НА ТВЕРДОЙ ВОДЕ
ВИЧЕНЦА - ПАЛЛАДИО, ВЕНЕЦИЯ - КАРПАЧЧОДВОРЦЫВ ПЕРЕУЛКЕ
Виченца - в пятидесяти минутах от Венеции на поезде. Это западный крайпровинции Венето. Венецианские крылатые львы св. Марка здесь повсюду настенах домов, напоминая о временах Террафермы. Так - terraferma, "твердаяземля" - называла размещенная на островах Венеция свои материковые владения.К началу XVI века они простирались почти до самого Милана, захватываяБергамо, Брешию, Верону, Виченцу, Падую, а к востоку - куски нынешнихХорватии и Словении. Из Террафермы притекали в центр выдающиеся провинциалы: Джорджоне изКастельфранко, Тициан из Пьеве-ди-Кадоре, Веронезе из Вероны, Чима изКонельяно. В Падуе родился и в Виченце развернулся Андреа Палладио -единственный архитектор в мировой истории, чьим именем назван стиль. Чтобы не вдаваться в архитектурные подробности, проще всего вызвать ввоображении Большой театр или районный Дом культуры - они таковы благодаряПалладио. И если составлять список людей, усилиями которых мир - по крайнеймере, мир эллинско-христианской традиции от Калифорнии до Сахалина -выглядит так, как выглядит, а не иначе, Палладио занял бы первое место. Палладианские здания - архитектурное эсперанто, пунктир цивилизации.Самое представительное сооружение на свете - широкие ступени, ряд колонн,треугольник с барельефом, высокие окна: там тебе непременно что-нибудьскажут, объяснят, покажут. Одинаковые парламенты, суды, театры, музеи,особняки и виллы покрыли планету задолго до "Макдоналдса" - назойливые, нонеобходимые ориентиры. Огонек в лесу. Хуторок в степи. "Земля-я-я!!!" Заповедник палладианства - Виченца. Консервативные венецианцы не далиПалладио поработать во всю силу в их городе, и он разгулялся тут. От вокзала пересекаешь по виале Рома широкое Марсово поле и сразупогружаешься в нечто, с одной стороны, невиданное, с другой - знакомое.Монументальные фасады вичентинских палаццо на узких улицах не рассмотреть -хрустят шейные позвонки. Похоже на Нью-Йорк в районе Уоллстрит, на деловыерайоны Филадельфии или Бостона. В общем, на впитавшую палладианство Америку. Виченца - один из характернейших городов Ренессанса: здесь вполнеощущаешь, что город - творение человека, его пространство, его победа наднецивилизованной, опасной природой. Виченца стоит на Терраферме, а не наводе, как Венеция, - но в центре зелени нет. В стороне лежит болееживописный квартал Барке - по берегам тихой речки Ретроне. Однако в целомВиченца - воплощение ренессансной градостроительной идеи, почти неизмененной последующими столетиями с более либеральным экологическиммышлением. Во время расцвета Палладио в Виченце жили тридцать тысяч человек.Сейчас - сто: не такой уж большой прирост. Италия была городской страной: кконцу XV века - двадцать городов с населением свыше двадцати пяти тысяч (сотрывом лидировали Неаполь и Венеция). Во всей остальной Европе - отЛиссабона до Москвы - таких насчитывалось еще столько же. За прошедшие пять столетий многое изменилось до неузнаваемости.Сохранились: благодаря воде - Венеция, а на твердой земле - Виченца.Вичентинские власти всех времен оказались верны памяти Палладио, продолжаяего стиль, не соблазнившись даже повсеместным в Италии барокко-и этоединственно правильное решение. Без Палладио Виченцы не существует. Виченца- его музей. Главная анфилада - корсо Андреа Палладио: парад дворцов.Главный зал - пьяцца деи Синьори - с огромной ажурной Базиликой: шедевром,который приезжают изучать и зарисовывать. Сам Палладио нестеснительно писало ней: "Это здание могло бы быть сравнено с самыми значительными и самымипрекрасными зданиями, построенными от древности до сего дня". Базилику и просто очень интересно рассматривать, усевшись напротив наступенях Капитанской лоджии, еще одного создания Палладио. Рядом, тоже свином и сыром, сидят туристы. Быстро знакомишься. Математик из МанитобыМатвей спрашивает: "Вы уже успели проработать виллу "Ротонда"?" Мимомедленно едет на велосипеде подросток, громко поет по-итальянски "Катюшу".Ничему не удивляешься, и вдруг понимаешь отчего: что-то неумолимо ВДНХовскоечувствуется в этом городе, что-то по-соцреалистически противоположноездравому смыслу. Идея распирает город. Обилие огромных зданий на узкихулицах маленькой Виченцы производит впечатление переполненности, близкой квзрыву: город набухает архитектурой, как бомбажная консервная банка.Собственно, взрыв уже произошел, и брызги долетели до самых дальних окраин -застыв оперным театром В Буэнос-Айресе и колхозным клубом в Читинскойобласти. Палладио похоронен в вичентинской церкви Св.