- Неужто САМ вещает? - ахнул кто-то из пешечек.
Снова треск и снова какие-то фразы. Язык вроде бы не наш, но в целом воспринимаем.
- Небесные откровения! - продолжают ахать девчонки. Моя, кажется, молчит - значит, поум-нее подружек. И то хлеб…
- Тихо вы, балаболки! – прикрикивает на них наш король. – Дайте послушать!
Я думаю, что если бы с нами хотел побеседовать демиург, то он избрал бы нормальный ин-терфейс - безо всех этих бутафорских эффектов. Заявил бы чётко и членораздельно, чего ему от нас угодно. Или прямо в сознание нам вложил бы свои тезисы, как, например, правила Игры. А это сплошная любительщина. Может, одно из соседних Комплект-сообществ пытается до нас до-стучаться? Скорее всего так оно и есть. А слышимость плохая потому, что очень далеко. Или по-тому, что мы приём пока не освоили. «Приём, профессор, приём!» Откуда это, интересно?
Я пытаюсь сложить из обрывков цельную картину, но та не складывается - больно уж мало информации. Треска и искр не в пример больше. Да и слова непонятные попадаются.
-…у нас в Украйне …это я вам как турá говорю …и получается полный цейтнот.
Нет, с цейтнотом вроде бы понятно - это что-то, связанное с нехваткой времени в Игре. А Украйна? Это что, местность такая? Могу-быть, могу-быть. Или вот, скажем, тура… Гм, вероятно, название какой-то ихней фигуры. Точнее, самоназвание, потому что я с таким диковинным терми-ном не сталкивался. Звучит довольно нелепо, так и подмывает срифмовать к нему «на херá?», что несколько грубовато по форме. А вот что-то про майдан мелькнуло. Или про майдаун? - не успел толком разобрать. А майдаун - это что? Тоже шахматный термин? Мы с подобным пока не встре-чались. Короче, сказано до фига, а непонятно ни фига. Или это они в Украйне такие продвинутые, или мы здесь такие отсталые. Альтернатива, блин.
Треск затихает, и наступает блаженная тишина. Мы недоумённо переглядываемся.
- Вот что, - говорит чёрный ферзь. - В следующий раз сосредотачиваемся на этом сообще-нии. Как один, дружненько. И не иронизировать, чёрт побери! А то я почувствовал, что кто-то из серебристых остроумничал, не пойму только, кто именно.
Вот так номер! Я ещё и виноват, оказывается.
Граница поля
Чёрное поле А-7
Совершенно неожиданно девочки-пешечки оживились. Причём и с нашей, и с той стороны… А когда такая масса фигур начинает напоминать о себе, гвалт получается нешуточный. Я даже не думал раньше, что их так много на доске. Нет, теоретически я имел представление, что первая шеренга в нашей группе состоит целиком из них. То же самое и у оппонентов. Но одно дело теория, и совсем другое - практика. Только сейчас я смог почувствовать, что весь наш контингент состоит наполовину из них. Наполовину! Об-балдеть… Наша полевая пехота. Откуда-то всплыла в памяти дурацкая фраза, что у войны не женское лицо. Да-да, конечно. А чьё же тогда?
- Все замерли! – в унисон рявкнули оба ферзя. Очень слитно это у них вышло.
- Из-за чего базар? - вкрадчиво поинтересовался серебристый. Шестнадцать фигур одновре-менно попытались объяснить ему причину сего возбуждения. И вновь акустический налёт вышел весьма не хилый.
Оказалось, что к этим гражданкам поступила очередная порция Знания про их свойства. А они, вместо того чтобы всем её передать, принялись митинги устраивать. Женщины, одно слово…
И что нового можно узнать о вас? - пренебрежительно фыркает ферзь. - Всё элементарно, как плоскость. Ходить прямо, бить вбок. Первый ход может быть через поле. Но если то поле под бо-ем, то будет взятие на проходе и «Гуд бай, май лав, гуд бай!» В смысле, «Аста ла виста»…
- Ты упустил такую «мелочь», мой друг, как командная работа, - подаёт голос чёрный мо-нарх. - Всего-то и нужно этим шалопайкам, что прикрывать друг друга да тяжёлые фигуры, рву-щиеся в центр. А иначе всем будет «секир башка»!
