Он выволок меня из ванны и прижал к своему ужасному телу. Холодная застежка его замка впивалась в мою обнаженную кожу груди, когда меня обдало тошнотворным дыханием.
— Этого не произойдет, можешь даже не стараться. Пришло время для маленькой поездочки.
Я сделала резкий выпад и ударила его коленом по яйцам. Он отпустил меня, хватаясь за держатель для полотенец. Я не стала дожидаться следующего мгновения. С пульсирующей головной болью я рванула вперед.
Прямо в хватку к другому мужчине.
Его руки жестко обернулись вдруг моего тела, и его неестественно кривая усмешка разбила вдребезги все мои надежды на спасение.
Рваный Шрам.
Мужчина, который удерживал меня, пока стерва делала мне татуировку и осматривала меня. Та самая сука, что ввела мне под кожу отслеживающее устройство.
Бл*дь.
Трекер! Я хотела убить себя за то, что такая глупая. В то момент, когда я вернулась Австралию, я записалась в очередь в дневной хирургический стационар на удаление отслеживающего устройства. Но они отодвинули мою очередь чуть дальше — несчастные случаи, требовавшие немедленного вмешательства, оттеснили меня на более поздний срок. Я ничего не могла поделать, и затем вернулась к Кью.
Затем на протяжении четырех дней я соблазняла и дразнила мужчину, к которому вернулась. Я не должна была прекращать думать о таком опасном устройстве, которое следит за каждым моим шагам.
«Черт, Тесс!»
Я должна была сказать ему. Я должна была убедиться, что это устройство удалят немедленно. Я должна была изрезать все свое тело, чтобы удалить его.
Это все была моя вина.
Рваный Шрам щелкнул языком.
— Только поняла, не так ли? Я должен признать, что люди совершенно забывают об этом. — Он вздохнул, его слова прозвучали в какой-то степени виновато. — Неприятно делать это, но твои обстоятельства изменились.
Мой разум не мог сконцентрироваться на его словах.
«Беги, борись, беги».
Пребывая в состоянии неконтролируемой дрожи, я проговорила:
— Они заплатят вам за меня. Отпустите. Пожалуйста.
Кожаный Жилет, прихрамывая, направился в нашу сторону. Я сжалась, когда Рваный Шрам спрятал меня за свою спину. Я даже не заморачивалась на таких мелочах, как нагота, единственное, что меня заботило, это желание убить этих мужчин и сбежать к Кью. Слезы навернулись у меня на глазах от этой мысли. Я не знала, где он был. Я не имела ни малейшего понятия, на каком он этаже, или же даже в каком здании.
О боже, я никогда не увижу его снова.
Кожаный Жилет схватил рубашку Кью со стула, который стоял в углу. Он кинул ее Рваному Шраму.
— Одень ее.
Он кивнул и отпустил меня, чтобы расстегнуть рубашку. Мысль о том, чтобы быть одетой этими ублюдками была уже слишком для меня. У них не было прав трогать одежду Кью.
Я вырвала рубашку из рук Рваного Шрама, издавая рычание:
— Я могу сделать это и сама. — Мне потребовалось две попытки, чтобы расстегнуть пуговицы и накинуть рубашку на плечи. Она висела на мне словно платье. Легкий аромат лосьона после бриться, что принадлежал Кью, причинил мне еще большую боль, и я не желала ничего, кроме как разразиться сокрушительными рыданиями, которые нарастали в моей груди.
Но я не обладала такой роскошью. Я должна была быть отчаянной и разъяренной. Должна была оставаться ловкой и готовой напасть в любой момент.
Рваный Шрам не стал хватать меня снова, потому что я стояла в ловушке между ними двумя, когда Кожаный Жилет достал что-то из кармана брюк. Его черные глаза вспыхнули, упиваясь моим страхом.
— Сделай это.
Его взгляд метнулся позади меня к Рваному Шраму.
