точь‑в‑точь как та сталь, которой ее семья торговала из поколения в поколение. – Вы нашли ее больной, но невредимой и отвезли в больницу. Это ваша новая легенда. Я готова на все.
Паскаль медленно приподнял брови. Это вопрос? Или утверждение?
– На все. И ни слова семье Милочки.
– По рукам.
– После обеда я пришлю к вам сына за ее дупаттой.
Паскаль удивился.
– Конечно, вам за это заплатят, причем хорошо, – сказала Маджи.
– Ну, тогда у Чёрчгейт‑стэйшн. – Инспектор смиренно вздохнул. – Там есть ресторан «Азиа‑тика». В пять часов.
Как только Паскаль ушел, явился Нимиш с чаем:
– Почему Мизинчик под арестом?
– Для ее же блага, бэта, – ответила Маджи. – Айя еще на свободе.
Она не сказала, что лучше оставить Мизинчика в больнице, пока они не разберутся с призраком младенца.
– А Милочка? Ее нашли?
– Нет, бэта. Еще нет. – Маджи попыталась скрыть смущение и грусть.
Весь разговор Мизинчик пролежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, но жадно ловила каждое слово, ложь и недомолвки. Девочка была безмерно благодарна Маджи за то, что она вырвала ее из лап Паскаля, но не понимала, почему бабка пожертвовала Милочкой. Теперь вся надежда на Нимиша. «Он найдет Милочку. Найдет, если она жива. Ему нужно доискаться правды». Мизинчик открыла глаза:
– Нимиш…
– Ты проснулась? – Маджи нежно сжала ее ладонь. – Ни с кем тут не разговаривай. Если этот Паскаль опять начнет тебя расспрашивать, притворись, что спишь. Никому ни слова.
– Но Милочка…
– Больше ни звука! – скомандовала Маджи. – Здесь опасно разговаривать – мало ли кто может подслушать.
Нимиш оглянулся на Мизинчика, словно обещая: «Я вернусь».
Взгляд у него был решительный – любящая душа мучительно обнажилась.
Мизинчик рвалась обратно в бунгало, к Ними‑шу, пока не поздно. «Скажи ему, чтобы пришел ко мне, – сказала Милочка в лодке. – Я буду ждать, сколько хватит сил, но вернуться не смогу никогда». Собравшись с мужеством, Мизинчик села в постели. Надо выбраться из больницы. Если Нимиш не придет сегодня ночью, она сама найдет выход.
Дома Маджи тотчас удалилась в комнату для пуджи, где предалась безудержному горю. Мизинчик нашлась, и богов щедро отблагодарили, но Милочки до сих пор нет, и возможно даже, она мертва. «Неужели она сбежала, да еще и – прости господи – с парнем? А Мизинчика попросила ее покрывать?»
Маджи решила, что расспрашивать Мизинчика в больнице слишком рискованно и нужно подождать, пока внучку привезут в бунгало. Сидя в святилище, Маджи горевала по своей подруге Вимле. Прошлого не воротишь, сокрушалась она. Бедная милая Вимла, снова доведется ей испытать ту же боль – страшную всеохватную пустоту внутри.
«Погибнуть или пропасть без вести – что хуже?» – спрашивала себя Маджи.
Если Милочка и впрямь сбежала, она нанесла непоправимый урон семейной репутации. А вдруг Паскаль прав? Вдруг в этом замешана Авни? Что, если ей удалось подговорить Милочку, а та пала случайной жертвой? Едва сдерживая слезы, Маджи умоляла святую троицу – Брахму, Вишну и Шиву – каким‑нибудь чудом вернуть Милочку живой.
«Хорошо, что я сторговалась с этим Паскалем: семейная репутация – превыше всего», – подумала она, вытирая глаза концом паллу. Что бы ни случилось с Милочкой, нет никакого смысла приплетать сюда еще и Мизинчика. От этого одни неприятности.
Приведя себя в порядок, Маджи позвала Джагиндера, который в гнетущей тишине метался по зале:
– Надо поговорить.
