Слушать все эти полномасштабные стихи было, конечно, приятно, но время, время! Ферзь меж тем закончил величавую декламацию очередного опуса шекспирообразным двустишьем:
- И пусть струится данная строка сквозь месяцы, сквозь годы, сквозь века!
И теперь он безуспешно ищет на страницах сборника что-нибудь хоть немного покороче.
- А ведь кто-то обещал нам «хыку», - доносится насмешливая реплика короля. Да, хорошо быть корононосителем - в том смысле, что можно позволить себе подтрунивать над вторым лицом в Группе, причём без каких-либо неприятных последствий.
- А «хыки» закончились, вашество, - грустно вздыхает ферзь. - Как, впрочем, и хокку…
- Непорядок, - веско роняет Монарх. - Строгий выговор от меня лично нашему демиургу. Причём с занесением в отдельный файл.
М-да, у Монарха и юмор на уровне, то есть монарший.
- Оп-па! - радостно восклицает ферзь. - Нашёл!
- В смысле, «эврика»? - вопросом комментирует конь.
- Коротенькое? - с надеждой спрашивает наш Первый.
- Ну, не совсем уж коротенькое, но оно из двух с половиной десятков миниатюр состоит. Отдельных - и каждая обозначена очередной буквой греческого алфавита: Альфа, бета, гамма…
- Почти как наши поля, - замечает ладья.
- А откуда же двадцать пять? - удивляюсь я. - У греков, помнится, двадцать четыре буквы.
- Так у него там ещё и вводная строфа имеется. Нуль-строфа, как он пишет... А в ней что-то типа мини-предисловия. Вот сами смотрúте: «Греческими буквами строфы обозначены, так как вдохновение бардом не растрачено. Греческими буквами в нашенской транскрпипции… Может быть, подобное - вопреки традициям? Ладно, пусть красуются в нашем написании. ЭТО - как свидание с девочкою Танею*».
*Примечание человекосоавтора.
|
|
Я буду приводить стихи не в столбик, как принято, а просто в строку - как прозу. Ввиду экономии места, которое у глав резко ограничено. А про «лесенку» и тем паче речи не идёт!
Он явно намеревается пробежаться по остальным миниатюрам, но, видимо, делает что-то не то, потому что текущий сборник вдруг мигает и бесшумно закрывается. А затем открывается другой - столь же бесшумно.
- Вернись, я всё прощу! - театрально восклицает мой конь.
- Действительно, перепрыгивать - это наша прерогатива, - подхватывает его левый напарник.
- Пардон, я нечаянно, - говорит ферзь. - О, да тут ВСЁ в одну-две строфы! Вот, например, рефлексии по поводу возраста. Надо же, как дёргается, сердешный! Цитирую по тексту: «Ну, притворись, родная, что я - твоего поколенья. Что, очень сложно? Знаю, но всё же, но тем не менее…»
- Не стоит наступать ему на мозоли, - замечает король. - Тем более в таком больном вопросе. Лучше вернуться к предыдущей книге. Да и задумка с греческими буквами мне нравится - хоте-лось бы до конца дослушать, до «омеги».
- Или лучше сразу прямо с неё начать, - предлагает ладья. - А то пока те стихи найдутся, вре-мени на прочее может и не хватить.
- Верно, ведь в завершение обычно самое удачное ставят, - говорю я. - Чтобы запомнилось.
- Есть! - очень скоро заявляет ферзь. - Слушайте сюда, соратники: «Ну, вот и последняя буква «омега». Покá что любовь прикорнула под снегом. Покоится иней на ветках мохнато, но Таня не стала моею утратой. Утратой? Утратой?! С какой это стати? В ТАКОЕ вовек не поверит Мечтатель!» Вó как! Значит она Таней маркирована.
|
|
- О человеках так не говорят, - замечает Монарх. - Она же не шахматная фигура!
- Да, «Т-1» ей как-то не подходит, - фыркает остроумец-конь. - Тем более что «Т-1» подразумевает «Т-2», «Т-3» и далее по списку.