- Да, слона-то я и не заметил, - вздыхает ферзь. При чём здесь слон, то есть я? Я стою себе тихонечко, абсолютно никого не трогаю. Ах да, судя по интонации, это какая-то цитата, суть ко-торой не ухватить нашим бедным мозгам. Мы же почти тяжёлые фигуры - соображаем тяжело. Шутка юмора, соратники, слонячьего юмора.
- Ты! – указал ферзь на пешку D-2, стоящую перед ним. – Говори!
- А если мы сделаем шесть… нет, даже пять ходов, мы же придём на крайнюю горизонталь! – восклицает вышеупомятутая фигурка. – Мы же тогда оборотнями станем!
- Кем-кем? - кажется, ферзь на грани заикания. - А огненными драконами вы часом не стане-те? Или орбитальными спутниками…
- Мы станем вашими коллегами, - не выдерживает моё солнышко.
- Да? А я в таком случае куда денусь? На пенсию выйду? Не дождётесь!
- Будет несколько ферзей, только и всего. И Вы - один из них, - сообщает девчонка.
- Ну, это ты демиургу расскажи, подруга.
- А кто нам эту инфу сбросил? Не он ли?
- Это что же получается? - ахает ферзь. - Это же покруче рокировки в два полухода или пере-скока коня через фигуру. Чудны дела твои, господи.
- Воистину так, неисповедимы, - накладывает резолюцию чёрный (золотистый) монарх. По-хоже, он впервые жалеет, что у него нет рук - не почешешь то место, где мыслительные процессы протекают. Демиургу в этом отношении проще: нужны руки - будут. Вот только имеет ли он пово-ды чесать мыслительный орган? Ему всё ясно, поскольку известно. Скучно, наверно, бедному…
Нет, такие пассажи фортуны не должны остаться неописанными. Обязательно освещу всё это в продолжении своего опуса. Пусть народ прочувствует это изнутри, а не как сейчас - в роли сто-роннего зрителя. Я имею в виду весь наш народ, а не только тех, кто сии пассажи озвучивает - они и без того внутри ситуации.
Неужели же я один такой умный, что решил тему фиксировать? Нет, если так, то я не гор-жусь этим. Скорее, наоборот - какой-то дискомфорт ощущаю. Не слишком сильный, но тем не ме-нее… Ну, не люблю я резко из общего ряда выламываться! Быть как все - не фонтан, но и быть на-до всеми тоже не гейзер. Даже если все и не знают, что ты выше них по менталитету, и не устраи-вают тебе обструкции. Как может рядовой слон превосходить мышленем ферзя или короля? Тогда бы он был на их месте, ёлки-палки! Или, может, сознание наших старших работает в другом на-правлении? Им не фиксировать реальность нужно, а… Ну, ладно, пусть не управлять ею, но, по меньшей мере, хотя бы координировать. Ещё та головная боль - не хотел бы я подобную ношу на себя взвалить. Мне и в нынешней моей ипостаси недурственно живётся. Вон даже время остаётся на литературную деятельность. А значит, его в избытке, коли могу позволить себе такие непроиз-водственные занятия. Короче, «и жить хорошо, и жизнь хороша». Опять цитата, по-видимому. И зачем только Творец в меня их напихал? Чтобы писалось лучше? Ну-ну…
Граница поля
Белое поле А-8
Ну, вот и подошёл к концу первой вертикали. Виртуальной… Оставаясь на своём родном по-ле, столько успел заметить (и увековечить), что самомý страшно. А главное, свою любовь… Мо-жет, она и глупо со стороны смотрится, но я-то в другом ракурсе гляжу. Ладно, о ней ещё успе-ется. Нужно родному сообществу толику внимания уделить. Интересно, что-нибудь значительное успеет произойти до конца поля-главы, до границы, так сказать? Кажется, успеет.
