Протянутая рука бритолобого недолго висела в одиночестве. Помявшись еще секунд десять, Саймон Блюмкин протянул свою.
— О'кей, договорились.
— Тогда я полетел?
— Стоп, а товар выгрузили?
— Обижаешь, Саймон. Прежде всего — дело, а потом эмоции. Твой московский гость — это всего лишь эмоции.
ЦРУшник удовлетворенно хмыкнул: все-таки не все русские непредсказуемы, встречаются и нормальные бизнесмены. Под товаром же оба имели в виду синтетический героин, изготавливаемый для ЦРУ лабораторией под руководством сидящего напротив лидера тоталитарной секты скопцов. Когда начиналось сотрудничество с этой странной, но влиятельной религиозной общиной, именно благодаря ему, Саймону Блюмкину, стала возможной реализация проекта «эко-героин». Какой-то гениальный химик из местных, не понятый и не замеченный, как обычно, властями, утверждал, что для изготовления известнейшего наркотика больше не нужны ни афганские маковые поля, ни ближневосточные перерабатывающие фабрики. Отсюда и название «эко-героин», то есть не наносящий вреда окружающей среде. Себестоимость — копейки. Всё, от нулевого цикла до конечного продукта, синтезируется в стенах одной лаборатории. Химик попался на крючок секте, прошел полный курс промывки мозгов, и теперь не за страх, а за совесть выдавал «на гора» каждый месяц по тонне этого зелья. ЦРУ засчитало этот проект в заслуги Саймона, перечислило на его счет солидную премию и всячески намекало на скорую смену обстановки для такого талантливого сотрудника. Если бы еще русский оказался диверсантом и из него удалось бы выудить что-нибудь интересное — вот тогда бы ну совсем скоро какая-нибудь полуобнаженная креолка сказала бы ему в аэропорту Гонолулу «алоха!» и надела бы на шею ожерелье из нежных тропических цветов.
|
|
Саймон нажал на кнопку. В дверях появился один из двух ушастых охранников.
— Бери напарника и ведите русского сюда. Он улетает с этим господином.
— Есть, сэр!
Вскоре двое бройлеров-морпехов из рук в руки передали закованного (опять как в кино) цепями по рукам и ногам Андрея Марченкова двум мохнатым бандерлогам скопца. Уже в дверях Саймон Блюмкин окликнул пленника.
— Последний вопрос, Алексей (если, конечно, тебя так зовут). Где ты научился так здорово укладывать на пол американских морских пехотинцев и вооруженных наемников?
— Секрета никакого нет. Школа айкидо и русского рукопашного боя. Я был хорошим учеником.
— А-а, да-да, понятно, — ЦРУшник задумчиво посмотрел на пленника. — Ладно, проваливай.
Когда вертолет МИ-8 взлетел, Андрею начали прилаживать черную вязаную шапку на глаза. Но он успел бросить внимательный взгляд в иллюминатор и увидеть, что к ангару, где он находился в плену, сзади примыкают два больших, размером чуть ниже ангара, здания барачного типа, окруженные высоченным каменным забором и колючей проволокой-путанкой. Судя по всему, это были жилые помещения, так как из труб шел дымок (видимо, готовили пищу), а рядом, около двух домиков поменьше, неторопливо сновали мужчины, женщины и. дети! Вот так тюрьма ЦРУ! Обслуживающий персонал? Поселение? Последней, перед тем, как шапка окончательно закрыла глаза, Андрей увидел сторожевую вышку в дальнем углу периметра этого странного лагеря. Это была полуразвалившаяся деревянная церквушка, на колокольне которой вместо колокола маячил американский морской пехотинец-часовой. Одним словом, опять сибирский сюрреализм.
|
|
Отдыхал и Андрей Марченков. Фиксируя по крену вертолета смену курса и время полета, он читал про себя 50-й и 90-й Псалмы, Молитву Честному Кресту («Да воскреснет Бог…»), Правило Веры, Молитву Господню («Отче наш…»), Иисусову Молитву, молитвы Пресвятой Богородице.
