Ее влагалище откликнулось на звук его голоса, ее соски запульсировали, Опустив голову, Рони наблюдала, как его чувственные полные губы раскрылись, и язык легко обвел набухший сосок, даруя ей взрывное наслаждение.
— О Боже, Табер. – Она не смогла остановить отчаянный стон, когда его рот накрыл окаменевший от желания сосок.
Его язык кружил вокруг возбужденного влажного соска, терзая его. Рони не могла отвести взгляда. Это было самое греховно-чувственное зрелище, которое она когда-либо видела. Его темное лицо вспыхнуло возбуждением… для нее. Это все было для нее. Табер выглядел сосредоточенным, и на его лице было написано такое удовольствие, что Рони едва не кончила.
Его рука гладила чувствительную плоть второй груди, его язык лизал горящий пламенем сосок первой. Удовольствие ее усилилось. Она почувствовала, как ее лоно сжалось, а потом соки возбуждения хлынули из нее наружу, увлажнив губы занывшей от желания киски. Ее клитор сжимался, пульсировал в такт движениям Табера.
Он застонал, звук защекотал возбужденный пик соска.
— Вкусный. – Табер поднял голову, ее сосок выпал из его рта с легким влажным чмокающим звуком. – Иди сюда, детка, позволь мне раздеть тебя. Я покажу тебе…
— Табер, ты мне нужен здесь, если у тебя есть время. – Голос Кэллана донесся до них через двор. – Мы будем ждать тебя в офисе.
Вторжение было как ведро ледяной воды, Рони напряглась в руках Табера, ее глаза расширились в тревоге. Она не могла поверить, что просто забыла об обитателях дома. Как легко кто угодно мог стать свидетелем эротических игр в тенистом гроте посреди бела дня.
— Черт, он не дергал меня, пока ты была в лихорадке, – пробормотал он. – Теперь же будет мешать всякий раз, как сможет.
|
|
— Что? – Она покачала головой, быстро слезая с его колен, поправляя на груди рубашку. – Почему?
Табер поморщился и поднялся, эрекция жесткой выпуклостью натянула его джинсы.
— Я так тоже делал. – Он пожал плечами с задиристой ухмылкой. – Мы все делали. Черт, до сих пор делаем. Он раздражается.
Он пожал своими широкими плечами, почти беззаботная улыбка заставила сжаться ее сердце.
Как часто она видела такую улыбку? Его глаза светились от веселья, губы улыбались. Совсем как у мальчишки. Рони удивленно осознала, что никогда не видела у Табера такой улыбки и такого взгляда. Потому что никогда еще при ней Табер не позволял себе расслабиться – до конца расслабиться, быть самим собой.
— Пусть он лучше надает тебе пинков, чем вот так наказывать и меня тоже, – громко вздохнула она. – Иди, делай все, что ты там собирался сделать. Я хочу посидеть тут еще немного.
Она села на скамейку, глядя на Табера с бьющимся сердцем. Колени подгибались.
Помоги ей Боже, он был слишком красив, и она боялась снова потерять его. Боялась потерять, на этот раз, навсегда.
— Я скоро вернусь. – Он встал на колени перед ней, не отрывая от нее глаз, и положил руку на нижнюю часть ее живота. – Оставайся в доме, Рони, пока я не вернусь. Заботься о нашем ребенке.
Волна наслаждения захлестнула ее тело при звуке его голоса. Он был хриплый, глубокий, он ласкал ее нервные окончания, как физическое прикосновение. Она буквально ощущала его страсть – не только в интонациях понизившегося голоса, но и в повисшем между ними напряжении невысказанных вслух эмоций.
|
|
— Ты не можешь быть так уверен. – Она покачала головой, смущенная собственными ощущениями.
Это была не просто утихающая лихорадка, это было настоящее осознание. Она поняла, что не только ее тело не сможет жить без Табера. Без него не смогут жить и ее сердце, и ее душа.