Сквозь знакомый уже треск сверху доносится: «шановни дру… (далее неразборчиво) …щиро витаемо вас (опять неразборчиво)».
Оба ферзя и короли тихонько чертыхаются, ибо морщиться они не могут по природе. Словно узрев их реакцию, невидимый собеседник (или собеседница) преодолевает эфирные помехи и ста-новится слышимой без акустических эффектов:
- …вот я и говорю, некоторые сообщества не особо общительные. Или полностью замкну-лись в себе, или выходят на связь крайне редко. Интраверты да и только!
- А Вы, значит, экстраверт? – интересуется наш ферзь. Ого, какие он слова знает! Эрудит…
- А у нас в Украйне с интравертами дефицит. Мы - нация общительная.
- Простите, сударыня, у меня столько вопросов. Неудобно даже надоедать Вам.
- О господи, а для чего ж я на связь вышла-то? Чтобы вас, новеньких, в курс дела немного ввести! А то от этого хрéнова небожителя инфы в час по чайной ложке - да и то, в основном, про Игру. А как весь мир устроен, это самим дотумкивать надо. Его это не особенно волнует.
- А Вы не боитесь так вольно о Нём отзываться? – искренне удивляется ферзь.
- Да что он мне сделает? Ни фига не сделает! Душой снабдил, своё мнение иметь позволил - теперича пусть не обижается, если я объективность проявлю. Я жутко какая объективная, аж са-мой страшно! – незримая собеседница тихонько хихикает.
- А что за Украйна такая? Сроду не слыхал, - пытается увести разговор с опасной тропы наш ферзь. И ему это удаётся. В ближайшие пол-часа наш коллектив получает такое количество все-возможной информации, что её нам хватит на ближайшую вечность. Оказывается, тура (что по-на-шему означает всего-навсего ладью, а не какую-то неведому зверушку, как я подумал вначале) и её соседи по сообществу исхитрились однажды заглянуть за пределы межмирового тумана. Уви-денное ими здорово напоминало нереальный глюк: никаких досок, никаких полей! То есть поля, конечно, были, но только по названию - делать ходы по ним было абсолютно невозможно. Там что-то буйно росло, что напрочь исключало мысли о благородной шахматной Игре. Это «что-то» колыхалось и шелестело под порывами свежего ветра. А над всем этим безобразием сияло голу-бизной неправдоподобно высокое и ясное небо. И ещё полыхал какой-то светильник - скорее все-го, естественного происхождения. Фигуры даже сперва решили, что это и есть их пресловутый де-миург. Больно уж могучим он казался. Но потом выяснилось, что демиургов великое множество. И все они с невероятной скоростью двигаются - с такой, что их просто разглядеть невозможно.
- У них скорость течения времени иная, чем у нас? – догадался чёрный король.
- Совершенно верно. Нервные процессы протекают по-иному, и за счёт этого такая несты-ковка с нами. Мы для них должны смотреться навроде камней. Булыжников…
- Но хоть кого-то живого вы там видели? – спросила одна из наших пешечек.
- Ага. Правда, не знаю, можно ли это живое назвать разумным. Скорее всего нет. Ну, не мо-жет разумное разгуливать под таким нелепым панцирем, как под зонтиком!
- То есть у него была нормальная скорость? - заинтересовался ферзь.
- Как сказать? Пронеслось со свистом и исчезло в растительтности. Для демиургов оно, на-верно, тихоходно, еле движется, но вот для нас…
- И вы их никак не заметили - этих, ну, как их?
- Человеков? Настрой их мыслителный чувствовали. Но у каждого из них он свой, при этом один на другой накладывается, как круги на воде, когда туда несколько камней упадёт. Словом, интерференция жуткая…
- Понятненько, - проворчал ферзь. Эрудит, однако. А мне такие слова не знакомы - нет их в шахматной игре. Нет, и быть не может. У нас ничто ни на что не накладывается - ну, разве что по-следствия от ходов в Игре.
Вот такая у нас получилась первая беседа. Она ещё долго длилась. Но всё здесь приводить не имеет смысла - разве что нашу реакцию на неё, но это уже в следующих главах. А пока закруг-ляюсь, чтобы размер эпизода в рамках выдержать.