Короны возле алтаряработы Беллини, где Иоанн Креститель поливает Иисуса иорданской водой изжестяной кухонной миски. Эта замечательная здравосмысленность - не тососедство, которого требует дух Палладио. Его стиль - превознесенность. Егозагородные виллы для отдыха и развлечений больше всего напоминают храмы. К вилле "Ротонда" на окраине Виченцы - самому знаменитому сооружениюПалладио - идем вместе с Матвеем, поднимаясь по девятнадцати ступенькам: всерассчитано, внутрь пускают только по средам. Там - буйная лепнина и росписьохристо-золотистого цвета. "Ротонду" два века назад "прорабатывал" Гете:"Внутри это строение я бы назвал уютным, хотя оно не приспособлено дляжилья". А для чего же?! Красиво, но бессмысленно. И этот стиль распространилсяпо всему миру, до глухих углов? Все же тяга к роскоши куда неистребимее, чемстремление к нормальному удобству, не говоря о том, что это более пламеннаястрасть. Взять хоть мировые географические открытия, сделанные в поискахпряностей, золота и мехов, - не за пшеном же плыли вокруг света. Считается,что Палладио возрождал античность. Так считал и он сам. Так оно и было. Но споправкой: Возрождение изгоняло из греко-римской древности язычество, а сним - низовую физиологическую телесность. Интерес к античности возник вофлорентийском кватроченто, а решающее событие произошло, когда ПоджиоБраччолини нашел в монастырских архивах сочинение древнеримского архитектораМарка Витрувия "Об архитектуре". Основа его: архитектура должна имитироватьприроду и строиться на рациональных принципах, ведущих к Красоте, Пользе иМощи. Римлянина развил Леон Баттиста Альберти, который вычленил у язычникаВитрувия библейский антропоморфизм, сравнивая пропорции колонн ссоотношениями роста и толщины человека, расстоянием от пупка до почки ит.д.; человеческие же пропорции он, вслед за Блаженным Августином, соотнес спараметрами Ноева ковчега и храма Соломона. Максима "человек есть мера всехвещей" - для нас метафизическая - имела для Ренессанса арифметический смысл. Продолживший Альберти в своем трактате "Четыре книги об архитектуре"Палладио заключает: "Здание должно выглядеть цельным, совершенным телом". Следствие - иерархия архитектурного пространства, подобно тому, "какГосподь замыслил части нашего тела так, чтобы самые красивые были выставленына обозрение, а менее достойные упрятаны". Оттого лестницы (кроме парадной)и другие служебные конструкции оставались без внимания. Оттого кухнизадвигались в тесные неудобные помещения рядом с погребами, а иногда вовсевыносились за пределы здания - к амбарам и конюшням. Бельэтаж по сей день вИталии называется piano nobile - дворянский этаж, этаж для благородных. Сортирами архитекторы палладианского толка пренебрегали: неловко,видно, делалось. На четырнадцать залов роскошной виллы Пизани обнаруживаешьодно отхожее место. Архитектура низа еще только предстояла человечеству, ату, что была в прошлом, забыли. Я видал в Эфесе древнеримские общественныеуборные дворцового размаха. Процесс там был организован тонко: оркестриграл, заглушая неблагозвучные шумы, запах нейтрализовали благовония, рабыпредварительно нагревали своими задницами мрамор сидений. Хоть Возрождениевозрождало античность, но полторы тысячи лет христианства не прошли даром:телесность заметно отступала перед духовностью. Суть - перед идеей. Вот и "Ротонда" - не столько дом, сколько некая театральная сцена.Театральность в высшей степени присуща этой эстетике. Не зря последнеесоздание Палладио, которое заканчивали его сын Силла и ученик Скамоцци, -Театро Олимпико в Виченце. Потолок зрительного зала - небо с облаками.Декорация - архитектурная, то есть постоянная: для "Эдипа-царя", что обязанобыло подходить ко всему. Застывшая мифологема, раскрытие карт - как названиеджойсовского романа. В известном смысле декорация любой трагедии - Фивы; всеможет и должно быть сведено к Софоклу, всегда это - кровь, рок, возмездие.Потрясающая мысль: все человеческие трагедии одинаковы. Главная улица Виченцы - корсо Палладио, уставленная дворцами, - посуществу, та же улица Фив, которая уходит в никуда на сцене Театро Олимпико. Умножение, тиражирование впечатлений и ощущений Палладио закладывал всвоей работе. Вилла "Ротонда" - не просто театральная сцена, но четыреодинаковые сцены, обращенные на разные стороны света, к любым ветрам, ковсем временам года. Как говорил сам архитектор, он не мог выбрать, какойпейзаж красивее, оттого и соорудил четыре равных входа со всех сторон. Круглый зал, вписанный в квадратный план здания, решал пифагорейскуюзадачу квадратуры круга: божественное совершенство - в материальнойчеловеческой вселенной. Математика была господствующей наукой дляархитекторов, музыкантов, скульпторов, художников. Сводимой к формулеказалась жизнь - и так вплоть до XX века. Что стало первым потрясением,показавшим: не все счастье рассчитывается на бумаге? Пуля "дум-дум"?"