– Твое появление здесь, – заявила она Тилару, – появление того, кто уничтожил демона Чризма, только подтверждает мою правоту. Тебя привели сюда судьба и пение моего боевого рога, чтобы ты служил мне. Убийца богов и демонов, вместе мы спасем Мириллию.
Тилар взглянул на нее, и Дарт увидела, как что‑то сверкнуло в его глазах. Не Милость. Уверенность.
– Никогда, – ответил он.
До этой минуты он еще надеялся, что ее удастся свернуть с черного пути. Охотница Кабалу не служила – она была скорее жертвой, чем пособницей врага. Но теперь понял, что все бесполезно.
Безумие зашло слишком далеко.
Подкрепленное божественной силой.
– Ты выпьешь моей крови и встанешь на мою сторону, – сказала она властно. – Иначе с тех, кто пришел с тобой, сдерут кожу. Их крики не хуже шепота из кости объяснят тебе, что ты должен сделать.
– Мне не нужны объяснения. Я знаю свой долг. – Тилар взял Бранта за плечо, подтолкнул вперед. – Меня привела сюда не только судьба. Но и весть, которую я получил от твоего подданного.
Охотница наконец бросила взгляд на его спутников. Она была так сосредоточена на богоубийце и своих упованиях на его помощь, что никого больше не замечала.
Теперь же она недоуменно уставилась на Бранта, прищурив глаза. Потом узнала мальчика и широко распахнула их.
– Вернулся изгнанный! Еще один знак! Брант, сын Рилланда… охотника и добытчика темных даров…
Лицо ее озарилось надеждой.
И тут заговорил Маррон:
– Это я… я теперь добываю тебе дары!
Он торопливо сорвал с плеча суму Роггера и вытянулся вперед так, что чуть не упал, – в страстном желании угодить, в страхе, что место его при госпоже будет занято другим.
Охотница попятилась. Угадала, должно быть, по знакомым очертаниям, что там лежит.
– Не может быть…
– Что, госпожа?
– Он исчез. Я победила… – Голосу нее задрожал. – Темный шепот в ночи. Потом молчание. Первый знак. Я вольна была создать свое войско.
Вдруг она оживилась. Подалась вперед, лукаво сощурилась.
– Ты… ты, верно, проверяешь меня, богоубийца? Хочешь убедиться, что мое войско и впрямь готово?
– Угадала. – Тилар, прихрамывая, выступил вперед.
– Осторожнее, – негромко сказал себе в бороду Роггер. – Играешь со сломанными кинжалами.
Тилар кивнул и ему, и Охотнице разом. Затем обратился к ней:
– Ты сможешь увидеть череп снова и устоять?
Она распрямила плечи, опять обрела гордый и властный вид.
– Я просеяла мое царство начисто. – Бросила вдруг на юг свирепый взгляд. – Или почти… если б не она…
Тилар посмотрел на Роггера и Кревана. Оба покачали головами, не понимая, что означает этот новый бред.
Охотница повернулась, уставилась на суму – то ли с тоской, то ли со страстным желанием.
– Увижу и услышу… и на этот раз смогу противостоять.
Тилар жестом предложил ей открыть суму.
– Попробуй.
Она опустилась на колени. Потянулась к суме, потом отпрянула. На лице ее отразились попеременно страх, вожделение, мука, горечь. Руки задрожали.
– Может, для нее еще есть надежда… – чуть слышно выдохнул Креван.
Маррон почувствовал слабость госпожи и поспешил скрыть ее от чужаков.
– Позволь мне… твоему слуге, как всегда.
Это заставило ее решиться.
– Открой.
Маррон метнулся на коленях вперед. Развязал суму, сунул внутрь руку.
– Приготовься, – шепнул Тилар Бранту.
Дарт не сводила глаз с Маррона, мысленно подталкивая его. Не бойся, вынь череп, сними пропитанную желчью ткань…
Он словно бы услышал. Вынул череп из сумы.
Любопытный Щен тут же подбежал, чувствуя, вероятно, к чему приковано все внимание Дарт. Его никто не видел. Не видела сейчас и она сама. Пока не стало слишком поздно.
Охотник положил череп на пол, откинул лоскут.
Брант со стоном упал на колени. Креван загородил его. А Роггер напомнил:
– Пой, мальчик. Или говори… что‑нибудь.
Дарт услышала, как тот начал шептать, задыхаясь, с трудом шевеля запекшимися губами. Обжигающе горячий, если дотронуться до него сейчас.
Он запел ту же самую колыбельную.
– Приди, о сладкая ночь… свет зари погаси… пусть луны ярче горят…
Охотница, стоя на коленях над черепом, медленно подняла и повернула к нему голову, как цветок, тянущийся к солнцу.
