Ты любезна мне, и всякому ты любезна, - от всякого неотделима; все тобою согреты... Кто же согреет тебя? 26 глава




Отняв от лица руки – вздохнул. Облегчение! Замир а тельный стиск предш а жья… …Мотнул головой, и, доставая на ходу трубку, двинулся к выходу.

Дверь… Коснувшись ручки, Капитан заметил большущий пальмовый лист, крепко влепившийся в дверь. По листу, едва угадываемые в лунном отсвете, брели буквы... Он щёлкнул зажигалкой. Свет пламени коснулся верхних, означенных крупно, строк:

«Формула-пособие для никогда не ходивших в школу сусликов, зябликов, безбилетников и прочей живности. К вопросу «О …» …»

Нагревшаяся зажигалка обожгла пальцы. Капитан, ойкнув, тряхнул рукой, гася огонь. Но буквам вполне хватило недолго плясавшего пламенного язычка: казалось, они вобрали в себя свет пламени, и, пульсируя, затрепетали – освещённые изнутри – по всему листу.

«а) ЕДИНИЦА совершенна. (АБСОЛЮТНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ)

б) как проявление самодостаточности присутствует и невозможная возможность ЕЁ отсутствия (именно: существование-несуществование).

в) так появляется 0 (ноль). (Условная Реальность)

г) ноль, будучи лишь невозможной возможностью, но тем не менее: «будучи», – наделён, как «будучи», самостью. самость реагирует на свой статус невозможной возможности, проступая как закон самосохранения. проступая – отражает ЕДИНИЦУ, порождая сам факт противоположности; порождая ЕЁ противоположность. отражая-порождая – становится центром.

д) становясь центром – воспринимает ЕДИНИЦУ как множество.

е) воспринимая ЕДИНИЦУ как множество и осознаваясь центром – воспринимает себя как целое, как единственную реальность.

ё) но: будучи лишь невозможной возможностью отсутствия ЕДИНИЦЫ– ноль способен осознать себя целостным только в статусе мнения, но не в статусе данности.

ж) порождая это противоречие и сам будучи противоречием – стремится к осознанию себя целостностью в статусе данности: к осознанию себя ЕДИНИЦЕЙ и к изникновению себя как ноля.

з) стремление к осознанию себя ЕДИНИЦЕЙ – воспринимается самостью положительно. Стремление к изникновению (себя как ноля) – отрицательно.

и) возникает противоречие-закрепление:

всяческое множество, существующее-и-несуществующее, возможное-и-невозможное – сразу, одновременно-одноохватно.»

Капитан поморгал, вчитываясь. Сунул трубку в карман, и, решительно сопя – толкнул дверь. Дверь скрипнула. Капитан вышагнул наружу…

Ночь. Светлая ночь. Высокая полная луна – пухлая, как спелое яблоко на невидимой ветке, звонкая, как соки, бродящие в яблочной спелости…

Станция увиделась такой, какой они застали её с Семёном при втором посещении. Всё заросло, прос е ло, задышало, покрылось трещинами и влагой, закуталось в невидимый перезвон. Только станционное здание, за порог которого шагнул Капитан, осталось прежним. …А ещё – здесь были люди… и люди и звери и птицы, – повсюду! Они стояли, лежали, сидели, – совместно и поодиночке, – неподвижные, но и не замершие – развёрнутые внимательными взглядами в сторону зала ожидания. Точнее – в сторону крыши.

Капитан поднял голову. По крыше, стеснившись боками, расплеснулся кошачий народец: кошки, коты, котята… Капитану, моментом, даже померещилось, что, где-то с краешка, между ними затесалась пантера. …Посерёдке крыши, удобно устроившись у антенной загогулины, в просторном шляпном гнезде сидела чёрно-белая кошка. Давняя знакомая! Это ж её они с Семёном порывались напоить молоком! Да… А шляпа? – его шляпа… Ну да, его! …Кошка, привстав и потоптавшись, устроилась в шляпе поудобнее.

Капитан ухмыльнулся. Знакомые, куда ни ткнись, твердили, что шляпу он завёл зря. Не идёт ему шляпа! Вот, действительно, удумал! …Оказывается, не зря. Пригодилась.

