— Анатолий, что происходит!? Кто на нас напал!?
— Не знаю! Где они?
— Мужики. Смотрите!!
Один из охотников с побелевшим от ужаса лицом указывал пальцем в сторону лужайки, где пять минут назад был их привал, и, спотыкаясь, пятился на четвереньках прочь. Остальные проследили за его жестом и увидели сквозь ветки какие-то похожие на людей тени. Тени стояли неподвижно и смотрели в сторону четверых поисковиков. Внезапно одна тень, гораздо больше других, дрогнула и раздался леденящий душу нечеловеческий вопль.
То ли этот вопль доконал их, то ли все происшествие целиком, только вернувшиеся в один голос потом утверждали, что после вопля в головах у них вдруг что-то так загудело, и такой ужас на них напал, что все четверо, не разбирая дороги, ломанулись в сторону дома как одержимые. Очнулись только на пороге храма.
— Подожди, Николай. Ты говоришь, что палатки с них кто-то просто сдернул?
— Да, одним движением.
— Извини, но как ты это себе представляешь? Палатки были из брезента?
— Нет, насколько я помню, из нейлона.
— И все равно, это не носовой платок и даже не простынка, чтобы двухместную палатку одним рывком. хотя.
— Что?
— Да нет, ничего, продолжай.
— К сожалению, есть, что продолжать. На общем собрании около церкви все единодушно высказались за доверие к словам четверых пострадавших поисковиков, и после обсуждения различных версий был сделан вывод, что загадочные соседи действительно есть, но они крайне враждебно к нам настроены и на открытый контакт идти не хотят. Почему не появлялись раньше? Да потому, что раньше у нас просто нечего было взять, мы раньше вообще жили, как дикие животные, в берлогах. Второй вопрос встал более остро: куда подевались химик и спортсмен? И, наконец, третий, главный вопрос: что делать? Здесь мнения были самые разнообразные, от «ничего не делать» до «бросить все и тикать». Победило конструктивное большинство во главе с отцом Василием, по мнению которого пришло время строить по периметру поселения забор и каждую ночь выставлять часовых. После недолгих споров все согласились с такой вынужденной, но необходимой мерой. Решение о поисках пропавших решено было перенести на следующий день.
|
|
Это было вечером в понедельник, а во вторник рано утром над Новым Фавором раздался тревожный колокольный звон. Что это означает, никто не знал, потому что никогда не оговаривались какие-либо сигналы, но все то ли по виденным ранее фильмам, то ли по шестому чувству поняли, что звучит тревожный набат и он собирает срочно к церкви всех поселенцев. Сонные и встревоженные, люди начали сходиться на небольшой площади перед храмом. Колокол уже молчал, перед храмом были бледные настоятель отец Василий, второй священник отец Арсений и двое диаконов. А перед ними лицом к прибывающим стоял какой-то лохматый старик в оборванном тряпье. Сухой, согнутый почти до самой земли, опирающийся на сучковатую палку, с острым длинным носом и злобно сверкающими из-под косматых бровей глубоко посаженными черными глазками, он был похож на сказочного тролля, демона подземелья. Люди подходили и, шокированные страшным колоритом незнакомца, молчали. Дед терпеливо ждал, пока соберутся все, а потом вдруг стукнул палкой об асфальт и, поводя крючковатым пальцем по всем присутствующим, прокаркал:
|
|
— Вы! Все! Слушать! Всем сидеть тут! — И палка снова с сухим щелчком стукнула оземь. — В тайгу далеко не ходить! Кто будет бежать — смерть!
Один из присутствующих, бывший чемпион мира по стрельбе из лука Иван Ковылин, не выдержал:
— Эй, уважаемый, ты кто такой, а? Чего ты сюда приперся?! Чего ты тут каркаешь? Тебя забыли спросить, ходить в тайгу или не ходить. И кого это ты смертью пугаешь?!
