Словесное искусство Словесно-музыкальное искусство 15 глава

тизма прекрасное трактуется как качество «опыта», взятого в идеалистическом понимании. М. Хайдеггер_и некоторые дру­гие сторонники экзистенциализма^гхредставйтели символичес­кого истолкования процесса "художественного творчества (С. Лангер) настаивают на субъективном характере красоты. Эстетика неотомизма усматривает объективность прекрасно­го непосредственно в Боге, а Н. Гартман и Э. Сурио - в мисти^ чески и телеологически интерпретируемой действительности.

Итак, каковы основные уроки истории эстетической мыс-"" ли, имеющие наиболее важное значение для нашего понима­ния сущности красоты?

Мне кажется они состоят в следующем.

Прекрасное - категория эстетики, характеризующая явления, обладающие высшей эстетической ценностью! ~~

-неразрывно связано с человеком, а значит с другиш Гсмеж- ными явлениями (истинным, добрым, полезным, и т. п.);

-отличается от нравственного и теоретического (добра, истины) тем, что проявляется в конкретно-чувственной фор­ме" и обращается к созерцанию и воображению, а в отличие от полезного - носит бескорыстный характер;

-объективно (и в то же время относительно);

-имеет субъективную сторону (оценочный момент, инди­видуальное в восприятии и т. д.);

-связано с идеалом;

-имеет конкретно-исторический характер.

Рассмотрим теперь, как проявляется прекрасное в различ­ных сферах окружающего нас мира.

Огромно ^впечатляющей силой обладает к р а с о т а ч е-

л ое_к_а—

Вот что сказал об обаянии Елены Прекрасной замечатель­ный русский поэт Аполлон Николаевич Майков (1821-1897).

Сидели старцы Илиона В кругу у городских ворот. Уж длится града оборона Десятый год, тяжелый год! Они спасенья уж не ждали И только павших поминали,

 

 

Наиболее общие

210

И ту, которая была

Виною бед их - проклинали:

«Елена! ты собой ввела

Смерть в наши домы! Ты нам плена Готовишь цепи!!!»

В этот миг

Подходит медленно Елена Потупя очи, к сонму их; В ней детская сияла благость, И думы легкой чистота: Самой была как будто в тягость Ей роковая красота... Ах, и сквозь облако печали Струится свет ее лучей... Невольно смолкнув, старцы встали И расступились перед ней.

Как известно, Елена - героиня эпоса о Троянской войне, славившаяся необыкновенной красотой. Руки Елены добива­лись многие герои (Менелай, Одиссей, Диомед, Аякс, Патрокл и др.). По совету Одиссея Тиндарей взял у каждого из них клятву, что они не подымут оружия против избранного Еле­ной супруга и будут во всем ему помогать. Елена вышла за­муж за спартанского царя Менелая. Когда Парис похитил с помощью Афродиты Елену и увез ее в Трою, Менелай призвал на помощь всех связанных клятвой героев и они немедленно выступили в поход. Началась Троянская война.

Миф об Елене Прекрасной вдохновил многих писателей и драматургов (трагедии Софокла и Еврипида, панегирики Горгия и Исократа). Гёте во второй части своей знаменитой трагедии сделал Елену женой Фауста. Художники (Рафаэль, Клод Лоррен и др.) воплощали в образе Елены свой идеал красоты, этому мифу отдавали дань и композиторы (Глюк, Сен-Санс, Рихард Штраус и др.). Эпизод, которому посвящен при­веденный выше поэтический отрывок, встречается и в «Илиа­де». Увидевшие Елену гомеровские старцы не могли не прий­ти к единодушному мнению, что из-за такой женщины можно было начать войну:

 

211

Лекция V

Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы Брань за такую жену и беды столь долгие терпят: Истинно, вечным богиням она красотою подобна!

С выходом в свет магистерской диссертации и других _тРудов~Чё^ныше^кого~многиё1|сслё^оватёли в Рос сии (да"и не только в России][.пррнйклйсь^убёждением, что одно из глав­нейших условий красоты человека^ействительно заключает­ся в проявленик^жизни, развивающейся легко 1К без; препят­ствий. Жизненная сила обнаруживается прежде всего" в_р_у_-мянце, бледность же часто воспринимается как признак бо­лезни или упадка жизненной энергии. Может быть и вправду русский язык отразил какую-то глубокую истину? Не раз уже обращали внимание, что русское слово «красота» намекает на красный цвет: красавица в русских песнях - «красна деви­ца», Красная площадь в Москве - красивая площадь.