– Что?.. – Она коснулась рукой волос, глаза, устремленные на Бранта, сверкнули. – Что ты… не…
Он, ничего не слыша из‑за собственной муки, выдохнул:
– Приди, о сладкая ночь… горести дня прогони… тихие сны навей…
Лицо богини исказилось болезненной гримасой. Она впилась в собственный лоб ногтями так, что выступила кровь, изобилующая Милостью. Заскрежетала зубами. Потом проскулила:
– Нет… перестань…
– Продолжай, – сказал Тилар.
Маррон услышал это, быстро глянул на Бранта, на Охотницу. Богиня и мальчик были сейчас полностью замкнуты друг на друге.
Охотница обхватила голову руками, не отрывая глаз от Бранта, с силой рванула себя за волосы.
– Не должен был возвращаться… я знала… отослала тебя…
– Что происходит? – спросил Маррон, вскакивая на ноги. – Госпожа!
Она не ответила.
Маррон в растерянности попятился. Власть песни‑манка над госпожой ослабевала, а вместе с ней исчезала и сила, управлявшая слугами. Лишенные собственной воли, они не понимали, что делать. Одни опустили луки, отступили назад. Другие, наоборот, метнулись к чужакам, угрожая наложенными на тетиву стрелами.
– Ее разрывает на части, – тихо сказал Роггер.
Кто‑то из охотников упал рядом с Дарт, уставился непонимающе на свои руки. Из уст его вырвался вой, полный ужаса и горя.
Охотница ответила таким же воплем. По щекам ее, как слезы, стекала кровь.
– Нет! Я не хочу… это так больно!
Она посмотрела на сжатый кулак Бранта. Затем отпрянула, рухнула на пол, закрыла лицо.
– Что я наделала?..
Череп, о котором забыли сейчас и Маррон, и Охотница, тем временем притянул к себе кое‑кого другого. Исполненный любопытства, тот начал подкрадываться к нему, и только теперь Дарт заметила огненное свечение.
Сердце у нее замерло.
– Щен… не смей! Отойди!
Но было поздно.
Нос Щена коснулся мертвой кости. И, как всегда, соприкосновение с Милостью мгновенно втянуло его в этот мир. Он обрел плоть, и тельце его ярко засияло, видимое теперь всем, подобное бронзовой статуэтке, плавящейся в кузнечном горне.
Его увидел Маррон. Охотник, пребывавший в смятении, нашел наконец на чем сосредоточиться, кого обвинить в происходящем. Одной рукою ткнув в Щена, другой он схватился за лук. И завопил:
– Демоны! Они привели демонов!
Щен, привлеченный его движением, поднял голову. Едва он перестал касаться черепа, так тут же пропал из виду, словно задули свечу. Исчез для всех, кроме Дарт.
Маррон настороженно двинулся по кругу, ища взглядом демона, не нашел. Но наткнулся на то, что по‑прежнему лежало на полу без присмотра.
– Череп! – закричал охотник. – Он проклят! Порождает демонов!
Брант, силившийся вырвать корни песни‑манка, на мгновение отвлекся. Этого хватило, чтобы власть ее вновь окрепла и Маррон обрел решительность.
Он метнулся вперед, высоко занес ногу и с размаху ударил в череп каблуком сапога. Кость разлетелась на осколки. Один попал Дарт в колено.
Брант задохнулся, словно его хлестнули плетью, откинулся назад. Колыбельная замерла на устах.
– Принесите масло! – в^лел Маррон, топча осколки. – Надо сжечь эту нечистую вещь!
Растерянные охотники, которыми больше не управляла богиня, готовы были повиноваться кому угодно и бросились исполнять приказание. Креван попытался остановить Маррона, но мимо уха его свистнула стрела, и пират отступил. Чужаков заново окружили.
Вмиг принесли факелы, светильники. Оставшиеся от черепа обломки Маррон облил маслом и поджег.
Лишь один кусочек, валявшийся возле Дарт, успел подобрать Роггер. Завернул его в лоскут, сунул в карман. Все остальное сгорело.
Брант с трудом поднялся на ноги.
– Камень… остыл, – сказал он.
Охотница, лежавшая на полу, пошевелилась и села. Кровь на ее лице еще не успела высохнуть, но раны исцелялись на глазах силой Милости. Взгляд богини блуждал.
– Я потерял ее. – Брант чуть попятился. – Песня держит крепко, корни глубоки. Я это чувствовал.
Стражники бросали на пришельцев свирепые взгляды. Прибежали снизу еще лучники и копейщики, повинуясь безмолвному призыву госпожи.
