Когда следует использовать голубой цвет? 31 глава

Судьба, ожидающая умерших, часто выражается в категори­ях дороги, пути, конкретной последовательности событий.-Не­которые из этих описаний кажутся несколько наивными, тогда как другие представляют собой усложненную и изощренную картографию необычных субъективных переживаний. Индейцы племени гуарайо, живущие в Боливии, верят, что после смерти душа должна сделать выбор между двумя дорогами. Одна из них — широкая и удобная, а другая — узкая и опасная. Душе следует удержаться от искушения и, не прельстившись легким путем, выбрать трудный. Ей приходится пересечь две реки, одну на спине гигантского аллигатора, другую — на стволе дерева. Во время путешествия душу подстерегают и другие опасности: ей надо пробираться через темную местность при свете горящей соломинки и пройти между двумя сталкивающимися скалами. После успешного преодоления всех опасностей душа достигает прекрасной страны, где цветут деревья, поют птицы и где она вечно будет пребывать в счастье.

Согласно традиционным представлениям индейцев племени уичоли, живущих в Мексике (в том виде, в каком эта традиция устно передается из поколения в поколение и запечатлена на тканевых рисунках, называемых неарикас), путь души в мир духов схож с описанным- выше, хотя и более сложен. Первая часть пути проходит по прямой дороге, но около места, назы­ваемого «Место Черных Скал», находится развилка. Здесь ин­деец уичоли, у которого чистое сердце, избирает правую тропу, а совершивший кровосмешение либо имевший сексуальную связь с испанцем или испанкой, должен отправляться налево. На левой дороге согрешившие индейцы уичоли переживают ряд

жутких испытаний. Они протыкаются огромной колючкой, их избивают души людей, с которыми они предавались при жизни запретным наслаждениям, их сжигает очищающий огонь, дро­бят сталкивающиеся скалы, они принуждены пить горячую, дурно пахнущую воду, кишащую червями и наполненную гря­зью. Затем им позволено вернуться к развилке у «Черных Скал» и продолжить свое путешествие по правой тропе, которая приведет к предкам. На этой части пути они должны символи­чески ублажить собаку и ворону, двух животных, с которыми уичоли традиционно плохо обращаются. Потом души встретят опоссума и должны доказать ему, что не ели его мяса — священного для уичолей. Затем они столкнутся с гусеницей, символизирующей первый сексуальный опыт. У дикого фиго­вого дерева души избавятся от гнета сексуальных органов, получив взамен плоды дерева. После крупного празднества с фигами, маисовым пивом и пейотом все души объединятся и затанцуют вокруг Татевари («Наш Дед-Огонь»).

Концепция посмертного путешествия уичолей имеет кое-что общее с описаниями древних ацтеков. Согласно ацтекской религии мертвые проходили ряд испытаний: они должны были переправиться через глубокую реку, охраняемую желтой соба­кой, пройти между двумя сталкивающимися горами, перебрать­ся через обсидиановую гору, попасть под воздействие ледяного ветра, быть пронзенными острыми стрелами и подвергнуться нападению диких зверей, пожирающих человеческие сердца. Ацтеки прибегали к сложным обрядам, чтобы облегчить по­смертные путешествия своих покойных.

Две культуры в истории человечества проявили особое вни­мание и выказали особое знание, касающееся процесса умира­ния: египетская и тибетская. Их священнослужители исполняли сложные ритуалы для облегчения последнего перехода и разра­ботали сложнейшие карты, служащие инструкциями в посмерт­ном путешествии души. В письменной форме данные руковод­ства стали известны на Западе под названиями «Египетская книга мертвых» и «Тибетская книга мертвых».

«Египетская книга мертвых» — заглавие собрания погребаль­ных текстов, которые древние египетские писцы составляли на благо знатного покойника¹. Они состоят из заговоров, заклина-

' В некотором смысле название «Египетская книга мертвых» обманчиво. Тексты, входящие в нее, не составляют всеобъемлющей и связной работы и не принадлежат _к одной исторической эпохе, охватывая несколько тысячелетий. Данное заглавие фактически представляет собой перевод названия, даваемого египетскими грабителями свиткам исписанного папируса, который они нахо-Дили рядом с мумиями: «Китаб аль майшпун», что означает «Книга мертвых Людей». Древнеегипетское же заглавие было «Перт адг хру», переводимое как •проявление света» либо «наступление дня».

