Из ворот высокой каменной ограды вышел, как и ожидалось, монах в рясе и клобуке с ниспадавшими по плечам концами черной наметки и, сделав приглашающий жест, снова скрылся внутри монастыря.
— Андрей Алексеевич, прошу проходить. Нас ждут.
Ничего не ответив, Андрей вошел в ворота. Странный мужик с бородкой последовал за ним.
Сначала монах повел их монастырским двором. Странным двором, надо сказать, потому что по многочисленным ухоженным дорожкам не только не ходили паломники и посетители — здесь не видно было даже самих монахов. Монастырь хоть и не был большим, но изнутри оказался довольно внушительным. Поражало количество всевозможных построек и строений. Два храма — один явно богослужебный, с высокой колокольней, второй, судя по всему, трапезный. Двухэтажная то ли гостиница, то ли братская келейная. Как раз эти строения понятны, а зачем остальные? Казалось, что неведомому монастырскому архитектору выделили строго лимитированную площадь, но потребовали застроить ее максимально плотно. И это в местности, где море свободной земли и нет никаких признаков цивилизации!
Здесь, внутри ограды, не было даже привычного для каждого монастыря садика или огорода. Редкие островки зелени, немногочисленные жиденькие деревца со скамеечками лишь подчеркивали каменные нагромождения зданий и лабиринты крытых переходов. Тишина стояла неимоверная, но она не смогла ввести в заблуждение ни штатского гостя Андрея, который, судя по всему, был здесь далеко не первый раз, ни самого Андрея — натренированный глаз диверсанта по едва уловимым, но почему-то тщательно скрываемым признакам, определил, что внутри этих зданий кипит жизнь. Ну, а когда они проходили около трапезной, тут сомнения вообще отпали — на них вдруг накатила волна такого обалденного запаха монастырского борща, что желудок свело сладкой судорогой. Это был запах уюта и обустроенного уклада жизни, а следовательно, внутри были люди, много людей. Такой запах Андрей впервые ощутил в Киево-Печерской Лавре, когда однажды с отцом и матерью они проходили мимо открытых окон кухни лаврской духовной семинарии. Так может пахнуть только монастырский борщ, куда там самым роскошным ресторанам!.
Приятные воспоминания и запахи обрезала массивная дубовая дверь соседнего с трапезной домика, закрывшаяся за посетителями с совсем не дубовым шипением. Андрей оглянулся на звук и увидел сверхмощные автодоводчики, притягивающие двойные двери с резиновыми уплотнителями. «Ничего себе!» — подумал Андрей и чуть не налетел на молодого очкастого послушника, который еле тащил, прижимая к рясе, системный блок компьютера.
Здесь, внутри, был другой мир. Туда-сюда сновали монахи, послушники и священники, и если бы не рясы и надетые на некоторых поверх ряс кресты, Андрей решил бы, что попал в офис какой-нибудь столичной компании — количество мобильников, компьютеров, всякой оргтехники и документации было как раз подходящим для такого сравнения. Какой-то «хай-тех монастырь», в котором они, люди в штатском, казались инородным телом.
Пройдя через длинный коридор и еще одни двери, они попали в большую комнату, устроенную по подобию приемной. Как позже выяснилось, это и была приемная. Около резной двери, украшенной изображениями херувимов, стоял огромный стол, из-за которого при появлении посетителей поднялся двухметровый монах. Его борода, росшая густой, но аккуратной черной мочалкой с легкой проседью, цепкие умные глаза, могучая фигура, рельефы которой не могла скрыть даже просторная ряса, говорили о том, что это секретарь-референт и одновременно секьюрити того, кто обитает за резной дверью.
— Его Высокопреподобие ждет вас, но сейчас говорит по телефону. Подождите минуту, пожалуйста, — секретарь старался говорить тихо, но его густой плотный бас все равно заставил жалобно звякнуть хрустальную вазу с цветами на журнальном столике. Андрей с уважением посмотрел на чудо-монаха, представив, как тот поет Ектении на Литургии. Секретарь коротко, на долю секунды взглянул на Андрея, но этого было достаточно, чтобы понять: монах надел рясу далеко не сразу после школьной скамьи. Африка? Латинская Америка? Ирак? Чечня? Или все вместе взятое? О чем говорил этот взгляд? Какие тайны скрывали эти рубцы, эта борода и эта ряса? Лучше об этом и не пытаться узнать.