А кошка… Кошка будто бы и задремала: глазки прикрыла, усами дёрнула, откинулась-прислонилась к загогулине. Будто бы… А только – все на неё смотрели: и кошачий народец, и замершие – по станции да вокруг – разно о бликовые существа. …Вон там, на перроне – целая стайка юношей и девушек… Бобёр на скамейке… Две стройные, склонённые друг к другу цапли… Старички и старушки, – кто как: кто с поклажей, кто так – налегке… Лошади… Голуби… Змеи… Слон со сбитыми бивнями… Строгая упитанная корова в драной соломенной панамке… А там, чуть поодаль – …непривычные, необычные существа… незнакомые, странные…

Вдалеке, на противоположном перроне, у перил – Капитан различил Семёна Семёновича и девушку, крепко прижавшихся друг к другу. Он хотел крикнуть им, помахать рукой… Но, неожиданно как-то, понял: не услышат… не увидят они его… их здесь нет… Именно так: они – здесь, но их здесь – нет…

Вот как получалось: все слушали кошку. Кошка возлежала в шляпе, неподвижная, беззвучная… и вместе с тем – говорящая. Говорила. Говорила вовсю! Сразу для всех, но – каждому по-отдельности. Сквозь голову Капитана просеивались всевозможные обрывки, куски и кусочки, капли и целые проливные дожди. …Кошку слушали. Кошку слышали. К ней обращались.

До Капитана – примерился да пригляделся покуда – дошло не сразу, и п о нято было с трудом: все присутствующие здесь находятся кто где… Где угодно! Они – здесь, но они – и там. Так, как видит их он, они ни друг друга, ни себя не видят. Для каждого – кошка была с ним: в его мире, в его жизни, в привычной среде. С кем-то – она шла рядом по улице; с кем-то – в лесу или в горах; с кем-то – в жилом помещении, своём или чужом, обжитом или заброшенном. Так, например, он увидел, – подобие качнувшейся вспышки! – что девушка и Семён по-прежнему сидят за столом, рядышком, а кошка – говорит с ними из неподал ё кового кресла...

Да и вообще! Как это выходило – Капитан вмышл я ться да разбираться особо не стал, – но стоило ему на ком-то задержать взгляд, тут же и становилось понятно: как, где, что. Вспышкой! …Вот муравей, созерцательно замерший на перилах: в шумной компании зверей, насекомых, птиц он идёт по тропке лесной за невысоким худым человеком, одетым в ветхие замызганные лохмотья; кошка сидит на плече этого человека, и, поворот я сь, взглядом – назад, говорит она со всей компанией, но и – именно с муравьём. Вот мужчина, взора с кошки не сводящий, неудобно и беззаботно влипший в развилку дерева: он плывёт, тяжело загребая, на лодке, по широкой, в клочьях утреннего тумана реке; напротив него, на задней скамеечке, сидит кошка, и – говорит! Но что интересно! – Капитан видел его в лодке, рядом с кошкой, а сам человек (и это тоже наблюдалось Капитаном) осознавал себя парящим над облаками… после – летящим вниз, вниз, вниз… Вот: две женщины, молодая и пожилая, вст ы вшие робко у здания с надписью «почта »… Вот: корова, плывущая сквозь густые, сквозь изв и вные заросли водорослей… Вот: … Вот: … Вот: … Вот: влажно блеснувшая гроздь аметистов, – целый мир, – и кошка-пылинка коснулась нав е ршия одного из кристаллов… Вот: мчащий сквозь сосны ветер, и кошка-ветка оглаживает ветер, встряхивает его, смотрит в глаза… Вот: маленькая рыжеволосая девочка выкладывает круглыми камешками на берегу морском силуэт кошки; объясняет: «ты будешь самой лучшей на свете! ты будешь начинаться и заканчиваться всегда, когда сама того пожелаешь»; смеётся, хлопает в ладоши, – велит кошке встать и говорить с ней… Вот: стая бродячих собак, всех мастей, возрастов – запал ё нно несётся по пыльной растрескавшейся земле… стая растянулась – растянулась на километры… на десятки километров… на сотни километров… на столько километров, сколько нет в стае собак! Многие собаки, роняя пену и слёзы, бегут поодиночке, но – не прерывают бег; поднимается, хрипит, завывает над стаей пыль, сплетается в клубок… Из клубка – вытанцовывает, позёвывая, кошка: выгибается дугой – испускает ворохи искр, и каждая искорка – каждой собаке, и каждая искорка – коснувшись собаки – рождается крыльями…

И многое!.. И куда ни посмотри!.. И на ком ни задержи взгляд!..