А еще он прислушивался к новым, непонятным пока ощущениям. То, что это было для него боевым заданием, не вызывало сомнения. Но ни на одном задании за всю свою диверсионную службу Андрей не чувствовал себя настолько уверенным и умиротворенным, как сейчас. Он совершенно не представлял, что с ним приключится через час, через пять, через день, он не имел исчерпывающих разведданных о противнике, не имел четкого плана — и тем не менее он был абсолютно спокоен. Может, он чувствовал над собой защиту благословения самого Патриарха всея Руси? Или покров Церкви? Или Небесные Покровители ведут его, воина Христова, сквозь все препятствия? Скованный наручниками и цепями, с черной шапкой на глазах, сидящий в вертолете среди опаснейших бандитов-отморозков, которые везли его на заклание, тем не менее он чувствовал себя персоной, защищенной надежнее, чем арабский шейх, чем президент США, чем президент России!
Но расслабляться все-таки нельзя — как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Эйфория — это грех, это прелесть, от которой жди только беды. Так что давай, капитан третьего ранга Андрей Марченков, не забывай, что ты теперь хоть и Христов, но все-таки воин, и у тебя ответственнейшее задание. То, что племянника советника Патриарха в тюрьме ЦРУ нет и, судя по всему, не было, Андрей понял, как только вышел из ангара. Тогда где же он? Может там, куда летит этот вертолет, то есть, в логове скопцов? Может быть. Следовательно, задание, принявшее весьма крутой оборот, продолжается. И чтобы его выполнить, нужно не только спасти пленника, но прежде всего выжить самому. Да, он обязательно еще раз тщательно проанализирует ситуацию и что-нибудь придумает, а пока у него есть как минимум полчаса на отдых-«подзарядку». Андрей под шапкой закрыл глаза…
|
|
…сквозь клубы белого, как пар, дыма его группа из шести боевых подводных пловцов ГРУ ВМФ России уверенно продвигалась к конечной по разведданным точке — древнему монастырю Живоначальной Троицы недалеко от пригорода Цхинвали. Именно там час назад видели диверсантов грузинского спецназа. По заданию командования они уже уничтожили две такие группы, целенаправленно разорявших православные святыни Южной Осетии, и преследовали последнюю, третью группу.
Пока боевые пловцы бежали маршем к цели, Андрей в который раз задавал себе вопрос: что могло произойти в душах и мозгах грузинских единоверцев, чтобы они не только как бандиты, ночью, с оружием в руках напали на спящих мирных соседей, но и разоряли теперь общие для осетин, грузин, русских, всего православного мира религиозные святыни? Сначала эта идиотская «революция роз» в Тбилиси. Народ сделал вид, что он в одночасье ослеп, оглох и поглупел. А разве нет? Повестись на такую откровеннейшую лабуду! И поверить в то, что целый миллиард с лишним долларов, которые США дали Грузии на перевооружение, они дали бескорыстно, для становления так называемой «молодой грузинской демократии»! Бред какой-то, маразм! Однако бред не бред, а сначала Чехию, а потом и всю Прибалтику американцы захарлали как по нотам. Теперь же они получили карманную страну и на южной границе России. Затем братская Украина просто сдурела на почве «демократии» и желания свободы не понятно от чего. Так называемая «оранжевая революция» на деньги тех же США мощно замордовала украинских граждан. Обещания те же: свобода, равенство, братство, справедливость и демократия. Здравый смысл скукожился и забился в самый дальний уголок психики. Итог еще более печален: экономика Украины логично рухнула под руководством бездарных политиканов и полуграмотных революционеришек, способных, как неоднократно показывала история, только гадить и разрушать. Но если Украина сейчас доедала себя сама, упорно не желая признавать всю чудовищность и противоестественность разрыва с Россией, то Грузия пошла дальше: она выполнила против соседей-единоверцев команду «Фас!», поданную из Ленгли.
Перед глазами бегущего Андрея (да, наверное, и всех бойцов группы) стояли картины только что увиденных зверств: обкуренные боевики в американско-грузинской форме с поразительной жестокостью забрасывали гранатами алтари храмов, без колебаний расстреливали священников и прихожан, не брезговали грязными оскорблениями и побоями женщин и стариков перед тем, как убить их. А двух детей они просто разбили о стену одного их храмов. Как выяснилось, грузин среди боевиков не было, не было и чеченцев (даже для них, воинственных горцев, не питающих к России нежных чувств, это было слишком), а был сброд наемников, среди которых бесчинствовали и косовские албанцы, недопившие православной крови у себя дома, и арабы, и украинские националисты, и прибалты.