Я кидаю взгляд на наших противников - они оживлённо дискутируют и, похоже, не думают вскорости заканчивать. Молодцы, так держать!
Граница поля
Чёрное поле D-8
- Да тут ещё одна такая гроздь! - ахает ферзь. - И тоже из двадцати пяти миниатюринок… Ну да, вон даже название - «Опять двадцать пять».
- Не слабо развлекался наш литератор! - завистливо фыркает конь. - И как только он темы для каждой сыскал?
- Ну, во-первых, он не наш - наш на доске стоит, - усмехается ферзь. - А этот скорее НАД нами. А во-вторых… Девочка, ты хочешь что-то сказать?
- Я думаю, что когда по-настоящему любишь, темы не станут серьёзной проблемой, - застен-чиво произносит одна из пешечек. Жаль, что не моя - моей сейчас совсем не до разговоров на посторонние темы, идёт обсуждение следующего хода.
- Браво, молодёжь! - одобрительно являет наш венценосец. - Горжусь.
- О, да тут и третье скопленье четвертьсотенное! - изумляется ферзь.
- Плодовитый, однако, рифмотворец, - отпускает коммент мой коняга.
- И четвёртое имеется, - совсем уж обалдев, бормочет ферзь.
- Так, может, их как раз двадцать пять, этих «коллекций»? - интересуется гривастый. - А что? Двадцать пять вещей по двадцать пять миниатюр - это было бы жутко прикольно.
- Штрихов слишком много вышло бы - сплошная штриховка, - усмехается ферзь, и, видя недоумение собеседника, поясняет. - Он к каждой новой подборке по штриху в заголовок добавлял. Например, «Опять двадцать пять - три штриха».
|
|
- Прямо как на чертеже, - замечает дальняя ладья.
- А может, он этого этого и хотел? Ну, чтобы как чертёж чувства воспринималось… Вот, кстати, последняя миниатюра последей четвёртой подборки: «Несётся, как горное эхо: «Омега, омега, омега…» Несётся, не угасает, меня от унынья спасает. Подснежник встаёт из-под снега …омега …омега …омега».
- Уйма эмоций, но малоинформативно, - слышим мы с той стороны доски. Оказывается, Чёр-ная Группа Фигур уже закончила выбор хода. Или просто приостановила обсуждение… Но сейчас она внимательно прислушивается к нашему разговору, заинтересованная им.
- Что ж вы нас не пригласили на литературные чтения? - осведомляется их ферзь.
- Ну, вы были так заняты, что просто грех отвлекать, - отвечает наш ихнему.
- Подумаешь! Десяток минут ничего не решит. А фото этой персоны там имеется? А то непонятно, из-за кого он голову потерял.
- Можно и фото откопать, - по-шахтёрски усмехается наш декламатор. - Только нам всё равно её параметры не оценить - слишком уж они ДРУГИЕ!
А моя девочка, что всего лишь через поле от меня, прямо-таки подалась вперёд, в его сторону, словно не понимая, что сей субъект и представляет для неё главную опасность.
Изображение стихотворных страниц медленно тает, и на его бледнеющем фоне возникает че-ловечье лицо. Юное, свежее… И хоть мы в этом мало что понимаем, сразу становится видно, какой же это дитёнок по сравнению с их Кремлёвским правителем. И значит, по сравнению с нашим демиургом-куратором тоже. Разница в возрасте между последними двумя совсем невелика - чуть больше двух человечьих лет. Фото сменяется другим, третьим, четвёртым…
- Скажи, а мне бы ты смог посвятить стихи? - вдруг спрашивает меня F-7. Вопрос на миллион рублей, как сказали бы двуногие.
- Конечно, смог бы! - без раздумий отвечаю я.
- И даже прямо сейчас? - следует новый вопрос.
- Ну, для этого нужно некоторое время. А то выйдет какая-нибудь «хыка» - как у Пьерро, когда тот Мальвине рифмовал.