В какой-то момент Капитану бы заорать; застонать; застонать и рухнуть, вбиваясь затылком в жидкую грязь, в корни, в при и мное колыбельное нутро земли… – пропасть, сгинуть!.. Но – растряхн у лся, опомнился, – протянулся смятённым вопящим рассудком в кошачью речь.

Обрывки… обрывки… обрывки… Всё – для них… А что для него? …Что для него – он возьмёт сам! Приспособит!.. Он сумеет...

«дили-дон-… дили-дон-… дили-дон-… дили-дон-… дили-дон-… дили-дон-… дон-… дон-… дон-… дон-...

дон-…

«Тысяча лет отделяет тебя от того, что было тысячу лет назад. И этот барьер непреодолим! …По крайней мере, до тех пор, пока ты оставляешь для себя, как непреложный факт, эту самую – тысячу лет…» …

дон-…

«О! Ну что ты, что ты! …Хотя бы дорасти до того, чтобы не убегать от собственной памяти…» …

дон-…

«…ты выпил воды из прозрачной посуды. Так ты утолил жажду. …Но не возжелал ты пить воду и дальше, владеть ей всегда; не возжелал жажды и безж а ждия – пошёл своей дорогой…» …

дон-…

«…Условной Реальности самопребыв а ние – круговое, непрерывное, цикличное движение – гораздо отчётливее воспринимается не как творение и разрушение, а как свёртывание и развёртывание. Или: волны, зыбь, – всюду и сквозь всё, – опадает и поднимается дышащая бесконечность…»…

дон-…

«Всё иллюзорное бесконечно меняется. Все проявления подлинного – неизменны. Так просто их различить…» …

дон-…

«Стыд… Ах, ну что же может быть постыдного-то, постыдного вообще? – постыдна только глупость.

Глупость, – она же – невежество.

Мир ни добр, ни зол, ни порочен, ни свят. Мира нет. Мир разворачивается из каждого, кто хоть сколько-нибудь осознаёт себя собой; а если и не осознаёт себя собой, нисколечко, – мир разворачивается из него… Он таков, каков ты. Ты таков, какой ты есть, каким ты являешься-пребываешь. Ты являешься-пребываешь таким, каким ты позволяешь себе быть.

А каким ты позволяешь себе быть? – пожалуйста, посмотри на себя… в себя…

В невежестве, всякое прикосновение ко всякому проявлению мира – мыслью, словом или поступком – неизбежность порока.

Невежество постыдно. Постыдно всякое прикосновение его. Постыден и результат.

Постыден и мир, в котором-из-которого-которым ты являешься-пребываешь, так как мир таков, каков ты. И если ты позволяешь себе быть глупым – мир постыден.

Эй! Ты понимаешь? …Нужно умыться. Умойся скорее!..

…Очищение. Уход от постыдности-невежества-глупости – очищение. Ежедневное, ежеминутное, ежемгнов е нное. И если ты твёрд – очищаясь (даже если падаешь, но смотришь на это, как на вновь дарованную возможность встать) – ты увидишь как расцветает мир.

Когда ты позволяешь себе быть чистым – ты являешься-пребываешь чистым. Чист мир.»…

дон-…

«– Привет тебе! – сказала Жёлтая Смородина – Оазису.

– Хм… – улыбнулся Оазис.

– Вот мы и встретились! – взволнованно пролепетала Жёлтая Смородина.

– Хм… – улыбнулся Оазис

– Это так замечательно! – воскликнула Жёлтая Смородина и радостно засмеялась.

– Хм… – улыбнулся Оазис.

Ну как после этого было им не обняться?» …

дон-…

«На да или нет – не обладаешь ты волей. Но обладаешь ты волей – подойти, войти, – слиться с ВОЛЕЙ. ОНА и решает истинно…» …

«Малыш, малыш, – шевельнулось в нём, – ну куда ты, малыш… »

Нет, как и то, что ему удавалось уловить, это не было речью в голове, но – знание сказанного. Обличья знания – он уж е понимал – могли меняться, перебегать с места на место, оскальзываться в неимоверных прыжках, сохраняя при этом суть, и в развёртывании сути – смысл. Но в него привходило именно так. Почему? …Какая разница? Значит, то было его одеяние, его лодка, его крылатый пёс…

«Вернись, вернись, ты не всё понял…» – «Я понял!.. Я всё помню…» – «Ты помнишь, но ты не понял…» – «Я…» – «Вернись к листку, малыш... А потом – мы ждём тебя… Мы тебя ждём…»