Закрыв за собой дверь, Джагиндер остановился в нерешительности, спрятав окровавленную руку за спину. Они долго смотрели друг на друга, словно говоря: «Нам вдвоем эту кашу расхлебывать».
– По‑моему, для Савиты это слишком большой стресс, – начал Джагиндер. – Кажется, разум ей отказывает. Ведь ее прабабка была того? Ты мне рассказывала, что она тоже разговаривала с привидениями. Это передается по наследству?
– Твоя жена сильнее, чем ты думаешь, – возразила Маджи. – И умнее. Тебе есть чему у нее поучиться.
– Ну да! – Джагиндер хохотнул. – Так тебе умник потребовался? Я не позволю поставить Нимиша во главе фирмы. Или я лишу его, на хрен, наследства. Ха!
– Так вот что ты замыслил? – Маджи ничуть не смутилась. – А я‑то думала, тебя больше волнует благополучие семьи. Разве ты не помнишь слова отца на смертном одре?
Джагиндер помнил. «Сынок, – сказал Ома‑нандлал, – судоразделка – не просто бизнес. Это твой священный долг, дхарма твоей жизни. У твоей матери прямая телефонная линия с Богом – используй ее на полную».
Отец тогда взглянул на Маджи, будто хотел попросить ее тотчас же позвонить в небесную канцелярию и вселить его старую душу в новое тело – тело министра из Партии Конгресca[196], а возможно, и кинозвезды типа Кумара «Юбилея» или закадрового певца Кундан Лал Сайгала[197]. Ни с того ни с сего он вдруг замурлыкал колыбельную из популярного фильма 1940‑х «Зиндаги»: «Спи, принцесса, усни. И пусть тебе приснятся сладкие сны. В них ты увидишь свою любовь. Лети в Рутнагар, тебя там девы обступят. Царь украсит тебя цветочной гирляндой».
Он все пел и пел. Темные глаза Маджи блеснули, когда взгляд мужа окончательно затуманился. А Джагиндеру так и не хватило смелости сказать отцу, что их телефонная линия доходит не до богов, а в лучшем случае до храма Валкешвар вдоль по улице…
– Он сказал, что это мой долг, моя дхарма, – ответил Джагиндер.
Маджи решила разыграть карту «благополучие семьи».
«Черт, черт, черт», – подумал Джагиндер и быстро сменил тактику.
– Незачем разрушать семью, которую я сплачивала всю свою жизнь, – устало продолжила Маджи. – В делах нынче требуется расторопность. К сожалению, Нимиш не таков. Туфан, пожалуй, похож на тебя, но он еще слишком молод.
У Джагиндера поднялось настроение:
– Туфан?
– И хватит уже пьянствовать. Я больше не буду закрывать на это глаза, ты понял?
– Да.
– Пока я жива, я останусь главой семьи, понятно?
– Да.
– А теперь слушай внимательно. Ты должен встретиться с этим инспектором Паскалем в ресторане «Азиатика». У Чёрчгейт, в пять часов.
– Инспектором Паскалем?!
– Он согласился не упоминать Мизинчика и замять это дело в прессе – в обмен на кое‑какую… – Маджи потерла большим и указательным пальцем.
– Что?! Ты хочешь втянуть меня в аферу?
Маджи подняла брови:
– Можно подумать, что ты всегда строго следуешь закону. Никому это не повредит. Паскаль даст тебе сверток. Принесешь его прямо ко мне в комнату, понял? Возьми деньги в шкафчике.
Джагиндер помедлил. В руке пульсировала боль, на тонкой рубашке запеклась кровь из раны.
– Что в свертке?
– Это не твое дело.
Джагиндер поискал ответа на лице матери, но так и не нашел.
– Достойный человек должен сделать все возможное для защиты своей семьи, – прибавила Маджи и посмотрела на раненую руку сына.
Снова этот чертов «семейный» козырь. Выбора у Джагиндера не оставалось.