ний, гимнов, плачей, магических формул и молитв. «Книга мертвых» была следствием длительного развития религиозных верований и ритуальной практики. Многие из ее частей могут быть прослежены до ранних собраний погребальных текстов, высеченных иероглифами на внутренних стенах некоторых пи­рамид, расположенных в Сахаре («тексты пирамид»), а позже — на стенках деревянных гробов («тексты саркофагов»). Первые возникли между 2350 и 2175 годами до нашей эры и являют­ся наиболее древними памятниками письменности не только Египта, но и всей истории человечества. Однако содержащийся в них материал указывает на еще более древние источники.

От первой до последней строки в текстах проявляется непо­колебимая вера египтян в воскресение и бессмертие души. Однако египтологи указывают на наличие явного противоречия в этом неоднородном материале. С одной стороны, значительно акцентирована роль бога Солнца и его божественного окруже­ния (предположительно, данные тексты являлись магическим средством, облегчающим путь умерших на небо, где они будут вечно наслаждаться благословенной загробной жизнью, сопро­вождая бога Солнца на солнечной барке). Но тексты пронизы­вает и другая, более старая традиция, связанная с древним богом погребения Осирисом¹. Мертвец, которого обычно отождест­вляли с этим богом, мог быть снова пробужден к жизни. Таким образом, сюда включены ритуалы, исполняемые в процессе бальзамирования и погребения, а также гимны, заклинания, мифы, молитвы и магические заговоры.

Согласно египетской мифологии бог Солнца Атум-Ра днем проплывает в ладье по небу.- В час заката солнечная ладья проходит через горную цепь на западе и ночью продолжает путь через Туат, потусторонний мир и обитель мертвых. Область Туат, называемая Секхет Аару (Тростниковые Поля), является царством Осириса, где он живет со своим окружением. Сюда допускались только те, кто благополучно прошел через судили­ще в Зале Маат. Туат подразделялся на двенадцать областей по числу часов, которые солнечная барка проводила в потусторон­нем мире ночью. Перед входом в каждую из них находились врата, охраняемые тремя божествами-стражами и представляю­щие особые опасности для обитателей солнечной ладьи. Спут-

¹ Осирис, один из четырех божественных отпрысков египетского пантеона, был убит и расчленен своим злым братом Сетом. Его сестра Нефгида вместе с другой, сестрой, Исидой, которая была его женой, нашли разбросанные и дельте Нила части тела, собрали их в сыромятную кожу и воскресили Осириса с помощью его сына Гора. В последовавшей затем яростной битве Гор убил Сета и отомстил за отца. Легенда о смерти и воскресении Осириса является ключом для понимания его роли в древнеегипетской мифологии, связанной со смертью, и в мистериях смерти-возрождения.

никам бога Солнца приходилось пробиваться сквозь места, озаряемые огнем, где жара, клубы дыма и ядовитых испарений обжигали ноздри и рты. Ужасные существа, фантастические создания и чудовищные змеи подстерегали их по пути. Самой страшной из опасностей был брат Осириса Сет в образе Аапепа, гигантского змея, пытающегося пожрать солнечный диск. Еже­дневно Афу-Ра завершает путешествие через Туат, преодолевает все опасности, с помощью богини-кошки Бастет убивает Аапе­па и поднимается над восточными горами, даруя тепло, свет и жизнь. Египтяне полагали, что души умерших проходят через ту же борьбу и превращения, что и Афу-Ра.

«Бардо Тедолъ»^х, или «Тибетская книга мертвых», относится к гораздо более позднему времени, чем ее египетский аналог, и, судя по всему, обладает большей логичностью и согласован­ностью (С. Гроф, Дж. Халифакс, 1996). Впервые она была записана в восьмом веке Великим Гуру Падмасамбхавой, при­несшим в Тибет тантрический буддизм. Однако она включает в себя куски значительно более древней устной традиции.

«Бардо Тедолъ» является руководством для умирающих и умерших, наставлением, помогающим отправившимся в путь определять различные фазы промежуточного состояния между смертью и новым рождением и достичь освобождения. Всего тибетцы различают шесть так называемых промежуточных со­стояний, или бардо.