Как мрачно и пусто было в ее жизни до того, как он научил ее жить снова. Он заставлял ее бороться, заставлял ее не бояться быть той, кем она была. Он подарил ей все то, чего она так жаждала: свое сердце, чтобы лелеять, душу, чтобы защищать, свое тело, чтобы наслаждаться им, и любовь к ней. Табер и их будущий ребенок – вот все, о чем она когда-либо мечтала.
— Я чувствую изменения в твоем теле, – прошептал он. – Я чувствую твое тепло, я чувствую нашего ребенка. Ты хоть представляешь, как это прекрасно, Рони? У меня не было ничего и никого в моей жизни, а теперь у меня есть не только ты, но и ребенок, которого мы создали вместе.
Она могла видеть надежды и страхи, которые наполняли его в тот момент. Он уставился на нее, и его мечты отражались в блеске его глаз. Но вот брови нахмурились, выражение лица стало жестоким, напряженным. Табер опустил голову и коснулся губами ее живота там, где лежали его руки.
Рони выдохнула, ее пальцы сжали его плечи, когда он уткнулся лицом в ее живот. Он был такой сильный и уверенный в ее руках, и он склонился над ней, словно прислушиваясь к ребенку, живущему у нее внутри.
— Я люблю тебя, Рони. – Слова прозвучали еле слышно, но ее сердце захолонуло от эмоций. – Знай это. В течение многих лет я жаждал тебя. Любил тебя. Ты дополнила меня…
Он не дал ей времени ответить. Не дал времени, чтобы принять эмоции, которые ей подарил.
|
|
Табер быстро поднялся на ноги и пошел прочь. Никаких поцелуев. Прикосновений. Ни шанса отвергнуть его признание. Как будто она могла его отвергнуть.
Рони опустила голову, сдерживая слезы, пытаясь справиться со своими эмоциями. Как бы она ни боялась последствий, она любила его. Всегда любила его. Но, черт, он был такой скупой на признания.
Глава 33
— Ты думала, что сможешь прятаться от меня вечно, девочка? – Голос Реджинальда вторгся в ее мысли, нарушая мирную атмосферу гостиной особняка.
Рони знала, что от Реджинальда стоит ожидать какой-то глупости. Он никогда не был умным человеком, но она не ожидала, что он окажется таким настырным. И совсем не думала, что он окажется достаточно изобретателен, чтобы проскользнуть мимо охраны кошачьих Пород, пока Табера не было дома.
Минуту назад она была в гостиной одна, наблюдая за прибытием раненых Пород в поместье, а в следующую секунду уже оказалась перед лицом человека, которого всегда ненавидела.
— Что ты здесь делаешь? – Она отскочила прочь от него, ее взгляд метнулся к открытой входной двери. – Думаешь, никто не знает, что ты здесь, Реджинальд?
Рони посмотрела на Реджинальда, и желудок сжался от недоброго предчувствия.
— Не имеет значения, знают они или нет, – зашипел он глумливо. – Я просто пришел навестить свою маленькую девочку. Или ты забыла, что у тебя есть отец?
— Как бы я хотела, – отрезала она. – Какого черта ты тут делаешь? Тебе не стоит выводить этих людей из себя, Реджинальд, ты знаешь?
Его улыбка ужаснула ее. Он растянул губы в злобной ухмылке, а его голубые глаза засверкали злобой.
— Что ты сделал, Реджинальд? – Рони чувствовала, как обрывается последняя нить надежды на то, что отец просто оставит ее в покое.
— Послушай, Рони, они ведь не создания природы. Они не люди, – фанатично заговорил он, пугая ее до полусмерти. – Я знаю, что он поставил на тебе клеймо. Все, что мне нужно – это чтобы ты согласилась уехать со мной. Ненадолго, детка, просто чтобы мои друзья чуть поработали с твоей кровью. Просто немного тестов, вот и все.
— Ты шутишь. – Она медленно покачала головой, отодвигаясь от него в жутком страхе. – Я никуда не пойду. Если ты за этим сюда пришел, можешь сразу уходить.
