Приподнимаясь чуть выше на коленях, Тесс, наконец, отыскала маленькую задвижку на полке и отодвинула ее в сторону
— О, — озадаченно прошептала она
Да, именно «о». Истинная темнота и извращенность предстали ее взору. Я не использовал ни одну из этих игрушек — не то чтобы их можно было назвать игрушками. Это больше напоминало приспособления для пыток. Я даже не знал, почему владею этими девайсами. У меня никогда даже и в мыслях не было использовать их. До настоящего момента.
Тесс вытащила японскую шелковую веревку для бондажа. К слову, она так сильно затягивалась в узлы, что невозможно было ее развязать зубами, даже лезвие было бессильно в борьбе с ней. Она до боли впивалась в кожу, оставляя на ней саднящие следы, когда удерживаемый пленник начинал извиваться, и нужно добавить, что пурпурная веревка очень напоминала кровь, поэтому мой рот наполнился слюной.
В нежном прикосновении Тесс прошлась кончиками пальцев по веревке, прежде чем положила ее на свои обнаженные бедра и потянулась к следующему предмету. Я не желал отводить взгляда от насыщенного цвета веревки, что так контрастировал с ее белоснежной кожей, но мой желудок буквально скрутило в узел от следующего предмета.
Сбруя с фиксацией для рук и тела.
Я был таким же больным извращенцем, как и мой отец, который подвешивал женщин за ноги на цепи, что свисали с потолка таким образом, что их голова находилась внизу. Ноги обездвижены, руки стянуты, даже голова находилась в неподвижном фиксированном состоянии... в этом случае Тесс было бы не сбежать. Не было места на ее теле, которого я бы не смог коснуться.
Я вздрогнул всем телом, потому что кольцо нестерпимой нужды с мучительной болью стянуло мои яйца. Мысль о подвешенной таким образом Тесс, наполнила меня нестерпимым чувством вожделения. Я решительно сделал шаг вперед, готовый накинуться на нее со всей страстью и обездвижить. Заставить ее кричать, нуждающуюся в моем члене
|
|
Ее глаза встретились с моими, когда я сделал еще один шаг по направлению к ней, слегка подталкивая ее колено ногой. Она посмотрела на меня снизу вверх из-под трепещущих густых ресниц, в ее глазах кружилось множество сложных чувств, которых я не мог разобрать. Ее грудь приподнялась в резкой и беспокойной манере, когда отчаянное чувство смелости отразилось на ее лице.
— Нравится ли тебе мысль о том, что ты не сможешь никуда от меня сбежать? Не сможешь никуда спрятаться, эсклава?
Медленно, даже очень медленно, она отложила сбрую в сторону. Ее соски превратились в острые пики под материалом моей белой футболки, которую она надела в постель прошлой ночью.
— Я прекрасно знаю, что не смогу сбежать от тебя, Кью. Я бы и не хотела этого. Не по-настоящему.
Ее голос был хриплым, но в то же время напряженным, и вместо того чтобы подстегнуть мое влечение, это его рассеяло. Я замер на месте, когда она потянулась за следующим предметом. Почему я позволил ей увидеть это? Мои руки зудели от желания захлопнуть дверцу и не позволять ей смотреть в комод снова.
Тесс достала оттуда кляп — шар ярко-красного цвета с ремешками для фиксации, виниловый костюм, который покрывал все тело и имел в наличии лишь прорезь для рта и области промежности, регулируемую распорку для запястий и лодыжек.
Каждый предмет, который Тесс клала на пол, наполнял меня все большим и большим отвращением. Все, что лежало у моих ног, было доказательством моей реальной испорченности. Мои нужды вышли за пределы среднестатистических извращений и стали граничить с желаниями, которые были опасны для жизни. Мне не нужны были поддельные слезы и страх. Нет. Я хотел все чувствовать по-настоящему, ощущать каждую эмоцию кожей. Я желал в полной мере обладать, владеть и уничтожать. Я хотел быть воздухом, что наполняет легкие Тесс. Я хотел быть водой, что она пила. Поддерживать в ней жизнь, одновременно с этим желая лишить ее.
|
|
Я никогда еще не говорил Тесс более правдивых слов до этого момента. Я был полностью и всецело измучен.