В горле образовался комок, и я нагнулась, пытаясь избежать того, что должно было последовать, но этого было не достаточно. Удар, который пришелся на одну стороны головы, был таким сильным, что хоровод звездочек закружились у меня перед глазами, и я рухнула на мраморный пол. Мои колени завопили от силы удара, и я оперлась на руки, пытаясь избавиться от мучительной боли.
— Черт бы меня побрал, ты только посмотри, — пробормотал Кожаный Жилет. — Мы думали, что мужчина, который владел тобой, был гребаным слабаком, но посмотри-ка сюда. — Он проследил линию вдоль моего позвоночника, где рубашка чуть-чуть приподнялась и обнажила синяки на моей заднице. Он ткнул пальцем свежие раны, который остались от ногтей Кью, когда он трахал меня вертолете. — Извращенный ублюдок, не правда ли.
Рваный Шрам рассмеялся.
— Теперь мы хотя бы знаем, что она любит жесткий трах. Это привлечет еще немного новых покупателей, которые захотят приобрести уже использованную рабыню.
Мой слух затопил ужас.
— Я уже продана! Вы не можете сделать этого еще раз!
Оба мужчины рассмеялись.
— Это больше не зависит от тебя.
Кожаный Жилет опустился передо мной на колени, выуживаю какую-то вещь из своего кармана. Он держал ее скрытой в своем сжатом кулаке.
Вся ненависть, которую я испытывала к ним, сожгла дотла мое сердце и душу. Я планировала поймать их. Выследить, как гребаных животных, и сделать так, чтобы они заплатили за то, что совершили — восстановить справедливость за всех тех женщин, которым они причинили вред. Теперь же, все эти планы превратились лишь в горстку пепла.
Потому что из-за глупой ошибки моя жизнь была кончена. На этот раз окончательно. У меня был второй шанс, и я потратила его впустую
— Дай мне свою руку. — Кожаный Жилет улыбнулся. — У меня есть для тебя подарочек.
Я не хотела никакого чертового подарка. Стискивая зубы, я огрызнулась в ответ.
— Пошел в задницу!
Рваный Шрам рассмеялся за моей спиной, когда Кожаный Жилет усмехнулся.
— Я скучал по твоему боевому духу, шлюха. Просто подождем момента, пока ты не останешься со мной наедине. Ты заплатишь за то, что сломала мне палец.
Я тяжело сглотнула, когда воспоминания, как он пришел отыскать меня в темноте, чтобы посредством угроз изнасиловать меня, вспыхнули в моей голове.
— Тебе не следовало пытаться изнасиловать меня.
Кожаный Жилет прекратил ухмыляться и посмотрел на меня с такой ненавистью, что у меня воцарилось ощущение, будто я находилась в адском котле.
— Ты пожалеешь об этом.
Я боролась. Естественно, я сопротивлялась, но Рваный Шрам схватил меня за плечи и удерживал на месте, пока моя рука была выпрямлена и зажата между телом Кожаного Жилета и его локтем.
— О, я получу от этого удовольствие. Скажи «прощай», шлюха.
С мгновенной змеиной реакцией, он вонзил что-то острое и болезненное в мою руку. Практически мгновенно мое сознание затуманилось, превращая мозги в жидкий заварной крем, а конечности в липкую сладкую вату.
«Нет!»
Я пыталась удержать ясное сознание, но это было абсолютно бесполезно. Постепенно мое сердце медленно отравляло меня, позволяя наркотикам свободно циркулировать по кровеносной системе.
Сначала меня подвели мои глаза — зрение стало нечетким и затуманенным. Затем конечности полностью вышли из-под контроля моего тела, пока я не повалилась головой вперед на Кожаного Жилета.
Он обнял меня своими мерзкими руками насильника, когда заключительная часть моего кошмара приблизилась вплотную ко мне.
Мои мысли испарились. Дыхание стало прерывистым, и последние слова, что я услышала, послали мои надежды прямиком в ад.
— Добро пожаловать домой.