Старик медленно развернулся к Ковылину, с кряхтеньем поднял лежавшую под ногами дерюгу, подошел вплотную к возмущавшемуся и, не отрывая злобных глазок от его лица, медленно и молча вывалил на асфальт из пыльного мешка. две головы!
Ковылин невольно отпрянул. У него от неожиданности задергался кадык, а все присутствующие не смогли сдержать возгласа ужаса, потому что на асфальт с противным костяным стуком упали головы именно тех самых пропавших поисковиков!
Довольный произведенным эффектом, мерзкий старик ухмыльнулся. Потом вдруг резко посуровел и многозначительно ткнул клюкой в грудь Ивана Ковылина, после чего опять оскалился.
Если вы думаете, что все сто с лишним человек смолчали, то ошибаетесь. Среди нас были люди далеко не робкого десятка. А от возмущения некоторых вообще чуть не распёрло: надо же, приходит какой-то старый трухлявый сморчок, угрожает всем, да еще фактически признается в зверском двойном убийстве наших прихожан! К старику подскочили сразу пятеро. Одного из них, бывшего опера убойного отдела МУРа Тимофея Скворцова, от наглости старикашки совсем переклинило и он перешел на «феню»:
— Ты чё, блин, творишь, старый хрен? Ты на кого, падла, батон крошишь? Колись, гаденыш, кто наших людей замочил? Кто тебя сюда прислал, ну? Где твои дружки-беспредельщики ныкаются? Урою, гнида! Колись!!
|
|
С этими словами он сомкнул свои пальцы на жилистой шее пришельца. Остальные четверо стояли рядом, готовые в любую секунду повалить и повязать мерзавца. Тот перестал сверкать своими редкими гнилыми зубами и, с натугой вывернув шею в сторону священников, выразительно посмотрел на отца Василия. Тот почему-то отреагировал очень быстро, но не так, как всем хотелось в данную минуту. Он подбежал к Скворцову и начал разжимать его руки.
— Тимофей Ильич, не нужно. Отпустите его. Я прошу вас, отпустите его, сейчас же!
— Не лезь, отец Василий, не доводи до греха! Я сперва эту гниду расколю! Говори, кто убил! Ну!
— Прекратите, я сказал! Вы не знаете всего! Прекратите же!!
Отец Василий немного ослабил хватку грозного опера, чем немедленно воспользовался старикан: он проворно ткнул Скворцова палкой в солнечное сплетение, от чего тот рефлекторно сделал шаг назад.
— Ах ты ж, п… гнойный!
— Всё!!! Всё!!! Хватит!! Тихо!! Всем назад!!
Отцу Василию отчаянными усилиями удалось, наконец, растащить дерущихся и удержать их на расстоянии. Ряса и крест на груди священника немного остудили бывшего оперуполномоченного, но теперь враждебное недоумение переключилось на отца Василия.
— Я не понял, батюшка, вы чего это делаете?
— Тимофей, я повторяю, что, во-первых, ты не все знаешь, а во-вторых, считай, что этот. ч-человек пришел к нам в качестве парламентера. Пусть он уходит.
— Чего-о?? Но.
— Пусть уходит!! Да идите уже скорее! Дайте ему дорогу.
Люди нехотя расступились. Страшный незнакомец невозмутимо и молча поплелся в образовавшийся проход.
— Подождите! — отец Василий догнал старика. — Как нам получить тела? Нам нужно похоронить их.
Старик, не поворачиваясь и даже не останавливаясь, прокрякал себе под ноги:
— Нет тел. Забудьте.
Священник растерялся от такого неожиданного ответа и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Вокруг снова заохали и закрестились. Опер Скворцов недобро гмыкнул и, досадливо сплюнув, снова подошел за объяснениями к отцу Василию.
— Батюшка! Какого рожна здесь происходит? Мы что, дадим этому ублюдку спокойно уйти, да еще после таких улик? Скорее благословите порвать его на британский флаг, а то он скроется в тайге! Батюшка!