Титаник"? Газы на Ипре? Кровь русской революции? Палладио упразднял сортиры, расширяя столовые, - и специальныепомещения уставляли ночными горшками, от чего в итоге бешено разрасталисьцветы в садах: тоже вроде польза, но косвенная, не предусмотренная. Говорят,красиво жить не запретишь, - неправда: красивая жизнь только та, котораяполноценна и естественна. Запланировать красоту и счастье не выходит. Потомуи утонул "Титаник": чтоб не зарываться. Как там у Венедикта Ерофеева: "Всена свете должно происходить медленно и неправильно, чтоб не сумелзагордиться человек, чтоб человек постоянно был грустен и растерян". Будем, однако, справедливы: виллы Палладио очень хороши снаружи.Палаццо и вилла - разница между фасадом и силуэтом. В городе значим толькофасад, за городом - силуэт. Вписывание цивилизации в природу предвосхищаетРуссо и прочее просветительство. Парк вокруг виллы переходит в сад, сад - влеса и поля. В Венето невысокие холмы скрывают мачты электропередач иотдаленные многоэтажки, автострады кажутся ручьями: ничто не нарушаетсельскохозяйственной пасторали, тем более, и растет кругом кукуруза. Появление в Северной Италии вилл и особой культуры - villegiatura,дачной жизни, у нас так подробно описанной Чеховым, - напрямую связано соткрытием Америки. Каждый раз истинная радость - узнать о связи далеких повидимости явлений, убедиться в преемственности мировых событий. Привезеннаяиз Америки и легко прижившаяся кукуруза оказалась идеальным злаковымдополнением к традиционным макаронам: по сей день кукурузная каша - полента- любимый гарнир в Ломбардии, Пьемонте, Венето. За четыреста лет дохрущевского кукурузного бума заколосились поля, а венецианские купцысделались и помещиками. Появились поместья - виллы, изысканность которымпридавало чтение буколик Вергилия, излюбленного античного автора в эпохуРенессанса. Виллы расписывали Веронезе, Тициан, Бассано, Пальма-старший,Пальма-младший. Из Венеции почти до Падуи можно доплыть по Бренте - тридцать двакилометра узкой речки со шлюзами и разводными мостами. Два непрерывнохохочущих парня (радостно думаешь: с утра приняли) ездят на маленьком"фиате" от моста к мосту, крутя в четыре руки допотопные лебедки, и моствдруг разворачивается вдоль русла, превращаясь в остров. На нем паясничают ипозируют перед туристскими камерами два молодца, которым так завидно повезлос работой. Пароход идет медленно, течение тихое, по берегам - плакучие ивы, стеныплакучих ив. Покой и благолепие. Где же тут купаются в длинных трусах, своплем раскачавшись на ветке? По Бренте - прекрасные, удвоенные гладкой водой палладианские виллы. Вместечке Доло на мысу - светлое храмовое сооружение с восемью колоннамикоринфского ордера, гид поясняет: городская бойня. "Величественные здания, возведенные этим человеком, изуродованы мелкимигрязными людскими потребностями... Сколь мало эти бесценные памятникивысокого духа соответствовали жизни всего прочего человечества..." СловаГете о Палладио цитируешь с противоположными чувствами. Как высказался впалладианском дворце Державин: "А где тут у вас, братец, нужник?" Страсть к античности, нашедшая кульминацию в творениях Палладио, вВенеции и Венето возникла сравнительно поздно. Там для развития тенденцииall'antica огромную роль сыграло разграбление Рима войсками Карла V в 1527году. Наемники-лютеране не жалели католических святынь, разрушая город хужелюбых варваров. В результате множество художников оказались без работы идвинулись на север. В частности - Якопо Сансовино, задавший "античный" тон вВенеции, и Джан Джордоко Триссино. Триссино - дворянин, энциклопедист иархитектор - обосновался под Виченцой и набрал себе в мастерскую лучшихкаменщиков, в том числе - сына падуанского каменотеса, специалиста помельничным жерновам, Палладио, которого тогда еще звали Андреа деллаГондола. Только в 1540-м, когда Андреа было тридцать два года, появляется вдокументах имя "Палладио", придуманное в честь Афины Паллады его патрономТриссино, с указанием профессии - "архитектор". Широта Палладио нечаста даже для Ренессанса. Он пробовал все: храмы,жилые дома, загородные виллы, общественные здания, мосты, плотины, театры,гробницы, оформление торжеств. Между 1540 и 1560 годами начал в Виченце ивокруг нее тридцать зданий - два десятка вилл, десяток дворцов. Еслиприбавить к этому авторство трактата об архитектуре, который почти полтысячилет - мировой бестселлер, то поразишься взлету сына жерновых дел мастера. Впрочем, его происхождение - обычное для Возрождения. Фра Анджелико иАндреа дель Кастаньо были из крестьян, Джотто пас овец. Микеланджело стринадцати лет служил в учениках у Гирландайо. Еще раньше начался трудовойстаж Уччелло, Тициана, Мантеньи. Андреа дель Сарто - и вовсе с семи. Редкиеполучили формальное образование: Леонардо, Брунеллески, Браманте. Художникнизкого происхождения мог быть возведен в дворянство, что служило легкимспособом расплаты, даже обрести титул (графами стали Джентиле Беллини,Мантенья, Тициан). Некоторым удавалось разбогатеть художеством - Перуджино,Рафаэлю; сильно разбогатеть - Тициану. Такие если не входили в элиту, топриближались к ней, но это совершалось медленно и редко. В целом же художникимел статус ремесленника. Ремесленниками были все, кто работал руками. Может быть, ближайшее современное соответствие - дизайнер интерьера.Зажиточные ренессансные дома были нарядны - не только снаружи, но и внутри:бронзовые светильники, зеркала в рамах, серебряная посуда, бокалы и штофыцветного стекла, майоликовые блюда на вышитых и кружевных скатертях, мелкаятерракота на резных полках. И - картины: образа, портреты. Инвентарныеперечни в завещаниях - лучшие свидетельства материальной культуры -показывают, что в домах девяноста процентов ремесленников были картины.Самый популярный образ, разумеется, Мадонна. Серийные специалисты -мадоннери - выпускали ширпотреб. Гениальные достижения Джованни Беллинитиражировались его мастерской, партиями поставлявшей на рынок Богоматерь сМладенцем на фоне пейзажа Террафермы, любимого в Венеции и Венето. Рынокискусства был широк, хотя еще не организован - это пришло через полторасталет в Амстердаме. Козимо Тура при феррарском дворе расписывал мебель, творил конскуюсбрую, одеяла и скатерти. Сохранилось адресованное герцогу МиланскомуЛодовико Сфорца письмо Леонардо, где он перечисляет, на что способен:живопись и скульптура идут десятым пунктом. Поступив на службу, Леонардо изанимался военной инженерией, организацией праздников, Дизайном костюмов."Тайная вечеря" была шабашкой: картину ему заказал монастырь, а не герцог. Только к середине XVI века постепенно укрепляется представлениеобщества о художнике и художника о себе самом как о служителе муз. Термина"художник" и не было, "живописец" или "скульптор" служило ремесленнымзванием. Скульпторы часто состояли в одной гильдии с каменщиками иплотниками, живописцы - с фармацевтами, у которых покупали красители. ВоФлоренции, например, они были членами гильдии "Arte dei Medici i Speziali",сильно проигрывая в социальном статусе входящим в то же объединение врачам иаптекарям. Не существовало нынешней иерархии жанров: предметы искусстваносили непременно функциональный характер, и лик святого писался для церкви,а не для музея. Из одной мастерской выходили и алтарные изображения, ирасписные сундуки, и портреты, и раскрашенные знамена. Прикладных изделий,понятно, было больше. Средний художник расценивался на уровне сапожника или портного - изсферы ручного неинтеллектуального сервиса. Таково было и художническоесамосознание, и можно только догадываться о степени волшебного единениямастера со своим произведением, для которого он сам растирал краски, самсклеивал кисть, сам сколачивал раму - оттого и не видел принципиальнойразницы между росписью алтаря и сундука. Искусство достигалось черезремесло. Одно из следствий ремесленнического самосознания - отсутствие авторскихамбиций, идеи копирайта: коллективный труд считался нормой и копирование нетрактовалось как плагиат. Одержимость оригинальностью - требование новоговремени - показалась бы странной. Оттого мы находим,свободные беззастенчивыезаимствования даже у самых великих: Беллини у Мантеньи, Карпаччо у Беллини.Никто не прятался, да и невозможно: все знакомы, а Беллини Мантенье - дажешурин. Если виллы Палладио находят спрос - почему не повторить его образцы?