Прошла ровно минута, и монах-секретарь молча открыл дверь кабинета. Незнакомец пропустил вперед Андрея. «Ага, хотят проверить, знаю ли я церковный этикет», — подумал Андрей, но и без всякой проверки он вел бы себя так, как учил его отец и как предписывал Устав Православной Церкви.
Переступив порог, Андрей нашел взглядом Красный угол с иконами и четко перекрестился. Затем подошел к стоящему около стола иерею (судя по сказанному секретарем слову «Высокопреподобие» и по золотому наградному кресту на груди, хозяином кабинета был священник в сане никак не ниже архимандрита), сложил крестообразно ладони, склонил голову и со словами «благословите, Ваше Высокопреподобие!» подошел под благословение. Архимандрит сменил заинтересованный взгляд на явно благосклонный и удовлетворенный, перекрестил склоненную коротко стриженную голову капитан-лейтенанта боевых пловцов и вложил свою руку в сложенные ладони Андрея для почтительного поцелуя. «Запомни, — говорил Андрею отец. — Поцеловать священнику руку, благословившую тебя, не только не зазорно, но почетно и благодатно, ведь через священника этой рукой тебя благословляет сам Господь!»
Архимандрит указал Андрею на стул напротив себя.
— Ничего, если я на-«ты», по-отечески?
— Разумеется, Ваше Высокопреподобие, почту за честь.
— Вот и слава Богу. Знаешь, зачем тебя сюда пригласили?
— Извините, Ваше Высокопреподобие, ни малейшего понятия.
— Я — архимандрит Илия, настоятель этого монастыря. Это — ставропигиальный монастырь во имя Архистратига Михаила. Ты — боевой подводный пловец спецназа ГРУ ВМФ России, недавно получивший звание капитан-лейтенанта. Твое начальство, правда, не без давления сверху, согласилось как на этот визит, так и на его последствия. А теперь включи оперативное мышление, проанализируй ситуацию и все-таки постарайся ответить на мой вопрос.
— Проанализировать ситуацию, не имея никаких исходных данных?
Отец настоятель развел руками.
— Хорошо, попробую. Значит так. Вы — архимандрит Илия, это — монастырь Архистратига Михаила. Стоп! Пророк Илия, побеждающий жрецов Ваала и возносящийся на небо в огненной колеснице. Архангел Михаил, предводитель Небесного воинства с огненным мечом в руке. Небольшой, малоизвестный, но при этом ставропигиальный, то есть подчиняющийся непосредственно Патриарху монастырь. Монастырь без садов и огородов, начиненный компьютерами, как космический ЦУП. Все очень странно. Но если вы действительно те, за кого себя выдаете, а не.
Архимандрит засмеялся.
— Очень хорошо. Начал ты мысль правильно, но закончил. Хотя нет, пожалуй, закончил тоже правильно. Нужно всегда быть бдительным. Только с выводами все-таки не спеши. Мы служим Господу нашему Иисусу Христу и Его святой Православной Церкви во главе со Святейшим Патриархом Всея Руси. Удовлетворен? Продолжай.
— Ну, тогда вы все здесь или какой-то засекреченный церковный НИИ, что звучит крайне нелепо, или, судя по серьезному виду многих из встреченных мною за последние десять минут, какая-то служба безопасности. А кого вы можете «безопасить», как не саму Церковь? Следовательно, мне на ум не приходит ничего другого, как предположить, что вы — что-то типа церковного КГБ или ГРУ. А может, и то и другое.
— Логически точный ход мысли. Я еще раз убеждаюсь, что мы не ошиблись. Видишь ли, мы за тобой наблюдаем уже давно, и я рад, что мы, наконец, встретились воочию.
— Но почему я? И зачем?
— Это целых два вопроса. Давай сначала отвечу на второй. Мы хотим, чтобы ты служил здесь.
— Где, здесь? В монастыре? Но я офицер ГРУ ВМФ и только.
— Да, да, ты офицер ГРУ ВМФ и только что получил очередное звание. Но пришло время послужить Православной Церкви.
Андрей замолчал. Молчал и отец настоятель. Предложение, или, точнее, констатация факта, только что прозвучавшее от него, было настолько неожиданным и кардинальным, что Андрей просто не знал, как реагировать и что говорить.
— Андрей?
— Да, Ваше Высокопреподобие?
— Ты шокирован?