В последнем храме двое солдат-арабов с гиканьем схватили настоятеля, наскоро связали его и положили на жертвенник в алтаре, перед этим подложив под него гранату с вынутой чекой. После чего святотатцы отошли на безопасное расстояние и начали бросать в лежащего на взведенной гранате батюшку камни. Вот первый же камень попал священнику в голову и тот застонал. Из раны на алтарь потекла кровь. Вот второй камень попал в коленный сустав и нога непроизвольно дернулась. Каждое «удачное» попадание сопровождалось возгласами восторга и криками одобрения, а все происходящее снималось третьим наемником на мобильник. Вот-вот должен был неминуемо произойти взрыв, но вдруг камни слева почему-то перестали лететь. Не переставая смеяться, бандит справа повернул голову и. не увидел своего другана. На своем «халам-балам» он прокурлыкал недоуменный вопрос «кинооператору», но вдруг мобильник у того в руках разлетелся в пыль, а вместо головы на святотатца уставилась маска из кровавого месива. Застыв столбом от ужаса, наемник пришел в себя только после того, как тело оператора плашмя рухнуло ему под ноги. Раззявив было уже рот для крика и развернувшись драпать, бандит снова остолбенел, потому что в метре перед ним стояли возникшие ниоткуда три солдата в черной форме в масках и молча смотрели на него. В это время четвертый стоял у входа в алтарь, а пятый и шестой извлекали из-под окровавленного батюшки гранату. Затем эти страшные солдаты молча вывели его из храма, провели под мрачными взглядами двух десятков собравшихся местных жителей через двор по направлению к разрушенному туалету, поставили на край выгребной ямы. так же молча сунули гранату в штаны и столкнули в фекалии. Последнее, что увидел наемник-убийца Ахмед перед тем, как разлететься на куски и смешаться с дерьмом, это спины отходивших от ямы страшных молчаливых черных солдат. Очень странно, но араб за все время не проронил ни звука. Может, от дикого парализующего ужаса или от стремительно приближающейся неминуемой смерти, а может от внезапно поразившего его осознания того, что все идет правильно и он заслужил такое.
Это случилось два часа назад, и именно два часа назад Андрей понял, почему в истребительный рейд спецрейсом из Питера перебросили именно его группу. Выдержать такой ритм и такое психологическое давление, понять деликатность задачи (все-таки это не была обыкновенная полномасштабная война), выполнить ее четко, быстро и, главное, аккуратно могли только воины, прошедшие сверхподготовку, тем более, что речь шла о планомерных диверсиях наемников именно против православных святынь. Ну и конечно, даже в страшном сне бандиты не могли предположить, что в Южной Осетии они столкнутся с самой крутой элитой ГРУ ВМФ!
Группа, не снижая темпа, вошла в село. Немногие жители подбегали к странным молчаливым черным солдатам и отчаянно жестикулировали в сторону видневшегося среди деревьев монастыря. Понятно.
Монастырь состоял из небольшого очень древнего храма, низкого, но массивного одноэтажного келейного корпуса для монахов и паломников, и пары добротных каменных сараев. Периметр монастыря опоясывал невысокий забор, выложенный из каменных глыб. Монастырский двор был совершенно пуст.
Подбежав к раскрытым настежь дверям храма, Андрей вдруг почувствовал, что они опоздали. Вокруг храма и внутри было темно и тихо. Но пахло порохом и смертью. После анализа прошлых бесчинств бандитов напрашивался неутешительный вывод, что все уже кончено.
Андрей, как командир группы, едва заметным привычным жестом отправил троих бойцов исследовать прилегающую территорию, а сам с двумя оставшимися перестроился в клин и осторожно пошел внутрь.
Древний полумрак хранил не только прохладу, въевшийся в стену аромат ладана и намоленную за многие века благодать — сюда грубо вторглась густая пыль, пороховая гарь, фрагменты расстрелянных фресок-икон под ногами, едва уловимый кисловатый запах крови и… да! Чья-то тихая молитва! Слава Богу, есть живые!
Андрей скомандовал идти на голос, но тут же дал отбой, потому что в этот момент в дверном проеме появились трое его бойцов, проверявших улицу. Они были не одни: сзади виднелись местные жители, вооруженные кто чем. То, что произошло дальше, Андрей Марченков будет помнить всю свою жизнь.