Это не только не зазорно, но и помогает хорошей традиции, которая побуждаетне шокировать, а подтверждать. Манеру мастера продолжали подмастерья. Оттого не было и непризнанности. Изменения вносились эволюционно, а нереволюционно. Ренессанс не знает своих Ван Гогов и Малевичей, и некомурезонно указать: "Осел хвостом лучше мажет". Другое следствие - недвусмысленное отношение к деньгам. Мысль, чтотворцу воздается где-то в горних высях, никто не понял бы. Изделие должнобыть оплачено, будь то штаны или Святое семейство. Заказчик вступал схудожником в отношения клиента с обслугой, включая и то, что могли нахамить.Ренессансные тексты приводят случаи художнического своеволия - впрочем,портняжного тоже. Пограничный между старым и новым самосознанием пример - история скартиной Веронезе. Церковь заказала ему сюжет Тайной вечери, но отказаласьпринять: мало того, что один апостол режет баранину, а другой ковыряетвилкой в зубах - живописец разместил на холсте полсотни фигур, включаянегритят-прислужников, пьяных немецких солдат, карликов, шутов и собак.Вышел скандал, и Веронезе вызвали на суд инквизиции. В итоге сошлись насмене названия: "Пир в доме Левия" (сейчас картина в венецианской"Академии", а в тех же скобках подивимся инквизиторской терпимости). Записьдопроса сохранилась. "Вы в самом деле считаете, что все эти людиприсутствовали на Тайной вечере? - Нет, я полагаю, что там были толькоГосподь наш Иисус Христос и его ученики. - Почему же вы изобразили всехостальных? - На холсте заказанного мне размера оставалось много места, и яподумал, что могу заполнить его по своему усмотрению". Восхитительноедостоинство, прямодушная гордость мастера, забытая зависимость от материала- ни слова о духовке и нетленке. Однако уже Вазари в том же XVI веке говорит в своих "Жизнеописаниях" обожественном вдохновении Джотто. Начинает возникать иная, современнаяконцепция художника. Но Андреа Палладио - еще из того, ремесленного цеха. Обилие художниковна душу населения имело понятные результаты. Как в Одессе, где каждая мамашасчитала долгом видеть сына со скрипочкой в руках, неизбежно появлялисьХейфец и Ойстрах, так в Тоскане и Венето из сотен мальчиков, отданных вученики, выходили Боттичелли и Карпаччо. Так вышел из гильдии каменщиковПалладио. Баснословна его карьера: от первого успеха - палаццо Тьене в Виченце,где теперь штаб-квартира "Банко пополаре", - до посмертного триумфа во всеммире. Секрет распространения - прежде всего во внятных радикальных трактатах,пользуясь которыми даже посредственность могла воздвигнуть нечтозначительное. Палладио вывел алгоритм, и произошло воровство простоты. Секрет - и в извивах истории, которая ретроспективно не знаетслучайностей. Венеция стала туристским аттракционом раньше других городовпланеты, за исключением Рима, пожалуй. Первые в мире туристы - англичане -вывозили впечатления и идеи из Венеции и Венето: одной из остановок по путибыла Виченца. Ключевым оказался приезд сюда лондонского архитектора ИньигоДжонса летом 1614 года. Он встретился с престарелым Винченцо Скамоцци,лучшим учеником Палладио, и приобрел несколько сундуков с эскизами. Джонс умер, когда уже исполнилось двадцать лет Кристоферу Рену -человеку, который после великого пожара Лондона в 1666 году построил егозаново, в конечном счете по принципам Палладио: например, собор Св. Павла. Идеи растекаются - чем они проще и внятнее, тем быстрее и шире. Новсегда должен быть проводник, персонификация идеи: таким для Англии сталИньиго Джонс, а для России - Джакомо Кваренги. В 1780 году по приглашениюЕкатерины он приехал из Италии в Петербург, где и умер тридцать семь летспустя, успев послужить еще и Павлу, при Александре впав в немилость.Неистовый палладианец, он задал тон, стиль, моду, оставив выдающиесяобразцы: Английский дворец в Петергофе (разрушен Люфтваффе в 42-м), Академиянаук, Эрмитажный театр, Обуховская больница, Конногвардейский манеж. Незабудем Смольный: эволюционер Палладио оказался причастен к самойрадикальной революции в истории. А победивший гегемон в своих общественных ичастных сооружениях самоутверждался, копируя дворцы и поместья. В санатории"Сочи", построенном для Политбюро - с портиками, фресками, лепниной, - ясвоими глазами видел монументальную плиту, где золотом по белому в прожилкахвыбито: "Кефир 22.00 - 22.30". Под Москвой попал в гости к нефтяномумагнату, занявшему бывшую дачу ЦК: лестница вчетверо шире кухни, ионическиеколонны в два обхвата, в биллиардную попадаешь через спальню. В Штатах главным проводником палладианства стал Томас Джефферсон.