Жил-был мальчик. И вокруг него были четыре стены, а внизу – пол, а вверху – крыша. И жила-была – рядом с мальчиком – кошка. Вокруг кошки были четыре стены, а внизу – пол, а вверху – крыша, и рядом – мальчик.
И однажды сказал мальчик кошке:
– Мы живём с тобою неправильно.
– Почему? – удивилась кошка.
И сказал мальчик четырём стенам, а внизу – полу, а вверху – крыше:
– Мы живём с вами неправильно.
– Почему? – удивились они.
И заплакал мальчик. И плакал он долго. И слёзы его были мокрыми. И слёзы его были прозрачными. И вообще – были.
Тогда сказала кошка, тогда сказали стены и пол и крыша:
– Мы живём неправильно. Мальчик плачет. Мы не плачем. Мы живём вместе, но получается – так непонятно… – мы живём по-отдельности: мальчик плачет, а мы не плачем. Это неправильно. Мы живём неправильно…
-
– Мы живём неправильно, – сказала кошка.
– Почему? – удивились в кошке каждое пятнышко, каждая чёрточка, каждая капелька. Они чувствовали, что кошка права, но не понимали – почему.
– Мы живём неправильно, – сказали стены и пол и крыша.
– Почему? – удивились в них каждое пятнышко, каждая чёрточка, каждая капелька.
– Да, мы живём неправильно, – подтвердила кошка, подтвердили стены и пол и крыша.
И всё стало понятно.
-
И сказал мальчик:
– Давайте станем одним целым.
– Да, – сказала кошка.
– Ну разумеется, – сказали стены и пол и крыша.
-
Шаг один – и готово.
-
Но задумался мальчик. И думы его были долгими. И думы его были прозрачными, – очевидными для всех, кто был рядом. Да и вообще – были, это не вызывало ни у кого никаких сомнений.
И сказал мальчик:
– Там, где нас нет, – мы здесь, – многие есть другие. Многое есть другое. И всё это – мы. Именно мы. И ни кто другой, и ни что другое.
|
|
– Да, – сказала кошка.
– Разумеется, – сказали стены и пол и крыша.
– Шаг, и ещё, и ещё. И ещё. И ещё шаг. И мы придвинемся ближе, – сказал мальчик.
– Но шаг бывает только один, – удивилась кошка.
– Разумеется, – подтвердили стены и пол и крыша.
И заплакал мальчик.
И крикнула кошка. И дрогнули все четыре стены и обратились четырьмя дверями на все четыре стороны света. И крыша взвилась – обернулась светильником. А пол – дор о гой.
-
То ли птица, то ли рыба, то ли зверь… То ли дерево, то ли камень… То ли горсть земли, то ли горсть воды, то ли горсть огня, то ли воздуха горсть…
-
И пошёл мальчик на все четыре стороны. И пошёл он по дороге. И светил в дороге ему светильник, – всякую ночь светил, а особенно ярко – днём.
И бежала рядом с мальчиком кошка. А кошка бежала так: высоко задирала хвост, мурлыкала-напевала, топорщила врозь усы. След в след.
-
Тысячу лет шёл мальчик… И тысячу тысяч лет… И ещё…
А четыре стороны всё ширились и углублялись. А дорога всё не кончалась. А светильник всё светил и светил. А кошка бежала рядом. Да. Не сворачивала кошка на обочины, не отставала, но и не обгоняла мальчика, – рядом всё время бежала. Рядышком. След в след.
…А мальчик шёл. А мальчик шёл и шёл. А следом за ним – высоко поднимая ноги – тенью касаясь лица позади идущего – вереницей долгой и дальней шли тысячи лет… и тысячи тысяч лет… и ещё…
Пыль поднималась до самого горизонта… Вот… Именно так получалось: только пыли и удавалось добраться до горизонта… и всех увидеть.