Первым является естественное бардо — период внутриутроб­ного существования.

Вторым — бардо, в котором пребывают во время сна.

Третье бардо достигается в состоянии экстатического равно­весия во время глубокой медитации.

Оставшиеся три бардо, детально описанные в «Тибетской книге мертвых», связаны со смертью и новым рождением: бардо момента смерти; бардо, когда в состоянии, подобном сну, наступающему за смертью, переживаются кармические иллю­зии; и, наконец, бардо процесса возвращения в существование в сансаре путем устремления к новому рождению.

Первая часть «Бардо Тедоль» — «Чикай бардо» — описывает события, происходящие на психическом плане в момент смер­ти. Три главных признака возвещают о наступлении смерти: телесное чувство давления («земля погружается в воду»), пре­вращение сковывающего холода в лихорадочную жару («вода погружается в огонь») и возникновение ощущения, словно тело разрывается на мельчайшие частицы («огонь погружается в воздух»). В момент кончины умирающие видят «Изначальный

¹ «Бардо Тедоль» дословно означает: «Освобождение, достигаемое слуша­нием о посмертной стадии существования».

ясный свет», или «Чистую реальность». Если они не охвачены всепоглощающим напряжением, то могут мгновенно достичь освобождения. Если же замешкаются, — позже им снова пред­ставится подобная возможность, в тот момент, когда над ними засияет второй источник ясного света. Упустив и эту возмож­ность, они должны будут проходить через трудную для понима­ния последовательность духовных событий, в ходе которых их сознание постепенно все более отдаляется от освобождающей истины по мере приближения к новому рождению.

В «Чениид бардо», или «Бардо испытания реальности», опи­сывается обозрение умершими целых пантеонов озаренных разноцветным сиянием мирных божеств, стражей дверей, ярост­ных божеств, хранителей знания и йогинь четырех центральных точек. Одновременно с поглощающим все внимание умершего присутствием данных божеств он воспринимает тусклые раз­ноцветные источники света, указывающие на отдельные локи, или миры, в которых может произойти новое рождение: мир богов (девалока), мир титанов (асуралока), мир людей (манака-лока), мир животных (тирьякалока), мир голодных привидений (преталока), мир преисподней (наракалока). Притяжение к этим тусклым источникам света способно помешать духовно­му освобождению и указать на склонность к повторному рож­дению.

Если человек упустил возможность достичь освобождения во время пребывания в двух первых бардо, он переходит в состояние, описываемое в части книги, озаглавленной «Сидпа бардо», или «Бардо стремления к повторному рождению». На­ходящихся на этой ступени умерших предупреждают, чтобы они не желали чудесных кармических способностей, которыми они, как им представляется, обладают в этот момент, и не привязы­вались к ним. Их тонкие тела, не отягощенные грубой материей, наделены способностью беспрепятственно передвигаться и про­ходить сквозь плотные предметы. Они могут появляться и исчезать по желанию, менять свои размеры, форму, умножаться и мгновенно переноситься в любое место.

Чувство счастья или горечи, испытываемые в «Сидпа бардо», зависит от кармы умершего. Люди с грузом дурной кармы бу­дут мучиться в данном типе бардо от ужасающих криков, виде­ний людоедов-ракшасов, бряцающих оружием, хищных тварей и разъяренных стихийных -сил природы вроде сталкивающихся и крошащихся скал, разбушевавшегося, захлестывающего все моря, гудящего пламени, зловещих расщелин и пропастей. Те же, кто стяжал кармические добродетели, будут наслаждаться различными удовольствиями, а люди с нейтральной кармой столкнутся с бесцветной тупостью и однообразием. Важной частью этого вида бардо является сцена суда, когда Царь или

Судья Мертвых Яма Раджа с помощью кармического зеркала обозревает все поступки умерших и определяет им соответст­вующую участь.