Охотница вернулась к своему безумию не сопротивляясь, почти с благодарностью. Встала, пошатываясь, посмотрела на окруженный отряд, и глаза ее запылали Милостью и злобой. Тихим, слабым еще голосом она произнесла:
– Убейте… – И показала на Бранта. – Убейте мальчишку.
Услышал это лишь тот, кто стоял к ней ближе всех.
Маррон вскинул лук, натянул тетиву до отказа.
– Стой! – крикнул Тилар, призвав на защиту Бранта тени своего плаща. Метнулся к нему, но подвело больное колено.
Стрела пробила плащ.
Брант тяжело осел на пол. Уставился на свою грудь.
Меж ребер трепетало оперение стрелы. За плечом мальчика Дарт увидела вышедший наружу отравленный наконечник.
Охотница снова пошатнулась. Но заговорила уже более твердо:
– У него камень… заберите и принесите мне.
Дарт увидела, как поблек румянец на щеках Бранта, закатились глаза. Она дотронулась до его плеча – и мальчик упал навзничь, обратясь лицом к воронам на деревьях.
Как мертвый.
Лорр не прозевал тот миг, когда власть песни‑манка над Охотницей и ее подданными начала слабеть. Он заметил сразу охватившее стражников замешательство – те опустили оружие, растерянно заморгали, начали озираться по сторонам.
Один метнулся в кусты, и его стошнило. Другой бросился бежать, но выронил оружие, наступил на собственную стрелу и поранился. И через четыре шага рухнул, как подстреленный на бегу олень.
Лорр тут же подхватил с земли его лук.
Малфумалбайн меж тем расправился с третьим стражником, который попытался его остановить, – ударил кулаком в лицо, раздробив кости. Затем, тряся ушибленной рукой, повернулся к следопыту.
– Бери наше оружие, – велел ему Лорр. – Главное, меч регента!
Великан послушно сгреб все в охапку.
– Что теперь?
Сколько продлится передышка, следопыт не знал. Даже если бы Тилару удалось задуманное, велик был риск получить в суматохе отравленную стрелу. На открытом пространстве торчать не стоило, поэтому он повел великана в лес. Где легко затаиться до поры.
Вернее, было бы легко – в другое время.
Следопыт поморщился. За спиной его несся по лесу сокрушительный ураган. Великан, рожденный землей, как будто норовил в нее и провалиться. Трещали ветки, ломались сучья, разлетались оборванные лианы. Оставался след, по которому их найдет и слепой.
– Ты не можешь идти потише? – прошипел он, оборачиваясь.
– Могу, коль сделаешь себе нос покороче, – огрызнулся великан. – И вообще – куда нас несет? Я не брошу мастера Бранта.
Лорр закатил глаза.
– Мы сумеем помочь им, только если сами будем на свободе. Надо оглядеться, найти местечко, куда спрятать оружие.
И большое дупло… куда влезет твоя задница. Не знаю, для чего тебя слепили, но уж точно не для того, чтобы подкрадываться.
Тут же выяснилось, однако, что для этого был создан коекто другой.
Лорр поднырнул под сук и, распрямившись, обнаружил себя в кругу охотников. Среди нацеленных копий и замерших на тетиве стрел.
Засада.
Он быстро оценил угрозу. Мальчишки… в рваной, не по росту, одежде, зеленой и черной. Настороженные и с виду беспощадные. Смотрят оценивающе.
Не зная, кто перед ними.
Друг или враг.
Но кое‑что Лорра обнадежило.
Губы у них были чистыми.
– Кто вы? – спросил он. – Против кого сражаетесь?
Один из юных охотников молча указал вверх.
На кастильон.
Где правила Охотница.
Стражники окружили их плотным кольцом. Тилар, прихрамывая, выступил вперед, загородил собой остальных. Напитал плащ тенями, добавил гнева и решимости. Если Охотница желает войны, быть по сему.
– Брант… – тихо всхлипывала, сидя на полу, Дарт.
Прикрывая девочку и мертвого мальчика, Роггер встал с правой стороны от Тилара, Калла – с левой, Креван занял позицию спиной к нему. Только вот оружия у них не было.
Вернее, было – но всего одно.
Тилар взялся за свой едва заживший мизинец. Он выпустит против Охотницы наэфрина. Пусть божество противостоит божеству. Им во что бы то ни стало надо выбраться отсюда.
Он с силой выгнул палец, сломал его заново. Полыхнула боль, он сжал зубы. Сейчас затрещат остальные кости и во всем теле не останется живого места. Но ничего не произошло.
Хрустнуло ребро – слабым отзвуком сломанного пальца… и все.