Народ во главе с отрядом российских морских диверсантов пересек пыльный полумрак церкви и остановился, пораженный открывшейся перед иконостасом картиной: на полу со свечами в руках в ряд лежали три расстрелянных монаха, над ними на церковно-славянском языке шептал молитву совершенно седой сухонький священник, а напротив с М-16 наперевес стояло семь здоровенных грузинских спецназовцев! Они ничего не делали, просто молча стояли с угрюмым выражением на лицах, но не было никаких сомнений ни в том, кто совершил разгром и массовое убийство в церкви, ни в том, что они собираются делать дальше.
Толпа сначала от неожиданности ахнула и отпрянула, но видя отсутствие какого-либо испуга русских солдат, видя их спокойный профессионализм и уверенность в предстоящих действиях, люди остались на месте. Приказ группе был дан четкий: зачистить все группы наемников и грузинского спецназа, бесчинствующие в храмах и монастырях Южной Осетии в районе Цхинвали.
Грузины до этого были, видимо, в каком-то мрачном оцепенении, что до сих пор не заметили присутствия в храме кого-то еще. Да и пыль с дымом до поры до времени отделяла убийц с их жертвами от вошедших местных жителей. Но когда совсем рядом невольно ахнули почти два десятка человек, бандиты мгновенно дернулись на шум, одновременно вскинув американские винтовки. Каково же было их удивление, когда они увидели, что с той стороны на них смотрят два «винтореза» и четыре «каштана» — верный признак того, что они влипли по самые «не хочу», ибо такими «игрушками» пользуются только самые элитные спецназеры России. Да вот и они! Черные, непроницаемые, в костюмах, покрытых чешуей кевларовой брони, абсолютно спокойные и до жути уверенные. Шесть к семи? Грузины поняли, что хоть по численности они и превосходят русских, но арифметика явно не в их пользу. Тем более за спинами россиян начинала гулко заводиться толпа разгневанных местных жителей! Все, сейчас за то, что они тут натворили, им придет кирдык. И грузины подняли винтовки на линию огня, решив дорого отдать свои жизни.
Командир черных солдат, стоящий ближе всего к бандитам и не спускавший глаз с их главаря, отрицательно повел шлемом из стороны в сторону. Повисла напряженная пауза. Тишина стала такой, что камушек под каблуком у одного из местных скрипнул на весь храм. Ну что? Андрей стволом-глушителем «каштана» выразительно качнул вниз, предлагая противнику спокойно сложить оружие.
Но грузины уже приняли решение. Их командир начал раздувать ноздри большого кудрявого носа, толстые губы побелели от напряжения и начали раскрываться, из гортани начал подниматься рык…
— Христос воскресе!
А? Что? Если бы сейчас тут бабахнула гаубица, то и тогда она произвела бы меньший эффект, чем этот тихий и… радостный (?!?) возглас священника. Гортанный рык, через долю секунды готовый перерасти в боевую предсмертную команду, от неожиданности как-то хрюкнул и захлебнулся. Ноздри хоть и не перестали раздуваться, но брови над глазами командира грузинского спецназа вдруг непроизвольно дернулись вверх, а туловище как было в стрелковой позе с винтовкой, так и развернулось на прозвучавший голос. То же самое, причем так же непроизвольно, сделали остальные грузинские солдаты. Андрей выпрямился и опустил «каштан». Его бойцы подошли к командиру на одну линию. Они продолжали держать на мушке грузин, одновременно уставясь на священника.
А батюшка стоял перед расстрелянной братией и сиял, обращенный к грузинским боевикам, радостью необыкновенной.
— Ч-ч-ч-то ты сказал, старик? — командир бандитов был настолько поражен словами и реакцией священника, что не замечал стоящих в двух метрах от себя российских солдат. — Почему ты радуешься??
А батюшка спокойно и радостно подошел к грузинам и начал каждому одним рывком разрывать ворот формы.
Все остолбенели окончательно, но потихоньку стали догадываться, что отец настоятель сошел с ума. Поэтому совершенно не сопротивлялись.
На самом же деле священник поочередно достал у каждого из грузинских спецназовцев нательный крестик и оставил их висеть поверх американской формы.
Проделав все это, батюшка снял с себя нагрудный крест, поцеловал его и поднял высоко над головой, обращаясь ко всем присутствующим в храме.
— Христос воскресе, братья и сестры! Возрадуемся радостию великой, ибо Господь Бог наш Иисус Христос воистину воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровал! Внемлите, братие!
Он подошел к убиенным монахам, указал на них рукой и со слезами радости на глазах горячо поцеловал свой крест.