Граница поля
- ВТОРАЯ ВЕРТИКАЛЬ (В) -
Белое поле В-1
На новой вертикали новостей пока нет. Но нам и без этого хватает переживаний. Смакуем то, что довелось услышать от соседки. Или не совсем соседки?
- Нет, вы видали, мы у них мужского рода! - наперебой галядят пешечки. А меня пробивает на смех, когда я вспоминаю, как тура сообщила нам, что у них, мол, не пешка, а пешак, и наш чер-нополный слон с невинным видом переспросил: «Как, простите, ишак что ли?»
И нечего ей обижаться на слоника - сами виноваты! Нефиг было пешкам пол менять. Извращенцы. Вместо прелестных девочек вышла банда каких-то отморозков. Пешаки, понимаете ли…
А сама-то? Тура, блин. И ещё выступает: мол, это у вас, в Московии, ладья. Каким, мол, бо-ком мы к ладье ладимся? Тура, она и есть тура, то бишь сторожевая башня. И внешне похоже на башню, и вообще…
Да нет, не стали мы с ней по поводу её имени спорить. Если ей ТАК больше нравится, пус-кай - нам не жалко. А вот она зато в философию ударилась: чем менталитет обитателей Украйны от менталитета здешних обитателей отличается. Москали, мол, на авось любят полагаться да излишне добродушны, если их, конечно, не обозлить до крайности. С такими национальными особенностями только в карты играть, или в нарды, а не в строго математическую игру.
Ну, блин, этнограф доморощенный, салом вскормленный, горилкой вспоенный. Стоп! Мы же не едим и не пьём - откуда это у меня постоянно выскакивает, как чёртик из коробки? Деми-урги что ли т а к шуткуют?
А тут ещё конь выступает: «Ну, какой я кiнь? Непонятно! И куда именно кинь, и что именно кинь? Да не хочу ничего никуда кидать! А то ещё возьмут да женской особью нарекут».
Ферзь ему этак с усмешечкой: «Инглизы вон взяли и мой пол тоже сменили, обозвали коро-левой. Я же не собираюсь трансвеститом становиться. Спокойнее, соратник, спокойнее».
- Королевой? А я у них тогда кто? Кобыла что ли?
- Нет, дорогой, - усмехается ферзь. - Ты - найт, но не тот, что «ночь», а который через немую букву «кей». Рыцарь, одним словом…
- Да? - приосанивается конь. – Тогда, значит, ко мне следует обращаться «сэр конь»?
- Не увлекайся, - хмыкает наш правитель. - В рыцари только я могу посвящать - как монарх. А я, помнится, никого ещё не посвящал, и вряд ли буду. Это дело заслужить сперва надо.
- Да не расстраивайся ты, - добродушно гудит ферзь. - Рыцарь - это чисто английская замо-рочка. А они - на редкость гнилая нация. У них даже выражение бытовало: «Разделяй и властвуй». И они нашей Россиянии всю жизнь козни строили, укрепляться мешали. А уж всякое дерьмо, что российский народ люто ненавидит, всегда под их крылышко бежало: что Герцен со своим «Коло-колом-колокольчиком» прямиком в Лондон, что большевичкú со своим съездом туда же, что Бере-зовский по проторенной дорожке. Этот, правда, безо всяких съездов - он один целого съезда стоил. Вот так, сэр пока что не рыцарь. Подумай-ка, лучше, на кой тебе и х титул?
Я слушаю всю эту полушутливую трепотню и думаю, что в каждой шутке есть доля шутки. Моя разлюбезная F-7, похоже, тоже это понимает - вон как она притихла и внимает нашим фигу-рам. Будто откровению свыше. Ну, блондинка, хоть и тёмненькая. И что с того? Блондинки, они тоже далеко не все дуры. И даже не через одну…
- Значит, характер каждой нации человеков откладывает свой отпечаток на мышлении мест-ных Комплект-сообществ? - раздаётся с той стороны. - Верно, соратники?