-
А и лето было, – в разнотр а вье, копошении и стрекотанье. А и осень, – в осиянности и простоте, чавкающая, обвеянная дождями. И зима – зима! – в снегах и полыни, в свисте и поцелуях. И весна, – ах, ну конечно! – покрывало летящее с плеч.
|
|
Они опл я сывали хороводом мальчика. Каблуки звенели; колокольцы! колокольцы! – гулкий надсадный хрип... Они опл я сывали хороводом и мальчика, и кошку, и дорогу, и все четыре стороны света, и сияющий надо всем и во всё светильник. Их лица менялись. Они смеялись и плакали. Они умоляли; они уговаривали остаться, – разделить с ними их пляску, их игру – нескончаемую игру!.. их гордость и одиночество.
– Вы неправильно живёте, – шептал мальчик.
И кошка кивала утвердительно. И дорога встряхивалась и звала. И четыре стороны света вым е лькивались дальними золотыми окошками. Ярче, ярче разгорался в ночь, но особенно – в день, светильник.
Мальчику верили. Верили. Да. Следовали за ним; будто бы – чуть в стороне, но – рядом, рядом. След в след.
-
И встретился мальчику по дороге кузнечик: маленькое треуг о льчатое существо, с длинными изумрудными ногами. Кузнечик сидел на обочине и кушал суп.
– Почему ты здесь, на обочине? – спросил его мальчик.
Кошка кивнула.
Кузнечик удивился:
– Где же мне ещё быть? Моя кастрюлька полным-полна и ложка ещё не высохла.
– А когда она высохнет, то что тогда?.. ты очень огорчишься? – поинтересовалась кошка.
– О! – пригорюнился кузнечик. – Когда она высохнет – она растрескается, и я не смогу культурно и с удовольствием кушать суп.
– Вот глупости! – засмеялась кошка.
– Нет, вовсе не глупости! – рассердился кузнечик. Потом фыркнул и рот его растянулся в широкой лучезарной улыбке. – Но она не высохнет! Как только моя кастрюлька опустеет – я поставлю её на огонь и сварю новый суп.
|
|
– Не сваришь, – подал голос огонь, сидевший на обочине неподалёку. – Я ухожу с мальчиком.
– Как же так!? – ужаснулся кузнечик. – Ты не смеешь! – закричал он, прыгая и размахивая во все стороны ложкой. – Ты не смеешь, не смеешь!
Огонь ухмыльнулся и, с ленивой молниеносностью выплеснув из себя жаркий оранжевый язык, облизнул кузнечиковую ложку. Ложка – тут же – высохла и растрескалась.
– Вот ты значит как… – ошарашенно проговорил кузнечик и упал в обморок.
Когда кузнечика общими силами привели в чувство и дали хлебнуть тёплого молока из кошачьей фляжки – ложки уже не было: она окончательно рассыпалась и ушла в землю. Кузнечик всхлипнул.
– Ты неправильно жил, – улыбнулся мальчик. – А ложка твоя – устала. Она ушла, чтобы встретиться с тобой иначе, – так, чтобы это было по-взапр а вдашнему… и так, чтобы никогда не расставаться.
И кузнечик поверил. И кузнечик сразу поверил. И утешился. Он вдруг понял: ничего ведь страшного не произошло! Наоборот: теперь ему не надо будет без конца готовить и кушать суп, теперь он сможет пойти по дороге, вместе с мальчиком и кошкой, на все четыре стороны света, – к туда, где ему давно мечталось оказаться, где можно любить, не оглядываясь по сторонам, потому что стороны, в которые ты мог бы оглянуться – ты.
– Идём! – крикнул кузнечик. – Ну, чего вы медлите! Идёмте скорее!
И первый запрыгал по дороге. Чуть поодаль от мальчика и кошки, но – рядом, рядом. След в след.
-
И встретилась мальчику по дороге лягушка. Толстая и пупырчатая, как лимонад в лампочке.
Лягушка сидела на обочине и с мрачным выражением очей оглядывалась по сторонам.
– Почему ты здесь? – спросил мальчик.
Лягушка удивлённо задрала брови кверху, но ничего не ответила.
– Ты кого-то ждёшь? – поинтересовалась кошка.