Тесс издала шум, вырывая меня из моих размышлений. Я вздрогнул из-за того предмета, что находился у нее в руках: красная кожаная сумка. Я предпринял попытку выхватить ее из рук Тесс, в тот самый момент, когда она потянула за молнию.
Она стремительно среагировала, убирая сумку от моих рук.
— Дай мне посмотреть. — Ее голос граничил с яростью и мольбой одновременно. Это была настолько приятная смесь звуков.
Я кивнул, отстраняясь от сумки с девайсам. Девайсами, которыми я сейчас очень хотел воспользоваться.
Тесс достала из сумки: серебряные ножницы, маленький нож и три стеклянных сосуда. Она не стала доставать шприцевой насос, служивший для сбора крови, который я точно знал, находился там.
Она отклонилась на пятки, буравя меня своим стальным взглядом.
— Мне всегда было интересно, почему ты испортил так много моей одежды. Ты мог потребовать, чтобы я разделась для тебя, но ты всегда предпочитал разрезать, сжигать, или разрывать одежду на части. Это все, потому что втайне ты мечтаешь сделать то же самое с моим телом? Разорвать меня на части? Содрать кожу? Наблюдать за тем, как моя кровь стремительно течет, словно быстрая река?
|
|
Я прикрыл глаза. Я не мог справиться с соблазнительными образами, что она так искусно обрисовывала. Я так хотел эти образы. Очень. Бл*дь. Сильно. Хотел.
Тесс схватила меня за лодыжку, помогая себе подниматься, опираясь на мое почти обнаженное тело, пока не выпрямилась во весь рост передо мной. Тепло ее обнаженного тела проникло в мое, и я гадал про себя, что произойдет, если потянусь и заключу ее в объятия: проявлю свою ласку, обнажу нежные чувства. Смог бы я пережить это, или же я разрушил бы ее, прижать к себе — это то же самое, что зайти слишком далеко, как я делаю это каждый раз, когда нахожусь с ней?
Тесс ответила за меня. Она вложила в руку флоггер.
— Ты очень ошибаешься, если считаешь, что твоя коробка с ужасами может меня испугать. Нисколько.
Мои глаза, в которых таилась вся тяжесть сожаления и ненависти к себе, резко распахнулись, впиваясь в нее. Она была так близко, водовороты голубого и серого цветов в ее зрачках смотрелись, словно бурное море. Я попытался разглядеть в них страх, упрямство и вожделение, что бушевало в ее душе.
Ее голос надломился, превращаясь в шепот:
— Тебе необходимо поговорить со мной. Ты не можешь утаивать все от меня, maître. С этого момента больше нет. Я не позволю тебе этого. — Делая шаг назад, она быстрым движением сорвала с себя мою футболку, стягивая ее через голову, оставаясь стоять передо мной прекрасная в своей наготе. Со смелостью, которая присуща настоящему воину, она с силой шлепнула себя ладонью по бледной коже чувствительного местечка между ног. — Здесь. Я хочу, чтобы ты оставил шрамы здесь. Отметь меня шрамами, если от этого тебе станет лучше. Я желаю, чтобы ты принял то, что я даю тебе. Я хочу, чтобы ты полюбил это.
Я бросил флоггер на пол. Она не просто предлагала мне свое тело, она предлагала мне полнейшее безумие. Я был недостаточно хорошим мужчиной для нее, но, несомненно, внутри меня скрывалась сильная звериная натура. Но как мужчина я был полным трусом. Я не желал разрушать стены, которыми окружил себя, чтобы быть полностью свободным — и неважно, какие обещания ранее Тесс заставила меня дать. Нанести шрамы на ее тело? Она даже не подозревала, что я бы не остановился — не смог бы остановиться — на одном.