Капитан засумат о шился, заметался. Ах!.. Что это? Что это? …Дрёмные качели… – и стынь и жар… Нет! Нет! Нет! …И стынь, и жар, и прель, и милые сердцу сквозняки! – долой уш и бленность!.. …Вот: ливнекр у т-свирист у н на темечке задрожал… – взорвалось, запорош и ло лежалыми кучами! – драгоценностью одарило! – стоит ли огорчаться? Эй!.. Э-гэ-гэй!.. Ах…

Не успела рука – ручки двери коснуться, – всё тело её настигло. Быстрее! Едва распахнуть успел! а нет – так насквозь…

Запыхавшись – обрадованный, перетр я сный – сквозь тамбур входной!.. Вот он, пальмовый лист; буквы светятся, трепет а ют, почти подпрыгивают: вот-вот – и осыпят тебя, завьюжат, заволокут жемчужной пыльцою…

…Текст был другой. Капитан помнил прочитанное. Да, он похож… но он – другой. Прежний – чем-то напоминал формулу, нынешний – беседу… или нет… или…

-

 

«…1

В Условной Реальности приближающейся к слиянию с АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ (а значит – и – к самоизникнов е нию) самоосознание проступает как закон самосохранения, и слияния (и самоизникнов е ния) не происходит.

В Условной Реальности удаляющейся от слияния с АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ (направление – к самонедост а точности) самоосознание проступает как однозначная самонедост а точность, и – рождается направление к истинной самодостаточности: к слиянию с АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ, самоосознание себя АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ.

2

Но почему же не происходит слияния? –

Условная Реальность закрепляется разделением и противопоставлением; и здесь: направление к АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТИ – добро, направление от НЕЁ – зло. Но: направление к АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТИ неизбежно – в силу само собой разумеющейся с а мости Условной Реальности – рождает отторжение-удаление, а направление от НЕЁ – рождает притяжение-сближение. И значит: то и другое направления являются попеременно то добром, то злом, заключая – одновременно – в себе и добро и зло.

…И добро и зло – иллюзия.

Условная Реальность – иллюзия. Условная Реальность – разделение и противопоставление: добро и зло, чёрное и белое, большое и малое, и т. д. и т. п. Условная Реальность – то, что воплощает это, и Условная Реальность – то, что этим воплощено.

Условная Реальность – в силу того, какова она – не может: а) самоосозн а ться самодостаточностью; б) слиться с АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ. …ни того, ни другого…

3

Как же быть? – ни того, ни другого, так как то и другое разделено и противопоставлено…

Но: если обойтись без разделения и противопоставления, то – то и другое съедин я ются; оказываются одним и тем же; они – одно. Самоосознаться самодостаточностью – это и есть слияние с АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ, – это и есть самоосознаться самодостаточностью.

Как же быть? –

Так: будучи ничем – самоосознаться ничем; не будучи – не быть.

(…кто ты? – …нет меня…

…нет и того, кто задал этот вопрос…

…нет и вопроса: «кто ты?»...ничего нет…)

Так: когда нет того, чего нет, не было и быть не могло – есть то, что есть: АБСОЛЮТНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ.

Осозн а ться иллюзией – что может быть проще? что может быть сложней? – здесь: разделение и противопоставление; следует обойтись без этого.

Как? –

Вспомни, кто ты есть, – ты и есть Условная Реальность, ты и есть то, чего нет.

Вспомнить «кто ты» и забыть «кто ты» – одно и то же. Обрести «кто ты» и избыть «кто ты» – одно и то же. Обретя-избыв – ты то, что есть: ЕДИНОЕ » …

-

…Капитана скрутило, перетряхнуло, приподняло…

Ох!..

По чуть-чуть расправляясь, окунув в ладони лицо, он стоял неподвижно, размытый, почти больной… выздоравливающий. Так лошадь, которая ищет маму, смотрит, подёргивая ушами, в туман... ист я нутая, прямая, взм ы тая ма я чным вымпелом… и маму находит… …Капитан видел себя канатоходцем, которому посерёд маршрута сказали, что он – птица; зачем ерундить? зачем теребить ступнями канат? – ты лети! И он выпустил из рук балансир. И замер. …Но птицей стать – ещё не успел, а балансир – уже выпустил…

-

«Иви, Иви, малыш…»

-

…Первое, что Капитан увидел, распахнув дверь: он.