- Мальвина - это, наверно, производное от Мальвы? Типа маленькая мальвочка… А что он ей там сочинил? Изобрази, пожалуйста!
- Да ты смеяться будешь. Что-то навроде: «Меня разлюбила Мальвина моя, она убежала в чу-жие края». Остаётся только дорифмовать: «А на фига?»
- Но это же не в рифму! Не совсем в рифму…
- В ненормативном формате в самый раз.
- Не хочу в ненормативном, хочу экспромт, чтобы проверить твоё чувство!
- Ладно, дай мне минутку подумать, пока эту куклу разглядывают. Вдруг да склеется с ходу?
Граница поля
- ТРЕТЬЯ ВЕРТИКАЛЬ (С) -
Белое поле C-1
Противная сторона сделала очередной ход, а мне подумалось что не такая уж она и противная. По крайней мере, девочка противной быть никак не может, даже если я и начну убеждать себя в подобном. Есть вещи, которые внушить самому себе невозможно в принципе.
А экспромт, честно говоря, вышел довольно слабенький. Особенно на фоне недавних демиурговых стихов… Может, паяца Пьерро он бы и устроил. И эту его, синеволосую… Однако моя Сказка не стала ничего критиковать, услышав от меня: «Один, как перст, на шахматной доске стою столбом в уныньи и тоске. И лишь о ней, о золотой, мечтаю, а грёзы, как снежинки, тихо тают…» Она только усмехнулась и спросила:
- А почему «один, как перст»? Вокруг же полно фигур.
- Можно быть одиноким и в толпе. Да, в толпе - особенно!
- А почему «о золотой»? Я же золотистая, а не золотая. Или даже с бронзовым оттенком…
- Для меня любовь и золото - синонимы, раз уж эти человеки так над ним трясутся.
Самое занятное, что все эти разговоры мы разговаривали, пока мои соратники обдумывали наш следующий ход. Они деликатно дали мне отвести душу, понимая, что в любой момент или я, или она можем слететь из доски в небытие, и тогда окажется, что сей разговор был последним. Даже Монарх не указывал мне, что во время боевых действий подобные занятия неуместны. Монарх ведь ещё не значит тиран. И сейчас я это в полной мере почувствовал.
Похоже, та сторона, пользуясь моментом, тоже пытается заглянуть за Грань, но как-то не особенно оно у золотистых выходит. Жуть какая-то абстрактная вместо нормальной картины, Пикассо вперемешку с Сикейросом…
- В чём дело? - спрашиваю у девочки напрямую. - Мы же вам координаты скинули.
- Не знаю, - тоже недоумевает она. - Сейчас спрошу у наших, в чём дело.
Видно, что она обращается с вопросом к их белопольному слону. Тот пытается ответить, но вместо него отвечает ферзь. Причём делает это весьма раздражённо.
- Они много сил потратили на обдумывание прошлого хода, вот и не получается ничего, - говорит она мне через минуту.
- Они? А ты, значит, не обдумывала? - с некоторой луквавинкой спрашиваю я.
- Моё мнение не так уж и много значит, - вздыхает девочка. - А после наших с тобой контактов к нему и вообще относятся настороженно.
- Прости, - говорю я. - Совсем не хотел тебя подводить.
- Да ты здесь не самый виноватый. Я ведь и сама инициативу проявила.
А мне вдруг приходит в голову (или что там заместо неё?), что мои согруппники, возможно, не только и не столько проявляют заботу обо мне, сколько радуются, что я остаюсь за кадром. По крайней мере, им не надо думать, как бы помягче отказаться от моих советов. Вдруг эти советы окажутся того, с двойным дном…
Мне мигом становится как-то неуютно, даже зябко, и хочется оказаться как можно дальше от этой Игры. Но, конечно, не одному, а с нею вместе…
Девочка чутко ощущает моё новое состояние и пытается понять его причины. То, что я сравнил её ситуацию со своей и сделал соответствующие выводы, ей как-то не приходит на ум. И хорошо, а то ещё не хватало наваливать на неё свои проблемы впридачу к её собственным. Я среднестатусная фигура, и по идее гораздо крепче неё.
