NANDORIAN EMPIRE rg – архив постов 2018 - 2019 23 глава

Адольфус де-Нагваль:

Адольфуса все еще терзали сомнения по поводу правильности женщины в качестве наместника. Многие представители нандорианской власти сочтут этот шаг оскорблением, что вызовет недоверие к действиям императора, но похоже, что иного выхода не оставалось. Людей, по-настоящему преданных империи и готовых идти на все ради ее сохранности, найти сложно. Придворные, как известно, те еще любители интриг, и зачастую ведут двойную игру, поэтому Селина, которая как член императорской семьи будет верна до последнего, кажется не таким уж и плохим вариантом.
- Будем надеяться, что император примет мудрое решение, - устало произнёс герцог, - Однако, мы должны быть готовы как к любому принятому им решению, так и к возможным последствиям. Будте уверены, моя императрица, что недовольных будет много. Мне тоже даётся это решение с трудом, поэтому, я понимаю возможное недовольство знати.
После этих слов Адольфус, тяжело опираясь на трость, поднялся и покинул покои императрицы, давая возможность Бэлории одеться и привести себя в порядок перед встречей с сыном.
Выйдя в коридор, мужчина устало вздохнул. Ситуация в стране накалялась с каждым часом все больше и больше. Недовольные раздольцы со стремительной скоростью кооперировались против их государства. От навалившихся проблем головная боль сковывала череп невидимыми оковами. Подняв длинные старческие пальцы с выдающимися суставами к лицу, он сдавил переносицу. После этого манёвра, мысли немного прояснились.
Когда императрица появилась из-за роскошных резных дверей, Адольфус успел ещё раз прокрутить в голове сложившуюся ситуацию и пришёл к выводу, что отчаянные времена требуют отчаянных мер.
- Пройдемте, ваше величество, - просто сказал герцог, - Нам предстоит долгая беседа.

Бэлория Агарэс:

ㅤㅤБлаженным сном спала императрица
ㅤㅤСтараясь в царствие понять:
ㅤㅤ"Покуда день ещё не наступивший...
ㅤㅤчасы пробили ровно пять..."

Грудная клетка хрупкого изящного тела тяжело поднималась и опускалась вновь и вновь, разряжая вокруг воздух, образовавшийся во время глубоких вдохов. Нервно сглотнув, Бэлория Агарес мучилась от ночных кошмаров. Свесив с большой кровати свои ноги, она коснулась пальцами холодного каменного пола и наконец-то обнаружила, что её любимый ковёр прислуге пришлось забрать для стирки. Переставая обращать внимания на то, как начали мёрзнуть ноги, женщина поспешила сесть перед зеркалом, убирая длинный светлый волос назад. Прилипшие ко лбу пряди, пришлось убирать вручную. Вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, Бэлория взяла расчёску и принялась тщательно расчёсывать волосы. Голова раскалывалась не то от усталости, не то от резкой перемены погодных условий. На улице послышался какой-то гул и Императрице стало любопытно. Подойдя к окну, она заметила парочу солдат, которые рассказывали друг другу об ближайших учениях. И правда. Близилась небольшая проверка на боевую готовность армии нандорианской империи. Сын Бэлории хочет лично приехать и посмотреть как будут проходить военные учения. Услышав о приближающемся мероприятии, императрица поправила занавеску обратно и удалилась в свою кровать.
Всю ночь женщина ворочалась, будто бы хорошо знала и понимала, что ей не удастся нормально уснуть. Но утро выдалось по истине роскошным: золотые лучи зимнего солнца пробирались сквозь стекло и падали в самый центр покоев Императрице. В её уборной уже хлопотали пару придворных дам, споря между собой о чём-то существенном. Поднимаясь с постели во второй раз, Бэлория направилась в ванную комнату и наконец-то встретилась взглядом с девицами.
— В чём дело, дамы? — строго спросила женщина и две девушки тут же повернулись к ней. Поклонившись, одна из них сказала:
— Доброе утро, госпожа. Мы подбирали вам наряд. Ведь через два часа у вас запланирована прогулка.
— Верно, Сулиф. Но прогулка подождёт. У меня есть более важное дело. Разыщи-ка мне нашего гонца, моя дорогая. И позови пожалуйста Герцога Нондарианского, мне нужно с ним кое-что обсудить — отчеканила Бэлория и вышла из помещения. Девушки тут же удалились из покоев хозяйки.
Через пару часов мать Императора нандорианской империи была готова к выходу в свет. Однако женщина не торопилась покидать свои излюбленные покои. Герцог прибыл точно в срок. Служанки поспешили зайти вместе с ним, но Бэлория попросила удалиться всех, кроме мужчины.
— Ваше Высочество — целуя руку в белоснежной перчатки, поздоровался мужчина в синем мундире.
— Доброго вам здравия, герцог. Как там поживает мать наместника Рейеса?
— Большое спасибо, что спросили, моя госпожа. Она осталась в Ортоне, откуда я и сам родом. Говорят, ситуация с мятежниками пока что под контролём.
Бэлория подняла на мужчину удивленный взгляд и ответила:
— Простите меня, уважаемый, но ситуация с мятежниками уже давным давно под контролём. У них нет целесообразности и это даёт моему сыну преимущество подготовиться, чтобы уничтожить очаг возгорания.
— Но... миледи. Не сочтите за грубость. Из-за уважения к вам и вашему сыну, нашему Императору, я хотел бы заметить, что не смотря на вашу дальновидность, я наблюдаю в Ортоне и в Раздолле открытое присоединение к восстанию.
Женщина улыбнулась своей притягательной и белоснежной улыбкой и сердце герцога растаяло вновь. Он улыбнулся ей тёплой улыбкой в ответ и Бэлория ответила:
— Вот поэтому я и позвала вас сюда. Хочу, чтобы вы по моему личному поручению съездили в провинции и доложили позже моему сыну о новых очагах возгорания недовольства.
— Ах вот вы к чему, моя госпожа... почту за честь! — с этими словами Бэлория дала понять, что можно идти и герцог с радостью удалился, отдать распоряжения запрячь коней и выехать как можно скорее по личному поручению королевы.
— Сулиф! — громко позвала она.