— Я просто не знаю, что сказать. С одной стороны, Вы без меня решили круто изменить всю мою жизнь, прекратить мою морскую службу, но с другой стороны, служить Православной Церкви — это ли не самое благое дело?
— Ты правильно все понимаешь. С твоим начальством вопрос улажен. Трудно было, но мы сделали это. А кроме того, мы получили благословение твоих отца и матери.
— Моих родителей? Вы с ними обсуждали этот вопрос?
— Вчера вечером, поэтому они с тобой еще не успели поговорить. Они согласны.
— Да-а, дела-а. А как насчет моего первого вопроса?
— Почему именно ты?
— Да.
— Ну, здесь ответ простой. Твое образование плюс твой боевой опыт. Назови еще хоть одного боевого подводного пловца-офицера, имеющего вторым высшим образованием богословский факультет Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета!
— Это все отец, это он во всем виноват.
— И прекрасно, огромное спасибо ему за это и мое благословение. Однако есть еще три причины, почему именно ты. Первая — легенда о том, как ты, выполняя задание, сдался в плен к боевикам, смог, пользуясь богословскими знаниями, задурить головы местному муфтию и совету старейшин, а потом выкрасть документы, спасти пленного новозеландского журналиста и солдатика-раба.
— Ну что вы, это только легенда.
— Хорошо-хорошо, вторая причина — это твое отношение к опасности и смерти. Перед заданием ты обязательно исповедуешься и причащаешься, на задании в высшей степени осторожен, бережешь себя и своих людей, никогда не бравируешь отвагой, а в случае гибели кого-то никогда не закатываешь истерик. Ты не куришь и совсем не пьешь крепкие спиртные напитки, даже во время так называемого «третьего тоста».
— Просто я считаю, что поминать усопших водкой или самогоном нельзя, и эта так называемая «традиция» вовсе не русская. Так учит наша Православная Церковь. Водкой «догоняются» отморозки на воровских малинах — как же той самой водкой поминать душу усопшего, тем более погибшего смертью храбрых товарища? Водка высвобождает в человеке самые низменные инстинкты — и с той же водкой в «третьем тосте» человек как бы обращается к Богу, как к идеалу света, любви и чистоты. Можно ли представить, чтобы Александр Невский, Димитрий Донской и Александр Суворов «бухали» за помин душ погибших воинов? А еще говорят «старинный русский обычай» или «русская традиция»! Какое кощунство! Инициаторами и популяризаторами этой «традиции» стали разные «выходцы из народа» в кавычках, революционеры, особенно в начале 20 века всякие Бронштейны и Янкельманы, люто ненавидевшие Православие и все русское. Все, что они делали, было направлено на растление русских душ и кощунство над нашими святынями и укладом жизни. Да, сейчас стало непременной атрибутикой в кино, книгах, да и в реальной жизни изображать российского боевого офицера всегда матерного, пьяного и с надрывом переживающего все происходящее, причем чем больше боевой опыт, тем страшнее он пьет и тем сильнее озлобляется на весь мир. К сожалению, такие случаи имеют место, но это не предмет для подражания, это не пример истинно русского офицера. Так я думаю. Мои убеждения сначала были в диковинку, но потом ничего, все привыкли. Относительно же гибели моих товарищей, то их было три, я помню все посекундно, и если вы думаете, что я толстокорый и не способен.
Архимандрит сделал успокаивающий жест рукой.
— Знаю.
— Что вы знаете?
— Знаю, что такое терять товарищей на поле боя.
— Откуда??
— А ты думаешь, я всегда был архимандритом и настоятелем? До пострига в девяносто первом я прошел весь Афган, от начала до конца. Начинал старлеем десантуры, комвзвода ДТТТБ, а выводился из ДРА в чине полковника разведки. У меня служили такие ребята, как ты. И «двухсотых» я отправил в Союз ой как много. Было очень больно, но я держался, а когда вернулся в подмосковную часть и столкнулся с тыловой действительностью, чуть не натворил беды — дал в морду одному толстозадому генералу, заявившему таким подленьким опереточным голоском: «Мы вас туда не посылали!» Слава Богу, не посадили, списали на «афганский синдром», но из армии, естественно, «попросили». Дальше — озлобление, депрессия и та самая водка. Катился под уклон, как многие в ту пору. Думал, зачем жить? Семьи нет, перспектив нет, а, следовательно, и жизни нет. И вот когда уже начала робко пробиваться мыслишка о последней пуле или петле, я вдруг понял, что Господь никогда не посылает нам испытаний свыше наших сил. Господь привел меня в Церковь, где я и служу по сей день. Андрей, скажу честно, ты напоминаешь меня в молодости. Эх, если бы у меня тогда был такой же багаж знаний и опыта за плечами, как у тебя! Только посмотри: Кадетский корпус в Кронштадте, действительная воинская служба морским пехотинцем, факультет спецназа военно-морской академии плюс параллельно высшее богословское образование! Ты хоть представляешь, какую пользу ты сможешь принести Церкви?