Мы смотрим друг на друга через разделяющее нас поле, вздыхая почти в унисон.
- Если ты из-за меня расстроился, то не стоит, - говорит она. - Мне так даже спокойнее.
И вот тут мне становится стыдно. Ведь она думает обо мне лучше, чем следовало бы. Да, это просто счастье, что мы лишь эмпаты и творцы мыслеобразов, но к телепатии никоим боком. Не нужно ей знать того, о т ч е г о я чувствую стыд.
В этот момент пешка С-2 делает двойной шаг вперёд, чтобы подпереть собой фланг атакующих, полузахвативших центр доски. Я сбиваюсь со своего самобичевания и начинаю анализировать новую ситуацию. Причём делаю это не по чьему-то приказу, а просто в силу привычки.
Мой бывший гривастый сосед, тоже ушедший вперёд, оглядывается на меня насмешливо и хочет что-то сказать, но усилием воли всё таки удерживается. Надо же, растёт, однако!
Противники меж тем снова устраивают планёрку, и F-7 грустно молвит:
- Извини, я должна при сём присутствовать - хотя бы формально.
- Удачи тебе во всём, - отзываюсь я, мысленно присовокупив «родная».
Граница поля
Чёрное поле C-2
Пока очередь противников обдумывать ход, мы ухитряемся наведаться в мир демиургов, а точнее - к тому самому дому номер двадцать. Громадная девятиэтажная коробка висит перед нами в воздухе, подавляя своими размерами, и как-то даже не верится, что это не она сама,а всего лишь её трёхмерное изображение. И радужное переплетение десятков всевозможных аур тоже не более, чем картинка. Но картинка весьма реальная - можно пригасить её усилием воли, и она блекнет, становится почти невидимой, а можно и наоборот - увеличить её яркость и контрастность, и тогда чётко становится видимой разница в расцветке всех этих причудливых спиралей. У демиургов аура окружает их тела и немного выступает в стороны, как спальный мешок у спящего на поляне туриста. А вот её отпечаток, импринт, так сказать, почему-то принимает самые невероятные фор-мы. Или это не импринт, а только та его часть, что не вместилась в жилище и полезла через край, словно каша из котла? Эх, жалко, что цвета так сильно искажены - чья-то пронзительная желтизна наложилась на чью-то не менее пронзительную синеву (может даже - нашуго демиурга), и пре-вратилась в мягкую зелень, будто солнечный свет заблудился в густой листве кроны. А чья-то си-нева, слившись с сочным арбузно-красным колором, стала тёмно-лиловым шатром. Таким же об-разом возникло ещё не менее десятка совмещённых цветов, не имеющих к реальности ни ма-лейшего отношения и являюящихся просто игрой природы.
- Калейдоскоп, - ахает кто-то из пешечек. - Натуральный калейдоскоп!
- Да нет, - отзывается наш ферзь. - В калейдоскопе краски всё время премещаются, а здесь картина статична. Как на полотне в Эрмитаже…
- Меня вот другое смущает, - задумчиво тянет ладья. - Если это только картинка, то как по-лучается, что мы можем на неё воздействовать? Ведь прочее же нам недоступно…
- Прочее материально, - хмыкает Монарх. - А вот аура - всего лишь изображение. И значит, изображение в изображении даёт обратный результат - доступность нашему воздействию.
- Выходит, мыслеобраз даже лучше реальности, Ваше Высочество? - удивляется кто-то.
- Возможно, - произносит Высочество. - И неизвестно, други, смогли бы мы вот так же хо-зяйничать в реале или нет?
- А может, тогда стоило бы попытаться почитать её? Вдруг и у нас получится? - предпола-гает ферзь. - Вот бы здорово было!
- Ну, попробуй, - иронично отзывается венценосец. - Я уже пробовал.