— Сущим во гробех живот даровал! Живот вечный! Да еще и венцы святые мученические водрузил на главы их! Это ли не честь великая? Это ли не праздник?
Взволнованность батюшки, радостная торжественность его речей, глубочайший их смысл начал передаваться всем, кто стоял в храме. Грузинские солдаты во все глаза смотрели на удивительного настоятеля храма и невольно потупили взор, когда тот начал подходить к каждому.
— Братья! — обратился он к ним. — Вы мои братья. Вы братья этих усопших монахов! Конечно, вы совершили страшный грех, но уныние и отчаяние — еще более страшный грех. Не отчаивайтесь, братья. Помните, что Господь, Отец ваш небесный, любит вас настолько, что послал Сына своего единородного претерпеть муки, страдания и саму смерть для того, чтобы победить эту смерть, разрушить врата адовы и дать вам надежду на спасение и жизнь вечную. Помните, что первым в рай со Христом вошел разбойник, распятый справа от Господа на таком же кресте. А апостол Павел? Это же был Савл, ярый гонитель и губитель христиан! И где сейчас тот разбойник, где апостол Павел? Там же, где души этих монахов, со Христом! А разве может быть большее блаженство, чем пребывать вечно в раю, рядом с нашим Господом, рядом с Иисусом Сладчайшим?
Настоятель в полной тишине снова надел свой крест и подошел вплотную к грузинскому командиру. Секунд тридцать-сорок они смотрели друг другу в глаза. Наконец священник четко и проникновенно произнес:
— Христос воскресе!
Грузин молчал. Настоятель не смутился и повторил еще более торжественно:
— Христос воскресе, брат!
Но тот продолжал молчать. Тогда батюшка коснулся своим крестом лба командира грузинского спецназа, живота, правое плечо, левое плечо, поднес к губам и в третий раз сказал:
— Христос воскресе!
И хоть священник третий раз произнес главные слова православной веры гораздо тише и менее торжественно, но именно от этих слов дрогнул, наконец, грузинский командир и хрипло ответил:
— Воистину воскрес.
А когда эти же слова начали говорить его бойцы, он… заплакал! Хотя плакали почти все присутствующие в церкви.
Батюшка так разволновался, что захлопотал между местными жителями и грузинскими солдатами, которых он начал по очереди наклонять за чубы и благословлять. Уже дрогнувшим, но еще более светлым голосом он все повторял:
— Слава Богу, слава Богу! Христос воскресе, братие, Христос воскресе! Слава Богу! Благослови вас Господь во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь!
К старенькому священнику под благословение начали подходить местные жители, а перед тремя убитыми монахами стояли боевики взвода грузинского спецназа со склоненными непокрытыми головами, с нательными крестиками наружу и плакали.
— Идите с Богом, братие. Наши мужчины проводят вас до окраины села.
Грузинские солдаты послушно потянулись к выходу. Сначала они прошли мимо сваленных в кучу своих винтовок, потом, не поднимая головы, прошли поочередно российских бойцов, а затем смешались с толпой местных, которая повела их к выходу уже без всякой враждебности. А мудрый батюшка стоял посреди храма и со слезами на глазах благословлял всех крестным знамением.
Смотрели вслед уходящим и шестеро боевых пловцов ГРУ ВМФ.
— Командир, я не понял, они что, уходят??
— Пусть идут.
— Да, но приказ.
— Выйди на связь и доложи, что третья группа уничтожена.
— Уничтожена??
— Да. Они больше ни в кого не выстрелят.
— Хм, ну, я не знаю.
— Докладывай, докладывай, это приказ. Всю ответственность я беру на себя.
— Да я не про ответственность. А что, если, выйдя отсюда.?
— Без всяких «если». Помнишь, что мы сделали с тем арабом чуть больше часа назад?
— Спустили в сортир и смешали с дерьмом.
— Вот-вот. И это мы, бравые вояки, элита ВМФ России, русские!
— Согласен, перебор, но ведь у каждого планка упадет, когда такое прямо на твоих глазах делается!