Кончиками пальцев я прикоснулся к ее упругому животу. Такая нежная кожа, такая шелковистая, такая женственная. Тесс издала мягкий стон, и ее грудь приподнялась и опустилась, соблазнительно поддразнивая меня, заставляя рушить все запреты, данные самому себе. Только она могла сплести и раскинуть такого рода сеть вокруг меня. Только она могла заставить меня почувствовать себя настолько испорченным и одновременно растерянным.
Заключая ее мягкую грудь в свои ладони, я с силой ущипнул ее за сосок. Никаких ласковых прелюдий, только наполненное порочной властью прикосновение. Она склонила голову вперед, упираясь лбом в мои жесткие мышцы груди. Самой последней каплей в моем разрушении стал ее тонкий соблазнительный аромат орхидеи и мороза.
Я сдался.
Поддался ее власти.
Я так неистово желал этого, и я бы ни за что не остановился.
Я действовал по наитию, позволяя своим мыслям путаться и уплывать далеко вперед, исследуя неведомые горизонты. Теперь я вновь обладал ясным сознанием и испытывал неистовую жажду насладиться ролью причиняющего боль, ненасытного мастера.
Моя рука проследовала вверх по ее груди, устремляясь к изгибу шеи, и обхватила горло. Одним рывком поднимая ее голову, чтобы ее глаза, затянутые дымкой желания, встретились с моим взглядом. Гнев яркой и мощной вспышкой пронзил мое тело.
— Ты не могла просто дать мне время, в котором я так нуждался, не так ли, эсклава? Теперь же я раздражен и зол, и я не знаю, есть ли границы у моего самоконтроля. Я поддался твоей пропитанной ядом власти и сейчас для меня ничего не имеет значения, кроме как желание трахать тебя. — Я встряхнул ее, сдавливая сильнее пальцы вокруг ее шеи.
Она стояла, не шелохнувшись, ее руки расслабленно располагались по швам, и позволяла мне душить ее. Я испытывал ее, стискивая мои пальцы до того момента пока незащищенные, хрупкие мышцы нежной женской шеи не заставили мое сознание погрузиться в состояние беспамятства.
Тесс не предпринимала никаких действий.
Принуждая усилием воли мои пальцы немного ослабить хватку, я нахмурился.
— Ты, действительно, веришь, что я не зайду слишком далеко и не пересеку невидимую грань? Ты на самом деле такая идиотка?
Одна ее ладонь накрыла мою, но она не предприняла попыток разжать пальцы или попытаться освободиться от неумолимого захвата. Другая ее ладонь легла на мою щеку, покрытую жесткой щетиной, насыщая меня необходимой дозой безоговорочного принятия, потребности, вожделения и всеми остальными чувствами, что существовали между нами двумя.
Проклятье, я — счастливчик. Но я не достоин этого.
— Я обещала тебе, что буду делать все, чтобы бороться с тобой. Я не настолько глупая, чтобы доверить себя целиком в твой безраздельный контроль, Кью. Но верю, что знаю твои границы, даже лучше, чем ты. Я доверяю тебе... здесь.
Она прижала ладонь к моей груди на уровне сердца. Оно забилось и понеслось со стремительной скоростью, словно какой-то дьявольский механизм, ударяясь со всей силой о грудную клетку под ее ласковым прикосновением. — Позволь себе чувствовать. Позволь принять. Ты более человечный, чем думаешь.
Мягкость в голосе вновь привела меня в состояние ярости. Я не позволил себе анализировать насколько сказанное ей правдиво. Вместо этого я просто набросился на ее губы в неистовом поцелуе.
Я захватил ее губы в плен, словно она была самой последней из оставшихся женщин на этой планете. Единственной для меня. Мой язык напористо раздвинул и скользнул между ее мягких, сладких губ, поглощая ее раз за разом. Я украл ее вкус, я отнял у нее дыхание. Принудил Тесс принять до последней капли неистовую нужду, от которой изнывал мой язык.