Ферзь задумчиво вглядывается в сей образчик абстрактной живописи и фыркает:
- Человеки бы сказали: «Арабская грамота…»
- Арабская - не Филькина, - ухмыляется мой конь. - Найдётся араб - нам всё перетолмачит.
- Так у нас целых два «араба», забыл что ли? - наподобие чёрного Монарха хихикает ферзь. - Жаль только, что они являются, когда хотят, а не тогда, когда в них нужда.
Вдруг дверь в искомый шестой подъезд оказывается распахнутой. Только что была запертой - и на тебе! Кирпичик чья-то добрая душа подложила, чтобы обратно не захлопнулась. Да, если бы кто-то просто вошёл, мы бы ничего и не заметили, потому как не успели бы: мелькнула какая-то размытая тень - и всё! А если вот как сейчас - совсем другое дело. Не мешкать! Мы стремительно бросаем скан-участок вперёд, в тамбур подъезда, и оказываемся в сумраке лестничной клетки на-против лифта, где многообразие аур видится более рельефным и более насыщенным, будто кто-то влажной тряпкой протёр мутное стекло. Теперь возможно различить границу между ними, по-скольку здесь они уже не напоминают спутанный котёнком клубок, а косыми выступами выдвига-ются из стен и дверей соответствующих квартир. Нас охватывает лихорадочное возбуждение, что сродни охотничьему азарту. Вот сейчас, сейчас… Ещё совсем немножко… И в этот момент от-куда-то сбоку доносится:
- Ваш ход, господа соратники!
О господи, что они там натворить ухитрились? Наши все целы - никто с доски не скинут? Мы быстренько оглядываем друг друга. Кажется, на сей раз обошлось, слава Богу, вернее Каиссе! Каисса? Да это такое божество было в набитом битком Пантеоне у древних эллинов - и аккурат по нашему ведомству значилось. Между прочим, женского пола, ежели судить по имени - эллины, они ведь не болгары какие-нибудь, чтобы своих женщин Ванями да Петями обзывать.
Ещё раз пересчитав народ, мы вздыхаем с немалым облегчением, а ферзь говорит бодро:
- Ничего, ещё не вечер - прорвёмся …когда-нибудь!
Граница поля
Белое поле C-3
- Ну, что, господа, берём тайм-аут, или как там это у них называется? - спрашивает ферзь.
- Думаю, берём, - соглашается чёрный король. - Только у кого это у них? У нас, дорогой…
- Ну, это я так - оговорился. Конечно же, у нас!
- А чего бы вдруг такая оговорка? - спрашивает наш Монарх, недовольный тем, что личный бодигард принял решение в обход него и даже не извинился.
- Да демиурги эти дурацкие из головы не выходят, вот и ляпнул ненароком.
- Ладно, проехали. Отдохнём пару-тройку деньков, с мыслями соберёмся. Кстати, как будем технический перерыв использовать?
- Так сам же сказал, вашество: «Соберёмся с мыслями». Вот и будем собираться.
- Ну, знаешь, собираться тоже можно по-разному.
- Устроим разбор полётов, - со вздохом предлагает ферзь.
- С участием обеих заинтересованных сторон, - с усмешкой уточняет его чёрный коллега.
- Само собой. Надо же, двадцать пять ходов - как одно мгновение!
- Ага, а через двадцать пять ходов ещё один тайм-аут устроим, - подаёт голос моя девочка.
- О, устами младенца глаголит истина, - фыркает наш Монарх. - Только вот вопрос: продер-жимся ли мы с вами ещё двадцать пять ходов, или всё раньше решится?
- Может, и больше продержимся, - задумчиво тянет чёрный венценосец. - Положение у обе-их сторон устойчивое, крепкое. Только ходить да ходить, пока не надоест.
- А потом на ничью, Ваше Высочество? – с интересом спрашивает моя пассия.
- Вот ещё! Насчёт «надоест» - это я так, для красного словца.