— Вы хотите сказать, что будут боевые задания?
— Ну, кабинетных богословов у нас хватает. Кандидатов богословия, докторов. На лекции и проповеди некоторых ходят, как на рок-концерты. Хуже обстоит дело с миссионерами. И совсем плохо — с воинами Христовыми, подготовленными так, как ты. Многие ошибочно считают Православную Церковь сборищем толстовцев-пацифистов. А разве русские святые Александр Невский, Андрей Боголюбский, Димитрий Донской, Александр Суворов, Федор Ушаков и многие, многие другие бесконечно подставляли щеки под удары врагов? Нет, они врагов били, да так били, что на весь мир летела слава о русском оружии и русском духе. А святые отцы благословляли воинов на святое ратное дело. Вот и мы, наш монастырь, призван защищать, но не Православие как таковое, ибо Бог поругаем не бывает, а наших людей, нашу землю, повседневную жизнь нашей Церкви.
— Ну хорошо, допустим. А третья причина?
— Третья? Ах, да, третья причина. Пожалуй, она стала той решающей каплей, которая переполнила. как это сказать. Одним словом, в истории спецназов всех времен и народов это первый случай, когда командир взвода берет инициативу и называет своих боевых товарищей не отвлеченными кличками типа «краб», «посейдон» (60-е годы двадцатого столетия) или «барс», «монгол», «пиранья» (конец двадцатого века), а именами святых русских воинов. Как звучат оперативные псевдонимы твоих товарищей? «Тит», «Иван», «Илья», «Георгий», «Пересвет». А твой псевдоним «Добрыня»? Когда мы узнали, то были просто шокированы. Конечно же, в хорошем смысле этого слова.
— И что же должен делать Добрыня для Православной Церкви? Я тоже должен постричься в монахи? Но я не готов! Место службы сменить еще куда ни шло, но стать монахом.
— Каким монахом? Кто здесь говорит о постриге? Путь монашеский избирается не силой воли или по какому-то назначению или расчету, а по велению сердца, зову души и если на то будет явная воля Божья, то есть по при-званию. Так что о твоем монашестве никто и не помышляет.
— А как же все эти люди, которых мы видели в монастыре?
— Монастырь действующий, но монашествующей братии здесь всего сорок человек. Остальные — послушники или вольнонаемные. Ты тоже станешь одним из них. Из флота тебя уволят в звании капитана третьего ранга, а здесь с твоим образованием тебя сперва рукоположат во диакона. Это даст тебе право делать ту работу и те послушания, на которые мы тебя благословляем. Будешь кроме своей военной пенсии получать некое содержание и служить в Санкт-Петербурге в Свято-Никольском храме недалеко от своего дома, тебя определят там в штат вторым диаконом.
— Это и есть мое послушание, моя работа?
— Это не работа, а только малая часть твоей службы. Основная же твоя задача — выполнять наши особые поручения.
— Но, насколько я знаю, главное служение диаконов — сослужить священникам в таинствах, особенно в таинстве Евхаристии, то есть строго в храме.
— В общем-то да, ты прав, но из книги Деяний апостольских нам известно, что архидиакон Стефан проповедовал слово Божие: «исполненный веры и силы, совершал великие чудеса и знамения в народе» (Деян. 6, 7). Другой диакон из семи, Филипп, не только проповедовал, но и крестил. И вообще, по словам составителя Постановлений апостольских (II, 44), диакон должен быть ухом, оком и устами, а также сердцем и душою епископа: он должен доводить до сведения епископа обо всем, что происходит в жизни Церкви, следить за порядком и наблюдать за точностью соблюдения епитимий, наложенных на тяжко согрешивших; он даже мог сам разрешать некоторые вопросы второстепенной важности и даже быть уполномоченным епископов на Вселенских и Поместных Соборах. Так что твои «особые поручения» для нашей Церкви обоснованы и благословлены самим Патриархом.
