Для Юнга, "рациональные" (то есть, экономические, политические, и обычные психологические), факторы неспособны объяснить признание немцами Гитлера и нацистов. Конечно, Юнг думал, что принципы Фрейда и Адлера, базируемые на "надцивилизованной" психологии иудаизма, бесполезны в понимании варварской и творческой природы немецкой души.
С другой стороны, в письме Герхарду Адлеру (9 июня 1934), Юнг предполагает, что механизация, которую он так ненавидит во Фрейде, не возникла вследствие его еврейскости, а скорее в результате того, что Фрейд забыл и отдалился от своего иудаизма. Он завершает:
"Когда я критикую еврейскость Фрейда, я не критикую самих евреев, а скорее омерзительную способность еврея, представленного Фрейдом, отрицать свою собственную природу" [66].
Проблема нападения Юнга на "еврейскую ортодоксальность" может быть продиктована его нерешительностью открыто обозначить свои разночтения с Фрейдом. Несмотря на то, что Юнга здесь можно обвинить в создании "реинтерпретационного искажения" антисемитских заявлений, сделанных ранее в том году, его взгляды едва ли были антисемитскими, а скорее были фактически связанны с критическим осмыслением фрейдизма. Возможно, более обширной точкой опоры может стать тот факт, что для Юнга понятия "еврейской" и "арийской" психологии служили условным обозначением для определенных "идеальных типов" (термин в понимании Вебера), которые, по словам Юнга не привязаны к конкретным евреям или членам любой другой этнической группы. Однако, даже если мы допустим, что использование Юнгом этих фраз не было призвано создать твердые различия между этническими или расовыми группами, их эффект во времена Юнга, мог лишь способствовать этническим разногласиям, подпитываемым Нацистской партией.
|
|
В июне 1934 в двух письмах – одном Адлеру, другом к С. Е. Бенда, Юнг ответил на вопросы о своих ранее изданных комментариях, где говорилось, что еврей никогда не создавал собственную "культурную форму". Он говорит Бенда, что есть "существенное различие" между "культурой" и "культурной формой" (различие, независимое от автора), и что «никто более глубоко чем я не убежден, что евреи ‑ люди с культурой» [67].
Далее он утверждает, что, если он и говорил о евреях, что в той же самой статье он сделал относительно немцев (в отношении которых он использовал слово "варварство"), такое заявление, которое "возможно, имеет некоторые причины для волнения".
В письме другому из его еврейских учеников Эриху Нойманну (декабрь 22,1935), Юнг пишет: "Еврей в процессе развития всегда находится на пути к становлению 'неевреем'," и для многих из его пациентов "еврейскость" ‑ личное оскорбление[68]. Юнг подразумевает, что в его работе с такими пациентами должен возвратить их к своим еврейским корням. В том же самом письме он говорит Нойманну:
"Я нахожу ваше суждение о том, что почва Палестины важна и наиболее ценна для еврейской индивидуации, очень верным".
Юнг задается вопросом, необходимо ли еврею, который привык к тому, чтобы быть неевреем, напоминание его еврейскости.
Известно, что Нойманн в своих письмах Юнгу в течение середины 1930‑ых, выразил надежду на то, что Юнг станет его наставником в поиске глубинного понимания его собственных иудейских корней, и даже именовал Юнга "благочестивый представитель нации" (традиционное еврейское звание, позже присужденное государством Израиля людям другой нации, которые спасали евреев от Холокоста). Нойманн надеялся, что Юнг станет тем духовным учителем, который, вследствие "нынешнего духовного обеднения иудаизма" не был доступен ему в еврейском мире[69]. Однако, Нойманн предвидел опасность, что аналитическая психология приведет к "предательству [его] собственных еврейских корней ради чего‑то более красивого, глубокого и современного"[70].
|
|
ЕВРЕЙСКИЕ БЕЖЕНЦЫИ ПОПЫТКА УБЕДИТЬ ФРЕЙДА УЕХАТЬ
19 декабря 1938 Юнг написал Эриху Нойманну:
"Я имею непосредственное отношение к еврейским беженцам, и надолго занят поиском места для всех моих еврейских знакомых в Англии и Америке" [71].