Она издала мучительный, протяжный стон, прижимаясь всем телом к моему, забирая все больше и больше от меня, пока я, наконец, уже не мог сказать, где были ее губы, а где мои.
Мои пальцы усилили свой захват сами собой, пребывая в поиске долгожданного и сладкого подчинения, полного контроля. Я поглощал ее поцелуем, в то время как продолжал сжимать ее горло, до того момента, пока ее ноги не стали подкашиваться, и затем я поймал ее, когда они полностью подогнулись.
Понимание того, что она позволила мне подвести ее к такому состоянию уязвимости, заставило мое сердце переполниться эмоциями и чувствами до того момента, пока ему не стало тесно в груди. Я никогда не думал, что смогу ощутить что-то, что чувствовалось настолько же приятно, как причинение боли, но ее полное подчинение и доверие были ни с чем не сравнимым афродизиаком для меня.
Освобождая Тесс из своей хватки, я подхватил на руки обмякшее тело и понес ее на руках, пересекая пространство комнаты. Следуя мимо камина, мы удалялись подальше от цепей, которые свисали с потолка, где я подвесил ее в первый раз, направляясь в дальнюю часть башни.
Тесс сморгнула, ее взгляд все еще был затуманенным от недостатка кислорода.
— Куда мы направляемся?
Втягивая с жадностью воздух в легкие, пребывая в полной власти своего пульсирующего члена и сильного желания, я немного изменил положение Тесс в своих руках, чтобы резко сдвинуть влево массивную вельветовую занавеску, что скрывала огромный проход.
Темно-зеленый материал скользнул на пол, растекаясь по полу зеленой лужицей, словно растаявший лес.
Тесс задержала дыхание и прижалась ближе ко мне, не отводя взгляда от креста, который был величиной с человеческий рост. Это был крест Х-образной формы из темного дерева и ремешками-фиксаторами из ярко-красной кожи, которые внушали чувство средневекового ужаса. Такой инструмент использовался, чтобы лишать человека частей тела или же для того, чтобы заживо снимать кожу. Это было дико. Ужасающе. Восхитительно.
Тесс будет полностью распята и обездвижена. Будет находиться в моей полной власти. Будет полностью моей.
Она застонала и вздрогнула, посылая волны неистовой потребности сквозь все части моего тела. Мой голос полностью пропитался порочной темнотой.
— Пришло время ввести тебя в мой мир, эсклава.
Глава 2
Тесс
Я получаю наслаждение от шлепков, приветствую ожог, не останавливайся, сейчас все еще моя очередь.
Усиль свою хватку, заставь меня истекать кровью, этот голод должен быть пресыщен.
Две эмоции боролись во мне: неуверенность и волнение. Я выиграла бой, который вела на протяжении четырех дней: я заставила Кью сдаться. Но какой ценой? Я не могла больше понимать его язык тела — он испытывал слишком сильную душевную боль, источая вожделение. Его бледно-зеленые глаза были совершенно нечитаемыми, отстраненными от всего происходящего, кроме опаляющего жара доминирования.
Пока я смотрела на крест, все в одно мгновение замедлилось, переходя в полное состояние бездействия. Жизнь замерла, и я стояла переполненная мыслями. Моя инициация в его таинственный мир началась, но я колебалась на пороге, гадая, увижу ли когда-нибудь свет снова.
Мое горло саднило там, где он держал его. Его большая ладонь безжалостно обрушилась на мою трахею с явным желанием вырвать ее. Бороться до того момента, пока он меня не отпустит, было совершенно бессмысленно. Но каким-то образом, я знала, что Кью нуждается в том, чтобы ему преподали урок самого основополагающего момента в отношениях. Ему необходимо было понять, что для любого рода любви, что зарождалась между нами, нужна была устойчивая основа, чтобы она могла существовать дальше. Эта основа опиралась на непоколебимое доверие и веру друг в друга.