Маджи заняла свое место в зале на украшенном возвышении и призвала домочадцев. Джагиндер сел и принялся вытирать пот со лба. Мальчики пришли, дожевывая картофельные лепешки с начинкой. Савита томно проследовала к софе, где и свернулась калачиком, смежив веки. Парвати и Кандж явились с холодным зеленым шербетом для взрослых и йогуртами ласси для мальчиков.
Гулу разместился на полу, стреляя глазами по сторонам. После исчезновения Мизинчика он ощущал неодолимую потребность найти Авни. А теперь, когда Мизинчик нашлась, он не сомневался, что Авни прячется где‑то поблизости. Утром он решил во что бы то ни стало ее отыскать. Друзья детства – Хари Бхаи из Дхарави, Бамбар‑кар из полиции и Яш из Каматхипуры – с радостью ему помогут.
– Тьма опустилась над нашим домом, – начала Маджи, беспокойно заерзав. – Все началось вчера ночью. Дхир чуть не задохнулся. Мизинчика похитили…
– Милочка пропала, – добавил Нимиш.
Туфан стиснул бедра, надеясь, что его недержание не попадет в этот список. Утром он снова оплошал.
– Я помолилась и получила ответ.
Савита открыла один глаз.
– Четыре ночи в доме не должно быть ни капли воды.
Джагиндер не знал, чем вызвано решение Маджи, но ее план «полного обезвоживания» настолько не укладывался в голове, что он даже фыркнул:
– Сейчас ведь период муссонов, черт бы его побрал.
– Я знаю, – ответила Маджи, сощурившись. – Но нам нужно избавиться от призрака.
– Призрака? – Джагиндер громко выпустил газы, словно его укололи булавкой.
Туфан сорвался с места.
– Теперь‑то ты мне веришь? – неожиданно выпалила Савита.
– «То, что однажды убило младенца, теперь поддерживает призрака», – припомнил Нимиш загадочные слова тантриста.
– Но зачем нам от него избавляться? – спросил Дхир, с полным ртом картошки.
– Тантрист предложил нам еще один выход, – сказала Савита, выпрямляясь.
– «Заглушить боль ее космической противоположностью, – вновь процитировал Нимиш. – И когда‑нибудь она уйдет сама».
Все с недоумением посмотрели на него.
– Любовь, – пояснил Нимиш, – это космическая противоположность боли.
– Так давайте ее просто полюбим! – воскликнула Савита, благодарно сжав руку сына.
Джагиндер расхохотался.
– Это приличный индуистский дом, – сказала Маджи.
– Приличный? – Настал черед смеяться Савите.
– Вам всем нужно ее полюбить, – подхватила Парвати со своего места на полу, – лишь тогда она согласится уйти.
– Нет уж, только без меня, – заявил Туфан.
– Ну пожалуйста, – сказал Дхир. – Почему бы нам не попробовать?
– «Почему, почему»! – Джагиндер резко вскочил с дивана и шлепнул сына по голове. – Да потому что ты чуть не погиб, дурачок несчастный!
– Посмотрите, сколько уже неприятностей от вашего привидения, – сказала Маджи. – Если мы сейчас отступим, оно возьмет верх! И что тогда?
– Это всего‑навсего младенчик! – в отчаянии вскрикнула Савита. – Ее никто не воспитывал! Я научу ее, как себя вести!
– Совсем рехнулась? – Джагиндер свирепо глянул на жену. – Не ешь чеснока – хорошо, твое дело. Каждое утро ставишь пацанам за ушами чертовы метки – ладно. Развешиваешь над кроватью куркуму – бог с тобой. Но всему же есть предел!
– Это дело решенное, – объявила Маджи. – И я не потерплю твоих дерзостей, Савита.
Невестка униженно закусила губу. Низменное стремление зрело в глубине ее груди, откуда по‑прежнему безудержно лилось густое белое молоко. «Если через четыре дня, – молча поклялась она, уставившись на свекровь, – ты отнимешь у меня дочь, я отберу у тебя бунгало».