…Свет луны был таким ярким, что солнечный день показался бы рассветными сумерками. Свет присутствовал повсюду. Возлежал на всём и во всём. Но и его не хватило бы!.. Но – хватало… Казалось: в нём и не было особой нужды… просто: понравилось Луне светиться; понравилось – и всё тут! – и засветилась, засветилась!.. А и так: свет или тьма – не имело значения. Но вне света и тьмы – отчётливость. И – из этой отчётливости – Капитан чуть было не рухнул навзничь в поисках безотчётливого забытья – спасительной паузы, укрывающей без-оконным, без-дверным коконом.

…Со всех сторон на Капитана смотрел он, он самый – Капитан. Капитанов было много, очень много, – неисчислимо.

Дверь, ер о шисто обдав сквозняком, захлопнулась.

Капитан, вздрогнув, обернулся. …Ни двери, ни зала ожидания… – только он… только вопиющая немыслимая озерк а ленность, возвращающая ему – его. Озеркаленность окружила-заплеснула со всех сторон! О!.. Вверх подними голову – и там… И вниз… Повсюду был Капитан; куда ни направь взгляд, как ни изм ё тывайся – равное повстречанье: взгляд-и-взгляд. Трудно! Тяжело! Почти невыносимо!.. Так получалось: до донышка, и – дальше, дальше – сквозь дно… – и дальше, дальше… Капитан попробовал закрыть глаза, но оказалось, что озеркаленность дышит и изнутри; как ни стискивайся, как ни стискивай веки: взгляд-и-взгляд.

Капитан топнул ногой. И ещё. И ещё! Затряс над головой сжатыми кулаками! Закричал! – закричал! – внегол о сьем бесшумным, навзрыд, без остатка разбрызгивая нутро!..

Дрогнула зеркальная сфера, вспенилась, потекла. Потекли Капитаны… и ещё потекли Капитаны… и ещё Капитаны… Капитаны… Капитаны… Капитаны… Локоны тумана, подрагивающие в сквозняке… Распл ы вная пр о плесь в окно… Золотистый излёт мгновенья! – мгновенье! – и Капитан увидел всех. Всех-всех-всех. Все существа-предметы-понятия-явления-действия-определения-…образы… образы… образы… образы… в прошлом, настоящем и будущем… – ах, это одно и то же!.. Мгновение замерло. Мгновение приподнялось на цыпочки. Мгновение распахнулось. И Капитан –!.. – смог внимательно рассмотреть бесконечность:

Это был он. Все-все-все – он. Всё. …Вся бесконечность – он.

Мгновение взметнулось!

Зеркало обмелькн у лось окном… Зеркало стало окном. Капитан мог смотреть-заглядывать, так, как если бы он смотрел с улицы в окно дома. …И он – смотрел:

Мальчик. Маленький шестилетний мальчик. Мальчик сидел на полу, на коврике, прижавшись спиной к дождю… Мальчику не было дела, что кто-то заглядывает в окно. Мальчику не было дела, что кто-то вокруг куролесит. Головою склонившись в ветер – он рисовал тишину…

И Капитан понял: он по-прежнему смотрит в зеркало.

-

 

 

 

…Покачнувшись на краю сцены и с трудом удержав равновесие, дядя Гриша оглянулся на зал.

Зала не было. Был лес. Дремучий, непролазный – именно такой, каким он представлялся маленькому Грише из книжек. …Вслушиваясь в папин голос – вплывая – Гриша видел круглую медовую луну, безмолвно танцующих на широких светлых полянах лесных обитателей, и, распознав в шуршн у вших страницах гулкий крик филина из тяжёлых еловых лап – юркал с головой под одеяло, закручиваясь, заматываясь, прислушиваясь, – стараясь не потерять тропку, по которой шёл. Иногда он чувствовал, как под одеяло, приподняв краешек, забираются гномы, чтобы держать с ним совет о неотложных и важных лесных делах: топ-топ-топ… – он сразу узнавал эти крошечные уверенные шажки, и незамедлительно начинал готовить пещеру к приёму чащ о бных гостей…