Но батюшка молчал, провожая взглядом страшного гостя.
Кстати, а знаете, что во всем этом происшествии мне показалось самым странным?
— Самым странным? — Андрей был удивлен вопросом, потому что для него здесь все казалось странным. — Интересно, что же во всем этом может быть еще и самым странным?
— Два пуделя!
— Что? Какие два пуделя?
— Старика на окраине поселка смирно ждали два огромных черных королевских пуделя, которых мы раньше в суматохе не заметили. Как только дед поравнялся с ними, они молча встали и пошли рядом.
— А ты уверен, что это были именно пудели? Откуда здесь, в сибирской глуши, у оборванного старика два королевских пуделя?
— То-то и оно. Причем вид у них был куда более ухоженный, чем у самого старика. Я заметил, что это странное обстоятельство бросилось в глаза не только мне. Опытный МУРовский оперативник тоже обратил внимание на нетипичных для этих мест собак и задумался. Во всяком случае, он перестал кричать на отца Василия и с новым выражением посмотрел вслед уходящему старику.
— М-да. Ладно, давай дальше.
— Дальше все обступили батюшку с расспросами. Он долго молчал, а потом как-то обреченно поднял руку, призывая к молчанию.
— Братья и сестры, — сказал он. — Я думаю, мы попали в беду. Этот человек пришел от убийц наших прихожан. Он сказал, что в западном направлении нам больше, чем на пятьдесят километров углубляться в тайгу нельзя — там расположена заброшенная колония уголовников. В 1953 году после смерти Сталина перед арестом Берии многие такие колонии были распущены одним росчерком пера и впоследствии забыты. Одна из них находилась рядом с нами. Активные бандиты ушли, но значительная часть осталась. Они долгое время промышляли грабежами и насилием в местных немногочисленных поселениях, постепенно уничтожив их и угнав к себе женщин и детей, после чего начали вести более или менее оседлый образ жизни. Наше появление здесь и особенно достаток, который мы смогли создать, привлекло их и возбудило. Тот старик, что приходил, заявил, что является одним из главарей колонии и хочет добрососедских отношений с нами.
— Добрососедских??
— Ну, он выразился несколько иначе, но смысл именно таков. Он гарантирует нашу неприкосновенность, но взамен желает от нас регулярную мзду в виде одежды, еды и техники. Также он требует единоразовый денежный побор лично для «руководства» лагеря, то есть для его дружков. Что же касается смерти, то это, по его словам, предупреждение для нашей же пользы: пока мы сидим на своем месте, мы в безопасности, но он не сможет ручаться за своих головорезов, если кто-то забредет на их территорию. Кроме того, мы не должны ходить не только в западном направлении, но и в направлении юго-востока, так как там, тоже примерно в пятидесяти километрах отсюда, начинаются владения банды Ли Цзяо.
— Какого еще Ли Цзяо? Батюшка, что это за галиматью он тут наплел вам!?
— К сожалению, это не галиматья. По его словам, Ли Цзяо — китайский отморозок, сумевший сколотить из своих соотечественников кровавую банду контрабандистов и уйти от китайского правосудия в Россию, то есть сюда. Вы считаете, что проще не верить? Кто хочет проверить это и поставить под удар всех нас?
Люди молчали.
— Но и это еще не всё.
Тимофей Скворцов не выдержал.
— Не всё? Батюшка, мы, конечно, уважаем вас, но завели нас сюда именно вы. Теперь выясняется, что с одной стороны нас стерегут урки-убийцы, а с другой — китайские бандюки. Что же еще не всё?
— К югу от нас, и также в пятидесяти километрах, расположен лепрозорий.
— Твою. Блин, по каким же критериям вы выбирали это место для поселения?