Он нахмурился, зловеще сдвинул темные брови, и пульс Рони участился. Он никогда не смотрел на нее так. Она никогда раньше не видела такой ненависти, такого презрения в глазах другого человека. И она никогда не думала, что такая ненависть может быт направлена на нее.
— Ты пойдешь со мной, Рони, – отрезал он, наблюдая за ней с яростью, граничившей с безумием. – Никто не знает, что за ребенка он тебе сделал, пока вы с ним трахались. Думаешь, я позволю всем узнать, что твой ребенок – какой-то ублюдок, грязное животное? – Она вздрогнула от отвращения и ярости, звучащих в его голосе.
— Ты сумасшедший, – прошептала Рони. – Они имеют такое же право жить, Реджинальд. Более того.
— О, избавь меня от своих выступлений, – он презрительно сплюнул. – Скажи мне, девочка, как давно ты трахаешься с этим выродком? Поэтому он и угрожал убить меня, если я разрешу своим друзьям немного тебя развлечь? Хотел, чтобы твоя писька принадлежала только ему?
Рони попятилась, а он пододвигался все ближе. Она чувствовала, как ненависть, черная и мерзкая, льется из него потоком.
— Я не собираюсь это обсуждать, – отрезала она, пытаясь не показать своего страха.
— Сколько тебе было лет, когда он нашел тебя, когда ты убежала и спряталась в этих горах? Десять? Одиннадцать? Он тебя трахнул потом, Рони? Поэтому ты и ходила за ним хвостом?
Она отчаянно покачала головой, гадая, где, черт возьми, ошиваются люди, которые должны быть в доме.
— Я не собираюсь с тобой говорить на эту тему. – Рони покачала головой. – Не у всех друзья – извращенцы, как у тебя, Реджинальд.
— Если бы я знал, что именно поэтому ты им так очарована, я бы нашел тебе дружка, – глумился он. – Даже отдал бы вам свою постель – все равно она пуста с тех пор, как твоя тупая сука мать умерла…
— Хватит. – Рони отчаянно покачала головой. – Не трогай маму, Реджинальд.
Ее хрупкая, усталая мать. Рони дрожала при воспоминании о ней. Она редко позволяла себе вспоминать мать. Воспоминания были мрачными, болезненными. Марджери Эндрюс была слишком нежным, слишком мягким созданием, и жизнь с Реджинальдом просто сломала ее.
— Не трогай маму, – передразнил он с издевкой. – Хорошо, мы не будем трогать дорогую мамочку. Тащи свою задницу за дверь и в мою машину, и мы отправимся в путешествие.
— Зачем? – Между ними был диван, но путь к выходу был по-прежнему блокирован. – Ты действительно думаешь, что я настолько глупа, чтобы пойти с тобой? Разрешить тебе или кому-то еще коснуться себя, Реджинальд? Этого не будет.
— Как насчет сделки? – Он помолчал, пристально наблюдая за ней, выражение его лица выражало триумф.
— Что?
Он был безумен. Рони могла только моргать, глядя на него в изумлении. Неужели он думает, что она способна продать себя, свою душу?
— Сделка, – повторил он тихо. – Ты пойдешь со мной, Рони, и пусть мои мальчики делают свои тесты, и взамен я скажу тебе, почему твоя мама так хотела жить в этих горах. Я скажу, почему она позволила мне и моим друзьям делать с ней все, что мы хотели. Я скажу тебе, деточка, кто твой отец.
Казалось, время остановилось для Рони. Она смотрела на Реджинальда с чувством ужаса и восторга, а еще благодарности. Благодарности, которая заставила ее колени подгибаться.
— Ты не мой отец.
— Я вижу, что это просто разрывает твое сердце, – рявкнул он резко. – Что, думаешь, ты слишком хороша, чтобы быть моей дочерью?
— Я думаю, что и гадюка слишком хороша, чтобы быть твоим ребенком, но это только мое мнение. – Ей нужно отвлечь его, заставить его сменить позицию, чтобы выскочить из-за дивана и сбежать. Но он подошел к ней с другой стороны, и она оказалась в ловушке. – Так скажи мне, Реджинальд, почему меня должно волновать, кто мой отец? Он не может быть кем-то стоящим, иначе бы ты уже продал кому-нибудь эту информацию.