При словах «особые поручения» Андрей решил развеять остатки сомнений, которые, несмотря ни на что, все еще сверлили его.
— Тогда позвольте задать еще несколько вопросов.
— Конечно, задавай.
— Как вы относитесь к модным сейчас течениям по канонизации Ивана Грозного, Распутина, Сталина? К призывам не подчиняться властям и не принимать ИНН, потому что это якобы печать антихриста? К обвинениям высшего духовенства в измене? Я считаю, что те, кто обличают сейчас Синод и воинственно призывают к священной битве, обычно оказываются «засланными казачками», экстремистами и ведут, пусть даже иногда неосознанно и с благими намерениями, но к расколу Церкви. Я в этом участвовать не намерен. Конечно, статус вашего монастыря с прямым подчинением Патриарху говорит о многом, но ведь Патриарх далеко, а влиятельных недругов у Церкви много, и с такой техникой.
Настоятель молча ждал, когда Андрей выскажет все свои страшные сомнения. Ждал, не перебивал и. улыбался.
— Чему вы улыбаетесь?
— Я рад, что ты задал эти очень важные вопросы. И я рад ответить, что нашей основной задачей является как раз сохранение единства канонической Православной Церкви, максимально уберечь ее от расколов. И не только расколов. Знаешь, сколько против нашей Церкви происходит прямых диверсий? В основном это, конечно, подрывная целенаправленная и тщательно спланированная идеологическая война. Но есть и банальный бандитизм, вандализм, сатанизм и даже терроризм. И заметь, в такой ситуации мы не призываем к войне, к битве (хотя иногда очень бы хотелось), но мы призываем как православных верующих, так и всех русских людей быть трезвенными, бдительными, непассивными и защищаться, ведь именно бездействие вкупе с равнодушием дает врагам рода человеческого повод делать неправильные выводы о нашей слабости и усиливать агрессию.
Священник встал из-за своего стола и подошел к огромному старинному сейфу с резной ручкой. Андрей с удивлением увидел, что круглая крышка размером с днище стакана закрывала вовсе не замочную скважину, а электронный кодовый замок. Несколько цифр уверенной дробью — и дверь толщиной не менее пятнадцати сантиметров совершенно бесшумно начала отъезжать в сторону. Архимандрит Илия взял из темных недр сейфа простую картонную папку с завязками и вернулся к столу. Дверь также бесшумно закрылась.
— Теперь о твоем первом деле, — настоятель спокойно, не спеша развязывал папку, давая возможность Андрею настроиться на рабочий лад. Он понимал, это не просто после столь быстрой и резкой смены обстановки. — Знаешь, кто такие бегунки-катакомбники?
— Вы имеете в виду тех, кто бежит из городов в тайгу от конца света? — Андрей быстро включился в рабочий процесс, чем вызвал еще один одобрительный взгляд отца настоятеля.
— Да, тех самых.
— Половина из них убеждена, что Патриарх с архиереями продался сатанинской власти на корню, а вторая половина думает, что нет, Патриарх хороший, но слабохарактерный, и его обманывает продажное окружение, в большинстве своем масонское.
— Немного утрированно, но в принципе так. Все они называют себя ревнителями истинного православия, православными христианами, но на самом деле по своим убеждениям являются фаталистами и каббалистами. Как иначе можно назвать людей, которые постоянно ноют, что все пропало, что со дня на день случится апокалипсис (причем уверенно знают, что при этом произойдет и как, почти поминутно) и верят в магию цифр? Налоговый номер для них имеет зловещий смысл и силу большую, чем сила Христа. Для них число 666 уже само по себе магично и смертельно, даже если это просто голая цифра или даже номер страницы в Библии.
— Они еще следят за тем, чтобы не пересекать по диагонали перекрестки, ибо этим они якобы топчут святой Крест, и не ставят у себя в домах канализационных крестовин, боясь пускать по Кресту нечистоты.
— Вижу, ты знаешь.
— Да, я прочитал вон ту книжицу, которая выглядывает из вашей папки.
— А, «православный триллер», ужастик для малообразованного читателя. Так называемые «Духовные беседы и наставления старца Антония» некоего священника Александра Краснова.
— В вашем издании есть благословение Патриарха Алексия II?
— А как же, все по-взрослому. Ты даже не представляешь, сколько бед натворила эта жалкая беллетристика!