Я невольно вздрагиваю, но нет - эта реплика исходит не от моей девочки, а от чернопольно-го слона, стоящего у неё за спиной. Умный, зараза, просто сил нет терпеть.
- В какой-то степени так, - усмехается ферзь. - Да ты и сам это видел на примере украиньс-кой туры. - Слово «тура» он буквально выплёвывает, будто ругательство какое-то.
- Господа, давайте не в впадать в махровый шовинизм, - обращается к публике наш король. – А то станем такими же, как вот эта … Леся-Украинка.
«Две вещи не люблю больше всего: расизм и негров», - всплывает у меня в памяти. Слушай, демиург, может хватит этих приколов? А то как-то не смешно…
- А что наш летописец по этому поводу думает? – интересуется вдруг чёрный ферзь.
- Недостаточно информации для корректных выводов, - уклончиво отвечаю я. Во загнул - прямо как умный! Девочку что ли решил удивить?
- Когда информации достаточно, любой концы с концами сведёт, - хихикает чёрный король. - А ты попробуй вот так, да при том чтоб короткое замыкание не вышло.
Граница поля
Чёрное поле В-2
Девочка F-7 задумчиво смотрит в мою сторону. Или, может, просто вперёд, а насчёт «в мою…» я себя просто накручиваю… Так и объективность недолго потерять, а без объективности ты вроде как и не шахматная фигура. Просто жалкое недоразумение под видом фигуры. Нет, не-даром я же говорил, что любовь - чувство деструктивное. Доконает оно меня.
F-7, по-видимому, ухватывает мой настрой, потому что осведомляется: «Что такой мрачный, друг мой по вертикали? В пессимисты решил податься? Или хуже того - в мизантропы?»
- Он, наверно, в бой рвётся, а я ему дорогу загораживаю, - ехидничает впередистоящая пеш-ка. Мне хочется сбить её с доски, но, увы, своих не бьют.
- Бой - это хорошо. Он закиснуть не даёт, - сообщает слон позади моей девочки. Ох, что-то сегодня оживилась наша вертикаль, не на шутку оживилиась.
- С аксиомами спорить глупо, - вздыхаю я. – Вот только в бою иногда убивают.
- А без этого и драться не интересно, - фыркает мой гривастый сосед. - Главное, смотреть чтобы самого не угрохали…
Он доволен собой, словно изрёк невесть какую премудрую мысль.
Из корбочки выскакивает очёредной «чёртик»: «Что не ржёшь, мой конь ретивывй, не потря-хиваешь гривой? Что ты шею опустил, не грызёшь своих м…?» Ого, даже с ненормативной лекси-кой! Но по-моему, это не сам стих, а пародия на него, как война - пародия на мирную жизнь. Афо-ристично вышло? Да здесь поневоле философом станешь и начнёшь мáксимами изъясняться!
- А если меня тогда убьют? – спрашивает F-7, глядя прямо на меня. На этот раз точно на меня, безо всяких накруток. Мне сразу становится зябко.
- Это был бы наихудший вариант, - говорю ей честно. - Уж лучше вместе с доски слететь, чем так. Чёрт, это звучит мелодраматично, но это именно так!
- А я люблю мелодрамы слушать, – усмехается собеседница.
- Не удивительно, - парирую я. – Чисто женская черта…
- Да, но только слушать, а не участвовать в них. Если бы тебя сшибли, мне было бы, конечно, жаль. И даже очень жаль. Но жизнь бы на этом не кончилась.
- Вы уж определитесь, у кого из вас больше женских черт в характере, - иронично замечает ферзь. Если бы это заявил коняга, я бы послал его куда подальше. Ферзя так просто не пошлёшь - чревато, знаете ли…
- Обещаю, что если с тобой что-то случится, продолжить твои хроники. В смысле, летописи, - тихо говорит пешечка.
- Что ж, в таком случае тебе будет чем заняться, - с привкусом горечи в душе говорю я.
- Ничего, если слечу я, я буду навещать тебя ОТТУДА, - уверяет золотистая.