– Комара жду, – угрюмо прогундосила лягушка и шмыгнула носом. …Огляделась. – Сыро, – пожаловалась она. – Крайне неблагоприятная для общего состояния организма погодка. Крайне…
– А зачем ты ждёшь комара? – снова поинтересовалась кошка. – Он твой друг?
– Он мой завтрак, – досадливо сказала лягушка. – Вот ведь! – провела лапкой под носом и чихнула, – до самого ужина досидела, а ещё – не з а втракамши… А? Куда это годится, я вас спрашиваю?!
– И ты ждёшь кого-то – страдаешь от сырости целый день, простужаешься, наконец! – только для того, чтобы съесть? – не поверил мальчик.
– Ага, – подтвердила лягушка. – И не «кого-то», а – комара.
Лягушка прошл ы ндрала, пон у рясь, взад-вперёд по обочине. Закашлялась. Ещё раз – тоскливо – огляделась.
– Послушай… – начала кошка.
Тут лягушка, шл ы ндраючи, внезапно споткнулась и, разозлившись до невозможности, заорала во всё горло:
– Я ему, паразиту, морду набью, прежде чем съесть! Порхает с утра до ночи по одуванчикам, вертолёт носатый, а ты – тощай, изводись! У-у, изверг!
– Ты неправильно живёшь, – сказал мальчик.
– Плевать, – сгрубила лягушка. – А уж изверга-то я дождусь. Космы-то ему мелкой волной позавив а ю!
– Ты неправильно живёшь, – сказал мальчик. – Идём с нами.
– Идём! – сказала кошка.
Тут загудело что-то, завыло… и из леса, что начинался совсем неподалёку – рукой подать – от обочины, выкатился, бурно размахивая крыльями-парусами, огромный комар. Он был размером со слона! А уж зудел, – целому стаду слонов не снилось, что можно такой тараб а м устроить!
– Ой… - шёпотом с и пнула лягушка. – Ой, мамочки!..
Комар подлетел к обочине и грузно, поднимая пыль и сквозняки, примостился поблизости от беседующих.
– Ну что, заждалась, зелёная?
– Да ну тебя, ох а льник, – отмахнулась лягушка. – Да на что ты мне теперь? Где ж это видано, чтобы приличное животное себе в рот такой небоскрёб пихало! – Оглядела комара. Языком причмокнув, завистливо полюбопытствовала: – Где ж это ты так расстарался, родимый? Отъелся-то – где? Эк разнесло, в год не заплюёшь!
– Нигде не отъедался, – улыбнулся комар. – Сидел я, понимаешь, под одуванчиком… полдня сидел…
– Не надуло нигде? – заботливо осведомилась лягушка. – А то сыро нынче…
– Да не-е… Сидел я, сидел, и грустно мне стало… тоскливо так…
– Надуло поди… Так я и знала! – жалостливо покачала головой лягушка.
– Да не-е… Ну что ты всё время перебиваешь! – дослушай… Сидел я, сидел – и прям разобрало! Что же это, думаю, такое: гоняешься за пропитанием целыми днями, – того и гляди прихлопнут; гоняешься, гоняешься, натрамб у ешь в пузо чего ни попадя… а за день так крылья натреплешь – что и не понятно: сыт ты или не сыт? а если и сыт, так хорошо это или плохо? Все мы, зелёная, за счёт чужих жизней кормимся. Вот оно как…
– Понимаю… – вздохнула лягушка.
– Так-то… Спать лёг, – проснулся – начинай всё сначала. Хоть и не просыпайся! – нахмурился комар.
– Ох, понимаю…
Пригорюнилась лягушка, подпёрлась лапкой.
– Ну вот! – взор комара прояснился. – И захотелось мне – аж уши захрустели – быть сытым, без всяких пауз, раз и навсегда.
– И…?
– И – пожалуйста!
Комар радостно погладил свой круглый – огромный! – и очень симпатичный животик.
– И что – есть не хочется? – изумилась лягушка.
– Ни капельки! – восторженно ответил комар. – Да… Ты извини, я с мальчиком пойду, а то вдруг всё обратно начнётся. Ну и вообще…
– А я тоже пойду, – решительно топнула лапой лягушка. – Во как!