Глава 7
Я жажду видеть, как зарумянится твоя нежная кожа — исполосованная и в отметинах, она меня заводит...
Кью
Я подавил стон, когда, повернув за угол к своему офису, заметил Фредерика, который стоял, прислонившись к дверному косяку. Со скрещенными на груди руками, темными волосами, зачесанными назад с помощью геля, и в твидовом пиджаке и слаксах, он был похож на парня с плаката Country House и гребаного Garden.
Я не знаю, как мы стали друзьями. Мы жили в одной комнате в школе-интернате, а когда я вернулся, чтобы сдать экзамены после убийства моего отца, он понял: что-то глобальное произошло в моей жизни. Не потому, что я был мрачным и раздражительным, как обычно, а потому, что в первый раз излучал улыбку и дышал с облегчением. Я, наконец, сделал миру одолжение, убив моего старика, и хотел поделиться своим счастьем.
Я никогда не говорил ему, что именно произошло, но так или иначе, он заставил меня проболтаться. Раскрыть большинство моих секретов и довериться хоть кому-то.
Когда он заметил меня, его губы дернулись в усмешке, и он провел рукой по своим по-гейски глянцевым волосам.
Смотря исподлобья, я прошествовал к конференц-залу, присматриваясь к его беззаботной улыбке.
— Quoi (прим.перев.сфр. Что)? — требовательно спросил я, когда он выставил руку, преграждая мне путь.
Я знал только пять человек во всем этом здании. И только этим пяти я доверял. Фредерик был одним из них, но он также был единственным, кто выводил меня из себя своими выходками.
— Bonjour. — Он сверкнул зубами. — Я задавался вопросом, когда мы будем удостоены твоим присутствием в очередной раз.
Я оттолкнул его руку и пошел по направлению к большому овальному столу. Заняв сиденье во главе, я сцепил руки на столе.
— Давай к делу, Фредерик.
— Ну, я предполагал, что с такой цыпочкой дома, у тебя займет больше четырех дней, чтобы вернуться в этот хаос.
Тут я взорвался:
— Не надо. Выказывать. Неуважение. К. Ней. — Я зажмурился. Не в первый раз я пожалел, что подвесил Тесс к потолку для импровизированной деловой встречи. Меня бесило, что Фредерик увидел ее в таком виде.
Я чертов ублюдок, потому что сделал это, но у меня были свои причины. Причины, которые не сходились с тем, как Фредерик Ру злорадно смотрел на меня.
Он расположился в кресле рядом со мной, держа руки поднятыми.
— Эй. Я просто констатирую факт. — Он подался вперед с нетерпением. — Так что... ты, наконец, позволил женщине приручить тебя, да?
— Она не приручила меня, она…— Я остановился на полуслове, проглотив женоподобную чушь, которую собирался сказать. Она не приручила меня, она меня освободила. Это определенно не подобало моей грозной репутации.
Я схватил огромную кипу документов, которые запросил, чтобы наверстать упущенное, и сделал вид, что игнорирую его. Только его дерьма мне сейчас тут не хватало.
Оставить Тесс одну было самым трудным с тех пор, как я поклялся никогда не становиться таким, как мой отец. Я оставил свою способность дышать там наверху с ней. Только знание того, что она была полностью в безопасности и неприкосновенности, позволило мне с легкой душой заняться работой.
Что за чертовы приступы паники? Она была такой сильной. Какие-то воспоминания не могли одержать верх над ней. Я видел достаточно женщин, которые тратили всю свою жизнь, заново переживая то, что произошло. Переключатели, которые посылали их по спирали в депрессию и разрушения, никогда не прекращались.
Я бы никогда не позволил этому случиться с Тесс.
— Перестань злорадствовать. Я чувствую твое самодовольство отсюда, — проворчал я, когда Фредерик уставился на меня.
— Послушай, мужик, могу я позволить себе позлорадствовать, когда мой давний друг, наконец, приходит на работу хорошо потрахавшимся и немного счастливее, чем в любой другой день своей печальной жизни.