Я сказала, что доверяю Кью. Но я не доверяла. Пока еще нет. Я была также уверена, что и он мне не доверял. Мы оба блуждали в темноте, пытаясь понять природу нашей связи, а пока мы не научились распознавать ее и верить друг в друга, мы были обречены.
Мои подушечки пальцев прикоснулись к саднящей шее, я вздрогнула, когда сглотнула. Боль была оправданным экспериментом, чтобы познать, насколько далеко мог зайти Кью. Я была всего в шаге от того, чтобы потерять сознание, но он не перешел границы дозволенного.
Я позволила своей вере в Кью немного увеличиться.
Кью слегка подвинулся ко мне, наблюдая за тем, как я поглаживаю кожу горла пальцами. Его глаза вспыхнули неприкрытым стыдом и сожалением, перед тем как были поглощены сверкающим жаром и тьмой.
— Я не стану извиняться за то, что причинил тебе боль. Ты меня спровоцировала. Je ne peux pas me priver si longtemps (прим.перев.Единственное, что я мог, — это отказывать себе на протяжении долгого времени).
Мое тело откликнулось на его слова, плавясь, расслабляясь, приготавливаясь принять его тело. Глаза Кью действовали, как катализатор для постепенно нарастающего пламени, что разгоралось в моем животе, но внезапно оно вспыхнуло и распространилось, за счет чего поглотило все вокруг, превращая мои внутренности в пепел.
— Я не ожидаю твоих извинений, — прошептала я.
— Хорошо. — Он положил ладонь на мою щеку. Это предполагалось как нежная ласка, но внутренне Кью все еще клокотал от тихой ярости.
Я стояла неподвижно, когда Кью провел пальцем за моим ухом, поправляя выбившуюся прядку. Вздрагивая, я впилась в него взглядом. Уставившись глубоко в сердце монстра, которого я предпочла такому милому парню, как Брэкс.
В то время как Брэкс был ярким солнцем, Кью был бесконечной тьмой, затягивающей в пучину своего пустого пространства. Черная дыра полная тайн и загадочных миров. Мои глаза переместились к кресту. Готова ли я ступить в мир боли? Освободился ли он, наконец, от своего состояния контроля?
Приход в его мир означал то, что у меня было множество вещей, которым нужно научиться. Насколько я могу быть смелой, и какой у меня пороговый лимит боли?
— Я была глупа, maître. — Мои глаза опустились к его соблазнительным губам. Они были чуть влажные от его языка, наполняя мой рот слюной от одной мысли о том, чтобы поцеловать его снова.
Его рука скользнула вниз от моего уха, легким касанием задела сосок. Я дернулась всем телом, а моя киска сжалась от безобидного прикосновения.
— Ты была такой глупой. Отчаянно глупой, эсклава.
Я кивнула, мое дыхание было поверхностным, когда Кью склонил голову и прикоснулся к моим губам в легком, еле ощутимом поцелуе. Я потеряла от него голову, отчаянно желая обвить руки вокруг его шеи и прижаться грудью к его мощной силе. Какая-то важная часть меня, неразумная, но все еще неизменно осознающая все, знала, что мне необходимо сломить Кью полностью, прежде чем он опять поддастся влиянию своей мягкой стороны характера.
Он боялся.
Но боялся чего? Может, потому что у него никогда не было такой мощной связи, как наша, до этого. Возможно, Кью и правда думал, что он — порождение дьявола и неспособен на чистую любовь. Но я ни за что бы ни отказалась от него.
Кью углубил поцелуй, и я застонала. Обвивая руки вокруг его шеи, я притянула его ближе к себе. Он издал тихое рычание, прижимая нас к твердой поверхности деревянного креста за моей спиной. Затем его руки с силой поймали мои запястья и убрали их, приложив определенную силу, чтобы разомкнуть их вокруг его шеи.