— Вот именно: «планка». Но на то мы и русские солдаты, чтобы планка не падала! Другие пусть делают, как им их совесть велит, или то, что у них там вместо нее, а мы не должны были. Повели себя, как обыкновенные каратели. А здесь старенький священник преподал такой урок. Он показал, что есть сила, против которой даже наша спецподготовка с нашим высокотехнологичным оружием — абсолютное ничто. Сила, побеждающая злобу и ненависть, кровавую вражду и даже саму смерть. Это сила истинной веры. «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных»[14]. Но и никто не говорит о том, чтобы мы, солдаты, выполняя приказ и застав врага с оружием в руках, сеящего смерть и попирающего святыни, сделали вид, что ничего не происходит и отпустили его. Вооруженного врага нужно уничтожать, но о «планке», особенно русской «планке», забывать нельзя. Короче, ребята, шлемы долой.
Сначала Андрей, а потом все бойцы сняли боевые шлемы и подошли вслед за своим командиром под благословение стоящего в ожидании седовласого священника.
— Благословите, батюшка!…
Уже потом, через неделю, во время разбора полетов в штабе ГРУ ВМФ России, Андрей узнал, что при переходе от российского блокпоста к своим по группе безоружных грузинских спецназовцев с сопредельной территории был открыт прицельный огонь на поражение. Все были убиты…
…Андрей под шапкой открыл глаза. Отдых закончен, пора действовать. Действовать так, как предписывает долг русского офицера и совесть православного христианина.
«Русский офицер», — капитан третьего ранга Андрей Марченков чуть ли не вслух, как молитву, произнес это словосочетание.
Да, совсем скоро ему предстоит пережить, видимо, жесточайшие испытания, и сознание того, что он не просто воин, а именно русский офицер, давало силы.
Он вспомнил, как еще в кадетском корпусе седой учитель истории, капитан третьего ранга в отставке, рассказывал случай, произошедший во время Отечественной войны 1812 года.
Зима. Из русских и французских окопов, разделенных небольшим пространством поля, в обе стороны то и дело выкрикивались оскорбления и скабрезные шуточки. Вот в пылу словесной дуэли над позициями привстал лихой командир Денис Давыдов и начал упражняться в остроумных насмешках над противником. Наши солдаты смеялись и подзадоривали своего любимца, но вдруг на коне, совершенно не таясь возможных вражеских пуль, подскакал казацкий урядник и, грозно сверкая на Давыдова глазами, прокричал:
— Негоже так себя вести, ваше высокоблагородие, грех это великий! Битва — святое дело!
Вот как наши славные предки относились к войне. Война, говорили они, должна вестись не со злобой, а с гневом праведным.
Как русская знать тогда преклонялась перед просвещенной Европой, особенно Францией! Как было престижно разговаривать везде, даже в семьях, на французском языке! И как, с другой стороны, вела себя «просвещенная» французская армия: как мародерствовала и насильничала, как сеяла смерть и разрушения, как уничтожала все за собой при отступлении! И как потом в ужасе притихли-притаились парижане в ожидании неминуемой мести, когда русская армия вступила в столицу Франции. Но… не было мести. Наши солдаты, великодушные и спокойные, вели себя в высшей степени достойно и доброжелательно, по-православному, а офицеры даже аккуратно платили за ночлег и еду, хотя по логике могли легко брать всё силой и даром.
Ратники Александра Невского и Димитрия Донского, чудо-богатыри Александра Суворова (как он их с любовью называл), матросы Ушакова, бойцы Красной Армии в годы великой Отечественной войны — все славные русские воины показывали миру пример мужества, патриотизма, великодушия и веры. Да, именно веры. «В окопах атеистов нет», — такая народная поговорка возникла в годы Великой Отечественной войны, развенчивая богоборческие агитки штабных партийных функционеров, не нюхавших пороха, но рьяно выслуживавшихся перед более высокопоставленными карьеристами-безбожниками.
Андрей всем своим существом чувствовал свою сопричастность великой цели, но вместе с тем и огромную ответственность быть достойным славы воинов-предков, не спасовать перед трудностями, преодолеть с Божьей помощью все опасности.
Опасности. Что впереди? Готов ли он?
И тут, как чудо, как благословение в сознании Андрея явственно всплыли слова молитвы Варсонофия Великого: «Ты, Господи, Сердцеведче, знаешь нашу человеческую немощь, скорби и нужды раньше нашего прошения, и веруем, что и волос с головы не упадет без Твоей воли (см.: Лк. 21, 18)»…
А в это время Саймон Блюмкин тоже отдыхал. После инцидента в ангаре быстро навели порядок, работа вошла в свое привычное размеренное русло. На душе, как всегда, было пусто, и он вяло, машинально просматривал рапорты подчиненных о случившемся. Прочитал. Отложил в сторону. Тупо уставился в монитор компьютера, просматривая записи многочисленных камер наблюдения.