Священник молчал. Приход, пораженный услышанным, тоже молчал. Только что была разрушена последняя надежда людей на обретение земли обетованной, на обретение покоя и гармонии. Они думали, что смогли уйти от мира, но суровый мир безжалостно и совсем рядом напомнил о себе. Пятьдесят семей попали в самый центр некоего подобия Бермудского треугольника в Сибири, где каждый шаг может привести к непредсказуемым последствиям, а то и к смерти.
— Хорошо, я скажу! — все вздрогнули от неожиданного тона отца Василия. — Весь маршрут, по которому мы с вами прошли от Москвы до Байкала и сюда, был проложен и благословлен самим отцом Ипатием. Я не знаю, откуда он брал все эти координаты и названия, но вел он нас именно сюда. Я раз в неделю корректировал с ним маршрут по спутниковому телефону, который он мне вручил перед отъездом.
Вперед выступил бывший профессор МГУ Константин Иванович Копылов, «спасающийся» в Новом Фаворе со всей своей семьей (он, жена, дочь, зять и двое десятилетних внучек-двойняшек):
— Батюшка, из ваших слов напрашивается вывод, что наш московский настоятель знал, куда нас ведет. Он что, специально завел нас в ловушку, из которой нет выхода?
Отец Василий пожал плечами и снова замолчал, не в силах подтвердить вслух страшный вывод (мы же тогда не знали того, что вы только что рассказали о доме на Рублевке, секте и банковских счетах). Тогда, после визита страшного старика, мы просто отказывались верить в очевидное, потому что продолжали верить своему духовнику.
Молчание нарушил опер Скворцов.
— Батюшка, вы сказали, что у вас есть спутниковый телефон и контакт с отцом Ипатием. Так позвоните ему прямо сейчас!
Для нас тогда даже страшнее соседства с бандитами и прокаженными было потерять веру, и прежде всего веру в нашего обожаемого старца Ипатия. Вот почему все, как один, с огромным облегчением и надеждой начали поддакивать Скворцову и просить отца Василия позвонить в Москву.
— Что ж, отец Ипатий строго наказал, что звонить будет только он, а меня благословил беспокоить его только в экстренных случаях, чтобы, как он говорил, не подставлять его под удар, и подобно семье Лота не подвергаться соблазну, оглядываясь назад. Я думаю, сейчас именно тот экстренный случай.
Он попросил одного из диаконов принести телефон. Все прихожане стояли и ждали.
После того, как аппарат принесли и он был настроен и подключен, пошли долгие гудки вызова. Как только на другом конце сняли трубку, отец Василий радостно заговорил:
— Благословите, Ваше Высокопреподобие! Извините, ради Бога, за беспокойство, но у нас произошло чрезвычайное происшествие. Крайне нужны Ваш пастырский совет и Ваше пастырское благословение.
Люди стояли тихо, с тревогой пытаясь вслушаться в разговор двух священников. Отец Василий кратко пересказал суть происходящего, а потом долго молчал, слушая ответ архимандрита Ипатия. Мы же тогда не знали, что он расстрига и больше не архимандрит! Мы, не слыша, что говорит наш духовный отец, с надеждой всматривались в лицо отца Василия и по его выражению пытались понять смысл разговора. А лицо нашего настоятеля, сначала светящееся от общения с наставником, начало вдруг бледнеть и блекнуть. Наша надежда сменилась еще большей тревогой.
Вскоре трубка запищала зуммером рассоединения и безвольно повисла в руке отца Василия. Так прошло около минуты. Зуммер сменился словами автоматического оператора, извещающего, что спутниковая связь прервана, а он все молчал, не зная, что говорить. Люди не торопили, терпеливо, с тревогой ждали ответ.
Наконец, священник выключил телефон, чересчур аккуратно сложил сигару спутниковой антенны, как будто от такой аккуратности зависело очень многое, собрался с духом и поднял глаза на свой приход. Голос его был тихим и чужим.