«Ради красного словца Павлик как-то сдал отца», - всплывает у меня в памяти. Павлик? Кто это? Что-то я не помню такого гроссмейстера. И почему он должен был сдавать отца? Сдать мож-но партию. Если проигрываешь, конечно…*
*Комментарий человекосоавтора.
Оп-па, опять случай тяжёлого склероза? Он что же, позабыл, как РАНЕЕ до него дошло, кем был «геройский» пионер П.Морозов и в каких отношениях он состоял с несчастным батей?
- Ладно, хватит о грустном, - усмехается ферзь. - А то наше любимое Высочество сейчас расстроит детишек.
- Чем же это? - удивляется Высочество. - Я наоборот стараюсь придать оптимизма тем, что уверяю в молодёжь в нежелательности ничьей.
- А может, кто-то был бы не против подобного исхода, - лукаво фыркает ферзь. - Только давайте не будем уточнять, кто именно!
- Ладно, - охотно соглашается венценосец. - Это, конечно, не комильфотный вариант, но каждый имеет право на собственное мнение. И кстати, скоро к нам пожалуют гости - будет весьма нескучно. Даже не знаю, хватит ли у нас времени и сил на анализ партии или нет? Лучше заняться этим сразу, пока мы ещё одни.
- А кто именно прибудет? - заинтересованно спрашивает ферзь.
- Да, пожалуй, все, кого мы знаем лично. Может, только товарищу из Федерации не удастся подойти - у него срочные дела. Зато явится одна персона, которую вы ещё не видели. Она не любит ходить по гостям без свиты, а тут такой шлейф попутчиков!
- Особа чьего-то Королевского Дома? - пытается полушутя уточнить ферзь.
- А знаешь, ты угадал, бодигард! Это твоя британская коллега, только женского пола, тамош-няя королева. Так что не надо с ней излишне запанибратствовать - это всё-таки не украинка!
- Постараюсь соответствовать, - задумчиво тянет ферзь. - А может, она всё-таки не придёт?
- И не надейся, дорогой. Задержаться немного может - это да, но в таком случае гостям придётся свиту уже на месте изображать. Если им, конечно, этого захочется…
- А может и не захотеться, Ваше Высочество? – осторожно спрашивает мой конь.
- Ну, как я могу сказать точно? Чужая душа - потёмки, как говорят человеки. А душа иноземная - потёмки в квадрате. Полный эклипс, то бишь солнечное затмение…
- Ясно, скучно не будет, - оживляется конь. - Значит, надо действительно пока помозговать, что мы тут успели наворотить.
- Тогда, пожалуй, начнём с самых ранних ходов, - выдаёт чёрный ферзь. - Это ваше пресловутое Е-2 - Е-4…
- И почему ж, ёлки-палки, оно у нас пресловутое? - сварливо осведомляется наш Монарх.
Дискуссия начинается.
Граница поля
Чёрное поле C-4
На обсуждение пройденного нами пути собрались и болгарский офицер, и укрáиньска тура, и немецкий Шпрингер. Не самолично, разумеется, а через канал связи. А чуть позже и британская миледи королева припожаловала. Вся из себя этакая, сто пудов кокетства…
- Вообще-то меня зовут леди Квин (королева), но мне больше нравится просто Милли - про-изводное от миледи. Простенько и со вкусом.
Вó как! «Зовите меня просто «наш Ильич». Ёлки-палки, ну как мне от этих цитат избавить-ся? Сил же никаких нет их терпеть!
- Кстати, - сообщил болгарин. - Что касается табели о рангах… Знаете ли вы, что у человеков существует первый спортивный разряд, второй, третий и четвёртый? А соответственно возрасту: детский, юношеский, взрослый. Потом кандидат в мастера, мастер и наконец вершина - гроссмей-стер. Я, правда, не совсем уверен, что всё упомнил. Может, и пропустил какую-то ступеньку. Ах да, вершина - это чемпион мира! Единственный в своём роде…
- И как они эти разряды зарабатывают? - желчно поинтересовался наш король.