Я бросил бумаги и замахнулся на него. Не до конца, но я был согласен с ним.
Он увернулся, смеясь.
— Я рад за тебя. — Наклонившись вперед, он похлопал меня по спине, ухмыляясь. — Добро пожаловать в отношения. Ты больше не угрюмый холостяк, который должен доставать свой бумажник, чтобы получить удовольствие.
— Черт побери, потише. — Я бросил взгляд на дверь. В любой момент кто-нибудь мог войти, а людям незачем знать, что я делаю с наличными деньгами в указанном бумажнике.
Фредерик кивнул.
— Молчу. Просто рад за тебя, вот и все.
Немного успокоившись, я откинулся на спинку стула.
— Что заставляет тебя думать, что я удерживаю ее? Я отпустил ее в первый раз. Я мог бы сделать это снова.
Он фыркнул, сдерживая громкий смех.
— Серьезно, Мерсер? Ты чертовски убивался в день, когда отправил ее обратно. Или ты забыл, что я нашел тебя почти в бессознательном состоянии на бильярдном столе, бормочущим о бог знает чем?
К сожалению, именно он нашел меня. Я планировал напиться. Мне нужно было что-то, чтобы заглушить боль.
Он наклонился, чтобы понюхать мое плечо. Мне удалось оттолкнуть его, не сильно, но достаточно, чтобы донести мою точку зрения.
— Плюс ко всему, ты пахнешь сексом. От тебя разит им, друг мой, и этот румянец подсказывает мне, что ты оставил ее у себя, и что ты наконец-то перестанешь бить себя по яйцам, чтобы добиться желаемого.
— Отвали, Ру. Я понял. Ты рад за меня. — Я сощурил глаза, просматривая документы еще раз.
Он ухмыльнулся, и его голубые глаза, такие яркие, что я всегда втайне задавался вопросом, настоящие ли они, блеснули.
— У тебя появились морщинки. — Я задумался, потирая лоб. Отлично. Гребаные морщинки. Но это не удивляло — я чувствовал себя древним. С тех пор как Франко заставил Тесс поклониться мне в ноги, я старел понемногу каждый день, изношенный монстром внутри себя, проклиная свои порывы, которые в конечном итоге убьют меня в один прекрасный день.
Или убьют ту, что дорога мне.
От одной этой мысли мое сердце остановилось, и я уставился на Фредерика.
— Это еще одна из твоих чертовых метафор?
Он кивнул, усмехаясь.
— Хотел посмотреть, не все ли равно тебе. Спорю что не все равно, особенно, если я скажу тебе, что вижу, как грязный галстук и, я предполагаю, трусики, торчат из твоего кармана.
Черт!
Я поспешно заерзал в кресле и засунул белье Тесс вместе с моим покрытым смазкой галстуком в карман. Я не мог сдержать самодовольную ухмылку, представляя Тесс стоящую на коленях, в то время как я засаживаю свой член глубоко внутри нее. Проклятье, я хотел бы сделать это снова.
Я хотел трахать и причинять ей боль прямо на этом столе в конференц-зале.
Несмотря на то, что Фредерик сводил меня с ума, мне нравилось, что он не боялся меня. Он знал, насколько далеко может зайти. Я сказал добродушно себе под нос:
— Vate Faire foutre (прим.перев. фр. — Отвяжись). Перестань быть таким засранцем.
Фредерик усмехнулся.
— Справедливо. — Его глаза метнулись к двери, чтобы убедиться, что мы все еще одни. У меня зашевелились волосы, когда он подался вперед, наклонив голову. — Я слышал от русской мафии, что человек, в которого ты стрелял за то, что он прикоснулся к твоей рабыне, жаждет мести.
Мои руки сжались в кулаки, и я подался вперед почти вплотную к нему.