Поэты и иные «жрецы прекрасного» называют, конечно, и другие проявления физической, чувственной красоты. Не бу­дем их перечислять. Красота, как мы уже убедились, пред­ставляет такие трудности для исследования, что они кажутся порой непреодолимыми. В романе Достоевского «Братья Ка­рамазовы» читаем: «Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут». И еще: «Ужасно то, что кра­сота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердце людей».

Что происходит с физической, чувственной красотой, ког­да жизненные силы уходят, нам поведал Пушкин в рассказе Фина, любившего красавицу Наину. Чтобы зажечь в ее холод­ном сердце взаимность, Фин прибегнул к волшебству, в изуче­нии которого прошло незаметно слишком много времени. Овладев, наконец, чарами, чтобы победить сердце красавицы, Фин произносит заклинание:

- и в тьме лесной Стрела промчалась громовая, Волшебный вихорь поднял вой,

Земля вздрогнула под ногой... И вдруг сидит передо мной Старушка дряхлая, седая, Глазами впалыми сверкая, С горбом, с трясучей головой, Печальной ветхости картина. Ах, витязь, то была Наина!..

А Гамлет, взяв череп Йорика, говорит Горацио: «Ступай-ка теперь в будуар знатной дамы и скажи ей - пусть она хоть на палец наложит румян, а все таки лицо ее будет, наконец, таким же».

Однако, и это общеизвестный факт, красота бывает не толь­ко в молодости. И. Эккерман, например, рассказывал, как пре­красен был в старости Гёте. Мало того, Гёте был красив и на смертном одре («совершенный человек в полной своей кра­се», «глубокое спокойствие и твердость господствовали в чер­тах его возвышенно-благородного лица»).

Как это объяснить? Правильностью черт лица? Да, но не только. Дело в том, что мы^сак известно, живем не только жизнью физической, но и умственной, нравственной. Для че-ловека существует не одна красота телесная, но йГдуховнаяГГ Сократ, по Платону, был безобразен, когда молчал, и прекрасетгг когда говорил. Дантон влиял на толпу не только своим крас­норечием, но и внешностью, запечатлевшей его страшную мощь. Некрасивая наружность Мирабо не мешала ему привлекать к себе многочисленных женщин: он говорил, одушевляясь, и ум светился в его глазах. Шекспир писал о сатанинском гении Ричарда III, убившего отца и мужа Анны и все же покоривше­го ее сердце. Ричард был физический урод и нравственный изверг:

И вышел я таким хромым и гадким, Что взвидевши меня, собаки лают,

однако увлекал настойчивостью, дьявольским упорством, уме­нием осуществлять хитроумные планы и добиваться постав­ленной цели.

.___________________________________________________________________ --------------------- —______ ________________________________ ** -* V*

Огромную роль играет красота нравственного поступка Брат Антигоны из одноименной трагедии Софокла был объяв­лен врагом отечества. Закон запрещал предавать его земле И _все же, несмотря на грозившие ей страшные кары, Антигона похоронила брата:

Я рождена не для вражды взаимной, А для любви...

Каторга обнаружила всю неизмеримую любовь княгини Волконской к мужу, а Наталье Долгорукой черная изба пока­залась веселее царских палат. Нет страданий, которые не пре­возмогли бы женщины, способные на величайшие подвиги ради детей и любимого. Когда маленькая Герда, отправившаяся на поиски своего названного братца Кая в трогательной истории о Снежной королеве, казалось, вконец обессилела, и олень на­чал умолять старую финку дать ей силы двенадцати богаты­рей, ответ был: «Нет! Сильнее, чем она есть, ее никто не может сделать. Что может быть сильнее преданного сердца?» Что может быть прекраснее его? - спросим мы.

А вот как ответил на этот вопрос гётевский Фауст. Ему было суждено познать достижения естественных и оккульт­ных наук, постигнуть догматы христианской веры, самые дерз­кие проявления язычества и богохульства, изведать все воз­можные виды наслаждений, все мыслимые и немыслимые по­роки, пережить безумства любви, ненависть и предательство, возвыситься до идеала красоты и стать обладателем Елены Прекрасной, пройти испытания властью, богатством и славой, преодолеть пределы пространства и времени, побывать в разных эпохах и самых экзотических странах, проникнуть в глубины земли, где рождаются первообразы всех вещей. Он стал носите­лем совокупного опыта человечества и его жизненный путь подошел к концу. Фаусту уже сто лет, а «прекрасное мгнове­ние», которое захотелось бы продлить навек, еще не наступило.