— Братья и сестры, наш батюшка отец Ипатий шлет всем нам свое благословение. Относительно того, что здесь произошло, он сказал, что это бесовские козни и неизбежные для новой жизни трудности, без преодоления которых невозможна победа над диаволом. По его словам, пока мы жили в срубах и землянках, мы не имели проблем никаких, кроме телесных, но как только захотели по своей немощи комфорта — в наказание сразу получили суровое испытание. Он сказал, что нужно не роптать, усугубляя разрыв с Господом, не отталкивать Его спасительную путеводную десницу и не пытаться опять решать проблему для устроения телесного комфорта, но с еще большим рвением приступить к спасению души, к брани духовной. Для этого, собственно, все мы здесь и находимся. Молитва и пост, смирение и послушание — вот наша надежда, наш щит и наш меч. Отец Ипатий благословил продолжать жить, как жили, не допускать в умы и сердце грех уныния — и никакая беда не коснется ни нас, ни наших жилищ.
И всё. Снова молчание. Теперь недоуменное. Мы ожидали чего-то большего, мы надеялись, что наш старец мудрым советом разрешит все наши беды. Многие, если честно (в том числе и я), надеялись, что отец Ипатий освободит от непосильного креста, даст благословение на возвращение домой из этих страшных мест. А вместо этого общие высокие фразы. Особенно непонятен был призыв делать вид, что ничего не происходит. Когда люди начали приходить в себя и делиться друг с другом впечатлениями об услышанном, разочарование снова, как и накануне вечером, готово было перерасти в выражение открытого недовольства. Да, действительно, мы пришли сюда, в таежный край, жить, молиться, спасаться, но мы не готовы принимать мученический венец от каких-то отмороженных бандитов, причем совсем не за веру. Никто не был согласен становиться бессловесной жертвой пошлого разбойного налета. Об этом говорили почти все присутствующие, и что было бы потом — неизвестно, но только телефон снова зазвонил. Ропот голосов разом смолк. Отец Василий посмотрел на дисплей и радостно воскликнул:
— Это снова отец Ипатий!.. Да, Ваше Высокопреподобие, слушаю! Да, да. Все здесь. Да. Слава Богу! Благословите!
Когда настоятель прихода выключил телефон, в его глазах блестели слезы радости.
— Братья и сестры! Слава Богу, наш дорогой батюшка архимандрит отец Ипатий сказал, что не оставит нас в беде и скоро присоединится к нам!! И все у нас будет хорошо. Слава Богу!
Вздох облегчения пронесся по приходу. Все закрестились, но теперь уже от облегчения и вновь обретенной надежды. Оба священника и диаконы на радостях даже пропели «Многая лета».
Мы похоронили химика и спортсмена, точнее, то, что от них осталось, и небольшое наше поселение зажило прежней жизнью.
Архимандрит Ипатий все не приезжал, ссылаясь то на здоровье, то на резкое усиление гонений со стороны властей, вплоть до подписки о невыезде и ведущемся в ФСБ каком-то следствии. Но звонил он теперь регулярно, один-два раза в месяц. Подключенные к спутниковой трубке усилители давали возможность всем прихожанам слушать по-прежнему зажигательно-обличительные проповеди старца.
Вторую зиму пережили куда лучше первой и без особых приключений — так, всего-то пару раз кто-то сломал забор и унес несколько кур, и все. Больше происшествий не было. Видимо, сработали рекомендации страшного старика.
Но в марте снова началось.
Сразу страшная трагедия: в субботу после вечерней службы в тайге, совсем недалеко от храма, медведь задрал второго диакона прихода Олега Строева. Некоторые даже слышали рев животного и предсмертные крики отца Олега. Снег еще не сошел и прибежавшие увидели на месте трагедии разодранного диакона с оторванной головой.
— Подожди. Николай, ты там был?
— Да там, почитай, все мужское население Фавора было.
— Сразу после криков?
— Ну да. Служба ведь только-только закончилась.
— Николай, вспомни, пожалуйста, крови на снегу много было? Это очень важно.