— Она не моя чертова рабыня. Ее зовут Тесс, и теперь она часть моей жизни. И ты никогда не станешь обсуждать, как так получилось. Я понятно объясняю?
Фредерик кивнул, не впечатленный моим напором. Он обладал невозмутимостью пилота самолета. Всегда спокойный, вечно безмятежный. Я хотел обладать хоть частицей его спокойствия; может быть, тогда я смог бы усмирить ураган чувств, бушующий внутри меня.
— Понятно. Но могу ли я задать один вопрос? Ты сделал целью своей жизни спасение многих женщин из ситуации, в которую вверг Тесс. Почему же ты подвесил ее и пожирал глазами, если тебе это не нравится?
Фредерик зрил в корень. Да, та ночь была на пятьдесят процентов эгоистичной. Я хотел сделать что-то такое же отвратительное, как мой отец. Я ничего не мог с этим поделать. Только однажды я выпустил чудовище и сделал то, о чем пожалел. Я возбуждался, смотря, как мучается Тесс, находясь в безвыходном положении. Но я также знал, что Красный Росомаха мной не доволен.
Слишком много раз я принимал его взятки, соглашаясь на нелегальные сделки с недвижимостью или позволяя использовать мое имя в качестве гаранта в предприятиях мафии — все что угодно, чтобы заполучить женщин, которых он предлагал.
Моя репутация была черна и запятнана в конец, именно так, как я хотел. Они не знали, что я использовал грязные деньги для борьбы с нечистью — каждый пенни пошел в ход для освобождения рабынь. Но Тесс. Черт, я так сильно хотел трахнуть ее той ночью. Я хотел изрезать ее платье и взять девушку в разных гребаных позах.
Чернота, текущая по венам, давала знать, что это была бы хорошая возможность показать любимчику Красного Росомахи, что я действительно наслаждался моими взятками.
Поползли слухи — сплетни о том, что я отпускал, полученных в качестве взятки, женщин. Что я возвращал им свободу и никогда не прикасался к ним. Нужно было сделать что-то.
Я не мог допустить утечки информации. Это означало бы, что все девушки, которых я спас, будут отслежены, отловлены как паразиты и проданы еще раз в тот кошмар. Поэтому я обеспечил им шоу. Я поставил Тесс на сцену и на хрен забыл, что все это было инсценировкой, чтобы успокоить сплетни и не позволить одной из крупнейших мафий, причастных к торговле людьми, заподозрить меня. Я позволил себе возбудиться до боли, представляя, что трахаю Тесс, как рабыню, которой она и была, и позволял другим мужчинам пускать слюни над тем, что было моим.
Она была слишком совершенна. Так удивительно сексуальна, когда свисала с потолка, искушая меня, как яблоко искушало Еву.
Во время ужина я не мог сосредоточиться, так как Тесс висела, как заключенная в золото кукла, совершенно беспомощная, полностью беззащитная, полностью в моей власти.
Фредерик похлопал меня по плечу.
— Перестань долбить по столу, Кью. Твой гнев выходит из-под контроля.
Проклятье. Я положил руки на колени, шею стянуло от подавляющего напряжения в спине.
— Я сделал это, чтобы защитить других женщин. Я пожертвовал достоинством Тесс и издевался над ней, чтобы создать шоу для подонков, с которыми мы имеем дело. — Я посмотрел на друга. — Ну что, счастлив?
Он кивнул, как будто это имело значение.
— Я тоже так думал. Если бы ты не был заинтересован лично, то не испортил бы собственное шоу, отстрелив ногу этому же подонку, на которого и пытался произвести впечатление.
Я фыркнул, вспомнив, какое я получил удовлетворение, нажав на курок и причинив телесные повреждения. Он посмел поднять руку на Тесс — причинить ей боль, мучить ее. Я бы убил его при следующей встрече.
Мое сердце сжалось от одного воспоминания того, как Тесс потеряла сознание от боли и шока. Эта ночь останется одной из лучших, и в то же время худших в моей жизни.