— Да, миледи. — отозвалась подручная.
— Ты знаешь кто такой Терлак Росс?
Услышав это имя, губы девушки дрогнули.
— Да, миледи — послушано отозвалась девушка.
— Пригласи мне этого человека. Но сделай это так, чтобы об этом никто не знал. Ты меня услышала?
— Да, миледи. — в третий раз послушно отозвалась служанка и мигом удалилась из покоев госпожи.

Терлак Росс:

Довольно скоро по коридору, ведущему в императорские покои, послышались шаги, принадлежащие двум людям, как можно было определить на слух, и звуки этих шагов сильно контрастировали между собой: топот маленьких изящных ножек и гулкий, небрежный стук сапог сочетающийся с позвякиванием металлических пряжек - носитель явно обладал тяжёлой походкой.
Это был рослый мужчина крепкого телосложения, одетый подобно военному. Но лишь посмотрев на этого человека, можно было понять, что это явно не обычный военный или страж порядка.
Его физиономия явно не внушала большую симпатию и доверие: угловатые черты лица, поросшего кое- где небрежной щетиной, искривлённый нос, холодные водянистые глаза, коротко стриженные тёмные волосы и будто застывшее выражение лица, отражающее то ли надменность, то ли пренебрежение ко всему живому.
Все это придавало ему схожесть с какой-то хищной рептилией: казалось, из открывшегося рта сейчас появятся змеиные клыки, готовые впиться в шею ничего не подозревающей жертвы.
На нём была надета плотная кожаная куртка-жилет с металлическими наклёпами, из -под которой виднелся тонкий слой кольчужной брони, покрывающей торс до плеч, чёрная рубаха и такого же цвета шарф, обмотанный вокруг шеи, охотничьи штаны и сапоги, а также перчатки с уплотнениями на костяшках и оборками из волчьей шкуры.
Даже без оружия, которое ему пришлось оставить перед входом в императорские покои, этот человек без сомнения мог сеять опасение и неуверенность в душах тех, кто перед ним находился.
Терлак Росс — наёмник, а точнее головорез на службе правительства Нандорианской империи, следовал за хрупкой служанкой, которая явно не комфортно чувствовала себя в его окружении в комнату, где должна была состояться его встреча с Императрицей. Интересно, что у неё за дело к Терлаку? О повстанцах в последнее время ни слуху ни духу - они похоже, забились по своим лагерям, как тараканы, но явно что - то замышляют.
Дверь отворилась и он вошёл внутрь, остановившись у порога.
— Ваше Высочество. - В знак приветствия наёмник лишь кивнул, без полноценных поклонов и целования руки, невзирая на то, какая особа сейчас перед ним стояла.
Будь это хоть мать императора, хоть сам император, хоть любая другая столь же значимая фигура императорской власти, Терлак поступил бы так же.