Во время пребывания в «Сидпа бардо» человек тщетно будет пытаться вновь войти в свое мертвое тело, он найдет его разложившимся или кремированным, захороненным, замерз­шим, утонувшим, сожранным хищниками или птицами. В дан­ный момент индивиду важно понять, что все это — лишь бред, производное сознания и, в сущности, ничто. Если этого не произойдет, неизбежно повторное рождение и, возможно, по­требуется бесчисленное количество эпох, чтобы все же выйти из трясины бедствий. Когда перед умершими возникает заря огней шести лок, можно предпринять попытку закрыть врата чрева. «Бардо Тедоль» предлагает несколько способов достиже­ния такой цели: умолять своего бога-покровителя; попытаться постичь, что все возникающее — на самом деле не что иное, как иллюзия; начать медитацию, обращенную к ясному свету; сосредоточиться на цепи добрых дел и положительной карме; избегать влечения к видениям совокупляющихся мужчин и женщин; стремиться к отрешенности от подчинения двойствен­ным эдиповым связям с будущими родителями. Если освобож­дения не произошло, человек при помощи ярких иллюзий будет неотвратимо направляться к новому рождению. На этом этапе начинают возникать различного рода признаки, указывающие на характер локи, возможного места рождения. При соответст­вующем направлении своих действий человек, уже упустивший массу возможностей достичь освобождения в трех бардо, все же в состоянии повлиять на выбор чрева, в котором ему предстоит родиться.

У египетской и тибетской «Книги мертвых» были ан&чоги в европейской культурной традиции. К концу средневековья ра­боты, обозначаемые общим названием «Ars Moriendi», то есть «Искусство смерти», принадлежали к самой распространенной литературной форме в Австрии, Германии, Франции, Италии. Подобный активный интерес к проблемам смерти во многом являлся следствием общей неустойчивости жизни в средние века. Как мы уже отмечали выше, уровень смертности в те времена был более чем избыточен: люди тысячами погибали во Всевозможных войнах, во время путешествий, от массового голода, эпидемий и антисанитарных условий жизни. Люди Постоянно сталкивались со смертью своих близких, друзей, соседей; зловещий звук колоколов, возвещавших о кончине, слышался почти непрерывно; погребальные шествия и процес­сии были повседневной реальностью. Массовые погребения, сжигание трупов, публичные казни наряду с сожжениями ере­тиков и подозреваемых в ведовстве проводились повсеместно.

Понятно, что это способствовало развитию эсхатологической литературы. И схоластическая, и мистическая традиции отдали дань этому жанру.

В целом литература, относящаяся к «Ars Moriendi», распада­ется на две большие группы: первая занимается в основном вопросами значения смерти в нашей жизни; вторая более конкретно сосредоточена на вопросах, связанных с пережива­нием реальной физической кончины, приготовлениями к ней и на уходе за умирающим.

Произведения первой группы правильнее было бы называть «Ars Vivendi», или «Искусство истинной жизни». Их повторяю­щейся темой являлись размышления о смерти, ведущие к презрению по отношению к миру. Ключевая проблема челове­ческого существования наилучшим образом выражалась в ла­тинском изречении «Morscerta, hora incerta» («Самое определен­ное в жизни — смерть, самое неопределенное — ее час»). Из этого следовало каждое мгновение жить так, словно оно — последнее; страх смерти — начало всякой мудрости, он вносит в жизнь человека постоянную настороженность и стремление избежать поведения, способного привести к плохим результа­там; поэтому человеку нужно было заботиться о том, чтобы жить не как можно дольше, а как можно правильнее. Произведения, в символических образах осуждающие мир, с помощью притч и метафор описывали бренность и ничтожность всех земных целей. Особо излюбленными мишенями являлись сильные ми­ра сего: чины церковной иерархии (епископы, кардиналы, папа) и мирские властители (судьи, герцоги, короли, императоры)¹. Сильнейшим доводом для презрения к миру было раздумье над уродством смерти и натуралистическое описание человеческого тела, находящегося на различных стадиях гниения и биологи­ческого разложения. Не стоит стремиться к земным радостям, власти, богатству, ибо все это обернется горечью в час кончи­ны. Взамен следует сконцентрироваться на трансценденталь­ной действительности.

Тема смерти, столь мощно звучавшая в художественной про­зе, нашла выражение и в поэзии в виде многочисленных стихов на тему «Memento mori» («Помни о смерти»), напоминающих людям об их бренности. Особенно интересными были полеми­ческие стихи (Streitgedichte), представлявшие философские и религиозные вопросы жизни и смерти в виде диалогов, веду­щихся с различных точек зрения между человеком и смертью,

¹ Тот факт, что даже такие выдающиеся личности подчиняются той же неизбежной жизненной схеме, как и все прочие, часто использовался в качестве решающего доказательства правильности изречения Соломона: «Суета сует, все

суета».