Оно пришло тогда, когда Фауст, одушевленный идеей доб­ра, погрузился в пучину самоотверженной созидательной дея­тельности. Получив в награду от императора затопленный морем берег, Фауст целиком поглощен благородной целью

щ

214____________________ наиболее общие категории эстетики

его переустройства. Он стремится отвоевать часть суши у моря строит плотину, роет траншею и отводит воду, на отмели воз­водит дворец, на месте болота начинает выращивать сад:

Стада и люди, нивы, сёла,

Раскинутся на целине,

К которой дедов труд тяжелый

Подвел высокий вал извне.

Внутри по-райски заживется.

Пусть точит вал морской прилив,

Народ, умеющий бороться,

Всегда заделает прорыв.

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил.

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил.

Так именно, вседневно, ежегодно,

Трудясь, борясь, опасностью шутя,

Пускай живут муж, старец и дитя.

Народ свободный на земле свободной

Увидеть я б хотел в такие дни.

Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!

О, как прекрасно ты, повремени!

Воплощены следы моих борений,

И не сотрутся никогда они».

И, это торжество предвосхищая,

Я высший миг сейчас переживаю.

Фаусту кажется, что ему, наконец, открылся смысл челове­ческой жизни и что подлинная красота таится лишь в созида­тельной деятельности. Этот идеал во многом совпадает с миро­воззренческим принципом, лежащим в основе утвердившего­ся в немецкой классической философии понятия деятельности, и новой для европейской культуры концепцией личности, ха­рактеризуемой многообразными проявлениями активности, инициативы и рационализма. Справедливости ради надо отме­тить, что в разных типах культуры деятельность занимает от­нюдь не одинаковое место, выступая то в роли высшего смысла

человеческого бытия, то на правах далеко не почитаемого усло­вия жизни (вспомним хотя бы идеал буддизма с его практи­кой созерцательного размышления). Не разделяет в полной мере позицию Фауста и сам Гёте, но это уже совсем другой вопрос. Красота бесконечно разнообразна..Есть свои оттенки и у понятий «прекрасное», «красивое»7«прелестное7, «грациозное». Красивое, скорее всего, означает предметы и явления, способ­ные доставлять нам удовольствие, независимо от утилитар­ных соображений и только потому, что на них приятно смот­реть или приятно их слушать. Прекрасное означает превос­ходную ст^пен^ь_аг_«к^«^вое^ Тлрекрасное/ Понятие~пре-красного употребляют и тогда, когда, кроме вс^го1фочёго7 хотят подчеркнуть необыкновенные душевные качества че­ловека. Негодяй может быть красивым, не так ли? Прекрас­ным - никогда. Понятие грациозное происходит от латинс­кого слова «грация». Так в Риме стали называть харит -богинь, олицетворяющих женскую прелесть. В классическую эпоху их изображали одетыми в длинные хитоны, а в III веке до н. э. - прекрасными обнаженными девушками. В настоя­щее время «грациозное» означает красоту в движении; оно связывается также с понятиями «стройное», «изящное». Гра­циозной может быть танцовщица, легкая и едва касающаяся земли. Грациозна ласточка, вьющаяся в небе. Неграциозна лягушка, грузно шлепающаяся в грязь. Неграциозна черепа­ха, с трудом передвигающая свое тело. И, наконец, прелест­ное- это миниатюрно прекрасное, милое, пленительное. Та­кова, например, красота драгоценных камней, цветов, причуд­ливых морских раковин, райских птиц с их ярким оперени­ем.

Но «миниатюрность» - лишь внешний признак прелест­ного. Чем больше красота освобождается от физического эле­мента и проникается духовным, тем она возвышенней, и на­оборот: чем более в ней преобладает чувственный принцип, тем она прелестней. Поэтому Зевс, скорее всего, воплощает в себе символ возвышенной красоты, Венера - символ прекрас­ного, а Амур - символ прелестного. Мы говорим - «прелест­ное дитя», «прелестный носик». Но мы никогда не говорим -«прелестный носище».