Бэлория Агарэс:

Такие люди как Терлак Росс были лишены ласки и тёплых приёмов в целом. Поэтому женщине совсем было не до реверансов. Она ждала наёмника несколько часов. Как только каблучки Сулиф застучали наряду с тяжёлыми сапогами мужчины, Бэлория сразу поняла, что Росс прибыл. Вставая с кровати, она кивнула ему в ответ, сама закрывая за ним дверь в её покои.
— Садитесь, господин Росс. У меня к вам очень серьёзное предложение. — она улыбнулась, предлагая мужчине чашку чая, который успели разлить в красивые сервиз придворные дамы Императрицы.
— Как вы знаете, нандорианская империя сейчас нуждается в особых привилегиях. И я хочу дать моему народу шанс покончить с гражданской войной раз и навсегда. Представьте ситуацию: повстанцы отмалчиваются и набирают армию. То же самое делаем и мы — поясняет женщина изящно придерживая чашку ароматного горячего чаяна блюдце, сидя в кресле, напротив наёмника и продолжает:
— В доме Рейеса, как вам известно нашего Ортонского наместника, имеются неопровержимые доказательства его причастности к продвижению и поддержки мятежников. Предположительно, вся идеализация хранится в доме его престарелой матери, а не в собственном особняке. Думаю, там искать смысла нет. В чём состоит ваша первостепенная задача? Я приказываю убить господина Рейеса. — сообщила Бэллория и многие бы, кто услышал бы такую страшную фразу из уст такой красивой женщины, вряд ли бы смогли поверить в правдивость её слов. Нежный стан, бархатный голос идеальной красоты не мог произнести такие ужасные вещи. Нет, не мог. Однако...в этом и была её своеобразная прелесть. Эта женщина вела свои счёты с теми, кто каким-то образом пытался свергнуть её сына. Она готова была замарать руки сама, если к тому времени все наёмники, хотящие денег, переведутся. После недолгой паузы, она продолжила снова:
— Как вам чай, господин Росс? Душистый аромат нандорианской эпохи. Этот чай всегда подаётся во время ужина. Говорят, он умеет расслаблять после долгой работы или службы. Что скажете? — она улыбнулась, явно довольная его взглядом и своим собственным голосом, затем начала снова:

— Приступим к делу. Вы не можете просто убить наместника и уйти, получив ваши деньги. Нет. Ваша вторая задача: подстроить смерть наместника во время какой-нибудь процессии или в людном месте. При том, что вам придётся якобы действовать от имени повстанцев. Можете выкрикивать присущие им лозунги, я не против. Люди должны поверить в то, что мятежники способны убивать прилюдно и что то же самое будет и с обычными людьми, как только они отнимут власть у Империи. Люди должны поверить в то, что Империя как единственный государственный устрой защищает их. — Она снова улыбнулась.
— На счет оплаты не переживайте. Часть денег вы получите от меня сейчас, а часть денег после проделанной работы. Я нисколько не сомневаюсь в вашем мастерстве. Я наслышана о вас и вы мне даже чем-то симпатизируете, не смотря на то, что заботитесь только о себе. Помните, что третья ваша задача состоит в том, чтобы забрать все доказательства причастности наместника к мятежникам и отдать их подкупленным стражникам. Таким образом и вы чист и мы.

Терлак Росс:

Наёмник молча опустился на кресло напротив женщины, принимая чай с подноса, принесённого её служанками. Маленькую изящную чашку, которую не менее изящно держала императрица, Росс обхватил своей грубой рукой в перчатке. Поднеся чашку к губам и отхлебнув из неё, он слегка скривил губы, пытаясь распробовать вкус напитка. Чересчур приторный как ему показалось, ни в какое сравнение не идущий с холодной выпивкой, которую он мог найти в любой таверне. Наёмник явно не смог в полной мере оценить расслабляющий эффект чая и отставил чашку на поднос, опустив руки на подлокотники кресла и переведя взгляд, выслушивал план Её Высочества.
Когда та дошла до сути дела, на лице Росса заиграла зловещая ухмылка. Было ясно, что он заинтересован и готов взяться за дело.
— Я предпочитаю эль, Ваше Высочество. - равнодушно ответил мужчина на мимолётный вопрос, и продолжил с вниманием слушать, запоминая каждую деталь. В его деле важна проработанность действий и чёткое следование плану, так как каждая ошибка может дорогого стоить. Когда императрица сказала своё последнее слово, после короткой паузы Росс заговорил сам.
— Это всё, что мне нужно сделать? - наёмник посмотрел своими пронзительными глазами в глаза женщины.
— Я выполню ваше задание. Вскоре доказательства будут у вас, а самого наместника вы больше не увидите.