Молодая Америка брала пример с Англии - в архитектуре тоже. (Еще в началеXVIII века даже кирпич привозили из Британии, укладывая его в трюмы какбалласт.) Но что до государственного устройства и принципов общественнойжизни, то отцы-основатели заглядывали через голову и Англии, и всей Европы вантичность: Грецию и Рим. Так, взяв многое в университетской системеОксфорда и Кембриджа, американцы отвергли их принцип замкнутых двориковмонастырского типа, что напоминало об ограниченности человеческого разума иэлитарности знания. В первоначальных Штатах все было идеологично. В этом смысле английскоепалладианство оказалось идеальным компромиссом - античность, пропущеннаячерез британский опыт. Располагал к тому и климат: Штаты - южная страна, очем часто забывают. Родные края Джефферсона - на широте Палермо. Здесь небыло риска промерзнуть в открытых колоннадах или схватить насморк ураспахивающихся до пола "венецианских" окон. Впрочем, мода никак не связана со здравым смыслом. Как вышло, чтопалладианство активнее всего внедрилось на севере Европы - в Англии иРоссии? Виллы, перенесенные из Венето в Эссекс и Петербургскую губернию,опять-таки напоминают хрущевские заполярные посадки кукурузы. В Британииширот, на которых находится Венето, нет вообще. В большой России такиепараллели имеются, но - на Черном море, где палладианский стиль законногосподствует в облике санатория "Металлург" и водолечебницы "Мацеста". Нокакой такой прохлады алкали русские помещики на широтах Гренландии и Аляски?Если уж заимствовать архитектуру в Италии, то логичнее было бы копироватьсредневековые палаццо - толстые стены, крохотные окна. Однако логика имеетотношение лишь к самим конструкциям, а не к моде на них. В Америке сам Джефферсон напоминал о Возрождении. Занимался сельскимхозяйством, метеорологией, археологией, филологией, восстановил обликмамонта по ископаемым костям, составил словарь индейских диалектов. Внедрялреспубликанские принципы в американское общество и - палладианский стиль вамериканскую архитектуру, без обиняков называя Палладио "Библией". Об этихвысказываниях можно не знать - достаточно взглянуть на дом Джефферсона вВирджинии, названный итальянским именем Монтиселло, спроектированный в 90-егоды XVIII века самим хозяином по образцу виллы "Ротонда". В XIX веке палладианские фасады загородных домов были так популярны вШтатах, что Фенимор Купер жаловался: здания не отличить друг от друга. Модасошла на нет только полстолетия назад, но и деловые кварталы американскихгородов успели стать назойливо палладианскими. Огромно влияние Джефферсона, избранного в 1800 году президентом США, наоблик американской столицы - при нем строился Капитолий, Белый дом, судебныездания, менялась Пенсильвания-авеню. Если есть в мире второй, после Виченцы,палладианский город - это Вашингтон. Точнее, он первый: потому чтоподлинный, исторический Палладио в своем городе пробовал и искал - вВашингтоне же использовано уже найденное, отобранное, проверенное не толькоитальянской, но и британской, и уже своей американской практикой. Вашингтон- столица падладианства. А универсальность стиля такова, что жительТамбовщины может представить себе Белый дом, пройдясь вокруг колхозного Домакультуры. Прижизненная судьба Палладио сложилась тоже неплохо: в конце концов, онполучил в свое распоряжение целый, и немалый, город. Но тяжелый комплекснепризнания Венецией тяготел над ним до смерти. С 70-х годов XVI века, тоесть в последнее свое десятилетие, он именуется в венецианских документах"наш верный Андреа Палладио", но ни общественных, ни частных заказов вВенеции так и не получил. Победив посмертно планету, всю жизнь мечталодолеть один город. Палладио засыпал Венецию проектами и прошениями, получая неизменныеотказы. Патриции заказывали ему виллы - тут он обошел и Сансовино, иСанмикели - но не городские дома. Венецианцы были, к счастью, консервативныи здравы - к счастью, потому что проекты Палладио, перейдя с бумаги вкамень, загромоздили бы Большой канал, не говоря о каналах малых. Так жестоило бы возносить в венецианских церквах специальную молитву за неудачупроектов 50-60-х годов XX века Райта и Корбюзье, которые тоже прицеливалисьстроить здесь. Слава Богу, Палладио проиграл конкурс на мост Риальто: то, что онпредлагал, больше всего напоминает плотину сталинской эпохи. И нынешнее-тосооружение победившего в конкурсе Андреа делла Понте кажется слишкоммонументальным для Венеции, но оно хотя бы оптически не перекрывает канал.