То, что теперь увидел дядя Гриша – было так похоже… так похоже!.. Только Луна не медовая – серебристая, продёрнутая по блеск у чему кругу тоненькими полосками несущихся облаков. В е трилось. Могучие, сплетённые ветвями деревья порывисто, обмахиваясь листвой, раскачивались – потрескивая, гудя. Высокий осенний лес – то замирал, стихая, стеклянно стряхивая листву, то вновь облачался в одно, без конца повторявшееся, упорное и причудливое танцевальное движение. Вне изысканности и разнообразия – суровый дремучий схлёст всё равно был интересен, а постоянно повторявшееся движение – волнительно и сулило многое, указывая изм а шистой монотонностью на до сих пор не раскрытую загадку… возможно – драгоценную, возможно – для кого-то – самую главную…

Далеко-далеко, внизу…

Прочно примостившись у края сцены, на корточках, голову вперёд наклонив – дядя Гриша видел высвеченные Луной груды валежника, цепкий шебурш и стый кустарник, склонённые сильные травы, терпеливо ожидающие снежных шатров. Отсюда… откуда-то отсюда шёл наливной, но совсем не размашистый яркий свет. Что там – дяде Грише никак не угл я дывалось, да к тому же из-за спины – мешали, сбивая обзор, занозистые прожектора.

– Гражданин!

Громкий суровый оклик заставил дядю Гришу чуть качнуться над краем. Он обернулся. За спиною стоял д а вешний барсук; барсук стоял, негодующий, одной лапой упёршись в бок, – вытаращено и дерзко оглядывал дядю Гришу.

– Вы в своём уме, гражданин!? – барсук шл ё писто топнул лапой. – Вы что делаете!

– А что? – дядя Гриша немножечко растерялся. – Я разве мешаю?

– Он ещё спрашивает! – возмутился барсук. – Сам тут расселся, а сам – спрашивает! …Если вы слушать пришли – так ступайте в зрительный зал; если выступать – скорее мотайте в костюмерную и живенько переодевайтесь барышней: будете делать вид, что собираете цветочки на лужайке…

– Зачем? – опешил дядя Гриша.

Барсук неожиданно улыбнулся:

– Мне фон нужен, – застенчиво сказал он. – Жалко вам, что ли?

Дядя Гриша, не вставая с корточек, нерешительно пожал плечами:

– Не жалко… – Нахмурился. – Вы извините, но я не актёр. И потом – мне интересно: что там… Посмотрите! – там что-то светится…

– Раз интересно – значит интересно!

Барсук добродушно махнул лапой: мол, чего уж!.. А другою лапой – мягко толкнул дядю Гришу.

Равновесие на краю сцены оказалось довольно шатким: лёгкого толчка вполне хватило, чтобы сидящий – ухнув – полетел вниз.

Не успел дядя Гриша как следует испугаться, как уже рухнул в кучу слежавшегося подопревшего хвороста. Хворост был обильно перемешан с листвой и это значительно смягчило падение. На излёте, притормаживая, его окосн у лись – хлестнув – пышные хвойные ветви.

Источник так заинтересовавшего его света присутствовал рядом: лампа. Обыкновенная настольная лампа, стоявшая на заваленном листьями, ветками и сухим мхом небольшом письменном столе. Лампа спокойно светила, невзирая на отсутствие каких бы то ни было вилок-розеток-и-проводов, явственно не нуждаясь в этом. Стеснившиеся вокруг, зав е тренные, подвижные ели – широченными нижними ветвями укрывали лампу от резких, от хмурых воздушных порывов и от налетающего то и дело – набегами – мелкого сеющегося дождика. Дядя Гриша поднялся, отряхиваясь, с вал е жниковой перины – подошёл к столу. «А где же стул?..» Стула не было.

– А кресло по лесу гуляет! – хихикнул кто-то из-за ели.

– Как – гуляет?.. – осторожно спросил дядя Гриша, пытаясь высмотреть и разглядеть собеседника.

– Ножками! – так и не оприм е ченное существо хихикнуло ещё громче.

– А – зачем?.. – дядя Гриша, прита и в дыхание, раздвинул еловые лапы, но так никого и не увидел.

– Умеет! – довольно заявило существо, судя по голосу – прямо-таки распираемое восторгом.

Вскоре послышался хрусткий топот, шебуршание, смешливое бормотанье… и то и другое – удаляясь от места беседы.

Дядя Гриша задумчиво присел на край стола.

Свет в лампе несколько раз мигнул. Лампочка стала ярче.

Дядя Гриша прислушался. …В лесу кто-то скулил. Кто-то, постанывая, куда-то карабкался, учиняя настойчивый, но не сильный шум. Дядя Гриша взял со стола лампу, и, то и дело спотыкаясь, – отправился в сторону надс а ды и беспокойства.