Отогнав прочь воспоминания, я спросил:
— Ты слышал что-нибудь об этом? Просматривал дело этого ублюдка? — Я хотел разделаться с разрешением на строительство, из-за которого он обратился, как можно скорее. В конце концов, положительный результат его дела предоставлял свободу Тесс. Ее жизнь за кусок бетона и стекла в самом центре Москвы. Фасад для отмытых денег, оружия и женщин.
— Да. Разрешения были одобрены, благодаря некоторым щедро вознагражденным людям. Но я не думаю, что это конец. Парень, в которого ты стрелял, был не только его любимчиком. Это был сын Росомахи.
Глаза вылезли из орбит, и я подавился собственной слюной.
— Черт. — Только мне могло так повезти. Я подверг Тесс опасности за правое дело, а потом выстрелил в золотого ребенка гребаной мафии.
Блондин идиот в своем нелепом белом спортивном костюме возник перед глазами. Я был в восторге от удовольствия, когда его кровь просочилась через штаны. Он получил урок, и Франко дал ему хорошего пинка, выкидывая из нашего дома, что, несомненно, запечатлелось в его мозгу.
Что, черт возьми, это будет значить? Будет ли Красный Росомаха преследовать меня за то, что я унизил его прямого потомка? Мне нужно было опередить его, прежде чем он додумался до каких-нибудь диких идей о возмездии.
Фредерик прервал мои мысли.
— Я хочу увидеть ее, Мерсер.
Я встретился с ним взглядом.
— Ты думаешь, я хочу, чтобы ты с ней разговаривал? Чтобы ты убедил ее сбежать от меня так далеко, насколько можно? — Он бы никогда этого не сделал, я знал это, но в моей ухмылке было слишком много боли и суровой правды, чтобы ее можно было игнорировать.
Je suis un faible idiot (прим.перев. фр. Я — слабый идиот).
Фредерик рассмеялся, рассеивая неловкость.
— Я не буду раскрывать твои секреты. Но я хочу поговорить с ней. Я хочу убедиться, что она достойна моего друга.
Закатив глаза, я не обратил внимания на тупой комментарий. Чертов идиот.
Дверь распахнулась, и в комнату вошли менеджеры, которых мы ждали.
Фредерик преобразился из друга-шалопая в строгого второго игрока в команде, держащего подчиненных в железной хватке. В комнате по иерархии я был Большим ублюдком, а Фредерик был моей правой рукой. Он был связующим звеном между моими приказами и тысячей с лишним сотрудников, которые должны были делать так, как им было сказано.
Я сидел тихо, когда вошла Катя, длинноногая чрезвычайно умная женщина, которая была мужественнее большинства мужчин. Ее таланты лежат в области управления проектами и поиске новых контактов. Кевин, лысеющий очкарик, отвечал за бухгалтерский учет; Самуэль, с дредами и в потрепанной одежде, работал в основном с торговым персоналом и текущими делами; последней по очереди, но не по значимости была Сандра, полная, седая женщина, отвечающая за кадры.
Они улыбались и бормотали приветствие, но никто не смел говорить со мной на равных. И это меня вполне устраивало.
После того как все расселись, я хлопнул в ладоши и сказал:
— Итак, мы все здесь. Давайте начнем.
***
Через два часа переговоров в глазах появилась неумолимая боль. Головная боль, с которой я боролся еще с высадки с вертолета, грызла все сильнее и сильнее.
Логистика и цифры роились в моей голове настолько, что я не мог ничего слышать, кроме гула. Я пытался с этим бороться.
Оказывается, у меня было две слабости: контроль и гребаные мигрени.
Я налил себе немного воды, надеясь, что это было просто обезвоживание, заставил себя сосредоточиться, но все, что я хотел сделать, — это вернуться к Тесс и отдохнуть.