«Что-то не то…» А? Что? Саймон встрепенулся, прислушиваясь к непонятной тревоге, откуда-то появившейся в груди. Рапорт? Да, чей-то рапорт показался ему не совсем адекватным. Так, где же он, ну где… А, вот! Рапорт охранника сержанта Эндрюса (того, кто открыл камеру русского и был вырублен первым). Ну-ка, читаем… читаем… ага: «…не прикасаясь ко мне, русский пленный непонятным образом с силой опрокинул меня на спину, в результате чего я ударился головой о пол и потерял сознание…» Это как?? Вот что зацепилось за подсознание ЦРУшника и тревожило его! Как это, опрокинул, не прикасаясь?? Монитор! Видеозапись! Быстро!
Пальцы лихорадочно забегали по клавиатуре, отчего Саймон дважды нажимал не те кнопки пароля.
— А-а, щщщит!.. О, наконец! Так, посмотрим.
То, что увидел начальник сибирской секретной тюрьмы ЦРУ, сначала повергло в шок, но потом пружиной подбросило с офисного кресла. Дверь чуть не слетела с петель, когда он распахнул ее и проорал в пустоту ангара:
— Живо связь с вертолетом!! Бего-о-ом!!! Офицер-морпех, тот самый, который совещался тогда с шефом, влетел в кабинет, одной рукой на ходу бросая массивную трубку Блюмкину, а второй набирая частоту на базе.
— Орел, это Гнездо! Орел, это Гнездо! Орел, отвечайте!!
В трубке нехотя щелкнуло и голос пилота вертолета МЧС России нехотя и раздраженно затрещал:
— Какого хрена? Кто это? Какой, на фиг, орел? Секунда тишины. Хрясь! (письменный прибор разлетелся вдребезги) и взрыв истерики:
— Идио-о-от!! Это позывны-ые! Ты — Орел, а я — Гнездо! Отвечай, кретин!
— Орел… А-а, Орел!! Да-да, я Орел, так точно! В смысле «Орел слушает»!
— Немедленно разворачивайтесь! Срочно возвращайтесь на базу! Как понял? Возвращайтесь на базу! Прием! Эй, прием!! Отвечай, кретин!! Прие-е-ем!!!…
В логове скопцов
Вертолет уже пошел на снижение, как пилот, услышав приказ американца, оглянулся через правое плечо в салон и показал жестом: возвращаемся.
Но винтокрылая машина успела только накрениться для разворота, как шлем с наушниками был сбит с летчика, а в висок уперлось дуло пистолета.
— Вниз!
— Но приказ.
— Вниз, я сказал! На этой территории я отдаю приказы. — в кабину пилота следом за страшным волосатым охранником, который тыкал пистолетом, влез бритолобый мужик с властным голосом и леденящим взглядом. Это действительно был главный в этих местах.
— Как скажете. Только до вашей базы всего полкилометра. Может, дотянем?
— Я приказываю, снижайся вниз прямо сейчас! — и пилоту ничего не оставалось, как немедленно подчиниться.
Вертолет пошел вниз на вынужденную посадку.
В салоне рыбоглазый начальник безопасности скопцов рывком стянул шапку с головы Андрея:
— Попробуй только дернуться.
После этих слов Андрей увидел, как один из бандерлогов тычет пилоту пистолетом в висок, а второй возится с его, Андрея, цепями, отстегивая их от крюка в полу.
Во время касания с землей вертолет немного тряхнуло и слегка накренило вправо, под днищем что-то хрустнуло. Пилот снова несколько приподнял машину в воздух и приземлился опять. На этот раз более удачно.
— Приехали. Выгружайся, — из пилотской кабины вылез главарь секты и, кивнув на пилота и Андрея, показал жестами, что пленников теперь двое и за ними нужно смотреть в оба глаза.
Когда винт остановился и все выгрузились, оказалось, что вертолет приземлился на окруженном тайгой кладбище. Несколько могильных холмиков были вспаханы вертолетным шасси, а под одним из колес валялась сломанная палка с раздавленной деревянной табличкой. Этим колесом вертолет стоял прямо на чьей-то могиле, двумя другими — на широкой, но кривой кладбищенской тропе.