ркрасное в природе та ^_и прекрасное ^человеке^ имееТ свой^ласштаб^иса-мые разнообразные оттенки. О прекрасном вприроде мы сейчас подробно говорить не будем, так как этот вопрос уже был нами обстоятельно освещен в теме «Сущность эстети­ческого». Хочется обратить ваше внимание на то, что когда I^Н-^М!?МР0^?М^-^1-0^IЯТI1е эстетического применительно к природе, речь фактически шла~о!грёкрасном и безобразном, поскольку в природе, как мы уже выяснили, нет ни

216 ~

Чувственная прелесть в искусстве находит широкое воп­лощение в изображении обнаженной натуры: «Купающаяся Афродита» - не богиня, а просто прелестная молодая женщи­на; «Венера Медицейская» - пленительно-кокетливая краса­вица, которая, приняв притворно-стыдливую позу и повернув голову, ищет взором зрителя, чтобы он полюбовался ею. В свое время французский эстетик Шарль Баттё, автор трактата «Изящные искусства, сведенные к единому принципу», опа­сался, как бы изображенная красота не помешала созерцате­лю возвыситься до эстетического бескорыстия и не возбудила сожаления о невозможности ею воспользоваться. Ханжество и эстетическое изуверство противников воплощения в искус­стве чувственной прелести хорошо известны (Людовик XII Орлеанский, между прочим, «прославился» тем, что не вынес слишком сладострастного, как ему показалось, выражения лица Леды, изображенной на одном из вариантов одноимен­ной картины знаменитого итальянского живописца Антонио Корреджо, разорвал полотно и даже сжег его некоторые фраг­менты). Но если что-то подобное тому, чего опасался Баттё, происходит, то в этом виноваты не произведения искусства, а те, кто на них смотрит исключительно с чувственной точки зрения. Подлинно художественное воспроизведение обнажен­ной натуры не рассчитано на восприятие эстетически нераз­витой личности.

Существует ли разница между красотой ручья извилис­
того, чистого, прохладного, красотой озера с его зеркальной
гладью, отражающей лазурное небо и роскошь растительно­
сти берегов, и красотой океана бескрайнего, грозного, величе­
ственного в момент разыгравшейся бури? По-видимому, су­
ществует, поскольку прекрасное в природе так
же, ^<аки прекрасное ^чело Т ^

Декапя

_Кого, ни комического, ни возвышенного, ни низменного Спор между «природниками» и «общественниками», а^иологи ческий подход к проблеме, прекрасное как ценностное явле _ние и объект влечения, стремления и интереса - все это прой­денный материал, который должен быть хорошо усвоен каж­дым. То же самое можно сказать о диалектике объективного _и субъективного в прекрасном, о соотношении «предметных» _и «субъектных» эстетических ценностей, о закономерностях функционирования ценностных систем, их проявления в раз­личных типах культуры. Если для европейца лев чаще всего - красивое животное, олицетворение власти, силы и могуще­ства, а тюлень - увалень, неуклюжий, бесформенный, то для эскимосов, для которых без тюленей была бы немыслима хорошая жизнь племени, эстетические свойства ластоногих представляются в совершенно ином свете. Не удивительно, что на попытку миссионеров обратить эскимосов в христи­анскую веру, эскимосы ответили твердым отказом. Не по­могли и разговоры о райской жизни. «В вашем небе нет тюленей, а небо без тюленей нам не подходит», - заявили они.

Прекрасное широко проявляется и в мире вещей (в мире так назыв^ё^мо^вт^6рой11риродьГ)Т Их красотгГтесно свя­зана с целесообразным_у ^ что доказывается реальным, практи­ческим функционированием созданных человеком предме­тов. Внутренний синтез красоты:й~ пользы"достигается через художественное конструирование (дизайн). Предметы обихо­да, оборудование, станки, машины, самолеты, космическ ие ко- рабли могут содержать в себе не только эстетическую выра­зительность, но и отдельные элементы художественно-образ­ного отношения к действительности (они могут, например, стать образами свободных творческих сил человека, воплощением пафоса соперничества или, напротив, гармоничного слияния с природой). Но диза йн вс е же - еще не искусство ^ В своей основе дизайн есть особый вид материально-продуктивного творчества. Совокупность научных подходов к дизайну полу­чила наименование технической эстетики.

Возникает вопрос: в чем состоит специфика^прекрасного и безобразного в и с к у с с т в е?

 

 

Наиболее общие категории эстетики

Если для всех других предметов и явлений красота лишь желательна, то для произведений искусства она обязатель­на. Прекрасное и искусство нерасторжимы. При этом пре­красное в искусстве воплощается двояко: как отражение пре-красных явлений действительности и как прекрасное их отражение (напомним известную мысль Чернышевского о том, что «нарисовать прекрасное лицо» и «прекрасно нарисо­вать лицо» - это не одно и то же).