Юнга действительно в это время прилагал большие усилия для облегчения судьбы евреев, леча много еврейских пациентов бесплатно, и назначая многочисленные денежные гранты, чтобы устроить их выезд из Германии и переезд в Швейцарию[72]. В своем письме Нойманну, Юнг советует ему не заниматься слишком много своей определенно еврейской психологией в контексте трагических событий, которые тогда разворачивались в Европе. Юнг написал:
"определенные христианские или еврейские особенности имеют лишь вторичное значение,"
и "Невелика разница между типичной протестантской и еврейской психологией с учетом сложности исторического времени".
Ранее в 1938 в сотрудничестве с другим швейцарским юнгианцем и несколькими евреями, Юнг прилагал усилия, чтобы убедить Фрейда и других евреев уехать из Австрии. Существуют по крайней мере две версии событий, сопровождающих эти попытки (ни одна из которых не подтверждена документально), первая упоминается в биографии Юнга, составленной Барбарой Ханной, а вторая ‑ Робертом С. Маккалли[73]. Детали меняются, но в обоих случаях Франца Риклина младшего, сына бывшего партнера Фрейда и теперь юнгианца, послали в Австрию, чтобы подарить Фрейду существенную денежную сумму, чтобы тот мог покинуть страну. В версии Ханны деньги послали "некоторые чрезвычайно богатые швейцарские евреи", тогда как в версии Маккалли деньги принадлежали отцу Риклина и Юнгу. В обоих случаях Фрейд отклонил предложение, говоря, "Я отказываюсь быть признательным моим врагам". Риклин возвратился разочарованный в Швейцарию, а позже Фрейд нашел другие средства оставить Австрию и уехать в Англию.
|
|
ЮНГ И ГИТЛЕР
В то время как Юнг по крайней мере однажды говорил о Гитлере, он очевидно никогда не встречал и не имел прямых контактов с немецким диктатором[74]. Однако, Гитлер обладал определенным обаянием в глазах Юнга, что прослеживается рядом писем, отзывов и интервью во времена 1930‑х.
В письме Эриху Нойманну, датированном 12 августа 1934, в публикации которого было отказано, Юнг пишет:
Иаков, в отличие от Исава, делает символическую попытку коллективной индивидуации или, точнее, воплощает стадию коллективного развития, как, например, Гитлер есть историческая попытка коллективной индивидуации немца, или мифологические образы Иисуса, Митры, Аттиса, Осириса, и т.д. [75]
В то время как Юнг здесь сравнивает Гитлера и с библейским Иаковом и с Иисусом, сравнение является описательным и предназначено подчеркнуть несомненно сильную роль, которую люди как Иаков, Иисус и Гитлер играют в коллективных душах соответствующих народов. Однако, в этом сравнении присутствует явно положительный акцент, поскольку Юнг говорит о "коллективной индивидуации... [и] развитии".
В серии Тавистокских лекций в Лондоне в 1935 Юнг описал гипнотический эффект, который Нацизм производил не только на немцев, но даже на самого Юнга, когда он был в Германии:
Могли бы мы поверить тогда, что целая нация высокоинтеллигентных и воспитанных людей может быть охвачена помрачающей умы властью архетипа? Я видел, что это грядет, и понимал это грядущее, так как представляю себе силу коллективного бессознательного. Со стороны же все выглядит невероятным. Даже мои собственные друзья находятся под опьяняющим влиянием архетипа, и когда я нахожусь в Германии, то сам в это верю; я все понимаю и знаю, что иначе и быть не может. Никто не в силах сопротивляться. Происходящее бьет ниже пояса, совсем не доходя до головы; мозг при этом ничего не воспринимает, поскольку здесь задействована система симпатии, сочувствия. Это сила, которая очаровывает людей изнутри – актуализировавшееся коллективное бессознательное ‑ это архетип, общий для всех живущих. …Мы не должны оставаться детьми, имея интеллект и высказывая разумные идеи: так не должно быть [76].
Относительно немцев, поддавшихся влиянию Третьего Рейха, Юнг сказал:
"Они были одержимы непостижимой судьбой, и вы не можете сказать, правильно это или неправильно. Это не имеет никакого отношения к рациональному суждению, это ‑ лишь история" [77].
Тем не менее, нельзя обвинить Юнга в том, что он был настолько опьянен тем, что сам описал как архетипический аспект власти Гитлера над немецким психэ. Возможно, многие зададутся вопросом, почему он мог отрицать применение категорий "правильно" и "неправильно" относительно одержимости потоком национал‑социализма.
В письме Аарону Робаку (29 сентября 1936) Юнг пишет:
"Я не нацист, на самом деле я политически нейтрален "[78].
В те же самые годы Юнг поднял проблему психологию национал‑социализма в часто цитируемой здесь статье "Вотан"[79]. Вотан ‑ Тевтонский Бог, которого Юнг соотносит с иррациональным, варварским, но вместе с этим с творческой глубиной немецкого психэ. Как мы убедились, Юнг считал, что немцы были одержимы Вотаном.[80]. Для Юнга, Весь человеческий самоконтроль подходит к концу, когда индивидуальность поймана в ловушку массового движения. Тогда начинают действовать архетипы"[81]. Юнг вполне решительно отрекается от Гитлера и нацистов, когда говорит:
"Впечатляющая суть немецкого феномена состоит в том, что один человек, который, был без сомнения 'одержим' заразил всю страну до такой степени, что все пришло в движение и покатилось к неминуемой гибели" [82].
ИНТЕРВЬЮ НИКЕРБОКЕРУ
В 1938 у Юнга взял интервью американец Х. Р. Никербокер, международный корреспондент. Во время интервью Юнг свободно говорил о немецком диктаторе. Его замечания, которые должны были нести лишь описательный характер, тем не менее предполагают, что Юнг был глубоко впечатлен архетипической властью Гитлера над массами. Юнг говорит:
"Нет ни малейшего сомнения в том, что Гитлер фактически принадлежит в категории мистического целителя, шамана, колдуна. Как кто‑то сказал о нем на последнем конгрессе [в Нюрнберге] со времени Мухаммеда никто не был так отмечен в этом мире".
Юнг продолжает описывать мистическое значение диктатуры Гитлера:
Гитлер обладал мистическим свойством делать вещи, которые кажутся нам нелогичными, необъяснимыми, любопытными и неблагоразумными. Но посмотрите – даже номенклатура нацистов является чисто мистической. Возьмите само название нацистского государства ‑ только нацисты называют его Третьим Рейхом, поскольку это название несет глубинный мистический смысл: для каждого немца "Третий Рейх" отдается эхом в его бессознательном, восходя к ступеням библейской иерархии. Таким образом, Гитлер, который принимает это мистическое название, является вождем Третьего Рейха, что значит намного больше, нежели просто человек [83].
Замечания Юнга здесь очень глубоки, несмотря на то, что носят лишь описательный характер. Он не дает (юнгианское) психологическое оправдание поведения Гитлера, не оправдывает представление о том, что Гитлер ‑ "больше, нежели просто человек", а говорит лишь о том, что немецкий лидер действует в рамках конкретного архетипа, который побуждает его приверженцев воспринимать его определенным образом. Сравнение с Мухаммедом и библейская интерпретация Третьего Рейха предполагает, что для немцев Гитлер – это носитель "третьего" откровения, наряду с Моисеем и Иисусом! В то время как это – тревожное заявление, оно более чем наполовину оправдано.
Для Юнга Гитлер ‑ человек, который не направлен своим эго сознанием, а учитывает глубинный голос того, что Юнг в других источниках называет "Самостью". Юнг глубоко впечатлен силой интуиции Гитлера, и он говорит Никербокеру:
Секрет Гитлера является двойным: во‑первых у его бессознательного есть необыкновенный доступ к его сознанию, и во‑вторых, он позволяет себе быть этим одержимым. Он походит на человека, который внимательно слушает поток предложений из источника, а затем действует согласно этому шепоту. В нашем случае, даже если иногда бессознательному удается достучаться до нас через сновидения, в нас просыпается слишком много рациональности, слишком много головного мозга, чтобы повиноваться ему. Это, несомненно, имеет место с Чемберленом, но Гитлер слушает и повинуется. Подлинного лидера всегда ведут.
Юнг продолжает по поводу этого бессознательной перцепции:
[Гитлер] озвучивает политические суждения, которые, как оказывается позже, являются верными, несмотря на то, что идут вразрез с мнением всех его советников и всех иностранных наблюдателей". [84]
В статье, опубликованной после смерти своего отца, Миха Нойман откровенно говорил об огорчении Эриха Ноймана, вызванном отказом Юнга осудить опасности нацизма в середине 30‑х годов:
Мой отец сказал мне, что пытался убедить Юнга в серьезной опасности нацистского движения, жестокости и бесчеловечности нацистов. Он попросил, чтобы Юнг высказался открыто и ясно против их идеологии и особенно против их антисемитских идей и политики. Он признал, что был не в состоянии изменить отношение Юнга. Мой отец предупредил его, что, если бы он сохранял рассудительность в такое неблагоприятное для евреев время, тогда его навсегда бы запомнили. Юнг, уверенный в свойствах немецкого коллективного бессознательного, настоял, что в этой ситуации все еще могло проявиться нечто положительное [85].
Не трудно предположить, почему Нойманн не смог убедить Юнга, который даже несколько лет спустя продолжал выражать определенное восхищение Гитлером. Снова и снова в своем интервью с Никербокеру Юнг использует религиозные метафоры, говоря о нем. В то время как слова Юнга не несут никакого одобрения, определенное восхищение, если не энтузиазм, выражено в выборе языка и символов:
"Гитлер ‑ знахарь, шаман, форма духовного сосуда, полубог, а еще лучше, миф", и "кажется, что немцы теперь убеждены, что нашли своего Мессию".
Юнг продолжает:
"Положение немцев необыкновенным образом походит на положение древних евреев", подобного евреям они имеют комплекс неполноценности и ждут Спасителя [86].
Согласно Юнгу:
Если он [Гитлер] не является их истинным Мессией, он походит на одного из пророков Ветхого Завета: его миссия состоит в том, чтобы объединить людей и привести их в Землю Обетованную [87].
Юнг далее утверждает, что Гитлер будет продолжать свою кампанию против католической и протестантской церкви, потому что он хочет заменить устаревшие догмы новой верой. В ответ на вопрос Юнг говорит, что "весьма возможно", что гитлеризм мог стать неизменной немецкой религией, как мусульманство для муслимов. Юнг предполагает, что одно из доказательств этой идеи ‑ то, что немецкие сообщества в отдаленных частях мира, таких как Чили, несмотря на удаленность от Берлина приняли гитлеризм.
Во время своего интервью 1938 года Юнг четко знал об антисемитизме Гитлера и даже предполагал, что Муссолини принял антисемитские идеи, потому что он стал "убежденным, что мировые Евреи были, вероятно, неисправимой и эффективной силой против фашизма".
Юнг вновь подчеркнул, что большинство из того, что он говорит в интервью, должно быть понято как описание, а не как одобрение. Далее в этом интервью Юнг ясно говорит, что считает Гитлера большой угрозой:
"Вы боитесь Гитлера. Вы знаете, что никогда не смогли бы говорить с этим человеком; потому что его нет как такового. Он не человек, а коллектив. Он не человек; а вся страна".
Юнг предполагает, что Гитлер так или иначе захочет откусить кусок России.
Он говорит:
"Никто никогда не пытался откусить кусок России, не сожалея об этом впоследствии. Это не особо усваиваемая еда. Немцам могли бы потребоваться сотни лет, чтобы закончить обед. Тем временем, мы должны быть в безопасности, говоря о нас, я имею в виду всю Западную цивилизацию".
Юнг предполагает, чтобы демократия Америки должна быть спасена, а "мы все еще гибнем"[88]. Юнг не доверяет национализму:
"Все должны бояться господства нации. Это ‑ ужасная вещь. Как у такой вещи могут быть честь или слово? Именно поэтому я поддерживаю малочисленные нации. Малочисленные нации приносят маленькие беды. Многочисленные нации приносят великие катастрофы" [89].
Прочтение всего интервью говорит о том, что Юнг был очарован мистицизмом Гитлера, но опасался национализма и не доверял ему. По крайней мере, в завершении своего интервью с Никербокером, он присоединяется к Западу. Тем не менее, можно придти к выводу, что Юнг на самом деле говорил как бы двумя голосами и страховал свое положение. Часть сказанного была такова, что позднее могла быть интерпретирована как чрезвычайная лесть Гитлеру, как "только лишь описание" и как обвинение. Мы должны отметить, что Юнг демонстрировал ту же самую тенденцию относительно своей так называемой "теологии". В то время как он высказал много суждений, которые могли быть с готовностью интерпретированы как метафизические или теологические, он говорил в той манере, которая разрешала ему отрицать, что эти заявления были сами по себе метафизическими, и утверждал, что они были лишь "описательными"[90]. Чувствовал он это или нет, но Юнг, судя по всему, высказал свои весьма драматические заявления такими словами, которые могли впоследствии быть истолкованы в ту или иную сторону теми, кто попытался бы понять эти заявления в буквальном или конкретном смысле.
СНОВИДЕНИЯ ЮНГА О ГИТЛЕРЕ
В 1939, во время договора о ненападении Гитлера‑Сталина, Юнг, согласно некоторым утверждением, Юнг видел сон о Гитлере, который был записан только несколько лет спустя, сначала Э. А. Беннеттом в 1946, и затем Эстер Хардинг в 1948. В версии Беннета[91]Юнг находился в пространстве, заполненном буйволами (то есть немцами). Он и Гитлер были каждый на отдельной насыпи, и Юнг чувствовал, что, "пока он зафиксировал пристальный взгляд на Гитлере, с ним все будут хорошо". Затем казаки окружают буйволов и уводят их, и Юнг просыпается в прекрасном расположении духа, зная, что Германия будет побеждена Россией. Юнг сказал Беннетту, что это было очень важным "коллективным сновидением"[92]. В версии Хардинг[93], Юнг увидел себя в замке из динамита, в котором Гитлер выступал и "выглядел как Бог". Гитлер и Юнг стояли на смежных насыпях, и пространство перед ними было заполнено буйволами. Стадо было беспокойно, а Гитлер спрашивал Юнга об одинокой корове, которая была явно больна. Юнг сказал: "Очевидно, что она очень больна". Затем пришли казаки и начали прогонять стадо. Юнг интерпретировал Хардинг свой сон таким образом: то, что Гитлер виделся ему как Бог, указывает на то, что он, как Иуда и Антихрист, является инструментом божественных сил; болезнь коровы ‑ Анима или женский элемент, отсутствующий в Третьем Рейхе, и в "очень больной" Германии. Казаки представляют поражение Германии русскими, которые более примитивны и инстинктивны, нежели сами немцы. Ханна в биографии Юнга говорит нам, что Юнг позже видел сон, в котором Гитлер был "дьявольским Христом"[94]. Ханна связывает это с извечной увлеченностью Юнга темной стороной Бога, которая в конце концов была ясно сформулирована в Ответе Иову.
ВОЕННЫЕ ГОДЫ
К 1940 имя Юнга было в "черном списке" нацистов, и когда возникли предположения, что в Швейцарию вторгнутся войска, Юнга попросили уехать из Цюриха[95]. Разумеется, с началом войны Юнг потерял весь оптимизм в отношении нацистского режима, и участвовал в обсуждениях планов о свержении Гитлера. Юнг также действовал как советник Аллена Даллеса, американского шпиона, который приехал в Швейцарию в ноябре 1942 и отправил в Вашингтон немало сообщений, основываясь на наблюдениях Юнга за поведением и характером нацистов[96].
С другой стороны, Пол Роузен сообщает о наличии в британском Министерстве иностранных дел буклетов 1946 года издания, озаглавленных "Случай доктора Карла Г. Юнга – пособника нацистов и псевдоученого", составленного Морисом Леоном. Документ был засекречен, и поэтому не доступен для Роузена, но он сообщает, что Министерство иностранных дел упоминает о "предложенном испытании" дл Юнга как для "военного преступника"[97].
В документе, датированном декабрем 1944, содержится отчет секретного соглашения, ограничивающего процентное соотношение евреев в Клубе Аналитической Психологии Цюриха, сообществе, с которым Юнг был тесно связан. В то время, как некоторые считали, что это было средством защиты Юнга на тот случай, если бы в Швейцарию вторглись нацисты, все соглашаются с тем, что Юнг знал об этом долевом соотношении, не отмененном до тех пор, пока Зигмунд Хевайц (ученик и дантист Юнга) не предложил отозвать свое заявление о членства, если это незаконное правило не будет отменено. Когда Майденбаум и Мартин попытались выяснить, продолжалась ли дискриминация против евреев после войны вплоть до того момента, как это правило было отменено в 1950[98], им сообщили, что документы клуба велись кое‑как и полагаться на них не стоит.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
В работе "После катастрофы"[99], изданной в 1946, Юнг признается, что не понимал, насколько глубоко был затронут нацистской эпохой.
Мистическое соучастие в германских событиях заставило меня испытать широчайший спектр психологического понятия коллективной вины [100].
Он добавляет:
Когда я касаюсь этой проблемы, это ни в коем случае не связано с чувством хладнокровного превосходства, а скорее с пробужденным пониманием ущербности.
В этом эссе представление Юнга о Гитлере очень отличается от описания, которое он предоставил Никербокеру в 1938. В этой статье он говорит:
Псевдонаучные теории расы, которыми все это прикрывалось и приукрашивалось, не оправдывали искоренения евреев [101].
Юнга определяет Гитлера как жертву pseudologiafantastika, которую Юнг описывает как истерическое состояние, в котором человек верит собственной лжи. Теперь Юнг говорит нам:
Театральные, очевидно истеричные жесты Гитлера поразили всех иностранцев (с несколькими удивительными исключениями) как просто потешные [102].
Принимая во внимание, что в интервью Никербокеру 1938 года Юнг заявил, что был поражен "мифическим взглядом Гитлера"[103]Юнг теперь говорит:
Когда я видел его своими глазами, он представлял собой психическое чучело (с метловищем в протянутой руке), а не человека.
Теперь вместо того, чтобы обратиться к аналогиям с Иаковом, Иисусом и Мухаммедом в качестве объяснения, почему немцы следуют за Гитлером, Юнг прикрепляет ярлык "психопатическая неполноценность" Германии, и говорит, что это ‑ …единственное объяснение, которое могло оправдать эффект, который это чучело имело на массы [104].
Юнг признает, что заявления противоречат высказываниям 1933 и 1934, когда улучшение экономический ситуации в Германии давало режиму Гитлера единственную надежду, но он не делает ссылки на свой более ранний архетипиеский анализ. Он лишь в общих чертах говорит о личной вине в этой "катастрофе":
Мы все должны открыть глаза на тени, которые вырисовываются позади современного человека, на то, что породило их ужасающее проявление, все должны решить это для себя. Это немаловажный вопрос, ‑ признать собственную вину и собственное зло, ведь все отбрасывает тень, без которой не может рассматриваться как целое. Когда мы ощущаем нашу вину, мы находимся в более благоприятном положении – мы можем, по крайней мере, надеяться измениться и совершенствоваться [105].
Как мы убедились ранее, выступая в Тавистоке в 1935, Юнг описал феномен Гитлеровской Германии, как ситуацию, находящуюся вне рационального отображения, которой нельзя сопротивляться, упомянув о том, что она не является правильной или неправильной, и "не имеет никакого отношения к рациональному сознанию"[106]. Однако, десять лет спустя в "Эпилоге к 'Эссе о событиях современности" Юнг придал другой уклон своему восприятию происходившего до войны:
Когда Гитлер захватил власть, для меня стало очевидно, что в Германии назревал массовый психоз. Но я не мог осознать, что это было во всей Германии, цивилизованной европейской стране с пониманием этики и морали [107].
В отличие от очарования Гитлером, принимавшем сигналы из бессознательного, Юнг говорит иначе:
"Как психиатр, приученный к контакту с пациентами, которые рискуют быть пораженными бессознательным содержанием, я знал, что с терапевтической точки зрения имеет важное значение усилить в максимально возможной степени их сознание и понимание настолько, чтобы было что‑то, чтобы перехватить и объединить содержание, прорывающееся к сознанию [108] ".
Юнг выступил с докладом "Борьба с Тенью" на Би‑би‑си в 1946. Этот доклад напечатан в его Собрании сочинений. В нем он описал Гитлера как "самую потрясающую персонификацию всей человеческой неполноценности. "[109]В этом докладе Юнг описывает Гитлера как
"совершенно неспособную, неприспособленную, безответственную, психопатическую личность, полную пустых, инфантильных фантазий, но обреченную иметь острую интуицию крысы или беспризорника".
Люди идентифицировали себя с ним, потому что в нем они видели свою собственную "тень". Такая манера говорить заметно контрастировала с его более ранними комментариями Никербокеру, когда он, казалось бы, хвалил прямой, неограниченный доступ Гитлера к своему бессознательному как ключ к его лидерству.
Также в 1946, в "Эпилоге к 'Эссе о событиях современности" Юнг написал, что уже в 1933 у него было "чрезвычайно неблагоприятное" впечатление от нацистской партии, но указывает на то, что он не хотел спешить ее осуждать[110].
В 1949 Saturday Review of Literature опубликовал статью Роберта Хиллайера, который обвинял Юнга в антисемитизме и пронацизме. Хиллайер сообщил, что
"за обедом в честь трехсотлетия Гарварда в 1936 доктор Юнг, сидевший рядом со мной, ловко завел разговор о Гитлере, развивая эту тему с тревожной теплотой, и пришел к заключению, что выигрышное положение Альпийской Швейцарии и новый порядок Гитлера в Германии представляют собой единственную надежду Европы" [111].
Позднее Юнг сказал Филипу Вили, что, хотя и не помнит, говорил ли Хиллайеру о чем‑то подобном, возможно, так оно и было, поскольку он часто до 1937 выражал веру в возможность диалога[112]. В этом контексте стоит отметить, что вскоре после обеда в честь Гарварда, The Observer взяла интервью у Юнга в Лондоне (18 октября 1936), и в то время как он назвал Рузвельта "совершенно безжалостным... созданным из того же теста, что и диктатор", Гитлера он назвал "Сивиллой, дельфийским оракулом", а правящую Германию "откровением"[113]. Однако, оптимизм Юнга относительно потенциала Гитлеровской Германии может быть несколько умерен тем фактом, что далеко не последний противник Гитлера, Уинстон Черчилль в 1935 задавался вопросом
" нашлет ли Гитлер на мир еще одну войну, во время которой цивилизация будет безвозвратно повержена, или останется в истории как человек, который восстановил честь и душевное спокойствие великой германской страны". [114]
Юнг ответил на выпад Хиллайера в интервью, сказав, что любой, кто прочел его письма, понял бы, что он не был антисемитом и не поддерживал нацизм, и что нацисты "играли двойную игру", с одной стороны добавляя в черный список его самого и его книги, а с другой предавая гласности то, что он якобы поддерживал их"[115]. Относительно его высказываний в "Состоянии психотерапии сегодня" Юнг указал на то, что, так как статья должна была быть напечатана в Германии, он "был вынужден написать ее в несколько двусмысленной манере". Далее он сказал, что лишь указывал "на определенные психологические различия" и что полное прочтение статьи должно показать, что он фактически был "благожелателен к евреям", которые "в целом более сознательны и дифференцированы, нежели арийцы".[116]
ИССЛЕДОВАНИЯ РИЧАРДА НОЛЛА
Ричард Нолл утверждает, что все противоречия относительно антисемитизма Юнга и его сочувствия нацизму должны быть осмыслены в контексте всей немецкой философии и духовности, которой принадлежала и мысль Юнга[117]. Когда в середине 1990‑ых была издана работа Нолла, она вызвала множество противоречий и в пределах и вне юнгианского сообщества. Я полагаю, что мы можем многое почерпнуть из его исследований, не обязательно принимая всерьез каждое из его предположений или заключений. В своем обзоре двух книг Нолла британский юнгианец и психиатр Энтони Стивенс признает, что "многочисленные свидетельства обвинителей собраны Ноллом для того, чтобы доказать, что юнгианская психология разделяет тот же самый германский праязык, арийскость, фольклорность [volkisch]. В ницшеанском поклонении солнцу коренится национал‑социализм".[118]В то время как Стивенс (и многие другие) оправданно авторитетны по отношению к некоторым из крайних тезисов Нолла (подобных таким, что Юнг создал религиозный культ с почитанием себя как Бога или "арийского Христа"; потому что он пережил то, что многие другие описывали как открытие "бога в себе", и Юнг, должно быть, "полагал, себя богом"; и что юнгианство ‑ тонко замаскированная "институциализированная капиталистическая затея"!), он в значительной степени принимает вклад Нолла в наше понимание Юнга и его мысли, считая, что Нолл был объективен, представляя хронологию развития исследований Юнга в области митраизма, гностицизма и алхимии, и если бы Нолл воздержался от некоторых из его наиболее возмутительных заключений, он, возможно, предоставил бы нам "академическое исследование культурной предыстории мысли Юнга и творческое разоблачение теневой стороны юнгианского учения и практики".