Глядя на руку, пульсирующую болью, Тилар втянул воздух сквозь сжатые зубы. Наклонился немного вбок, чтобы не мешало дышать ребро.
Что‑то было не так.
Наэфрин лишь слабо шевельнулся в груди. По‑прежнему пленный.
Как и они.
Роггер бросил взгляд через плечо:
– Может, тот палец не сросся. Есть еще девять. Попробуй‑ка другой, да поживее.
Тилар поднял голову, посмотрел на Охотницу.
После того как Маррон поразил Бранта стрелой, она отчего‑то мешкала с дальнейшими приказаниями. Переживала свое торжество или, напротив, раскаивалась в содеянном? Крепко ли укоренилась в ней заново песня‑манок? Жива ли еще память о пережитом только что горе? Понять это по ее лицу было невозможно. Оно оставалось бесстрастным.
Он не смог вернуть ей прежний разум. Все их усилия привели лишь к тому, что мальчик погиб. Тилар взялся задругой палец, рванул…
Тишину взорвал пронзительный крик:
– Йа‑а‑а‑а!
Но сорвался он не с его уст. Он донесся сверху, и все разом вскинули головы к туманному небу. Меж ветвей дерева внезапно засвистели стрелы, вылетая неведомо откуда.
Охотники вокруг начали падать. Кто – раненый, кто – пораженный насмерть. Креван и Калла бросились подбирать оружие убитых. Тилар тоже попытался, но не сумел. Левая рука не слушалась. Бок горел огнем.
Не потому, что его ранили. Болело треснувшее ребро. Он быстро огляделся. Все спутники были целы.
– Пригнись, – сказал Роггер, дергая его за плащ.
Креван, привстав на колено, натянул тетиву, выпустил стрелу. Та вонзилась в горло одному из стражников, кровь брызнула струей. Охотник рухнул на перила и без звука кувыркнулся вниз.
Тотчас из тумана выметнулась темная фигурка, держась за свисавшую с дерева лиану, и, перелетев через перила, заняла его место на балконе. Тилар увидел, что это мальчишка с кинжалом в руке. Вслед за ним на балкон начали выпрыгивать невесть откуда и другие.
Крики неслись со всех сторон. Но их перекрыл вдруг отчаянный вопль:
– Нет! Мальчик!
То была Охотница, которую теснили к входу в кастильон, заслоняя собой, Маррон и еще несколько стражников.
– Мне нужен камень! – прокричала она.
Однако после атаки Бранта богиня до конца не оправилась, еще не в силах была командовать своими подданными, тоже выбитыми из колеи, и те, защищая ее, повиновались лишь инстинкту.
Они затолкали‑таки госпожу в кастильон, и оттуда, из темноты, вновь послышался ее голос:
– Он должен быть у меня! Он не из этого мира, не из Мириллии!
Возле Тилара остановились несколько юных охотников. Лица их были в грязи, но губы – чисты от темной Милости.
– Надо уходить, – сказал тот, что стоял ближе прочих. Видимо, предводитель. Он показал на перила, за которыми болтались наготове привязанные к ветвям лианы. – Пошли, пока они не опомнились.
Тилар махнул рукой, подзывая своих спутников. Богиня все кричала:
– Камень… он не из Мириллии!
Его потянули за локоть. Он двинулся за мальчиками, напряженно вслушиваясь в голос Охотницы, который делался все глуше.
– Он из нашего королевства… часть нашей расколотой земли!..
Тилар замедлил шаг, надеясь услышать еще что‑нибудь, но за другой локоть его схватил Креван, который нес на плече тело Бранта.
– Быстрее, – сказал атаман, долговязый, с тощими руками и ногами, с глазами, казавшимися на его худом лице огромными. – Надо лететь со всех ног, пока для Бранта еще есть надежда!
Тилар повернулся к мальчику.
– Надежда? – Смысл этого слова дошел до него не сразу. – Откуда ты знаешь, кто он?..
– Скорее!
Мальчик, хмурясь, направился к перилам.
Тилар оглянулся напоследок на вход в кастильон. Сейчас оттуда доносились только невнятные яростные крики. Но в ушах по‑прежнему звучали последние слова Охотницы.
«Часть нашей расколотой земли».
Он представил себе камень. Взглянул на безжизненное тело Бранта.
Что бы это значило?
Тилар, прихрамывая, поспешил за предводителем юных охотников. Заметил, что тот тоже хромает, но это не сказывается на его скорости и проворстве. Догнать его удалось уже у самых перил.
Он схватил мальчика за плечо.
– Кто ты?
– Старый друг Бранта. – Он сунул в руки Тилару петлю из лианы. – Меня зовут Харп.
Глава 17