— Крови? Крови, пожалуй, было не много. Постойте-постойте.
— Как же так, медведь кромсал живого человека, отрывал голову, а крови было мало?
— Что вы хотите этим сказать?…
— Кто отсылал цинк с телом?
— Староста прихода Клавдия Ивановна со свояченицей и ее мужем. Они отвезли гроб на станцию и, заплатив кучу денег, отправили тело в Москву.
— Так вот, тело до Москвы дошло. Его исследовали московские патологоанатомы и констатировали, что в нем почти не было крови, а рваные раны нанесены не медведем.
— …?!!
— Ладно, потом я тебе все подробнее расскажу, давай дальше.
— Дальше пропал Дюймовочка… ой, извините, Вася Майструк. Дюймовочкой его прозвали из-за огромного, около двух метров, роста и таких же мощных остальных габаритов. Тридцати восьми лет от роду, плотник по профессии, Вася был крайне добродушным великаном и заядлым грибником. Он очень часто ходил в тайгу за грибами и ягодами для всего прихода, но никогда при этом далеко не уходил — это было излишне по причине изобилия всего съестного вблизи поселения. Десятого апреля он ушел и больше не вернулся. Поиски в радиусе тридцати километров ничего не дали.
Потом, буквально через две недели, пропали сестры Казанцевы, двадцати и восемнадцати лет. Убитая горем мать чуть не наложила на себя руки. Излишне говорить, что никого не нашли и в этот раз.
Последний смертельный случай произошел совсем недавно. Тот же медведь. или теперь уже не медведь. точно так же, как диакона, растерзал Ивана Ковылина, бывшего чемпиона мира по стрельбе из лука. Этот цинк отсылал я с двумя прихожанами. Последнее время весь приход живет в страхе, и мы надеялись, что смерть известного в недавнем прошлом спортсмена вызовет резонанс. И вот сработало, прислали вас. После седьмой смерти.
— А что же ваш драгоценный Ипатий?
— То-то и оно, что ничего. То ли с ним что-то случилось, то ли он изменил номер, а только связи с ним больше не было, что усугубляло ситуацию. Да, еще! Кроме смертельных случаев два раза были просто нападения. Оба раза, испуганные до смерти в первом случае парень двадцати лет и во втором мужчина пятидесяти, в один голос говорили о каком-то волосатом чудовище, огромном, зловонном, с неимоверной силой и злобой. Хоть их описание и сходится с рассказом первых четырех очевидцев, искавших химика и борца, но все-таки было принято решение считать это чудовище тем самым медведем-людоедом. Почему он не убил парня и мужчину? Наверное, просто был не голоден. И последнее происшествие. Самое свежее и, пожалуй, самое болезненное для прихода. После воскресной литургии ровно месяц назад пропал наш второй священник отец Арсений. Вышел из храма — и как в воду канул. Вообще никаких следов.
— Николай, а что лично ты думаешь обо всем этом? — Андрей посмотрел на серьезное не по годам и посуровевшее от таких испытаний лицо молодого собеседника, который сосредоточенно из-за сгущающихся сумерек вел машину. — Так что ты думаешь?.. Николай!
Как оказалось, сосредоточенность Николая Зимина была вызвана не столько пережитым, сколько в данный момент тем, что он слишком пристально и с быстро изменяющимся лицом начал всматриваться в дорогу. Андрей проследил за его взглядом. Вдруг парень со всей силы ударил по педали тормоза. От неожиданности маневра диакон Андрей Марченков со всей силой инерции врезался в лобовое стекло, чуть не пробив его. Выставленные рефлекторно в последние доли секунды руки немного смягчили удар. Побелевший от ужаса Николай, всматриваясь в дорогу расширенными глазами, заикался и лопотал:
— Там. там. Что это?… Кто это?.. Это о-он!!.. Господи!..
Андрей перевел взгляд туда, куда таращился Николай: в свете фар посреди дороги стоял. стояло.