миром и человеком, жизнью и смертью, душою и телом, уми­рающим и дьяволом. В стихах на тему «Vado mori» («Я иду к своей смерти») умирающие представители различных соци­альных групп (или символические персонификации разных человеческих качеств) делились своими чувствами и размыш­лениями. Такие стихи во многих отношениях были предшест­венниками текстов, которые использовались во время «плясок смерти» (danses macabres, Totentanze). Эти «танцы смерти», распространившиеся во многих европейских странах в масшта­бах эпидемии, были самым впечатляющим выражением озабо­ченности тематикой смерти из-за странной силы их психологи­ческого воздействия, преодолевающего барьеры пола, возраста и социального положения.

Вторая группа средневековых работ, связанных со смертью, включает в себя тексты, посвященные реальным переживаниям умирающих, а также искусству руководства и помощи отходя-щим на их последнем пути. В более узком смысле это и есть литература на тему «Искусство смерти». Ее истоки прослежива­ются вплоть до конца XIV века, когда уровень смертности достиг критических размеров, а священники физически не могли лично посещать всех больных, чтобы подготовить их к смерти. В результате многие умирали без духовной помощи «во скопище своих грехов». В таких условиях представители церкви заинтересовались вопросом подготовки живых к кончине. Обу­чением искусству проповеди и всему, что следовало знать о смерти и последних делах человека, занялись в основном фран­цисканцы и доминиканцы. «Ars Moriendi» было первоначально составлено в качестве пастырского наставления молодым свя­щенникам с целью их подготовки для работы с умирающими. Позже, когда число священнослужителей все же оказалось недостаточным, тексты были переведены на народный язык, чтобы сделать их доступными мирянам.

Хотя, на первый взгляд, количество этих руководств по проблемам, связанным со смертью, представляется поистине необозримым, многие из них, в сущности, являются незначи­тельно различающимися переводами либо вариантами несколь­ких первоначальных источников. В связи с этим представляется возможным вычленить из работ по «Ars Moriendi» несколько основных тем.

Некоторые из них имели более формальный характер, пред­ставляли собой относительно устоявшуюся систему определен­ных вопросов, адресованных умирающим, на которые требова­лось дать «правильные» ответы; стандартный набор конкретных Указаний и увещеваний, образцы молитв к Богу, Христу, Марии ^и архангелу Михаилу. Этот аспект заботы об умирающих самым прямым образом вытекал из ортодоксальных учений, и тради-

ционные христианские представления оказали на него непо­средственное воздействие.

Однако другие части текстов были связаны с фактическими переживаниями в процессе умирания (хотя и расцвеченными христианской символикой). Из описанных там переживаний особого внимания заслуживают явления, обычно определяемые как нападение Сатаны. Они возникали в тех особых состояниях сознания, которые испытывал умирающий в последние часы жизни. Церковные власти объясняли их как попытки дьявола совратить души с пути на небо, вмешавшись в столь важный и критический момент. В большинстве наставлений разбираются пять видов нападения дьявола: серьезные сомнения относитель­но веры; отчаяние и мучительные угрызения совести; нетерпе­ние и раздражительность вследствие страданий; высокомерие, тщеславие, гордыня; жадность, алчность и прочие земные за­боты и привязанности. В некоторых текстах нежелание сми­риться с приходом смерти добавляется к пяти перечисленным выше. Данным козням дьявола противостояли Божественные воздействия, заранее дающие умирающему возможность ощу­тить вкус рая, ощущение предстояния перед Высшим Судом, чувство получения помощи свыше и обещание спасения.

В этом отношении представляет огромный интерес впервые за тысячу с лишним лет существования христианства данная в начале XIV века западному миру объемная и законченная картина жизни за смертью — «Божественная комедия» Данте Алигьери (1265-1321).

Данте пошел настолько дальше всего, прежде считавшегося известным, что его почитатели стали рассматривать «Божест­венную комедию» как подлинное откровение. Используя ми­фологические образы античного Аида, а также христианские представления о загробном мире, заимствуя многое у Фомы Аквинского, Аристотеля и римско-католической традиции, Дан­те создает четкую продуманную концепцию потустороннего существования.