Архимандрит в сердцах шлепнул серенькой книжкой об стол. Несколько секунд он молчал, справляясь с нахлынувшими чувствами. Потом взял из папки какой-то документ и с минуту перечитывал его. Наконец, он продолжил.
— Так вот. Говоря на молодежном сленге, «крыша рванула» не только у простых прихожан. В конце девяностых годов «спасаться» из больших городов в глухую тайгу побежали и лобасто-очкастые интеллигенты: доктора наук, врачи, инженеры, учителя, артисты, писатели и прочие «продвинутые». От одиночных побегов в таежный «медвежий угол» до организованных переселений целыми приходами! Наиболее интересны в этом плане оказались москвичи. Самые богатые и деловые согласно пресловутой столичной прописке, они внушили себе, что они еще и самые «просветленные». Ни увещевания, ни разъяснительная работа не дали результатов, и три года назад один из центральных московских приходов, распродав все имущество на корню, в полном составе отбыл в неизвестном сибирском направлении. Постоянные прихожане, примерно пятьдесят семей, плюс два священника и два диакона. Храм, конечно, после них не закрылся и не пустовал, но разве это не ЧП? Тем более, что вторым священником оказался молодой, принявший постриг, подававший большие надежды, но попавший под влияние «бегунов» племянник советника самого Патриарха. Куда уехали, что с ними случилось — никто не знал. Подключенные компетентные органы по горячим следам смогли проследить их только до Иркутска, дальше — черная дыра. Правда, по-серьезному их и не искали — люди уехали добровольно, самостоятельно и по собственным убеждениям, пусть даже ошибочным. Все рассчитывали, что через год-два блажь выветрится, и «блудные сыны» вернутся домой или хотя бы дадут о себе знать. Однако произошло другое. Сначала, ровно через полтора года после отъезда, в Шереметьево сел иркутский борт с цинковым гробом. Ни сопровождения, ни какой-либо информации — только крупно выцарапанные (видимо, камнем) на крышке два слова: «Москва. Патриархия», да щедро оплаченная по тройному тарифу доставочная багажная квитанция. Вскрыли гроб. Там оказалось тело одного из двух диаконов того самого пропавшего прихода.
— Что-то странное?
— То-то и оно. Тело как будто было разодрано, сердца вообще не было, а отделенная голова не отрезана, а оторвана от тела. И еще: почти полностью отсутствовала кровь. Судебно-медицинская экспертиза предположила, что нашего диакона, по-видимому, задрал крупный медведь-людоед. Короче, обычный таежный несчастный случай. У бедняги не было родственников, и мы его похоронили.
— Постойте, допустим, это медведь, который оторвал голову и задрал. Это, хоть и с натяжкой, но может быть объяснено тайгой. Но как насчет крови? Медведь что, всю ее выпил? Или она вся вытекла? Насколько я знаю, медведи-людоеды едят мясо, реже — внутренности, но чтобы выпивать кровь. Да и просто вытечь она не могла — что-то в свернутом виде должно было остаться.
— Да, насчет крови мы здорово поломали голову, но так ни к какому выводу и не пришли. Дело об убийстве возбудила прокуратура, но вскоре закрыла, как «несчастный случай в лесу». Все списали на медведя. Я им говорю: «Какой медведь? Он что, оторвал голову, располосовал тело, выпил кровь и не тронул мяса?» А они мне: «Если даже вы и правы, то что прикажете делать? Прочесать сибирскую тайгу и арестовать медведя? Да и где искать этот ваш затерянный приход?» Ну что тут скажешь.
— Их можно понять, типичный висяк, да еще всесибирского таежного масштаба.
— Точно так. Поэтому мы не особо напрягали органы следствия. Но две недели назад случилось нечто, что подтолкнуло нас к активным действиям и ускорило твой приезд сюда. Советнику Патриарха позвонил тот самый племянник, второй священник прихода отец Арсений. Слышимость была очень плохая, но епископ Михаил разобрал примерно следующее: «…спасите, над приходом смертельная угроза, они нас всех…» Кто «они», что «они нас всех», какая угроза — не понятно. В Патриархии забеспокоились. А вчера из Иркутска снова прилетел «двухсотый». На этот раз — один из прихожан, довольно известный в недалеком прошлом спортсмен, чемпион мира по стрельбе из лука Иван Ковылин. Родственники начали поднимать шум в прессе. Как понимаешь, ждать и делать вид, что их «катакомбные» дела нас не касаются, больше нельзя. Тем более, как стало известно совсем недавно, пропал и сам племянник советника, то есть второй священник прихода. Выбор кандидатуры для выполнения этого задания пал на тебя, так что если ты согласен, капитан третьего ранга Марченков.