— Да правда? – Он кудахтал. Боже, он на самом деле он кудахтал, как какая-то старая карга. Как старая карга.
— Конечно же, Реджинальд. – Она говорила спокойным голосом, надеясь удержать его от попытки напасть и схватить ее. Рони видела, что он готовиться прыгнуть к ней, его тело подобралось.
— Нет, я не скажу тебе, Рони. Даже если ты пообещаешь мне половину земель в Техасе, не скажу. Не без причины. Потому что это означало бы обесценить мою собственную жизнь. Но я скажу, если ты пойдешь со мной без криков и спокойно.
Расчетливый и дикий, его взгляд напоминал ей взгляд однажды увиденного бешеного пса.
Она не могла позволить ему забрать ее из дома. Если Реджинальду удастся ее похитить, он получит огромное преимущество.
— Я не уйду с тобой, – сказала она ему, осторожно двигаясь дальше назад, глядя на него, понимая, что он почти обезумел. – И Табер не позволит тебе забрать меня, Реджинальд. Тебе не удастся увезти меня. И тебе лучше уйти самому, пока ты еще можешь.
Его глаза сузились.
— Эта вонючая кошка слишком занята, чтобы беспокоиться о тебе, девочка. И я не принимаю отрицательного ответа.
Он прыгнул к ней. Рони знала, что у нее будет только одна секунда, чтобы уклониться от него, только один шанс рвануть мимо него и побежать к двери. Когда его рука ухватила ее за волосы, она прыгнула. Реджинальд всегда хватал ее за волосы, когда хотел наказать. Он держал ее за волосы и делал с ней все, что хотел.
Она почувствовала, как его пальцы скользнули по ее голове, и она задергалась на диване, выкрикивая имя Табера. Где, черт побери, все они?
— Стерва.
Рони почти удалось. Она вырвалась и спрыгнула с дивана, но он поймал ее за лодыжку и дернул с достаточной силой, чтобы у Рони перехватило дыхание от падения. Она боролась изо всех сил, пытаясь одновременно защитить живот, чтобы не навредить ребенку.
Она оттолкнулась от подушки, ударив Реджинальда другой ногой, но он уже схватил ее. Она даже не могла выдохнуть, чтобы позвать на помощь. Ей нужна была ее сила, ее смекалка, чтобы попытаться убежать. Если никто до сих пор не услышал ее криков, значит, все далеко.
Она пнула его в пах и оттолкнула изо всех сил, но вскочить не смогла – зацепилась за его бедро. Рони подскочила и перевернулась на диване, ее лодыжки взорвались от мучительной боли из-за резкого разворота. Спотыкаясь, Рони побежала к двери, выкрикивая имя Табера.
Но Реджинальд догнал ее.
— Я сказал, ты пойдешь со мной. – Он снова схватил ее за волосы, на этот раз резко ударив по голове, заставив ее застонать и упасть на пол, скорчившись от боли.
— Табер, – она попыталась снова крикнуть его имя, чтобы предупредить, предостеречь.
Но тьма сгустилась вокруг нее, охватила ее сознание, и она знала, что рев кровожадного зверя, который она слышит, раздается только в ее голове.
Глава 34
Злость захлестнула Табера яростной, почти удушающей волной, когда он услышал неистовые крики Рони, эхом отдающиеся через дом. Меринас прибежала к нему и Кэллану, заметив пробирающегося в дом Реджинальда, она была в ужасе от его намерений.
Табер уже бежал через двор, когда услышал ее крики. Он вошел в гостиную вовремя, чтобы увидеть, как этот ублюдок бьет Рони по голове кулаком, и она падает на пол.
В его сердце не было милосердия. Он не стал обуздывать разрывающий его гнев. Его рев эхом разнесся по комнате, когда он бросился на другого мужчину, отчаянно пытаясь отвести угрозу от своей женщины.