– Молодец! – сказал мальчик.
– Ещё бы! – сказала кошка.
– Правда, пойдёшь? – заморгал комар.
– А то! – лягушка одним решительным смелым прыжком оказалась на дороге. – Идём!
-
И запрыгала, запрыгала лягушка. И запрыгала лягушка по дороге. Вперёд! Вперёд! Капельку поодаль от мальчика и кошки, но – рядом, рядом. След в след.
-
И уткнулась дорога в болото, в зыбкое топкое болото.
Но двинулся мальчик сквозь болото, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стоны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
...Но миновал мальчик болото. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И болото.
-
И уткнулась дорога в лес, в густой непроходимый лес.
Но двинулся мальчик сквозь лес, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
…Но миновал мальчик лес. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И лес.
-
И уткнулась дорога в пустыню, в знойную бескрайнюю пустыню.
Но двинулся мальчик сквозь пустыню, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
…Но миновал мальчик пустыню. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И пустыня.
-
И уткнулась дорога в гору, в высокую необл а зную гору.
Но двинулся мальчик через гору, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
…Но миновал мальчик гору. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И гора.
-
И уткнулась дорога в океан, в бурный, все края облизывающий океан.
Но двинулся мальчик через океан, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
…Но миновал мальчик океан. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И океан.
-
Ах, и во что только дорога не утык а лась! – и сверху, и снизу, и справа, и слева… Что только не протягивалось препятствием! – но: обретало хождение, след в след.
Для того и возникают препятствия – ни для чего иного! – чтобы перестать ими быть, и обратиться – да уж это точно – чем-то другим, может – попутным ветром.
Ах, и куда только дорога не поворачивала! – и вверх, и вниз, и вправо, и влево. То – изгибалась по тому, что поддерживало её, извиваясь-сплетаясь, под о бясь юной, в каждом движении – озорной, лиане. То – закрепляла твёрдые однозначные углы; вот: маленькая пуржл и вая пр о ливь немигающих взглядов; вот: поворот за поворотом, – монолитная ст е нковая склад у шка… но вот поди ж ты – в рассыпк и, в полное изникновение-перемену! будто мазн у лась мягкая кисть по узорам пыльным, – шелест и удивление, слепок лазурного следа рассыпанный в звёзды. То – обрывалась, обрывалась истошным провалом, – смыкалась в мост. То – взвивалась и застывала на горном пике, стекая с него родниковой узкой лавиной, дор о гой- о прометью. А то – …
Вместе с дорогой поворачивал и мальчик. А вместе с ним и кошка, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
-
И проступил, протянулся по обочине город. Справа. Слева – туман, туман… Ах, и что за обочина! – жесть да кам е нья, – стена до самого неба.
Посмотрел мальчик налево – и увидел туман. И всё, что возможно увидеть в тумане – увидел. А всё, что увидеть никак не возможно – туман показал ему сам.
Посмотрел мальчик направо… И увидел многий шум, многое тормош е ние, многую боль и несуразицу. Копошились, стонали, добивались, громоздили, растворялись… растворялись… и – возникали вновь. Что-то сплеталось и расплеталось, возносилось и упад а ло, раскалялось и индевело, – ох! – облекалось то в дым, то в пар, оплёскивалось росой и желчью… Ох! …Там мелькали существа очень похожие на него, мальчика, но и – не похожие вовсе…
– Эй… – позвал мальчик. – Остановитесь, послушайте меня… Эй!..
– Э-э-эй!!!... – возникло-подхватило тысячег о рлое эхо; запрыгало-замельтешило, ударяясь об углы зданий и улиц, об покатые жестяные бока машин, об суетливые и размытые в пространстве и времени ушные раковины. Возникло; промчалось сквозь; изникло, будто б и не было его… будто б ничего и не было.
Мальчик опустил голову. Мальчик повернулся к кошке.
– Кажется, они не слышат меня…
– Возможно, – кошка пожала плечами. – …Ну конечно не слышат! – чему ж тут удивляться? – Она насмешливо махнула лапой: – Там такой тарарам!..