- Полагаешь, девочка, там есть что-то? – хмыкает наш король.
- Уверена, Ваше Высочество! Иначе вся эта затея с шахматами была бы дóнельзя глупой.
- Обожаю теологические диспуты ввиду их полной бездоказательности, - хихикает его колле-га с той стороны доски.
- А теология вообще на песке покоится, – бормочу я, и тут наш ферзь начинает хохотать. Все в изумлении глядят на него - никто ещё не видел хохочущего ферзя. Ни нашего, ни ихнего…
- У инглизов господин слон прозывается «бишоп», то есть епископ, - отхохотавшись, пояс-няет ферзь. - А епископу полагается к теологии с пиететом относиться. По определеннию.
- С пие… что? - удивляется пешка, стоящая впереди него.
- Ну, с предельным уважением, - вздохнув, объясняет ферзь. - Что такое предельное уваже-ние, надеюсь, объяснять не нужно?
- Молиться за вас, как епископ, я не буду - говорю я. - У меня некоторые разногласия с Твор-цом. Со всеми Творцами, чтоб им всю жизнь одни молитвы слушать!
- Браво! – восклицает наш ферзь. - Отлично сказано.
А его коллега с усмешкой добавляет: «Это надо непременно внести в летопись. Если, конеч-но, за такое не испепелит небесная молния.
- Не испепелит, - уверяет его наш всепроходящий. - Он прагматичен до предела: если уж соз-дал шахматные фигуры, то для Игры, а не для того, чтобы на них отыгрываться, простите за ма-ленький каламбур.
Мне между тем приходит в голову мысль, что не стоит создавать кого-то мыслящего, дабы он потом о тебе вот так - без должного пиетета. Лучше уж быть крайним на лестнице эволюции и не отвечать за процесс творения.
Граница поля
Белое поле В-3
«Кабы я была царица, говорит одна девица…» К чёрту цитаты, задолбали! В действительнос-ти дело обстоит несколько иначе. По крайней мере, по форме…
- Если б я дошла до края поля и стала ферзём, я бы в миг Игру закончила! - заявляет одна пе-шечка. И другая заявляет, и третья. В этом они исключительно единодушны. Только вот дело в том, что стать ферзём, сменив ориентацию, хочется всем девочкам, а повезёт кому-то одному. Или вообще никому - это как фортуна изволит распорядиться. А она крайне скупа на подобные подар-ки. Короче, шансы на проход - ноль целых, ноль-ноль сотых. Вот тáк вот!
- И ты тоже мечтаешь стать сановной особой? – спрашиваю я у девочки грустно.
- Ага, - хихикает она. – Приближенной к самомý монарху. Естессно… Что я, рыжая что ли?
- Ты не рыжая, - вздыхаю я. – Ты золотистая. Почти золотая.
- Ну, это я для маскировки. А так я чёрная, как ночь. В смысле, по штатному расписанию.
- Плюнь на расписание - живи, как тебе сердце подсказывает.
- А я не люблю слушать подсказки - они отучают мыслить самостоятельно.
- А разве ж душа не часть тебя самой?
- Можно сказать, и так. Только я её формирую, а не она меня.
- Не слишком ли серьёзная тема для разговора двух влюблённых? - вальяжно интересуется мой ферзь. - Девяносто девять процентов философии и один - чувства. Странновато как-то…
Пешечка трогательно смущается. Я же ощетиниваюсь:
- Странновато - это когда всё всем ясно, и не надо ни о чём думать, только чувствовать.
- Вот и объясни своей милой подруге, какая у неё вероятность добраться до края доски. Я бы сказал, что практически никакой, так ведь не поверит.
- А мне, значит, поверит? Спасибо за такое высокое мнение о моих способностях.
- Пожалуйста, соратник. И всё же попробуй достучаться до её разума. Мне бы такую подру-гу, давно бы уже мыслила в духе конструктивизма.
Пешечке надоедает смущаться, и она подаёт наконец свой голос:
- А вы попробуйте мне растолковать, чего я не понимаю. Глядишь, и пойму как-нибудь.