— Ты сама знаешь, насколько глупая и все равно продолжаешь провоцировать меня. Попыталась бы ты погладить пантеру, когда та охотится? Non, parce que la mort te trouverait rapidement (прим. пер. Нет, потому что смерть найдет тебя незамедлительно). — Его слова были отрывистыми и четкими, как пули, выпущенные из пистолета.
Образы безжалостных хищников, убийства и крови заполнили мой разум.
Кью был рожден в полнейшей мгле, что была вызвана жизненными обстоятельствами, которыми он не стал бы делиться со мной, но, если кто-то из нас и был поврежден, то это был определенно он. Я желала, чтобы он больше не боялся себя. Ему больше не нужно быть одному.
С моими запястьями, что крепко удерживали его пальцы, я проговорила:
— Хочешь знать, о чем я думала, когда вернулась к тебе? Обещание, которое я дала сама себе.
Кью замер, ноздри затрепетали.
Я восприняла его молчание за положительный ответ и продолжила:
— Я сказала себе, что буду сражаться за тебя. Ты достоин того, чтобы за тебя боролись. Я не знала тогда, что нужно было делать, и я не знаю сейчас, через что мне придется пройти, чтобы... — я устремилась вперед всем телом, чтобы поцеловать его. Он отодвинулся, и его крепкая хватка не дала мне пространства совершить задуманное... — но я никогда не прекращу бороться за тебя. Я была права. Ты стоишь каждого боя, что мне приходится преодолевать. Каждой ссоры и преграды, что встречаются на моем пути. Я буду сражаться за тебя, потому что влюбляюсь в тебя, Кью.
Как можно было не любить этого мужчину? Этого невообразимого сложного, эмоционально запутанного человека. Спасителя рабынь и имущественного магната. Кью был всеми моими кошмарами, фантазиями и нуждами, что завернуты в развратную подарочную упаковку. Он был моим лучшим наркотиком, и я желала его на протяжении долгих четырех дней.
— Не нужно влюбляться в меня. — Он с неистовой силой схватил меня за плечи. Его прикосновение несло жар, а кончики пальцев отмечали мою кожу властью. — Я не могу быть ответственным за это.
Мое сердце забилось быстрее, когда я втянула аромат сандалового дерева и цитруса, исходящий от него. Его тело было так близко, оно опьяняло меня своим вожделением и нуждой, от которой испытываешь самые острые ощущения.
— Быть ответственным за что? — Я рискнула, склоняя голову, чтобы приникнуть поцелуем к его предплечью. Его жилистая рука дернулась под моими губами, и он быстро отпустил меня, как если бы я укусила его.
— Я уверен, что в будущем сломаю остальные части твоей личности, но я не желаю быть ответственным за твое разбитое сердце.
— Ты не можешь разбить что-то, что по своему желанию преподносится в дар. — Маленькая часть меня желала до безумия, чтобы он сказал, что будет ценить это, дорожить этим, оберегать это вечно, но нежности уже и след простыл.
Каждый день он боролся с моими ожиданиями и требованиями. Я знала, что так и есть. Я отчетливо видела это в его глазах, то, как он смотрел на меня со смесью трепета и раздражения, даже с примесью легкого страха. В один момент он отвечал на мои с виду безобидные вопросы, но в другой — закрывался от меня с такой же легкостью, как грозовая туча поглощает луну.
Каждый новый день я надоедала ему, подталкивала его. Будучи несносной и надоедливой, ожидая дня, когда его самоконтроль иссякнет, и он разорвет меня на части.
— Достаточно! — взревел Кью. Его грудь напряглась, когда он прижал меня к кресту. Моя спина впечаталась в непривычно теплую поверхность дерева. Я вздрогнула, когда Кью прижался во весь рост к моему телу, полностью заключив меня в ловушку между деревом и своим телом. — Сейчас не самое подходящее время говорить о сердце и влюбленности, эсклава. Сейчас настало время для боли и жесткого секса. Хочешь посмотреть, как эти два понятия не стоит смешивать?