Бэлория Агарэс:

Бэлория прекрасно понимала, что такого типажа личность вряд ли сможет познать истинный вкус нандорианского чая. Но она не обиделась, а даже наоборот отозвалась более чем, радушно:
— В следующий раз мы угостим вас элем, господин Росс — вежливо отозвалась женщина и даже учтиво кивнула. Когда же Терлак встал, застопорившись в дверях и спросил, будут ли какие-то поручения ещё, его карманы уже позвякивали имперскими монетами. Улыбаясь, Бэлория произнесла:
— Помните о нашей конфиденциальной договорённости, мистер Росс. Никто ни о чем не должен знать — с этими словами она глазами намекнула, чтобы Терлак спрятал звенящие монеты куда подальше. Ведь во дворце не дремлют стражники.
— Отчёт о проделанной работе я жду через несколько дней. Лично от вас. А насколько хорошо вы её сделали, я узнаю от народа в ближайшее время. Помните, что сразу же в Рейхолле я не позволю вам появится, ввиду непричастности нас друг к другу, а вот примерно дня через три... — задумчиво остановилась женщина
—...мы сможем отпраздновать небольшую победу над повстанцами. А вы попробуете обещанный эль. Удачи — скрестив белоснежные тонкие руки на груди, произнесла женщина. На её перчатках красовались перстни. Одно из них принадлежало её роду Бирн, откуда она сама и выходила, а другой перстень красовался на её пальцах много лет. Он говорил каждому о том, что Бэлория Агарэс до сих пор помнит и любит своего мужа, даже спустя такое количество времени.

Терлак Росс:

— Вы не разочаруетесь, Ваше Высочество.
Терлак понял предостерегающий взгляд императрицы, и кивнул, жестом обещая выполнить нужные меры.
Весь его вид говорил, что головорез выполнит свою работу как подобает. Задание было не из простых, но и не являлось таким сложным, если брать в расчёт все время работы Росса в качестве наёмника. Задание было интересно тем, что в этот раз придётся примерить на себя шкуру повстанца, убить в этой роли свою цель, и использовать при этом элемент внезапности.
Уходя из покоев, взгляд Росса задержался на одной из служанок, той что привела его. Задержался видимо, дольше чем нужно, отчего та нервно втянула голову в плечи и опустила глаза. У Росса это вызвало улыбку - коварную и насмешливую, напоминающую больше хищнический оскал, чем проявление дружбы и доброжелательности.
После этого он подтолкнул массивную дубовую дверь и переступил порог императорских покоев. Ещё некоторое время императрица могла слышать из своей комнаты его удаляющиеся тяжёлые шаги.

Лилия Сильва:

«никогда ранее я не испытывала таких терзаний. моя глупая и безобразная страсть парализует меня. даже закрыв глаза, я вижу их; даже закрыв уши, я слышу их; даже впадая в забытие, я чувствую их присутствие».
Канитель с недавней, но очень непростой вылазкой в Хаукхарт заставила Лилию отложить свою прогулку по столице, и мрак ещё одних народных волнений уже постепенно кутал материк, когда, после долгой работы со стенами торгового центра Нандора, где женщина прихватила лёгкую простуду, она вернулась в стены императорского замка. В долгой дороге ей снова не давали покоя её мысли: стоило даже на минуту отвлечься на заснеженный пейзаж, как перед глазами вставала абсолютно фантастическая разруха. Избавиться от этой "думной заразы" Лилии помогла цветущая атмосфера в своей маленькой комнате, где был слышен запах ёлок, сладковатой пыли и чая. Ощущение защищенности накрыло женщину с ног до головы подобно пушистому одеялу из шерсти овцы.
Казалось бы, теперь, когда все тревоги Сильвы были удалены (а во время своих вылазок, надо сказать, она очень сильно переживала) и перед ней открылась перспектива беспредельного блаженства от свободного времяпровождения, она могла бы расслабиться со вздохом сладкого облегчения, освободившись от душевных терзаний. Однако вместо того, чтобы нежиться в зимних лучах солнца или сладко дремать на своей кровати, Лилия была одержима этическими сомнениями и каким-то странным чувством незаконченности какого-то этапа в своей жизни.
— Быть может.. – потянула женщина после короткого приступа кашля, бросив печальный взгляд на небольшой ящик, который стоял в самом дальнем углу комнаты. — Может этот шаг и снимет с меня неопознанный тёмный груз неудовлетворение.
Через полчаса она, ещё не отдохнувшая и не до конца восстановившая силы, шла по улицам Рейнхолла, неся в руках два потрепанных мешка. Одежда была испорчена неправильно вышитым узором или попросту не являлась эталоном моды, поэтому не планировалась более использоваться — именно это вытащила из своего ящика Сильва, упаковала в старые и потертые мешки и приняла решение раздать нуждающимся.
Чувство благодарности огромной волной накрыло шанийку, когда её красные от холода ладони прикоснулись к массивным дверям благотворительного дома. Она услышала смех детей, пусть и непродолжительный, она вдохнула запах каши, она впервые за долгое время вновь почувствовала себя по-настоящему живой и свободной. Однако картина, открывшаяся взору Лилии после того, как она вошла внутрь, практически начисто смысла секундный оптимизм из её головы – у многих посетителей улыбки кричали фальшью, а глаза были наполнены высохшими слезами безнадеги, ведь этот дом для них был единственной ниточкой спасения от голодной смерти. Женщина закрыла за собой дверь и попыталась изобразить на своём лице подобие приветливой улыбки, однако печаль настолько заполонила её разум, что эмоции тоски тут же показались на покрасневшей коже. Дрожащая рука стянула с головы накидку и, зажимая ткань меж пальцев, постучала о дверь, дабы привлечь всеобщее внимание.
«лишены всего: крыши над головой, еды, средств для существования.. как, вероятно, и моя семья в те далёкие годы». пауза. «ох, нет, вы будете дурной, лилия сильва, ежели, смотря на этих бедных людей, растрогаетесь и забудете о своём долге перед хозяевами подобных мест».
— Благодати в вашу жизнь, – прошептала Сильва, обращаясь ко всем находящимся в этом заповедном месте. Мешки упали на пол; голова шанийки склонилась в почтительном жесте, ладони скрестились на уровне груди, — могу ли я увидеть человека, чей труд достоин поклонения? Если мне представиться возможность лично обговорить с хозяином места сего, я буду крайне благодарна.

Сарасвати Бхонсле:

Проснувшись рано утром, облачилась Сарасвати в черное, помня, какой сегодня день. Боль никуда не исчезла, но она уже не вызывала прежних слез, не морила более душу девичью терзаниями нестерпимыми, уступив место глубокой тоске и нежной грусти. Морозное солнце белыми лучами скользило по шелковым шанийским коврам, коими была застлана комната Анкари в доме почившего лорда Бхонсле, и на коврах этих, опустившись на колени, молилась его младшая дочь. Просила луноликая вездесущее божество вознаградить богатствами небесными душу отца, сегодня вот уже как шесть лет назад отошедшего в мир иной. Одинокая слеза расцвела у кромки глаза, да тут же растеклась и скрылась на матовой бархатной щеке.

Каждый раз, когда приходила Сарасвати в маленькую священную залу, да начинала молиться за покой и благоденствие родителя и сестры, чувствовало сердце нежное их незримое присутствие, и верила темноокая, что это хороший знак. Вздохнув и по традиции южной поцеловав ладони, в замок сомкнутые у груди, она поднялась с колен, и затихший в доме шорох шелестящих юбок означал лишь то, что дева покинула отчий дом.

***

Тройка белогривых, ведущих легкую карету, уже инстинктивно мчалась по известному маршруту, поднимая прыткими копытами за ночь налетевший снег. Улицы столицы только-только пробуждались от сладкого зимнего сна, но у площади, ведущей к благодетельному дому, уже толпилась масса народу, ждущего открытия к завтраку дверей. Стоило им только завидеть знакомых жеребцов, как все они сразу же расступились, а Сарасвати услышала радостные возгласы, в которых поминалось ее светлое имя. Всякий раз от этого сердцу становилось спокойнее и теплее, а умом дева смуглокожая понимала, что все не зря. И пусть были здесь те, кто вполне сам мог позволить себе тарелку жесткой ржаной каши или теплую шапку для малолетних детей, пусть были здесь обманщики, искатели наживы и валяющегося под сапогами золота — все определенно было не зря.