- Игрой, естественно. Упорной игрой из года в год…
- Господи, сколько же Комплект-сообществ при этом оприходуется!
- Так у них для этого не полевые шахматы, наделённые разумом, как мы, а простые, учебные. Помните, товарищ из Федерации про них вскользь упоминал, а вы, видимо, внимания не обратили.
- То есть, господин офицер, ты хочешь сказать, что те фигуры - просто бездушные деревяш-ки? Но разве такое бывает?
- Бывает и не такое, Ваше Высочество. И этих бездушых, как вы изволили выразиться, не в пример больше, чем нас. Можно играть ими хоть хоть тысячу раз, пока не износятся.
- Фантастика, - пробормотал король. Ну, или что-то в этом роде - я не совсем расслышал.
- Это ещё что? - следует от украинки. - Вот я слыхала, у человеков есть и человеческие муля-жи: правда, не из дерева или пластика, как мы, а из камня, из гипса, даже из мрамора. Стоят себе на площадях городов, красуются.
- То есть просто так стоят, и никто ими не играет?
- Думаю, что нет - они для этого слишком большие и слишком тяжёлые.
- А за каким же хреном их тогда ставили? Ой, простите, сударыня!
- Та ничóго, любезный, це мелочи.
- И у нас в Британии статуи есть, - вклинивается Милли. - Они просто для того, чтобы память увековечить. Если личность внесла свой вклад в историю нации…
- То её и так не забудут, - доканчивает наш Монарх.
- Могут и забыть, - говорит королева, не заметив, что её перебили.
- Странный у вас народ, инглизы эти.
- Простите, но не надо называть их инглизами. Это звучит того, несколько оскорбительно.
- Икскьюз ми плиз, миледи, но я же не сказал, к примеру, «лайми (лимонники)».
- Лайми - это ничего, это просто признак дурного вкуса. А вот «инглизы» - это как если бы белым американцам «гринго» сказать, или черным - «ниггеры». Хотя, впрочем, вы же не меня лич-но задели, а всего лишь мою нацию. Они мне вовсе не родня.
- Тогда можете говорить о моих просто «москали», - ухмыляется наша ладья, глянув на их туру в портале связи.
- А вы о моих - «хохлы», - не остаётся в долгу та. – Хохляндия…
- Йа-йа, майне фрау, ротдимый Хохлянд, - хихикает откуда-то сбоку герр Шпрингер.
- А то ж, «Хохлянд, Хохлянд юбер аллес».
И все трое дружно рассмеялись. Лично я ничего из этого юмора не понял - видимо, у них там свой набор цитат, отличающийся от моего. Ну да ладно, это всё нюансы, они на сюжет не влияют.
- Веселитесь, господа? - спрашивает наш ферзь. - А между прочим первична лишь наша дос-ка, а все эти человеконации… ну, не стоят они того, чтобы на них эмоции тратить. Как справедли-во заметила миледи Милли, «они мне вовсе не родня».
- Верно, - соглашается его чёрный коллега. - Будем о них много думать, попадём под их вли-яние. Впрочем, некоторые уже попали.
- Это кто ж именно? - настораживается тура.
- А я имён не называю. Выводы делайте сами.
- Брэк, господа! - торопливо восклицает белый Монарх. - Нам с иноземцами делить нечего - со своими бы как-нибудь разобраться.
Граница поля
Белое поле C-5
Наш тайм-аут ещё не закончился, хоть и близился уже к своему завершению, когда заявляются вдруг албанец и представитель руководства Федерации, то есть, тьфу ты! - не самогó руководства, а его шахматного Комплекта, и выжидательно глядят на нас из портала. Мы в ответ так же молча глянули на них - и тишина! Обе стороны ждут, кто первый не выдержит и заговорит. Естественно, в такой ситуации мы первые не выдерживаем и сдаёмся.
- Вы, видимо, хотите что-то у нас спросить? - обращается к ним ферзь. А конь уже на подхвате. Бормочет вполголоса: «Неужели же есть на свете что-то такое, что знаем мы, но неизвестно вам? Не могу в это поверить!»