Оказалось, это совсем рядом. В буреломном сушняковом завале копошилась крохотная лохматая собачонка, упорно стараясь пробраться сквозь. Она оскальзывалась, повизгивая, на мокрых стволах, падала, царапаясь о сучки, и снова карабкалась, из-сильно прокладывая тропу. Дядя Гриша – в наклоне – приподнял, крякнув, один ствол и, ухватив собачонку за загривок – вытащил её из завала.

– Ой! – радостно пискнула собачонка, болтаясь в крепко держащей её руке. – Привет…

– Елизавета! – дядя Гриша, млея, прижал мокрый косматый комочек к груди. – Нашлась! – Елизавета согласно чихнула. – Ох, да ты же совсем замёрзла! …Идём!

Он пошагал обратно, к столу. Здесь уже стояло – вернувшееся с прогулки – кресло; заляпанное грязью, довольное, с прилипшей к отсыревшей спинке хвоей – кресло стояло широко и прочно, призывно распахнув подлокотники. «Подтягивается народ… – проскочило у дяди Гриши. – То ли ещё будет…» Он смахнул со стола весь накопившийся мусор, водрузил на прежнее место яркую, попыхивающую жарком лампу, и – к лампе, на обогрев – посадил на стол Елизавету. Собачонка прижмурилась, размякла, – благодарно придвинула к ламповому теплу мёрзлую спину.

– Как в лес-то тебя занесло, кроха…? – расстроенн о спросил дядя Гриша.

Он уже привык к тому, что Елизавета умеет говорить. Это совсем не казалось странным. И, разумеется, расспрашивая, беспокоясь, он без сомнений и твёрдо ожидал ответа.

– Ничего, так бывает, – кротко улыбнулась Елизавета. – Как хорошо, что мы встретились! Я скучала по тебе… Целый год скучала!..

– Год!? – ошалел дядя Гриша. – Как – год?!?

– Так бывает, – прошептала Елизавета. – Теперь мы увиделись. И ты помог мне! – я уже совсем выбивалась из сил…

– Всё! – решительно сказал дядя Гриша. – Сейчас мы пойдём… и куда-нибудь – уж это точно! – выйдем. Тебя накормить нужно!

– Нет, – качнула головой Елизавета. – Я бегу. – Виновато посмотрела на друга. – Я продолжу бег.

– Какой бег!?

– Мой бег. А потом – будет Дорога.

– Бред какой-то… – Дядя Гриша беспомощно плюхнулся в кресло. – Я не отпущу тебя! …Нет, давай так: я пойду с тобой!

Елизавета помотала головою.

– Незачем… Кто-то становится Дорогой, кто-то шагает по Дороге, но идут они – вместе. …И мы встретимся! По-настоящему!

Дядя Гриша устало поник в кресле.

Лампа светила ярко. Ярко-ярко. …А теперь она стала ещё ярче. От мокрой шерсти Елизаветы поднимался голубоватый пар. Шерсть лоснилась, сохла – к ней возвращалась прежняя летучая пушистость. На спине – она даже поблёскивала…

Дядя Гриша прищурился.

Ламповый свет ещё по я рчел… Мгновение! – и лампа засияла всецв е тно, заперелив а лась, расцвела! Мгновение! Мгновение! Мгновение! – вспышка! – лампа растаяла… Но свет никуда не делся: над спиною Елизаветы поднимались два лёгких светлых крыла, и крылья сияли – светили, ярко-ярко, но совсем не тревожа, не обижая взгляд, а – так: освещая.

Перегнувшись в кресле, разинув рот – дядя Гриша рассматривал Елизавету.

Она прошлась по столу, всё время оглядываясь – не переставая любоваться появившейся драгоценностью. Глаза её сияли почти как крылья. Ах! это не крылья пришли – это она стала крыльями!

Дядя Гриша потёр лоб. Сглотнул.

– Теперь ты улетишь… – то ли понял, то ли спросил он.

– Ну что ты! – Елизавета прыгнула со стола к нему на колени. Потёрлась мордашкою о плечо. – Не улечу! – полечу! …До встречи!

И, не успел дядя Гриша хоть что-то сказать по этому поводу, как стремительная сверкунц о вая молния – мелькнув в верхушках деревьев – исчезла, оставив его в полной темноте.

Аплодисменты! Аплодисменты! Аплодисменты!

Вскипели прожектора.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: