Аналогика, замаскированная мнимыми заслугами и возможностями формальной логики, позволяет теоретикам якобы "рождать понятия" и "вычерпывать" из новорожденных понятий новое знание. Этот процесс приобрел индустриальные очертания, но понимание этого процесса по-прежнему оставляет желать лучшего. Нельзя вычерпывать из того, что в себе ничего не содержит. Вычерпывание действительно имеет место, но направление процесса ровно противоположно: не от понятия к психике, а из психики в "контуры", оболочку нового понятия. Содержание (объём) понятия воспроизводится теоретизирующим индивидом в меру его приобщенности к целостным интеллекту и культуре целостного человечества. Это улица с односторонним движением. Не надо забывать, что без мыслящего сознания (и подсознания) понятия, изложенные в теориях, да и сами теории мертвы. В них как в текстах ничего не содержится, кроме знаков, способных помочь квалифицированному сознанию мобилизовать свои живые представления и выстроить в живой0, развивающийся теоретический образ в соответствии с канвой текста.И, - повторим, - каждому это удаётся в меру его настойчивости, профессионализма и квалификации.
Наиболее плодотворной из человеческих иллюзий, из всех видов самообмана является стойкая иллюзия самостоятельного. существования теоретических понятий. Собственно в лоне этой конструктивной иллюзии теоретические понятия и обретают свое объективное реальное существование, свою жизнь. Но телеологическая традиция заставляет многих утверждать, что "значения слов" (сами?!) развиваются, "смыслы" интерферируют, контрастируют, отталкиваются друг от друга и т.п. При этом упускают из виду тот субстрат, на котором всё это происходит и его локализацию: телесно-мозговой субстрат, сознание, психику 1индивида. Что-то нигде не наблюдается, чтобы два теоретических текста по одной проблеме проинтерферировали бы не в голове, а, например, на книжной полке, находясь по соседству. Или даже в памяти ЭВМ.
|
|
Конечно, практика (вернее, общественно-историческая практика) - критерий истины, но теоретик ведь не мечется ежесекундно между теорией и практикой, чтобы свериться. Мир теоретических понятий - это Второй мир, обретенный человеком в его развитии. Он имеет право на автономные (буквально - своезаконные) отрезки существования на интервалах времени между двумя применениями "критерия истины". Он почти столь же богат, как и внешний мир, но его предмет благодаря трансцендентальным абстракциям (потенциальной и абсолютной осуществимости, отождествления, изолирующей), замечательной конструктивной иллюзии конкретизации-обобщения и неистребимой многоцентровости и метафоричности психики лишь частично совпадает с реалиями Первого мира.
Теория, цепь понятийно-теоретических построений обладают доказательностью. Теоретическое доказательство - высшая форма самовнушения, (а затем внушения последователям). Теоретические понятия предполагают спор лишь на первой фазе освоения и дальше не могут жить без единомыслия хотя бы двух теоретиков.
Всё автономное творчество может быть рассматриваемо как продуктивная конструктивная комбинаторная иллюзия. При этом, конечно же, продуктивность и конструктивность иллюзии рано или поздно проверяется и подтверждается или опровергается реалиями Первого мира.
|
|
Некоторые неконструктивные вредные иллюзии
О естественном языке
Одна из стойких тысячелетних иллюзий - мысль о том, что главная функция любого языка - коммуникативная, истинностная, информирующая, доказательная. Это совсем не так.
Начнем с того, что оставаясь всегда коммуникативной эта функция может обслуживать намеренную скрытность, дезинформацию, "переубеждение" (в форме насилия), лесть, шутку, эмоции, панику, религиозный экстаз, праздную болтовню, софистический спор, сеанс гипноза,- что угодно.
И лишь иногда как диковинную редкость она обслуживает "строгий","бесстрастный" "логический вывод". Однако логическая доказательная функция языка, может быть, и обнаруживается в тиши научных кабинетов или в институтских аудиториях, но и здесь сопровождается интенсивными эмоциями, страстным желанием убедить научную общественность в универсальности, истинности полученных результатов. Но мы знаем, что при этом велика доля и роль заблуждений (назидательная "летопись" которых, к сожалению, прочти не ведётся).
Всё поведение и всё языковое поведение людей, независимо от уровня их "логической подкованности", глубоко эмотивно и паралогично. Эмоции, как правило, привычно не замечаются нами, хотя сотрясают нас еже минутно как бы ни "спокойно" и ни "логично" мы себя ни чувствовали. Так не замечаем мы - жители материковой равнины - ежечасных микроземлетрясений, не будь которых, макроземлетрясения были бы гораздо более частыми. Кроме того, из теорий, разрабатывающих роль неязыковых средств коммуникаций (мимика, жест), известно, что более 80% информации люди передают помимо языкового канала.
|
|
Взгляните хоть на историю, хоть на повседневность. Чему служит язык? Он служит на 99,9% делу внелогического и паралогического влияния человека на человека. На долю сообщения влияющих истин и логическое убеждение выпадает исчезающе мало. Общественное сознание переполнено языковым влиянием и языковым насилием.
Приведем пример [74] воздействия звуковых сигналов на животных. Двух давно живших вместе крыс расселили по разным клеткам. Одну - в обычную клетку, другую - в клетку с металлическим дном. Крысы могли видеть и слышать друг друга. На металлический пол клетки две минуты в день подавался электрический ток, что было крайне неприятно для крысы и она подавала сигналы бедствия. А через три месяца у нее появились признаки сердечно-сосудистых нарушений (избежать воздействия она не могла). Поразительно же другое - вторая крыса, не получавшая непосредственного болевого воздействия, через месяц вся облысела, а через три у нее появились опухоли.
Возвращаясь к логике, научным и формальным теориям, не можем не заметить, что тексты их наполнены метафорами и аналогиями. Даже любое классическое непротиворечивое формальное исчисление (согласно теоремам Курта Гёделя о непополняемости формальных исчислений) содержат высказывания ни истинность, ни ложность коих неустановима. Смысл непополняемости в том, что присоединив такое неразрешимое высказывание к системе исходных аксиом (один раз предположительно как истинное, а второй раз - как ложное) получим два расширенных формальных исчисления, в которых обязательно встретятся снова (теперь уже другие) неразрешимые высказывания. И так до бесконечности.
Отметим, что метафоричность языка научных теорий не случайна.[69]: "Метафоры дают жизнь научным понятиям", а в ходе развития теорий всегда предшествуют заменяющим их лишь впоследствии точным понятиям [46]. Ни одна сверхстрогая теория не "оживает" без метафор и всякая теория ими переполнена.
Странным кажется это обстоятельство: логике почти нет места в языковой ткани человечества, но тысячелетиями её упорно проталкивают на роль аппарата для организации человеческого поведения и человеческого языкового поведения. Слово "логика" стало прогрессирующим омонимом и может быть встречено в любом сочетании от "логики абсурда", "логики научного исследования" до "логики языка", но почти нигде в таких
случаях никакой логики и в помине нет, а есть нечто организующее, но другое.
Усугубляя эту омонимию, мы скажем, что должны быть разработаны по-настоящему многие другие "логики":
"логика общения" = прагматика общения,
"логика спора" = забытая риторика,
"логика игры" = "лудика" и т.п.
Но надо сразу же убрать поистине навязчивый омоним "логика" из названий этих и многих других дисциплин, заменив его на самостоятельные понятия.
2.2.4.5.2. О "могуществе" логики
Классическая и новейшие логики в данный момент представляют собой "кладбище паровозов", на котором иногда можно найти любопытные детальки и попытаться дать им вторую жизнь. (Возможно в рамках новых или почему-то не состоявшихся дисциплин).
Формальной логике чуждо явление ауторефлексии, когда деятель поднимается над планом собственной мысли, видит себя, свою когнитивную задачу и "ходы собственной мысли" одновременно. Не спасает и башня метатерминов [62]. 1 А ведь это доступно даже и не гордому обыденному сознанию.
В этой связи зададимся простым вопросом: насколько интересно читать художественное произведение, написанное по законам классической логики? Ведь при чтении текста наиболее хороши метафоры, гиперболы, неожиданные ходы изложения...
Формальная логика дает внешне привлекательные стройные схемы. Эта красота и законченность построений просто завораживает. Увы, попытки применения таких схем на практике дает успех только для узких, полностью информационно-логически определенных случаев, когда "и так все ясно". И "слабый восторг" возникает только в силу того, что "...ага, логические схемы приводят к подтверждению" того, что и так ясно на основании здравого смысла. Применение же формально-логических схем к изначально неясным, нечетким случаям приводит, как правило, к провалам.