Реджинальд оказался быстрее и сильнее, чем ожидал Табер. Они покатились по полу, пожилой мужчина рыкнул и ударил Табера в ребра с силой, достаточной, чтобы на секунду лишить его способности дышать и двигаться.
Но животное, которое тот осторожно держал на поводке все годы своей взрослой жизни, теперь оказалось на свободе. Не было пощады, не было милосердия к человеку, который осмелился угрожать тому, чем дорожил Табер.
Словно в тумане он видел, как мужчины один за другим заходят в комнату. Рони унесли в безопасное место, Кэллан резко и жестко отдал приказ срочно найти для нее доктора.
— Она жива, Табер, – позвал Кэллан Табера, стоящего нос к носу с Реджинальдом. – Отпусти его. Пусть его схватят наши люди.
Из груди Табера вырвался звериный рев. Реджинальд отшатнулся, когда Табер накинулся на него снова. Его кулак врезался в голову Реджинальда, разбрызгивая кровь, раздирая плоть. Табер вздернул мужчину с пола, когда тот упал, и сжал его шею, душа без зазрения совести. Глаза Реджинальда закатились и вылезли из орбит.
— Ты убьешь меня, и ты знаешь, что будет, – захрипел Реджинальд, когда ему удалось на мгновение оторвать от себя руки Табера. – Это будет во всех новостях, мальчик. Все будут знать.
— А ты спроси меня, не плевать ли мне, – Табер зарычал и шагнул к нему.
Реджинальд попятился, отчаянно бормоча.
— Я ее не трогал.
— Ты умрешь.
— Ну хватит, парень, – теперь в голосе Реджинальда звучала мольба.
Он отступал, стараясь уклониться от Табера, который снова надвигался на него.
— Ты же знаешь, я ее не трогал.
Табер стал успокаиваться. Он попытался усмирить свою жажду мести, свою ярость, но пожилой мужчина сделал роковую ошибку. Реджинальд достал из-за спины маленький, смертоносный пистолет и прицелился в грудь Табера с улыбкой удовлетворения на лице. Его палец лег на курок.
— Сдохни, кошка.
Табер бросился в сторону, когда раздался выстрел. Но одновременно с выстрелом Реджинальда раздались еще несколько. Вскочив на ноги, Табер увидел, как тело Реджинальда судорожно дергается под градом пуль, обрушившихся на его тело. Одна в сердце. Одна – в точку между глаз. Он упал неторопливо, как в замедленной съемке, стук его тела эхом раздался в комнате.
— Черт возьми, кошак, сколько раз я должен рассказывать тебе, как убивают бешеных животных? – прищелкнул языком Кейн, входя в комнату. Он осторожно подтолкнул тело Реджинальда ногой. – Вот так это делается. Одним выстрелом.
Табер повернулся к брату Меринас, адреналин все еще пылал в его крови, ярость туманила мозг.
— Еще раз назовешь меня кошаком, и я засуну этот ствол тебе в задницу и выпущу в тебя всю блядскую обойму! – зарычал он яростно, столкнувшись с Кейном нос к носу. – Тебе не нравится твоя работа? Тогда сваливай на хер, Кейн!
Кейн заморгал. Голубые глаза, почти такого же цвета, как у Рони, как правило, жесткие и холодные, словно оттаяли. Он положил руки на плечи Таберу.
— Перемирие? – предложил он.
Табер резко вдохнул, качая головой, борясь с гневом, который его сжигал.
— Как этот ублюдок попал в дом? – он повернулся к Кэллану. – Я думал, Мерк за ним следит. Что случилось?
— Ему удалось обхитрить его. Оглушил его, и довольно надолго, – Кэллан покачал головой, махнув рукой в сторону мужчин, вытаскивающих из дома тело Реджинальда.
— Мы поймали его, Табер. Все кончено. – Кэллан хлопнул его по плечу и тяжело вздохнул. – Иди к своей женщине. Ты будешь нужен ей, когда она проснется.