Водитель и пассажир сидели в заглохшей машине тихо, не шевелясь. Их взгляд не отрывался от то ли человека, то ли животного., нет, все-таки, наверное, человека, стоявшего в пятидесяти метрах от машины. Ростом более двух метров, весь покрытый бурыми волосами, с оскалом кривых, но все же человеческих зубов и с выражением какой-то звериной злобы, он внушал ужас. Его мощная грудь вздымалась, как кузнечные меха, руки были сомкнуты в кулаки, и вообще, весь его облик предупреждал о том, что он готов к бою. Но пока он смотрел на них, они смотрели на него. Николай Зимин часто-часто крестился, шепча скороговоркой «Господи, помоги», а Андрей, перекрестившись сам, перекрестил чудище и произнес тихо, но четко Иисусову молитву и молитву ко Святому Кресту. Когда после этого видение не исчезло, он понял, что перед ними реальный человек. Он также понял, что вызвало его злобу и готовность к нападению.
— Николай, выключи фары.
— Ч-ч-то?
— Фары, говорю, выключи, быстрей.
Испуганный до смерти парень щелкнул тумблером фар. Дорога резко погрузилась в темноту.
— Теперь включай!
Свет. Дорога. Пустая.
— А? А к-куда он делся? — Николай вертел головой в поисках страшного незнакомца.
— Я думаю, он ушел. Похоже, что мы просто случайно застали его врасплох мощным светом твоих фар-прожекторов, когда он переходил дорогу. Он испугался и посчитал, что мы к нему враждебно настроены, поэтому был готов кинуться на нас. Но мы выключили свет, и он этим воспользовался, чтобы скрыться.
— О-он нас в-видел? — парень все еще заикался от происшедшего.
— Против света? Думаю, что нет. Очертания машины — и то смутно, а нас, внутри, точно не видел. Да хватит тебе заикаться!
— Извините. Это от неожиданности. Его вид, эти волосы, эти зубы, этот взгляд.
— Волосы, зубы и взгляд, говоришь? Рядом с нашей частью, где я служил, был стройбат, так вот там такие монстры с кавказских гор служили — мама родная! Тот, которого ты только что испугался — просто бритый добродушный альбинос по сравнению с ними!
Николай с ужасом посмотрел теперь на Андрея. Тот кивнул в знак подтверждения своих слов и ободряюще подмигнул.
— Далеко еще до Нового Фавора?
— Нет, километров тридцать пять-сорок.
— Тогда рискну предположить, что мы только что нос к носу встретились с вашим старым знакомым, если только их тут не целая стая.
— А что, может быть и такое?
— Но он куда-то же шел. Или ты считаешь, что в свет твоих фар попал одинокий заросший путник, гуляющий по тайге на сон грядущий? Однозначно он тут не один. Погоди-погоди. А что если. Давай предположим, что это тот самый! Что тогда получается? Получается, что он за нами следил и попал в поле зрения не случайно! Выходит, он намеренно подставился в свет фар, чтобы сказать тем самым, что они за вами следят и знают каждый ваш шаг. Помнишь, ты говорил, как старик предупреждал, чтобы никто из вас далеко не уходил из поселения?
— Но мы регулярно ездим на станцию.
— Как регулярно?
— Примерно раз в три месяца.
— Ну, во-первых, это не так уж и регулярно, а во-вторых, они наверняка каждый раз следят за вами. Более того, я уверен, что у них есть свой человек на станции.
— Да ну??
— А что? Жить здесь полвека и не контактировать с внешним миром, осторожно, пусть даже через кого-то? А тут появляетесь вы. Сначала ничего интересного, обычные горемыки поселенцы-богомольцы, но потом. Пальцы веером и евроремонты с евростандартами. МАсковскАя прАписка — это, брат, не шутка.
— Вы хотите сказать, что мы раздразнили их?