Если предметы и явления, созерцание которых независи­мо от утилитарных соображений доставляет нам удовольствие, называются прекрасными, то наоборот, предметы и явления, причиняющие нам более или менее сильное страдание и чаще всего не потому, что они нам вредны, а лишь вследствие не­приятного впечатления, производимого на наше зрение или слух, мы называем безобразными. Прекрасное и безобразное -противоположности, тысячью нитей связанные друг с другом. Шекспир считал такую взаимосвязь закономерной: я имею в виду слова Гамлета о том, что даже такое божество, как Солн­це, плодит червей, когда начинает ласкать своими лучами па­даль.

Безобразное - негативная ценность и оно далеко не всегда безобидно. В греческой мифологий, например, безобразными считались хромой и уродливый Гефест, трехглавая Геката, страшные одноглазые гиганты цик л опы, лающая ТТци л л а, всё" поглощающая Харибда, морщинистые старухи грей, которые поочередно пользовались одним зубом и одним глазом^ а так­же горгоны, 6дна""йз"котррых - Медуза - была Существом подземного мира и превращала в..камень все, на что попадаЗГ ее взор, эринии, настигавшие и наказыва^Ёи!^престуТШй*ков7 Янус с двумя смотрящими в противоположные стороны лица­ми, сатиры, гарпии, сирены и т. п. В качестве безобразного в искусстве разных времен фигурируют смерть, болезни (в про­изведениях Фукидида^ Лукреция, Боккаччо - чума, в трагедий ях и повестях Шекспира, Гёте и Гоголя - умопомешатель­ство), привидения и призраки (Шекспир, Байрон, Гофман, Пуш­кин), кошмарные сновидения (Сальвадор Дали) и т. п.

Размышляя о цели воплощения безобразного в искусстве, Аристотель говорил о необходимости снять чувство отвраще-

 

219

Лекция V

ния от безобразного прекрасным изображением, Лессинг под­черкивал контраст, которым безобразное призвано оттенять прекрасное, а Белинский считал, что истинно художественное воспроизведение безобразного оказывается его разоблачени­ем и осуждением с позиций прекрасного. Однако в искусстве XX века мы сталкиваемся не только с развенчанием безобраз­ного и отрицанием его, но и с его эстетизацией. В «фабрику кошмаров» из «фабрики грез» давно уже превратилось ком­мерческое кино. Сцены сусально-трогательные уступили мес­то зловеще-уродливым. Люди, горящие в небоскребах, гигант­ские акулы, пожирающие своих жертв, вампиры, утоляющие жажду человеческой кровью, черви, вываливающиеся из глаз­ниц покойников, леденящие душу вопли и треск перемалыва­емых механизмами костей - все это вызывает у обывателя впечатление, что человеческая культура по своей сущности монструозна и что в жизни каким-то неотвратимым образом утверждается зло.

ЛИТЕРАТУРА

1. Асмус В. Ф. Античная философия. - М., 1976. - С. 3.

2. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. -
М., 1964. - Т. 1. -С. 89-90.

3. Платон. Соч.: В 3 т. - М., 1970. - Т. 2. - С. 142.

4. Гоббс Т. Избранные сочинения. - М.; Л., 1926. - С. 182

5. Юм Д. Соч.: В 2 т. - М., 1966. - Т. 2. - С. 724-725.

6. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В
5 т. - Т. 2. - С. 311.

7. Кант И. Соч.: В 6 т. - М., 1966. - Т. 5. - С. 233.

8. Асмус А. Ф. Проблема целесообразности в учении Канта об
органической природе и в эстетике // Кант И. Соч.: В 6 т.
- Т. 5. - С. 40-41.

9. Гегель Г. Эстетика. В 4 т. - М., 1968. - Т. 1.

10. Чернышевский Н. Г. Эстетические отношения искусства к дей­
ствительности. - М., 1955. - С. 10.

11. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 6. - С. 446.