* * *
Рони уже не спала, когда Табер шагнул в спальню. Меринас сидела рядом с ней на кровати, мягко разговаривая с ней, вытирая влажной тканью ее лоб.
Ее рубашка была разорвана, плечо опухло, на лице выступили синяки. Она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел.
— Он мертв?
Он ожидал слез, может быть, сожаления. Но ее глаза сияли горькой надеждой.
— Я сожалею, – прошептал он, когда Меринас поднялась на ноги и пошла к выходу из комнаты.
— Табер, вы сделали то, что должны были сделать. – Меринас остановились рядом с ним, ее рука, утешая, погладила его плечо. – Не сожалей. Я уверена, что другого выбора не было.
Другого выхода нет, – подумал Табер. – Человек, который бил своего ребенка, не заслуживал права на жизнь.
Он посмотрел на Рони. Дверь за Меринас тихо закрылась. На лице Рони была боль, был скрываемый страх. Он переступил черту, сделал что-то, чего она не могла принять?
— Он не мой отец. – Потом ее голос дрогнул. – Почему мама не сказала мне, что он не мой отец, Табер? Почему она скрывала это от меня?
Как будто что-то наконец-то прорвалось у нее внутри. Табер бросился на кровать, притягивая ее в свои объятия, его сердце рвалось от боли.
— Я не знаю, детка, – прошептал он с болью.
— Она любила моего отца. – Рони ухватила его за рубашку. – Я знаю, что любила. Она сказала мне, что любила. Почему она осталась с этим ублюдком? Почему она позволяла ему причинять ей боль?
Он чувствовал, как ярость пульсирует внутри нее, как растет боль при воспоминании о детстве, которое у нее отняли. Он не смог защитить ее от всего, неважно, как сильно пытался. И даже сейчас он не мог защитить ее от полного осознания предательства, с которым она столкнулась. Жизнь их ребенка будет другой. Он мог только обнимать ее и молиться.
— Я бы отдал все, чтобы принять эту боль за тебя.
Табер опустил голову, глядя на Рони, его сердце болело за нее, даже несмотря на то, что одновременно радовалось тому, что все обошлось. Она не ненавидела его. Ее не пугало животное, которое иногда вырывалось на свободу. Она приняла его целиком. И если бы он мог, он отдал бы все, чтобы спасти ее от этой боли.
Ее глаза были как темные омуты, в них была растерянность и обида, но он мог видеть ее доверие. Ее потребность в нем.
— Не надо, – Рони, наконец, вздохнула. – Я бы не стала ничего менять, Табер. Не стала бы менять, потому что тогда я не встретила бы всех вас. Остальное неважно, даже жестокость Реджинальда, ведь она теперь в прошлом. Я могу жить с этим. Я не могу жить без тебя.
Как она могла сделать такое с ним? Заставить его грудь наполниться чувством гордости от таких простых слов? Заставить его чувствовать себя так, будто он может покорить мир, просто улыбнувшись ему?
— Я всегда буду с тобой, – выдохнул Табер, его голос охрип от переполнивших его эмоций, удививших даже его самого. Любовь наполнила его душу. – Всегда, Рони. Я всегда буду рядом.
Она прикоснулась к его щеке. Почти судорожно его рука поднялась и коснулась ее руки, сжала ее, поднесла к губам. Табер коснулся ладони Рони поцелуем, в который вложил всю душу.
— Тогда я счастлива, – она вздохнула, тяжелый, усталый вздох. – Обними меня, Табер. Ложись рядом со мной и просто обними меня. Останься со мной.
Он опустил ее на кровать, заключил в объятия, крепко прижав к груди, уперся в ее макушку подбородком. Ее тело совершенно естественно прижалось к нему. Стало тепло. Стало спокойно.
— Мы будем любить нашего малыша, – прошептала она сонно.
— Всегда, Рони. Мы его будем просто обожать.
Табер понимал, в глубине души, что у него уже нет выбора.