Нет сомнения, что делла Понте уступает в таланте своим соперникам в борьбеза Риальто - Микеланджело, Сансовино, Санмикели, Палладио. Но имена истоящие за ними дарования во все времена имели значение второстепенное посравнению с отношениями между художником и властью: вспомнить, что ли, союзЛужков-Церетели. Иногда такое во благо - но не в Москве, с ее несуразнойпалладианско-сочинской эстетикой Манежной площади. Получил отказпредложенный Палладио проект перестройки фасада Дворца дожей и Пьяцетты -опять-таки слава Богу. В своих "Четырех книгах об архитектуре" он отказываетвенецианской готике в изяществе и красоте - можно представить, какраспоясался бы он в городе. Конечно, Венеция, как и весь мир, не избежала палладианства: ее ведущийархитектор XVII века Лонгена - ученик Скамоцци, то есть ученик ученика. Инаконец, была церковь - единственный венецианский заказчик Палладио. Ему все же удалось поработать здесь, оставив два фасада, которыедоминируют в вечернем городе. Когда над лагуной непроглядно темнеет, глазнаблюдателя, стоящего у воды перед Дворцом дожей, режет одно пятно - СанДжорджо Маджоре, мертвенно-белый фасад церкви. Палладио строил храмовые фасады из похожего на мрамор истрийскогоизвестняка, который еще и отбеливался от солнца и воды. Белы и церковныеинтерьеры Палладио, утверждавшего: "Из всех цветов ни один не подходит такдля храма, как белый, - благодаря чистоте, напоминающей о жизни, угоднойБогу". Тем же вечером стоит перебраться на другую сторону Большого канала,завернуть за здание таможни на остром мысу, выйдя на набережную Неисцелимыхвдоль широкого канала Джудекка (нет в мире лучшей вечерней прогулки), - иперед глазами встанет мощный силуэт храма Реденторе с таким же отбеленнымфасадом. Церковь Реденторе (Искупителя) - шедевр Палладио: компактнаяогромность. Каждый год в третью субботу июля через Джудекку наводитсяпонтонный мост, к храму идут венецианцы, вспоминая об избавлении города отчумы, служится благодарственная месса, у паперти продают билетикиблаготворительной беспроигрышной лотереи, от которой у меня осталасьшкольная линейка "Made in China". Канал заполняют лодки, катера, яхты, поберегу Джудекки на километр выстраиваются столы: в этот вечер положено естьна воде или у воды. Меню - водоплавающее: рыба, моллюски, ракообразные, вкрайнем случае, утка. За полчаса до полуночи начинается сорокапятиминутныйфейерверк, храм Реденторе ежесекундно меняет оттенки, осеняя разгульныйпраздник, - и живое величие Палладио неоспоримо. Редкий гость заезжает теперь в Виченцу, а Венеция помогла Палладиовыбраться из переулков Террафермы, да еще и умножиться, отразившись в воднойтверди.ШЛЕПАНЦЫСВЯТОЙ УРСУЛЫ
Венеция поражала всех и всегда иной концепцией города. Идея рва сводой, окружающего городские стены, была здесь возведена в немыслимуюстепень, сделавшую стены ненужными. Растущие из воды дома, улицы-каналы,превращение глади в твердь - сообщают городу и его жителямсверхъестественные свойства. "В Венецыи лошадей и никакого скота нет, такжекорет, колясак, телег никаких нет, а саней и не знают", - писал в XVII векестольник П.Толстой, и обратим внимание на завершение фразы: тут инедоумение, и зависть, и неубедительная попытка превосходства. Черезстолетия проходит в неизменном виде этот сгусток чувств, в наборе возможныйлишь перед лицом непонятного иного. Как просто сказал о Венеции Петрарка:mundus alter - "другой мир". В Венеции все не так: площадь - не пьяцца, а кампо (пьяцца только одна- Сан-Марко), улица - не виа, а калье. О стены домов бьется вода, и дивнопредставлять, как все здесь стоит на сваях, что под одной только церковьюСанта Мария делла Салюте миллион этих столбов, привезенных с Балкан.Непрочность основы - дна лагуны - сказывается во множестве покосившихсязданий. В 1445 году один умелец взялся выпрямить колокольню Сан Анджелосвоим секретным способом: башня выпрямилась, но на следующий день рухнула, иархитектор по имени Аристотель Фьораванти сбежал в Москву, где построилКремль. Кривизна - знак Венеции. Потому и не пришелся ко двору одержимыйсимметрией Палладио: заявленная верность природе оборачивается насилием надней. А здесь даже площадь Сан-Марко - не прямоугольник, а трапеция. Понимая чересчур энергичное вмешательство как порчу, венецианцы и невмешиваются. Кривобок мой любимый дворец на Большом канале - палаццо Дарио,с розами мраморных медальонов по асимметричному фасаду, с четырьмяраструбами fumaioli - каминных труб, густым лесом встающих на картинахКарпаччо. Крива колокольня церкви Сан Барнаба, под которой пью утромкофе-макьято (macchiato - "запачканный": эспрессо с каплей молока), выйдя засвежим хлебом в булочную "Пане Риццо" и за местной газетой, хорошо в нейразбирая только разделы спорта и погоды, а что еще нужно. Главная нынешняя особость Венеции - в ритме. Здесь передвигаешься либопешком, либо по воде: не опасаясь и не озираясь. Сюда нельзя быстро въехать,отсюда нельзя быстро выехать. Оказывается, это важно: даже разовый визитсовершается не наскоком, а вдумчиво. Венеция - единственный в мире город без наземного транспорта. Все, чтопридумал человек для передвижения, вынесено за скобки человеческогосуществования - в воду, в чужую среду обитания. Гондолы - лимузины, такси -катера, автобусы - пароходики-вапоретто скользят мимо, не задевая тебя ни вбуквальном, ни в переносном смысле, двигаясь в каком-то другом измерении. В Венеции тихо. Подозрительно тихо для города, набитого туристами.Поздним вечером слышен дальний плеск рыбы, да разве еще выпадет такая удача,что по каналу проплывет нанятая японцами кавалькада гондол с пением подаккордеон и протяжными криками "О-о-й!" на поворотах. К карнавалу в феврале, к сентябрьской исторической регате, к праздникуВознесения сюда съезжается на промысел карманное ворье, но серьезныхпреступлений в Венеции немного: стремительно не исчезнешь. Если б не Венеция, мы не смогли бы осознать, насколько облик городовизменил транспорт. Не только сами колесные машины и производимый ими шум, нои транспортный антураж: пестрые дорожные знаки, светофоры, разметка улиц,полицейские, паркинги, рельсы. Тротуары, наконец. Это самый подлинный, более того, настаивающий на себе город, потому чтоестественная преграда - вода - не дает ему раствориться в окрестностях,размазаться по новостройкам, предать себя в пафосе реконструкций. Сочетаниезастылости, неизменности зданий и вечной подвижности, текучести улиц - тотэффект, который создает Венецию. С запада - всегда почему-то в правильной дымке - маячат Местре иМаргера: промышленные придатки Венеции, которые давно превзошли ее вразмерах. Несложно: в XV веке тут жили двести тысяч человек, сейчас - меньшеста. Город концентрируется на себе, подчеркивая главное, неколебимое. В Венеции осталось так много нетронутого, что все пытаешься вообразить,как выглядели каналы и площади полтысячи лет назад, во времена Карпаччо. Что до пьяццы Сан-Марко, то сейчас она явно эффектнее - с наряднойтолпой, роскошными витринами в аркадах, соперничающими оркестрами "Флориана"и "Квадри" по сторонам площади. В XV веке пьяцца была немощеной, рослидеревья и виноградные лозы, в углу стучали каменотесы, работала общественнаяуборная, вовсю шла торговля мясом и фруктами. Другое дело - Большой канал. Полный прелести увядания сейчас, онпредставал полным жизни и красок: шестьдесят восемь палаццо достоверно былиукрашены фресками по фасадам (семь дворцов расписал один только Джорджоне -ничего не сохранилось!). Облупленная штукатурка отождествлялась с нищетой, ане с щемящим обаянием распада - облупленных зданий на Большом канале небыло. Были в дни процессий и праздников распахнутые настежь высокие окна спереброшенными через подоконнники пестрыми восточными коврами, на которыеопирались дамы в пышных нарядах. Город служил им задником, а сами они -лучшей частью городского декора. Не удержаться от еще одной цитаты из стольника Толстого: "Женской пол идевицы всякаго чину убираются зело изрядно особою модою венецкого убору... Вженском платье употребляют цветных парчей травчатых болши. И народ женской вВенецы зело благообразен, и строен, и политичен, высок, тонок и во всемизряден, а к ручному делу не очень охоч, болши заживают в прохладах". Глазеть из окна у всех времен и народов почитается лучшим досугом, но вВенеции занятие было доведено до ритуала. Это понятно: крыльцо, палисад,завалинка - изобретения сухопутные, а на воде не остается ничего, кромеокна, чтоб поглядеть и показать. До сих пор в районе Риальто сохранилосьназвание Fondamenta di Tette - набережная Титек (именно так грубо, не"бюстов"), вдоль которой торчали из домов проститутки, для вящейзавлекательности обнаженные по пояс. Идея сексуальной витрины, повтореннаянесколько более цивилизованно в нынешнем Амстердаме. Славу Венеции всегдасоставляло не производство, а торговля и сервис: на пике Ренессанса тутчислилось одиннадцать тысяч проституток - это при двухсоттысячном населении. Когда вся Европа пряталась в крепостных дворцах с избяными окошками втолстых стенах, здесь, под защитой воды и флота, позволяли себе ро