Ступив стройной ножкой, выглядывающей из-под зимнего плаща, на просторную мостовую, милая Сарасвати последовала ко входу внутрь масштабного здания, имевшего форму с одной стороны незамкнутого квадрата, огражденного высокими стенами и тяжелыми железными воротами. Она здоровалась и улыбалась каждому встречному на пути, иной раз останавливалась и целовала в лоб детей, протягивающих ей самодельные глиняные свистульки, справлялась о здоровье стариков и жала им руки, не считая это постыдным и тем более недостойным себя. Здесь, рядом с ними, она переставала чувствовать себя одинокой. Словно мягкий сахарный сироп разливалось тепло по телу, когда дочь бывшего казначея ощущала себя хоть для кого-то по-настоящему значимой и нужной. Она не ведала крепкой дружбы, не испытывала ни разу чувства всепрощающей любви мужчины, которая холодными промозглыми ночами греет сильнее огня в камине, а потому любовь этих людей значила для Сарасвати стократ больше прочих земных благ и сокровищ.

— Какая прелесть, милая, — промолвила шанийская красавица, когда маленькая девочка низенького росту, укутанная в старый шерстяной платок с головы до пят, замахала перед ней пушистой еловой веткой. Нагнувшись, Сарасвати приняла воистину столь ценный подарок, а затем, наконец, вдохнула теплый воздух, пропитанный запахами свежего хлеба и ржаной похлебки. Всюду сновали люди, приглашенные в самую широкую комнату дома для утренней трапезы. Все были заняты своей работой, кто как мог помогал ближнему и видя это, леди Бхонсле вновь и вновь понимала правильность избранного ею пути.

Шелестя черными шелками и оставляя после себя звонкий след от перекликающихся украшений, Сарасвати направилась в швейную, где и собиралась провести сегодня весь оставшийся день. Солнце в эти комнаты проникало через широкое незашторенное окно и от того светло здесь было, как ранним летом. Сейчас здесь была она одна от того, что все ушли на завтрак, но совсем скоро комната заполнится прочими швеями и портнихами, которые за проживание в этих стенах платили ей такой посильной монетой. Ловко управляясь с острой иглой, Сарасвати пребывала в собственных мыслях, лелея воспоминания об отце, о сестре, о знойном Шане, который она воочию видела единственный раз в жизни, но уже за это время успела в него влюбиться. Думая о своем, темноглазая не заметила, как минул не один час, вокруг оживились люди, о чем-то разговаривающие меж собой и занятые делом. Но вот кто-то коснулся тонкого плеча, укрытого черным бархатом рукавов и, не ожидая того, Сарасвати вздрогнула и неосторожно уколола палец:

— Простите, госпожа, если напугала вас. Но там, у входа, женщина какая-то принесла в мешках множество тканей и говорит, что хотела бы увидеть вас, — Бхонсле удивилась известию, но, конечно же, не могла отказать пришедшей в личной встрече. К тому же, ей всегда было радостно и приятно общаться с теми, кто приходил в это место, внося в него собственную лепту. Отложив в сторону шитье, Сарасвати поднялась с низенькой тахты и вот уже оказалась перед той, что явно добиралась сюда пешком и от того замерзла, судя по ее красным озябшим рукам:

— Доброго дня вам и примите мои благодарности от лица каждого нуждающегося за вашу помощь. Мое имя Сарасвати Бхонсле и я испытываю гордость, называясь дочерью человека, основавшего этот дом и видевшего свою жизнь в помощи тем, кто в ней нуждается — улыбнулась шанийка, грациозным жестом тонкой руки приглашая гостью следовать за ней, — Вы здесь впервые, верно? Желаете посмотреть, чем живет это прекрасное место? Заодно, поведаете мне о себе, а после — выпьем обплепихового чаю.

Лилия Сильва:

«бедность никогда не была пороком общества»

Ожидание хозяйки растянулись на долгие несколько минут. А любопытные детские глаза одной смышленой девочки, которая без тени страха и сомнения подошла к Лилии, с удивлением впились в худое лицо пришедшей. Женщина, не будучи привыкшей к повышенному вниманию к своей персоне, немного смутилась, но ответила на взгляд девочки улыбкой. Ткань покрывала и платья зашуршали – благородная дама присела на корточки, чтобы её лицо было на уровне немного чумазого личика девчушки. Тонкими пальцами, которые ещё немного болели от резкой смены температуры, Лилия погладила бродяжку по голове, по-матерински нежно стряхнула с щёк остатки каши и улыбнулась ещё шире, мгновенно окунувшись в тёплые воспоминания: много лет назад она точно так же сидела подле своего младшего брата и вытирала ему личико от капель молока.