Она тяжело вздохнула, позволяя, наконец, себе расслабиться. События последних дней окончательно подорвали ее силы. Табер почувствовал, как ее дыхание углубляется, а тело слабеет, и только тогда позволил одной слезе медленно скатиться по его щеке. Она была его подарком. Его душой.
Спасение, наконец, пришло к человеку и к животному внутри, с которым он каждый день боролся. С ней он наконец обрел покой.
Глава 35
Аарон Лоуренс по-прежнему сидел, замерев на месте, его глаза были прикованы к экрану телевизора, изображение било его с силой приливной волны. Слова, пробивающиеся через шум голосов, почти не имели смысла. Он видел только ее лицо. Лицо, которое он и не мечтал никогда больше увидеть.
Вероника Эндрюс. Дочь Реджинальда и Маргарет Эндрюс. Его душа кричала в знак протеста. Она не дочь этого ублюдка-предателя. Она его. Его дитя. В прошлом у него была связь с женщиной, вырвавшей из него душу. С женщиной, которая бежала в ужасе от преступлений, которые, как она верила, он совершил.
Его дочь. Он пытался сдержать свои слезы, свое горе. Она была так похожа на свою мать. Такой же нежный изгиб бровей, темно-голубые глаза, пухлость щек. Страх, заставивший ее лицо побелеть…
Репортеры были как звери, они гнались за ней. Срывали с нее одежду. Кричали на нее. Он глядел на экран, ярость клокотала в его груди.
— Мне нужны их имена. – Он не смотрел на сына. Сет сможет позаботиться обо всем. Он знает, что делать.
Челюсти Аарона сжались, он пытался справиться с яростью в душе. Метка на ее шее была мерзостью. Неестественной. Несмотря на нейтральную позицию Сета в отношении Пород, Аарон несколько месяцев назад перевел деньги для организации, которая хотела их уничтожить. Но теперь, когда он знал, в чем дело, когда Сет показал ему интервью – после скромной церемонии бракосочетания между его дочерью и ее зверем – он устало признал, что смысла уничтожать этих животных нет. Ведь она была счастлива.
Он нахмурился. А что, если не была? Что, если каким-то образом ее заставили это сделать?
Если так, он мог привезти ее домой. Он мог бы ухаживать за ней. Дать ей все, чего не дал ей за всю ее жизнь. Он мог бы быть ее отцом.
Да, так было бы хорошо, – подумал он. Надежда снова проклюнулась в нем. Сет мог бы сделать это. Конечно, Аарон понимал, что сначала придется убедить своего сына, что так нужно. Сет был слишком прямой, слишком честный. Были дни, когда Аарон даже думал, что у мальчика другой отец, но Сет был чертовски сильно похож на него.
Те же темно-каштановые волосы и стальные серые глаза. Те же благородные черты. Когда он смотрел на своего сына, он словно видел себя. Но Сет был хорошим мальчиком, напомнил себе Аарон. Сильным. Жестким. Он был достаточно взрослый и достаточно умный, чтобы получить то, что он хочет, и тогда, когда он этого хочет. Он не должен обманывать.
Не то что его отец.
— Ты не можешь ей сказать. – Аарон повернулся к Сету, лицо которого отображало решимость. – Обещай мне, Сет. Я клянусь, если ты не скажешь ей правду, я больше никогда не буду тебя обманывать.
Циничная улыбка пересекла лицо Сета, хотя он даже не посмотрел на отца. Он смотрел в телевизор. Еще одно из редких интервью с Прайдом.
— Ты всегда будешь мне врать, Аарон. – Сет передернул широкими плечами в знак отрицания.
Аарон поморщился. Юноша не называл его отцом так долго, что Аарон забыл, как это звучит.
— Ты не можешь сказать ей, Сет.
Горечь пронзила его сердце. Если Сет скажет ей правду, она никогда не простит его. Никогда не назовет его папой.
Сет глубоко вздохнул.
— Я не скажу ей.
— Мы должны быть осторожными, – предупредил Аарон. – Сначала нам нужно разузнать, что почем. Пусть твои парни хорошо все изучат. Очень хорошо. Убедитесь, что она счастлива.