Маджи простерла руку с зажатыми в ней черными шнурками:
– Тантрист дал мне их, чтобы мы обвязали и высушили каждый кран в доме.
– Как же я буду мыться? – крикнул Туфан.
– А я? – подхватил целый хор голосов.
– «Мыться»! – раздраженно передразнила Маджи. – Еще засветло все краны будут закручены на четыре дня.
– Зачем нам всем так мучиться? – Джагиндер шагнул к телефону. – Я зарезервирую номера в «Тадже» на весь срок.
– Стой! – приказала Маджи. – Тантрист сказал, что все, кто был здесь, когда утонул младенец, должны засвидетельствовать кончину призрака.
– Мне придется пропустить уроки? – спросил Нимиш, думая о том, что надо вернуться в больницу к Мизинчику. Она последней видела Милочку. Она знает, что с ней случилось. Он нутром чуял, что Мизинчик знает.
– Никто не выйдет отсюда четыре дня, – ответила Маджи, ткнув тростью в каждого. – НИКТО.
Все громко выдохнули, задумавшись над тем, что подразумевал этот запрет.
– Парвати, белье придется каждое утро отправлять в стирку. Кандж, а тебе нужно оборудовать временную кухню в вашем жилище на задах.
– А призрак туда не доберется?
– Пошевели мозгами! – накинулась Парвати на мужа. – Он же не выходит из бунгало. Тантрист Баба сам в этом удостоверился.
– Гулу, съезди на рынок за основными продуктами. Кандж даст тебе список.
Шофер кивнул, молча поблагодарив своего бо‑га‑покровителя Ганешу, устраняющего все препятствия. Эта поездка позволит ему вырваться и наконец‑то найти Авни.
– Кунтал, Нимиш, Дхир, Туфан, – продолжала Маджи, – малейшие капельки воды с потолка немедля вытирать. И вообще никаких жидкостей в доме. Вы поняли, что это значит? Нам всем придется ходить в туалет для прислуги на заднем дворе.
Тут Савита чуть не упала в обморок.
– Лучше уж помереть!
– У тебя нет выбора. Приспособишься, – сказала Маджи.
– А Мизинчик? – спросил Дхир.
– Она останется в больнице.
– Что?! – Савита заплакала, не в силах вынести такой несправедливости. – С ней там будут вовсю нянчиться, а мы тут живи, как беспризорники?
– Вспомни, ее здесь не было, когда утонул младенец.
– Ну ладно, – сказал Джагиндер с наигранной беззаботностью, – я пошел!
– Пошел? – удивилась Савита. – А ты‑то куда собрался?
– Надо кой‑чего уладить в конторе перед нашим заключением, – солгал Джагиндер; ирония была непреднамеренной.
– Я поеду с папой. – Нимишу требовалось выбраться из дома.
Джагиндер только фыркнул.
Нимиш повернулся к Гулу:
– Тогда я с тобой.
Гулу вытаращил глаза. Будь он проклят, если Нимиш разрушит его план побега.
Маджи шагнула вперед, догадавшись, что у Нимиша на уме.
– Ты останешься здесь, молодой человек. Когда все уладится, тогда мы поговорим с Мизинчиком.
– Но ведь она же была вчера ночью с Милочкой!
– Нет, – солгала Маджи, как и было условлено. – Инспектор Паскаль нашел ее одну‑оди‑нешеньку и прямиком отвез в больницу. К Милочке она никакого отношения не имеет.
Нимиш понурил голову. «Я должен выбраться отсюда сегодня же», – подумал он.
Маджи повернулась к Джагиндеру и погрозила пальцем:
– Только вернись засветло. На закате ворота запрут на цепь.
– Не беспокойся, – пообещал Джагиндер, направляясь к двери, – вернусь.
Заметив прямоугольную выпуклость в кармане его плаща, Нимиш отвернулся, и на миг не поверив, что отец возвратится.