Через десять минут цифры новой сделки в Гонконге соскочили со страницы и соскользнули на стол. Мое видение расфокусировалось, а затем стало четким, как будто я принял сильный галлюциноген. Явный сигнал того, что я прошел стадию от головной боли прямо к мигрени.
— Да, но что, если мы купим здание рядом с этим. Мы могли бы многое объединить и обеспечить разрешение на тридцатиэтажный отель, — сказал Фредерик Кате, жевавшей кончик ручки.
Я замотал головой, пытаясь рассеять затуманенность, образовавшуюся в моем мозгу. Черт, в самое неподходящее время. У меня не было времени болеть из-за напряжения от приступов паники Тесс и слухов о том, что Красный Росомаха недоволен мной.
Катя сказала что-то, и все за столом уставился на меня.
Я не мог шевелить языком, чтобы высказать правильное решение. Черт побери, мне никогда не становилось плохо так быстро. Как правило, болезнь подкрадывалась ко мне медленно, постепенно притупляя мои чувства, давая мне время выбраться из этого ада и спрятать мою единственную физическую слабость.
— Мерсер, с тобой все в порядке? — похлопал меня по руке Фредерик. Мои глаза встретились с его, но я был вынужден щуриться из-за боли, чтобы сфокусировать свой взгляд на нем.
Я не могу этого сделать.
Единственным способом прекратить это была темная комната, и божественные пальцы Тесс массирующие прочь эту агонию.
Тесс.
Все, что я хотел, — это быть рядом с ней. Я нуждался в ней. Она поможет вылечить меня от этого, так же как исцелила меня от всего остального.
Зверь внутри хныкал, соглашаясь, что в этих обстоятельствах он не хотел бы причинить ей боль. Он хотел, чтобы она была нежной и заботилась обо мне.
Мотнув головой, я подавил подступающую тошноту и встал. Заставляя себя держаться и полностью контролировать ситуацию, я сказал:
— Тут вроде все под контролем. Извините, но у меня есть другие дела.
Фредерик нахмурился, но кивнул.
— Без проблем. Я буду держать тебя в курсе того, какое решение мы примем о Гонконге и Лондоне.
Я одобрительно кивнул, что вызвало новый приступ. Я ненавидел, когда мне становилось так плохо. Ненавидел себя за слабость.
Держа губы плотно сжатыми, на всякий случай, если мой утренний кофе решит оказаться снаружи, твердыми шагами вышел из комнаты.
В ту секунду, когда дверь за мной закрылась, я прислонился к стене и сделал глубокий вдох. Возникло такое ощущение, как будто кислород больше не существовал внутри этого проклятого здания. Я стал возиться с воротником, пытаясь расстегнуть верхнюю пуговицу.
Дверь открылась, и я повернулся, корчась от боли, чтобы встретиться лицом к лицу с тем, кто вышел.
Фредерик смотрел на меня с беспокойством.
— Опять? Уже который раз за месяц, мужик. Ты обещал пойти к врачу.
У меня не было сил, чтобы сказать ему, что я уже ходил к врачу. А для меня признать, что у меня проблема, было чертовски сложно. Но по бумагам со мной все было в порядке.
Головные боли, по-видимому, были связаны со стрессом.
Затуманенный болезнью, я пробормотал что-то бессвязное и направился в марафонское путешествие — возращение в свой личный кабинет.
«Не думай. Просто доберись до Тесс».
Фредерик проводил меня до лифта, и я вытащил удостоверение личности, чтобы активировать свой собственный лифт. Это был единственный лифт, который поднимался на крышу. Я не хотел, чтобы кто-то забирался туда без моего разрешения.
Жужжание прибывающей машины прекратилось, и металлические двери распахнулись. Фредерик вскинул руку, преграждая мне путь.
Раскаленные огненные осколки врезались в мой мозг, мешая различать цвета, как будто все было серым.
— Уйди с дороги, Ру.
Он убрал руку и позволил мне войти, но запрыгнул за мной. Он посмотрел на меня, ткнув мне пальцем в висок.