Его потусторонний мир распадается на три основные ча­сти — Ад, Чистилище и Рай. Дантовский Ад (инферно) пред­ставляет собой подземную воронкообразную пропасть, которая, сужаясь, достигает центра земного шара. Ее склоны опоясаны девятью концентрическими уступами, «кругами Ада», каждо­му из которых соответствуют свои грехи, причем чем тяжелее грех, тем в более глубоком круге и более тяжкими муками он искупается. В Дантовом Аду протекают реки античной преис­подней. В сущности, это — один поток, образованный слеза­ми Критского Старца и проникающий в недра земли. Сначала он является как Ахерон (греч.: река скорби) и опоясывает первый круг Ада. Затем, стекая вниз, он образует болото Стикса

/гоеч: ненавистный), иначе — Стигийское болото, в котором «нятся гневные. Еще ниже он становится Флегетоном (греч.: жгучий)' кольцеобразной рекой кипящей крови, в которую погружены насильники против ближнего. Потом в виде кро­вавого ручья, продолжающего называться Флегетоном, он пе-

есекает лес самоубийц и пустыню, где падает огненный дождь. -Отсюда шумным водопадом он низвергается вглубь, чтобы в центре земли превратиться в ледяное озеро Коцит (греч.: плач).

В первом кругу Ада Данте помещает некрещеных младенцев и добродетельных нехристиан. Это Лимб (от лат. limbus — кайма) католического ада, где по церковному учению пребыва­ли души ветхозаветных праведников до того, как Христос между своей смертью и воскресением сошел в ад и вывел оттуда ветхозаветных святых в рай, открывавшийся для людей только с искуплением первородного греха.

Во втором кругу Дантова Ада несут наказание сладострастни­ки, в третьем — чревоугодники, в четвертом — скупцы и расто­чители, в пятом (в Стигийском болоте) — гневные, в шестом — еретики, в седьмом — насильники. Седьмой круг разделен на три пояса, в которых соответственно размещены насильники над ближним, насильники над собою и насильники над божеством и над естеством (содомиты).

Восьмой круг (Злые Щели) представляет широкий кольцеоб­разный уступ адской воронки, опоясанный крутой стеной обрыва. Он изборожден десятью концентрическими рвами (впадинами, щелями), которые отделены друг от друга валами. Первый по счету вал примыкает к круговой стене, а в центре зияет глубина широ­кого и темного колодца, на дне которого лежит последний, девятый круг Ада, ледяное озеро Коцит. В Злых Щелях караются обманщики, которые обманывали людей, не связанных с ними особыми узами доверия: сводники и обольстители, льстецы, свя-токупцы, прорицатели, мздоимцы, лицемеры, воры, лукавые со­ветчики, зачинщики раздора, подделыцики людей, денег и слов.

Дном гигантского адского колодца и одновременно девятым кругом Дантова Ада служит ледяное озеро Коцит, в которое вмерзли обманувшие доверившихся им, то есть предатели. Этот последний круг Ада разделен без видимых границ на четыре концентрических пояса. В первом вместе с Каином казнятся Предатели родных, во втором — предатели родины и единомыш­ленников, в третьем — предатели друзей и сотрапезников и, наконец, в четвертом — предатели благодетелей. Именно там, в центре четвертого круга, по грудь возвышается изо льда Люцифер, в трех пастях которого казнятся те, чей грех, по Мысли Данте, ужаснее всех остальных: предатели величества Божеского (Иуда) и величества человеческого (Брут и Кассий, Убившие Юлия Цезаря).

Второе царство, Чистилище, Данте изображает в виде огром­ной горы, возвышающейся в южном полушарии посреди Океа­на. Она имеет вид усеченного конуса. Береговая полоса и нижняя часть горы образуют Предчистилище, а верхняя опо­ясана семью уступами (семью кругами собственно Чистилища). На плоской вершине горы Данте помещает пустынный лес Земного Рая. Судьба души в Чистилище может быть облегчена а срок пребывания ее там сокращен «добрыми делами» (молит­вами и пожертвованиями в пользу церкви) в память умершего оставшимися на земле родными и близкими.