— Есть такое выражение: нарисовались — не сотрешь. Вы не просто раздразнили их — вы стали для них лакомым куском. Одного не пойму: как вы еще все живы?
— Но семеро убитых!..
— Что для колонии уголовников, разоривших не одно поселение и убивших, возможно, не один десяток людей, какие-то семь жизней?
— Так что вы думаете?
— Я думаю, здесь не все так просто, как кажется.
— Допустим, у них есть свой человек на станции (хотя это только предположение), чем это угрожает нам?
— Не предположение. Уверенность. Вы дважды посылали «груз-200» в Москву. Оба раза не было никаких сопроводительных документов и писем, никаких надписей, кроме «Москва. Патриархия» в первом случае и просто «Москва» во втором. Кто-то очень хотел, чтобы груз отсюда уехал, но до адресата не попал. Странно. То, что оба раза тела получили те, кому следовало — или случайность, или вы действительно много заплатили. А чего мы стоим? Поехали, поехали!
«Комбат» тронулся с места и начал осторожно набирать скорость.
— Андрей Алексеевич, кто, по-вашему, те люди?
— Надеюсь скоро это узнать.
Николай, как бы подытоживая общение с диаконом Андреем Марченковым, украдкой и с интересом посмотрел на него, подумав при этом: «Там, на дороге, я чуть было не обделался, а он даже не вздрогнул. Кто он такой, этот наш новый диакон? По телефону говорили, что он бывший морской офицер, но в каком флоте обучают не бояться монстров?»
Долгая дорога подходила к концу. Внезапно джип поехал плавно и тихо — под колесами начался асфальт, а значит через пять минут. За следующим поворотом Андрей зажмурился от яркого света и нереальности происходящего: посреди тайги на холме переливался огнями красивый ультрасовременный поселок.
Новый Фавор
Уже совсем стемнело, когда «Комбат» остановился около храма. Мощные галогенные фары освещали толпу людей около церковных ворот. Людской гул то и дело перекрывался стенаниями какой-то женщины.
Николай, проходя с Андреем сквозь толпу, все время тревожно спрашивал: «Что случилось?» Только на пятый или шестой раз ему ответили: «Напали на Ивана, мужа агрономши, сильно помяли». Наконец, они протиснулись к самым воротам храма, на ступенях которого стоял священник и диакон. Около них, обращенная к людям, плакала немолодая женщина. Ее утешала девушка лет двадцати двух, по-видимому, дочь.
Хмурый отец Василий заметно оживился после того, как Николай Зимин сообщил ему о приезде нового диакона из Москвы. Отыскав гостя, настоятель жестом пригласил следовать за ним в храм.
— Встань, Ирина, завтра утром мы что-нибудь придумаем. А пока Алексей, наш врач, пойдет с тобой. Если надо, побудет с Иваном всю ночь. Пойдешь, Алексей Федорович?
— О чем разговор! — из толпы поднялась рука доктора. — Да с Иваном все будет в порядке, я уже осматривал — крепкий мужик! Благословите, батюшка!
— Господь благословит! Идите с Богом, — настоятель на расстоянии благословил склоненную голову врача, помог спуститься расстроенной из-за несчастья с мужем женщине, затем снова поднялся на ступени храма и обратился к приходу. — Братья и сестры, к нам приехал из Москвы, из самой Патриархии диакон Андрей Алексеевич Марченков. Наши обращения и молитвы услышаны — отец Андрей не только прислан заменить трагически погибшего диакона Олега Строева, но и помочь нам разобраться в наших бедах. Я правильно говорю, отец Андрей?
— Правильно.
— Тогда, братья и сестры, расходитесь. Соберемся завтра утром. Пошлите в храм, — последние слова настоятель сказал, обращаясь теперь уже к двоим диаконам, Николаю Зимину, старосте прихода Клавдии Ивановне и, вероятно, тому бывшему оперуполномоченному МУРа Тимофею Скворцову, о котором говорил Николай.