Он отпрянул от меня, проводя яростно по своему лицу ладонью.
— Я устал. Слишком устал, чтобы продолжать борьбу. Я хочу тебя. Я хотел заставить тебя кричать на протяжении четырех долгих и изматывающих дней. Я старался вести себя как следует. Я старался остановить наступление тьмы, что поглощает меня, но ты просто не позволила этому произойти. А теперь настала моя очередь. Ты дашь мне все, чего я так желаю. Примешь всю до остатка одержимую больную потребность, что исходит от меня, и поможешь получить мне небольшую передышку от этого всего.
Что-то темное промелькнуло в глубине бледно-зеленных глаз Кью. Что-то, что пугало меня наравне с тем, как и восхищало.
— Больше ни слова, или я использую кляп. Единственные звуки, которые я хочу слышать, — это твои стоны и мое имя, что срывается с твоих губ, когда я буду кончать глубоко в твоем теле. Понятно? — Он тяжело дышал, и кончик его члена прижимался к эластичным боксерам, чертовски твердый и взывающий ко мне, словно моя самая сильная зависимость.
Я никогда еще не чувствовала себя более живой и напуганной.
— Я понимаю, maître, — прошептала.
Мой голос был подобен стартовому пистолету. Кью стиснул зубы, заметно вздрагивая. С самого начала он искал моего разрешения — понимал ли он этого или нет. Он освободился от яростного напряжения и расслабился, преобразовываясь в сдержанного мастера.
Я ожидала, что он застегнет вокруг меня миллионы ремешков, но он медлил.
Ожидала и наблюдала.
Дышала и размышляла.
Затем он резко склонился вперед, его рот обрушился на мои губы. Моя шея отвергала его натиск там, где он душил меня, и я не могла дышать от того, как неистово его язык атаковал меня, проскальзывая между моих губ, и брал все, что ему хотелось. Мой гребаный Бог, он просто брал, что хотел. Он требовал и ласково упрашивал меня, с каждым следующим сплетением его языка с моим. С каждой следующей лаской и движением.
Его поцелуй нес в себе ярость и обещание. Его губы говорили мне о том, насколько он заботился обо мне, пока он поглощал меня заживо.
Свободными руками я позволила себе сделать то, что так давно желала. Я позволила себе прикоснуться к нему. Я вскинула руки и проскользнула пальцами в его густые, короткие волосы.
Кью простонал, когда я вонзила свои ногти глубже в его кожу, вспоминая о его приступах мигрени, и как он позволял мне массировать его голову, чтобы помочь избавиться от головной боли. Как, позволив мне заботиться о нем, мои чувства расцвели и разрослись. Я была эсклавой — собственностью — тогда. А теперь я принадлежала ему. Я была во всех смыслах его, но только потому, что сама хотела этого.
Я нашла того человека, которому безраздельно принадлежала. Я устала бороться со своими желаниями. Кью был всем и даже больше.
Проводя пальцами по его коже головы, я схватила жадно заднюю часть шеи, притягивая его ближе к себе. Его подтянутое тело жестким рывком впечаталось в мое, прижимая меня в свою очередь к кресту. Его рот в жесткой манере завладевал моим, когда наши губы сливались и обрушивались друг на друга.
Решительно переплетая его язык вместе со своим, я боролось против его вкуса, что проникал в мой рот, пока мы оба тяжело дышали и цеплялись друг за друга. Я потеряла рассудок настолько, что совершенно не чувствовала, как сильно расцарапала его шею и плечи. Я потеряла рассудок настолько, что совершенно не осознавала, как сильно его пальцы впились в мои бедра. Ничего не существовало кроме нашего поцелуя.
Острая, сладкая боль заставила меня ахнуть. Мои глаза наполнились слезами, когда Кью отстранился, облизывая свои губы, свободные от небольших видимых красных отметин.
— Ты укусил меня, — простонала я, задыхаясь.
Я отрыла рот и провела кончиком пальца по своему слегка припухшему языку. Я почувствовала, как на языке немного выступила кровь с характерным металлическим привкусом, я сглотнула.
Он вперился в меня взглядом далеким от раскаяния, глазами сверкающими вожделением.
— Я не мог остановиться. Я нуждался в том, чтобы попробовать тебя на вкус. — Его кадык дернулся, когда он напряженно сглотнул, забирая частичку меня глубоко в свое тело.
Мои мысли закружились с огромной скоростью. Даже несмотря на то, что Кью было тяжело читать, я начала видеть всю глубину его потребности. Его потребности наносить шрамы и в первобытном яростном соединении. Он не притворялся. Это не имело никакого отношения к его извращенности или порке. Все это было исключительно связано с тем, чтобы познать меня, приоткрыть тайную суть моего существования и обладать мной.
Я бы солгала, если бы сказала, что меня это совершенно не пугало. Мне нравилась боль. Я боготворила запретное удовольствие, что несет в себе жгучий поцелуй кнута или же след, что остается от удара флоггера, — подвластный желанию моего господина. Но я не была готова попрощаться с жизнью.
Будут ли когда-нибудь темные желания Кью удовлетворены в полной мере? Мое сердце резко ухнуло вниз, падая непосредственно к моим пальцам ног.
Страх образовался в моем горле, создавая неприятный ком в нем.
— Будет ли тебе меня достаточно? Смогу ли я когда-нибудь насытить твою жажду?
Кью резко выпрямился, его тело замерло на месте без какого-либо движения. Это продолжалось до того момента, пока он не сделал неуверенный шаг назад, и тогда я осознала, что проговорила эти проклятые слова вслух.
О, черт.
Мои глаза устремились к бледно-зеленым, источавшим неистовый блеск, глазам Кью, и мое сердце сжалось в груди немного сильнее.
«Тесс, ты полная идиотка».
Бросаясь вперед, я с силой схватила его руку и стиснула его жесткие мышцы.
— Я не имела в виду то, что сказала. Я знаю, все это так ново для нас. Это все непривычно для нас двоих.
Кью посмотрел на меня, как будто я была с другой планеты. Его глаза стали пустыми, лицо исказилось от чувства смятения и сожаления.
Я положила ладонь на его щеку, отчаянно желая, чтобы он вернулся ко мне. Я практически могла проследить ход его мыслей. Видеть брызги крови, его презрение к себе.
Когда он не отреагировал на нежное прикосновение, я решила применить жесткое. Я ударила его.
Громкий звук соприкосновения плоти о плоть пробудил его из зомбированного состояния. Он сморгнул, рассеянно потирая свою щеку. Спустя пару секунд все-таки сумел прийти в себя.
Наконец, он осмотрел на меня злым взглядом. Яркое пламя и вожделение насыщали его сверкающий взгляд.
— Я же сказал тебе не произносить ни слова, только если ты не выкрикиваешь мое имя.
Его тело дернулось, в тот момент, когда он позволил всем демонам, что обитали внутри, выбраться наружу.
— И будь добра, выбрось эти мысли из своей головки, эсклава. Неважно, что я говорю, тебя достаточно. Даже более чем достаточно. Trop pure et parfaite pour un homme comme moi (прим.пер. Ты слишком чиста и невинна для мужчины вроде меня).
Он размял плечи, смотря на меня сердито.
— Но это не сможет остановить меня от попытки разрушить тебя.
Мои ноги задрожали, и в этот момент, я не хотела ничего больше, чем просто объятия. Я желала, чтобы он был со мной нежным и ласковым, прикасался ко мне и внушал состояние комфорта. Он сказал, что меня вполне достаточно, но я не уверена, что он был честен со мной, и эта неуверенность приводила меня в состояние отчаяния.