***

«— Ай, Лилия, мне больно! – ворчал Алексис, пытаясь увильнуть от пальцев старшей сестры.

— Эй, не ври мне! Тебе не может быть больно, я тебя почти не трогаю! – парировала девочка, настойчиво продолжая умывать лицо брата».

***

— Как тебя зовут, прекрасное дитя света и луны? – улыбнулась шанийка, спрятав маленькие детские ладошки в своих пальцах. Когда же малышка назвала своё имя, без страха взглянув в серые глаза Лилии, женщина наигранно задумалась, а потом вновь расцвела в улыбке. — Какое у тебя красивое имя! А сколько тебе лет? Девять? Ты невероятно красивая девочка.

Малышка, смущённая неожиданным комплиментом от пришедшей дамы, засмеялась и убежала в сторону, чтобы поделиться со своей родной матерью о добрых и тёплых словах, которые иногда согревают лучше крепкого чая.

Когда ребёнок отошёл, женщина поднялась на ноги и повернула голову в сторону приятного бархатного голоса.

«бхонсле?» брови слегка приподнялись, выражая собой акт лёгкого удивления, а губы, готовые простонать от лёгкого шока, чуть приоткрылись. однако нет, молчание, сопровождающееся сдержанными кивками. «а, дочь того самого верховного казначея, господина садхира. не ожидала увидеть тут именно это семейство, не ожидала. и если мне не изменяет память, оно перетерпело какое-то горе несколько лет назад. облачилась в траур в память о том событии?»

Чистокровная шанийка, сразу подумала про себя Лилия, рассматривая смуглокожую красавицу Сарасвати. Она, хозяйка здешнего помещения, спасительница для многих бродяг, разительно отличалась от пришедшей портнихи: кожа Лилии, несмотря такую же чистую кровь многих поколений шанийцев, была очень бледной, её лицо не было так украшено, как полагалось в других знатных домах провинции. Однако, вместо того, чтобы понуриться в кротком поклонении перед столь знатной особой, Лилия расправила плечи и вытянула шею, вернув себе привычную для неё дворцовую осанку. Впервые за долгие годы, пока Сильва загнивала своей работой, ежедневно закрывая на стальной замок свою "голубокровую" гордость, притворяясь обыкновенной крестьянкой, она почувствовала себя практически в родном месте. Не было необходимости прикрывать вуалью свои манеры, своё воспитание, свой истинный характер и свои мысли. В обществе подобной себе Лилия раскрылась, словно алый цветок после весеннего ливня; даже её серые глаза, обычно покрытые пеленой едва уловимой печали, сейчас сверкнули несломленной гордостью своего происхождения и величием предков.

Они стояли друг напротив друга. Два пустынных сокровища, две шанийки, влюблённые в своё прошлое и свою провинцию.

— Прошу меня простить, что посетила Вас в такой печальный день – с сочувствием в голосе сказала женщина, мельком бросив взгляд на чёрное одеяние Сарасвати, — Как шанийка, – произнесла Лилия, гордо выделив название своего народа, — я прекрасно понимаю значение этого мрачного цвета, который сравним с перьями воронов – предвестниками беды. Примите мое сочувствие, леди Бхонсле. Пусть те события, о которых говорили в то время, будут единственной печалью в Вашей жизни.

«о, прекрасная дама, что же я смогу поведать о себе? вы великолепно образованы, я не сомневаюсь в этом, сразу обо всем догадаетесь. будет ли это началом той болезни, именуемой слухами? молчи и сохрани себя, лилия сильва»

— Благотворительные дома мне доводилось посещать, однако такой большой и процветающий я вижу впервые – после недолгой паузы, во время которой Лилия продолжала рассматривать убранство холла, иногда задерживаясь либо на экспонатах, говоривших о провинции Шан (где, к слову, Лилия не была ни разу), либо на самой хозяйке, — Поэтому я с превеликим удовольствием пронаблюдала бы за течением жизни в этом храме спокойствия и благодати, благородный патрон, с которым познакомиться – большая честь для меня.