У подножия горы Дантова Чистилища толпятся умершие под церковным отлучением, на уступах Предчистилища — неради­вые. В первом круге Чистилища Данте расположил гордецов, во втором — завистников, в третьем — гневных, в четвертом — унылых, в пятом — скупцов и расточителей, в шестом — чревоугодников, в седьмом — сладострастников. В Чистилище душа может очиститься от гибельных пристрастий и привычек и приобрести новое вдохновение на пути, ведущем вверх, к раю. Поэтому семь кругов чистилища соответствуют семи смертным грехам. Пройдя своими кругами, очистившиеся души выводятся в подобие земного рая на вершине чистилища. Теперь душа достигла плоскости земной добродетели, но еще не достойна высших пределов рая.

Путешествие души поэта через рай к небесам символизиру­ется остановками путников на различных астрономических телах, своего рода «путевых станциях» для душ, пребывающих в царстве радости, но еще далеких от небесного совершенства. Эти этапы представляют собой главные человеческие доброде­тели: справедливость, благоразумие, умеренность, стойкость, веру, надежду, милосердие. Первое небо Рая Данте располагает на Луне, второе — на Меркурии, третье — на Венере, четвер­тое — на Солнце, пятое — на Марсе, шестое — на Юпитере, седьмое — на Сатурне, восьмое — Звездное небо, девятое — кристальное небо. Над девятью небесами Птоломеевой системы Данте согласно церковным учениям помещает десятое, недвиж­ный Эмпирей (греч.: пламенный), обитель божества. Пройдя все этапы, душа в экстазе достигает Эмпирия, где исчезают понятия времени и пространства.

Еще один важный аспект литературы «Ars Moriendi» — наличие точных указаний уходящему и лицам, поддерживаю­щим его, как себя вести в последние часы. Большинство сре­дневековых наставлений согласны в том, что подготовка уми­рающего в решающей степени зависит от создания нужного состояния духа (состояния сознания) и правильного отношения к кончине. С этой точки зрения весьма важно не подавать пустых надежд к выздоровлению. Напротив, следует всячески

помогать отходящему посмотреть прямо в лицо смерти и при­нять ее. Неприкрытое признание ее наступления считалось абсолютно необходимым, и избегание его числилось одной из главных опасностей для человека. В некоторых наставлениях ясно сказано: у наставляющих вызывает меньше возражений и, с их точки зрения, умирающему будет причинено менее вреда-, если помогающие ему в последние часы вызовут — пусть и ненужное — чувство страха за жизнь. Это лучше, чем позволить отгородиться от реальности и в результате умереть неподготов­ленным¹.

Естественно, что египетская и тибетская «Книги мертвых» наряду с литературой «Ars Moriendi» неизбежно подвергались воздействию соответствующего культурного и религиозного круга, а также особым требованиям своего исторического вре­мени и места. Однако для широко мыслящего исследователя эти работы до сих пор являются уникальным источником ин­формации о человеческой психике и сознании². Многие из описаний необычных состояний сознания, переживаемых уми­рающими, и некоторые из положений, добытых опытным путем и постулируемых в подобной литературе, с недавних пор начали получать неожиданное подтверждение в ходе современных кли­нических и лабораторных исследований (С. Гроф, Дж. Хали-факс, 1996, С. Левин, 1996). Возможно, что в не слишком отда­ленном будущем эти постулаты будут заново сформулированы в сегодняшней психологической терминологии.

¹ Поскольку принято считать, что вера в реинкарнацию несовместима с христианством и даже враждебна ему, отметим следующий момент. Концепция реинкарнации существовала в христианстве, пока в 543 году она вместе с другими утверждениями высокообразованного отца церкви Оригена не подвер­глась резким нападкам со стороны византийского императора Юстиниана и не была окончательно осуждена Вторым Константинопольским собором в 533 году (эти события хорошо изложены в первой части трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист»). Ориген же, которого многие считают одним из наиболее выдающихся отцов церкви, писал в работе «О началах*: «Душа не имеет ни начала, ни конца... Каждая душа является в сей мир, усиленная победами, либо ослабленная поражениями предыдущей жизни. Ее положение в мире подобно ладье, коей предначертан путь к чести или бесчестью, опреде­лено прошлыми достоинствами и недостатками. Ее деятельность в этом мире определяет положение в мире грядущем».