Я вопросительно гляжу на ферзя, но он лишь молча кивает мне: давай, мол, действуй, сорат-ник. Твоя подруга - тебе, как говорится, и водить.
Что ж, будем водить.
- Видишь нашу королевскую рать? – спрашиваю я вкрадчиво, на манер ферзя.
- Трудновато вас не заметить! – фыркает F-7. - Встали стеной.
- А теперь представь, как будешь через эту стену пробиваться. Мы же все мешать тебе бу-дем, смертельно мешать. Даже я вынужден буду в этом участвовать, ты уж извини.
- Ясно, ничего личного. Но я же не одна пробиваться буду, а со товарищи. Может, и повезёт.
- Ага, авось, как эта украинка про нас говорила. А знаешь ли ты, что такое удар тяжёлой фи-гуры? А совмещённый удар нескольких тяжёлых фигур? Даже я не хотел бы под него угодить, хо-тя, может, и придётся. Только у меня это будет по долгу службы, а не потому что гоняюсь за ра-дужными миражами.
- Это не миражи, это манящий огонёк удачи.
- Ага, свет в конце туннеля. Или, вернее, болотная приманка…
- Ну, будь у меня возможности слона, я бы, может, тоже не рвалась в ферзи. А по болоту вполне можно ходить, если с умом.
- Эх, ну почему тебе не полагается телохранитель? Он бы тебя точно удержал.
- Да? А кому телохранитель полагается? Просвети.
- Королевскому Высочеству, - вклинивается ферзь. - Вот я, например, его персональный бо-дигард. Да и все фигуры в этом участвуют. Только у меня возможности пошире.
- И я хочу быть этим самым… ну, бодигардом. Почему мне нельзя?
- Ну-у-у, хотеть не вредно - вредно пытаться. Причём вредно для здоровья.
- Вы… Вы… Вы… Вы просто не хотите себе конкурентов, вот так!
- Эх, чадо. Мне просто жаль тебя. Может, придётся лично с доски тебя убирать. А не хоте-лось бы этого делать, честное слово. И кстати, конкурентом ты стала бы не мне, а моему коллеге.
- Это уже нюансы, - дерзко ответствует чадо. И добавляет. - Жить надо ярко, и я буду жить ярко, чего бы мне это ни стоило!
Граница поля
Чёрное поле В-4
Сегодня у нас новый гость. Уже не с братской Украйны, а из дружественной Болгарии. Из «слынчевой Былгарии», как он сам заявил. Что ж, из Былгарии так из Былгарии - мы лично не про-тив. Главное, что ни треска, ни искр в поднебесье не наблюдалось, а сразу же пошло нормальное межкомплектное общение. И даже более чем нормальное… Дело в том, что мы, оказывается, мо-жем посылать друг другу так называемые мыслеобразы, то есть картинки виденного ранее. Да, те-лепатией мы не владеем, только эмпатией - и то до известной степени. А вот посылочки друг дру-гу сбрасывать - это всегда пожалуйста. Красочные такие картиночки, трёхмерные… Вот он нам и прислал образ своей родной доски вкупе с фигурами, её населяющими. Нечто наподобие семейно-го альбома. Не знаю, нравится ли демиургам соседские альбомы разглядывать - их вкусы непости-жимы. А вот я на былгарской доске ничего нового не разлядел: те же чёрные и белые поля, равно-мерно чередующиеся, те же фигуры фигурантов (тоже умею каламбурить!). Хотя нет, те же да не те. Те же по форме, но изготовлены не из пластика, а из древесины, как пресловутый Буратино Карлович, покрыты блестящим лаком и по цвету иные. Наша сторона с лёгкой желтинкой, проти-воположная - тёмно-коричневая, почти чёрная. Теперь мне понятно, откуда пошли нездоровые слухи об их чёрном колоре. «Хижина дядюшки Тома», понимаете ли…
Наш визитёр оказался моим коллегой - слоном, причём из той же Группы Фигур, только чер-нопольным. И прозывался он в их терминологии офицером. Офицер - это у демиургов чин в ар-мии. У них не все, оказывается, воюют, а только избранные. Есть даже песня такая: «А я люблю военных, усатых, здоровенных». Знать бы ещё, что такое усы? Знак отличия что ли? Наподобие погон… Впрочем, само слово «офицер» уже внушает уважение, потому что наводит на мысль о храбрости, устремлённости к победе, да просто о дисциплине. Представить себе недисциплиниро-ванного офицера совершенно невозможно. Тем более если война для человеков - не Игра, как для нас, а образ человечьей жизни.