– Да уж… – сказал мальчику туман. – Что уж… Я уж и сам… Ах, ну что им туман! – они движутся по раз и навсегда проложенным колеям, они и в тумане так, будто б меня и нет… Они полагают, что сами прокладывают свои тропинки своими собственными шагами, а колеи – им поддакивают, поддакивают… А колеи – бесконечны, и бег в них – пронзителен, неостановим.
– Вот как, – строго сказал мальчик и посмотрел на город. – Ладно.
Мальчик сложил ладони рупором и крикнул:
– Иди за мной!
Что-то треснуло, что-то вспр я нуло, застонало. Посыпалась ржавчина. Взметнулась и засверкала пыль.
Не стало обочин. Так. Встретились туман и город; встретились, соединились, многолапо прижались к дороге.
– Ну идёмте же, – засмеялась кошка.
Ох, что же там… Город… Туман… Но идти – идти, иначе – некуда, иначе – незачем. Вот. Ах! омовенье прозрачное, многол а пье пружинистое, зовущее… Вот: не утыкаясь в спину, но – рядом, рядом. След в след.
-
И уткнулась дорога в небо, в беспредельное тёмное небо, в беспредельное светлое небо.
Но двинулся мальчик сквозь небо, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
…Но миновал мальчик небо. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И небо.
-
И уткнулась дорога в смутное.
И уткнулась, и лизнула смутное, и обернулась, и позвала.
И приблизился мальчик к смутному; сблизился – дыхание в дыхание. А вместе с ним и кошка, и светильник, и четыре стороны света, и те, кто рядом. Ярче-яркого разгорелся светильник – освещая, до капельки освещая, до самого последнего обмелька.
Ах! – ну чего здесь только не было: чёрное-и-белое, большое-и-маленькое, низкое-и-высокое, широкое-и-узкое, доброе-и-злое, сильное-и-слабое, умное-и-глупое, явное-и-тайное, поимен о ванное-и-безымянное… многое, многое, многое…
– Это так похоже на меня, – вздохнуло болото.
– И на меня, - сказала пустыня.
– И на меня… И на меня!.. И на меня!.. – послышалось со всех сторон.
Ни шаг шагнуть… Ни крылом взмахнуть…
Но… засмеялся мальчик.
Но двинулся мальчик сквозь смутное, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник сиял, сиял…!
…Но миновал мальчик смутное. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом.
И смутное.
-
И уткнулась дорога – качнулась! взмыла! – плеснулась о горизонт.
И коснулся мальчик рукой горизонта, и погладил его.
– Привет, – сказал мальчик.
– Привет, – сказал горизонт.
И посмотрели они друг на друга. Долго смотрели… – целое мгновение! – куда же дольше? И обрадовались.
– Идём с нами, – сказал мальчик.
– Я – дверь, – ответил горизонт. – Как мне идти?
– А ты – попробуй, – шепнула кошка.
– Возьми – и попробуй, – подтвердила дорога.
– Я – дверь, – удивился горизонт. – Здесь всё кончается и всё начинается, и дверь – граница всему. Как я могу развернуться-свернуться в себе самом?
– Можешь, – шепнула кошка.
– Можешь, – подтвердила дорога.
– Это так просто, – сказал мальчик.
– Ах…! – выдохнул горизонт. – Теперь – ну само собой разумеется!: я так давно ждал, чтобы кто-то сказал мне об этом!: можешь… так просто… – Горизонт замерцал, выказывая и осв е ркивая каждую свою частичку. Задумался: – Всё равно… – я так не уверен!.. так странно мне…
Но двинулся мальчик сквозь горизонт, а вместе с ним и кошка, и дорога, и четыре стороны света, и те, кто рядом. А светильник светил, светил…!
…Но миновал мальчик горизонт. И пошёл дальше. А вместе с ним – те, кто рядом. След в след.
И горизонт
привет!
и –
(здесь-то и начинается книга, которая закончилась именно там, где каждому – место для шага) –