Я поморщился и замахнулся на него, но моя координация оставляла желать лучшего; я ударил вместо него в зеркальную стену.
— Да, мужик, у тебя приступ. Нехорошо.
Агония вспыхнула в костяшках пальцев, и я зарычал, потирая ушибленную руку.
— Спасибо за полезное наблюдение. И что, ты собираешься оштрафовать меня за это?
Он улыбнулся.
— Не-а. Это за счет заведения. — Он нажал верхнюю кнопку, и мы ехали молча, пока он не сказал: — Не пытайся просить меня, чтобы я отвалил. Я останусь до тех пор, пока ты не примешь обезболивающие, и пока твоя женщина не положит тебя на диван отдыхать.
Я не хотел спорить с ним. Это звучало чертовски правильно. Но я ненавидел, когда мне говорили, что делать. В последний раз я повиновался, когда мне было восемь лет, и позволил отцу убить раба за то, что тот сбежал, чтобы найти пищу для своих голодающих товарищей.
Твою мать. Я больше никогда не буду подчиняться чьим-либо приказам.
Фредерик украдкой смотрел на меня, но я игнорировал его, сосредоточив внимание и сжав кулаки так сильно, что мои пальцы рисковали быть сломанными. Вероятность перелома предотвращала боль, которая пожирала меня.
Я отступил немного и наступил на лужицу. Я понял, что мой мозг сыграл со мной злую шутку, поэтому не воспринял этого всерьез, но потом замер. Я чувствовал запах.
Иней.
Орхидеи.
Тесс.
По телу пробежала дрожь. Почему, черт возьми, она была в лифте? И без меня? Она бы не смогла выбраться без моего ключа.
Фредерик поднял бровь, заметив мои дрожащие мышцы.
— Что, черт возьми, происходит, Кью? — Он шагнул вперед, но тоже поскользнулся.
Глядя на пол, он пошарил рукой, чтобы ухватиться за поручень во избежание падения на пол.
— Хмм. Это странно. Здесь не может быть протечки.
Инстинкт пытался подсказать мне что-то, что я должен был заметить, как только вошел в лифт.
Зверь внутри завывал. Случилось что-то серьезное, чертовски серьезное.
Что-то витало в воздухе. Я стукнул себя по голове, пытаясь привести мозг хоть в какое-то подобие порядка. Мигрень, вертящаяся вокруг моих нейронов, делала меня тупым, как кусок бетона.
Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоить сумасшедший пульс. Запах Teсс витал в моей пульсирующей голове, заставляя сердце стучать сильнее, а член — подергиваться.
И тогда меня осенило.
Казалось, что по всему телу впиваются ножи, сдирая кожу с меня живьем. Мир со скрежетом перестал вращаться.
— Дерьмо.
«Тесс!»
— Что? Что случилось? — спросил Фредерик, оглядывая лифт, ища какую-нибудь невидимую опасность.
Приступ паники послал мигрень прочь, когда она метнулась вниз по позвоночнику. За ней следовала огненная ярость, наполняя меня, как пушку. Они посмели прикоснуться к ней! Тело напряглось, как перед броском, ему хотелось хищной хваткой разорвать всех, кто прикоснулся к моей женщине.
Я снова принюхался, вбирая в легкие ужасный запах сигарет и смазки.
Запах тела и пота.
Мужчины.
Какое-то зловещее чувство крутилось в животе, приманивая видение каждого ублюдка из тех, с которыми я имел дело в работорговле. Я не понимал, как учуял запах, но я знал.
Что-то нехорошее случилось в этом лифте. С Тесс.
Мне нужно было выбраться из этого металлического ящика, который двигался слишком медленно. Мне нужно было штурмовать здание, как Кинг-Конг и размазать каждого мудака по стенке.
Рыча, я ударил зеркальную стену лифта так сильно, что она разбилась. Треснувшее от моего кулака стекло, раскалывалось на мелкие кусочки и со звоном сыпалось на пол.