- Ну, положим, для нас это тоже не совсем Игра, - ворчит одна из ладей. - В Игре не убивают.
- А мы для них не личности, мы - просто фигурки на доске, - усмехается господин офицер. - Снятие фигуры не есть полноценное убийство.
- Вас послушать, эти демиурги двуногие - просто монстры какие-то, - говорит одна из пешек.
- А разве наверху можно оставаться не монстром? – удивляется б ы лгарин. - Чтобы играть чу-жими судьбами, нужно быть холодным и безжалостным.
- А если он оставил нам свободу выбора… – полувопросительно тянет другая пешка.
- Ну, не знаю - не знаю. А конечную цель кто нам ставил? Мол, вы созданы для войны, дол-жны её правила осваивать, чтобы потом на практике их применить - поубивать друг друга. А из тех, кто уцелеет - одна половина другую победить и в плен взять.
- Вы так не любите войну? – холодно осведомляется «чёрный» ферзь. – Вы же офицер!
- А война не девушка, чтобы её любить. Если бы на войне не убивали, или убивали условно, тогда другое дело. Терять товарищей - хуже не придумаешь. Чтобы такое устроить, нужно поисти-не монстром быть. Монстроургом…
- Есть версия, что наши души после снятия не умирают, а отходят в некую надмировую сфе-ру, - говорит чёрный монарх. – И когда-то они снова вернутся в Игру.
- Чтобы снова друг друга убивать? Как говорится: «Сорок раз - и каждый раз дó смерти»
- Да какая же это смерть, если не окончательно? - удивляется кто-то из пешечек.
- А ты уверена, девочка, что это действительно так? - иронично спрашивает офицер. - Вдруг это лишь деза, чтобы мы смелее взаимоуничтожались?
- Ваша страна, наверное, много воевала, что у вас такое отношение к войне?
- Она маленькая и находится на самом краю Европы, но перепадало ей не раз и не два. При-чём весьма нешутейно…
- А Европа - это как? – следует вопрос от девочек.
Офицер сбрасывает нам мыслеобраз географической карты. Вон она, Болгария - действите-льно почти на самом краешке. Но маленькая ли? Вон некая Албания гораздо меньше неё. Зато Ук-райна вальяжно раскинулась на гигантской территории. Сколько же в ней Болгарий поместится? Пять? Семь? И её ещё когда-то называли Малороссией. Ну, юмористы!
Вот так мы пообщались с членом болгарского сообщества. Я опять не стал излагать всё пол-ностью - тут и трёх глав не хватило бы - оставил лишь самое существенное. И этого достаточно.
Граница поля
Белое поле В-5
- А он прикольный, - этот б ы лгарин, - замечает моя F-7.
- В смысле, может понравиться? – вскидываюсь я.
- Почему «может»? Уже понравился. А ты что, ревнуешь что ли? Забавно.
- С какой это стати я буду ревновать? Ты - не моя собственность. Ну, разве что демиургова…
- Ох, не будем о грустном, - говорит пешечка. - Я когда это слово слышу, у меня сразу на-строение портится.
- Ну да, монстроург, - хмыкаю я. – Великий и ужасный…
- А кстати, почему эта украинка нам про мыслеобразы не сказала? Могла бы и картинку сво-его «глюка» не выслать, - это подаёт голос слон F-8, притаившийся за моей девочкой. Мне лично эта мысль в голову не пришла, да и всем другим тоже. Толковый у неё, однако, сосед по вертика-ли. Впору к нему, а не к болгарину начать ревновать. Но это был бы уже явный перебор.