Сет посмотрел на него, потом задумчиво прищурился.
— Мы можем остаться в этом городе. – Аарон махнул рукой в сторону телевизора. – Пусть твои парни все проверят…
— Я могу получить ответы…
— Пожалуйста, Сет. – Аарон вложил в свою мольбу всю свою душу. – Я клянусь, я не буду ничего делать. Просто позволь мне удостовериться. Только в этот раз. Дайте мне веру.
Сет внимательно наблюдал за ним. Аарон был более чем в курсе того, что он видит. Старик, сломленный, прикованный к инвалидному креслу, медленно умирающий.
И он умирал. Он платил за свои грехи худшим из возможных способов. Это была медленная, мучительная смерть. Аарон знал это, и знал, что жалости ждать было не от кого. И он не понимал, откуда в Сете взялась эта проклятая жестокость.
Сет устало вытер рукой лицо.
— Посмотрим, Аарон. Посмотрим.
Он вроде бы смягчился.
Аарон сидел, откинувшись в своем кресле, повернувшись к телевизору, его сердце сжималось. Прекрасная Вероника. Его дочь. Его милая, чудесная маленькая девочка. Она скоро придет домой, пообещал он себе. Очень, очень скоро.
Эпилог
Шерра задумчиво посмотрела на Кейна, не в состоянии отвести от него взгляда, не в силах продолжать отрицать то, что происходило с ее телом в течение нескольких последних месяцев. У нее начинается лихорадка спаривания. Она чувствовала, как крошечные пальцы похоти терзают ее плоть, требуя, чтобы она отдалась тяге к размножению. Требуя, чтобы она отдалась человеку, который сделал ее своей женщиной, который сделал ее своей парой еще десятилетие назад.
Боже, это действительно было так давно? Одиннадцать лет. Одиннадцать долгих, мучительных лет она страдала от последствий той единственной ночи, от последствий предательства брата, рожденного в лаборатории – но рожденного таким же фанатичным и сумасшедшим, как и его создатели. Страдала за человека, который никогда не любил ее. Никогда по-настоящему не нуждался в ней. Ведь если бы он ее любил, то, возможно, просто возможно, так много других вещей никогда бы с ней не случилось.
Шерра. Детка. Да. Ах черт, да, детка, позволь же мне войти в тебя… эти слова были как нож, они резали ее душу. И чем больше она боролась с воспоминаниями, тем более яркими они становились.
Кейн Тайлер. Высокий, сильный. От одного его вида она просто теряла способность дышать, а желание становилось настолько сильным, что едва не ломало ее. Его прикосновения обжигали, его поцелуй… она всхлипнула. Она не помнит поцелуй. Не помнит, как ее сердце трепетало, пока он ласкал ее рот своим языком.
Дрожь пробежала по телу, она вскочила на ноги, заставив себя отойти от окна, подальше от взгляда Кейна, который уверенно и высокомерно двигался через двор.
Сколько еще Меринас будет держать все в секрете? Шерра провела пальцами по длинным упавшим на лицо волосам. Когда сестра решится рассказать брату о ребенке, которого он потерял много лет назад? Ребенке, который был убит еще в ее утробе?
Ее рука переместилась на живот, погладила его, словно защищая того, кого там не было. Как же часто ей хотелось все вернуть.
Как же часто она мечтала о сыне с глубокими голубыми глазам отца, или о дочке с его длинными черными волосами. Ребенке, который взял бы лучшее от них обоих.
Шерра затолкала слезы обратно, отбросила прочь бесполезные мечты, надежды, которые когда-то наполняли ее. Жизнь доказала ей, что нет никаких шансов изменить прошлое. Нет смысла сожалеть о том, что не исправишь.
Я люблю тебя, Шерра… она помнила, как он прошептал ей эти слова. Я вернусь, детка, я клянусь. Я вернусь, и я все исправлю… но он никогда не вернулся. Он никогда не вернется к ней.