— Все очень неожиданно, и я никогда не вел следствие. Как оперативник я, может, и стою чего, но как сыщик.
— А ты не рассматривай это как следственное дело, но приступай к действиям по выполнению боевой задачи.
— Я, право, не знаю.
— В опасности целый православный приход, пятьдесят семей! Им кто-то угрожает и зверски убивает. Мы должны помочь? Просто обязаны, даже если они когда-то заблуждались и сами уехали от нас. Я благословляю тебя на выполнение этого дела!
Оба, и архимандрит Илия, и Андрей Марченков встали для благословения. Отец настоятель сказал:
— Все-таки поговори с отцом и матерью (это ты можешь сделать прямо сейчас из монастыря), потом поедь домой, собери необходимое и возвращайся сюда для более детального разговора по заданию. Завтра ты проштудируешь необходимую литературу, позанимаешься с моими помощниками, заодно вспомнишь обязанности диакона, потому что мы послезавтра тебя рукоположим, а еще через два дня — в путь. Поедешь один, поездом. Доедешь до Красноярска, там на электричке доедешь до поселка Чунский. В Чунском тебя встретит наш человек и довезет до прихода.
Андрей удивленно вскинулся на настоятеля:
— Ваш человек?? Довезет до прихода?? Так в приходе все это время был ваш человек??
— А ты думал, мы полтора года сидели сложа руки? Разведка — она, батенька, и в тайге разведка.
— Ну, вы даете.
— Ладно-ладно, если честно, то не всё время там был наш человек. Он обычный прихожанин, в прошлом начинающий московский бизнесмен-компьютерщик, и нашим он стал лишь тогда, когда по-настоящему запахло жареным. Он сам вызвался стать связным после телефонного разговора с племянником советника Патриарха — тот, наверное, и дал наши координаты. Судя по его короткому письму (именно из него мы узнали об исчезновении второго священника), в приходе большинство людей досыта нахлебались таежной романтики и готовы на сотрудничество во имя реального спасения. Но есть и враги, как в приходе, так и вне его. Да-да, снова эти загадочные «они». Короче, что там происходит — непонятно, но что появилась какая-то угроза, серьезная опасность для людей — это точно. Теперь понимаешь, что в таких условиях задание должен выполнить совершенно новый человек, именно с таким опытом, как у тебя?
— Хорошо, я согласен. Средство связи?
— Получишь спутниковый телефон, дополнительно оборудованный новейшей версией российской поисковой системы ГЛОНАСС. Аппарат легче и мощнее иностранных спутниковых аналогов и терминалов GPS. Пакет «безлимитный» полностью оплачен вперед на три месяца. Думаю, это более, чем достаточно, чтобы и на связи быть постоянно, и операцию завершить. Как приедешь на место, будешь докладывать каждый вечер. Да, и все остальное, что, на твой взгляд, понадобится — всё тебе выдадут без проблем. По нашим данным, приход там не бедствует. Ну всё. Подробный инструктаж — перед отъездом. А пока поезжай домой, отдохни, соберись с мыслями. Завтра в семь утра за тобой заедет машина — и с Богом! Как говорил Спаситель, «…посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби»[5].
И архимандрит Илия перекрестил уходящего в новую жизнь и в новое служение капитана третьего ранга в отставке и нового офицера по особым поручениям Патриархии РПЦ, без пяти минут диакона Андрея Марченкова.
Вагонные разговоры
— … И да будут милости Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами! — после этого возгласа митрополита Геронтия у стоящего посреди храма рукополагаемого во диакона капитана третьего ранга в отставке Андрея Марченкова вдруг учащенно забилось сердце и дрогнули колени.
Словно угадав его волнительное состояние, но строго по чину и Уставу Церкви, к Андрею с двух сторон подошли два иподиакона и, мягко коснувшись рук, торжественно повели в алтарь через царские врата.
Именно в тот момент, когда Андрей трижды обошел святой престол с целованием углов и земными поклонами архиерею, он понял, что туман, который застилает ему сейчас глаза, и то необъяснимое ликование, которое рвется наружу, заставляя дрожать голос — и есть трепет души, радующейся от чувства родного дома. Душа как бы говорила: «Вот он, мой настоящий дом! Андрей, ты все делаешь правильно!»