- Есть, судари мои, конечно же есть! Например, я не знаю, когда вы зададите мне тот вопрос, что не даёт вам покоя со вчерашнего дня. Б ы лгарски другарь недавно вам поведал насчёт полевых и учебных шахмат. И вас теперь жжёт такой момент: если на мёртвых муляжах человеки учатся играть и выигрывать, то на чём (или на ком) они потом непосредственно выигрывают?
- А чем бы мы отличались от тех же муляжей, если бы нас не волновало подобное? - веско выдаёт ферзь. Похоже, и моему коню хотелось озвучить ту же мысль, но он сдержался, уступил эту честь старшему товарищу.
- Ну, вопрос ваш вполне резонный, - медленно говорит федеративник. - Тайну из него делать никто не собирается. И раз уж он возник у вас, значит, вы уже созрели для подобного рода мыслей. С чем вас всех и поздравляем!
- Осталось лишь выяснить: марионетки мы или фигуры, наделённые свободой выбора? - это уже конь выходит на оперативный простор.
- Вот-вот, прямо по Достоевскому: «Тварь я дрожащая или право имею?»
- А что, этот Достоевский тоже представлял себя на месте шахматной фигуры?
- Да нет, не совсем! Он по другому поводу подобной мыслью разродился.
- Бог с ним, с Достоевским! - возникает наш Монарх. - Главное, что у нас всё-таки диктат, замаскированный под нашу собственную волю... Да?
- Прямо, как при народовластии! - фыркает коняга.
- А у людей даже книжка такая есть, где через башни-ретрансляторы из Центра посылается излучение, воздействующее на психику толпы и внушающее ей нужные действия, - говорит болгарин, а гость с усмешкой добавляет:
- Правда, эта страшилка - всего лишь научная фантастика.
- Наверно, автор - неплохой шахматист, и сюжет навеян нашей Игрой, - замечает ладья А-1.
- Да нет, не совсем! Во-первых, авторов двое, и это братья, а во-вторых, их уже нет в живых, и шахматы были для них не самым главным делом.
- И всё равно опасно такие книги писать, - говорит ладья. - Для властей это может быть прямым руководством к действию.
- Будто бы у них психотронное оружие не разрабатывалось! - хихикает албанец.
- И что, об этих разработках знают все демиурги и соглашаются с этим? - искренне удивляется кто-то из чёрных.
- Нам сие не ведомо, - признаётся федеративник. - Хотя вроде бы ходили разговоры, что это дело свернули. Если, конечно, сие не маскировка…
- А не фиг нам свою волю навязывать! - возмущённо восклицает наш ферзь, а сопредельный едко добавляет:
- Видать, Верховный Создатель решил им за нас воздать, чтобы по справедливости было!
- Интересно, - вполголоса бормочет албанец. - Если ваш демиург-куратор пишет о вас параллельно с господином слоном, то оставит ли он нынешний эпизод или выкинет?
- Ну, если он объективный человек, то, конечно, оставит, - задумчиво говорит наш ферзь, а Монарх добавляет:
- Разве что остроту немного сгладит…
- Да нечего здесь сглаживать, ёлки-палки! - раздражённо выдаёт их Монарх. - Мы же одну правду говорим!
- Правду, только правду и ничего, кроме правды, - заключает федеративник. По-моему, это тоже какая-то цитата из мира людей.
- И всё-таки вы пытаетесь уйти от главного вопроса, - подаёт вдруг голос английская миледи, про которую успели подзабыть. - А именно: исполнители мы чужой воли или же не не совсем?
Граница поля
Чёрное поле C-6
- Не совсем исполнители… - насмешливо тянет гость из Федерации. - Это как если бы человечица сказала: «Не совсем беременна».
- Да нет, точно пытаетесь! - тонко усмехается англичанка. - Одним страшно услышать окончательный ответ, а другие не уверены до конца, что ответ именно таков.