О

220

СУЩНОСТЬ И ФУНКЦИИ ИСКУССТВА

1. Искусство как высшая форма эстети­ческого познания и эстетической дея­тельности человека

1.1. Определение границ искусства

1.2. Миметическая сторона природы
искусства

1.3. Творческо-созидательная (деятельно-
стная) сторона природы искусства

1.4. Понятие деятельности

1.5. Социально-ролевая организация ис­
кусства как сложно-динамическая
система

2. Содержание и форма в искусстве

2.1. Гносеологический параметр: два ас­
пекта проблемы содержания и фор­
мы в искусстве

2.2. Субстанциальный параметр: содер­
жание и форма как идеальное и
ма териальное

2.3. Семиотический параметр: изобрази­
тельное и выразительное в искусстве

2.4. Диалектика художественного содер­
жания и художественной формы

2.5. Произведение искусства в системе
художественной культуры

Лекция VI

1. Искусство как высшая форма эстетического познания и эстетической деятельности человека

1.1. Определение границ искусства

Слово «искусство» имеет в современных языках много значений. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно открыть «Толковый словарь русского языка» под общей ре-

 

221

Лекция VI

дакцией Б. М. Волина и Д. Н. Ушакова и мы сразу же столк­немся с несколькими определениями этого понятия. Искусст­во определяется там как «творческая художественная дея­тельность», далее - как «отрасль» творческой художествен­ной деятельности, потом - как «система приемов», «мето­дов» в какой-либо практической деятельности людей, и, нако­нец, -как «умение», «ловкость», «тонкое знание дела», «ма­стерство». Как справедливо отметил в свое время М. С. Каган, не представляет особого труда заметить, что речь здесь идет, конечно, о том «искусстве», которое является результатом ху­дожественно-творческой деятельности людей, а не о том, кото­рое можно обнаружить в любой практической деятельности, если она совершается мастерски (ведь можно искусно вытачи­вать деталь или удалять больные зубы). Однако было бы край­не наивно думать, что с помощью такого нехитрого терминоло­гического уточнения сложность проблемы полностью снимает­ся. Ибо тут сразу же встает следующий вопрос: а каковы, соб­ственно, границы художественно-творческой деятельности лю­дей? Или, иначе говоря, какие созидаемые человеком предметы и процессы мы вправе относить к сфере искусства, а какие неизбежно вынуждены будем оставить за его пределами?

Совершенно очевидны, пишет Каган, кардинальные разли­чия между романом и научным трактатом, между скульп­турой и машиной, между концертом и лекцией, между спек­таклем и футбольным матчем. Даже если мы не всегда можем теоретически обосновать, в чем это различие состоит, ощущается оно с такой отчетливостью, что мы без малейшего колебания именно роман, именно скульптуру, именно концерт, именно спектакль относим к художественным произведени­ям, а не научный трактат, не машину, не лекцию, не футболь­ный матч. При этом нас нимало не смущает то обстоятель­ство, что в «Фаусте» Гёте, например, можно встретиться с мас­сой научно-теоретических, исторических, философских рассуж­дений, поскольку элементы научного познания, вкрапленные в трагедию, не отменяют ее художественной основы, так же, впрочем, как и элементы художественно-образные, «рассыпан­ные» Платоном в его «Диалогах», не превращают философс­кие труды в произведения искусства. В еще большей мере

 

 

222 ____ ^^л^^ и функции иску сств*.

подобная синтетическая двойственность характерна для ар­хитектуры и декоративно-прикладного искусства, произведе­ния которых выступают одновременно // как некие техничес­кие конструкции, //как художественные творения (не следует только забывать, что далеко не всегда строительств дома пред­ставляет собой создание произведения зодчества, а производ­ство шкафов, кресел и других предметов домашнего обихода -произведений декоративно-прикладного искусства).

Как видим, найти границы искусства с другими видами человеческой деятельности непросто. Границы эти нельзя представлять себе в виде глухой китайской стены. Попытки жестко разграничить искусство и неискусство столь же мета­физичны, как и представления о том, что искусство растворя­ется в неискусстве, лишаясь какого бы то ни было качествен­ного своеобразия. Таким своеобразием искусство, разумеется, обладает, но, как образно выразился Каган, живет оно не толь­ко в собственном царстве, а вторгается и в чужие владения и там каким-то удивительным образом ассимилируется.

Из сказанного вытекает следующий вывод: нельзя постичь законы искусства, делая предметом изучения строго ограничен­ный набор определенных явлений или совокупность определен­ных форм художественной деятельности. Надо исследовать сам способ художественного освоения человеком мира. Сложность, однако, состоит в том, что способ этот принимает самые разнооб­разные обличил: словесное и бессловесное, звучащее и безмолв­ное, телесное и бесплотное, неподвижное и динамическое. Кроме того, произведение искусства по одним лишь внешним призна­кам нельзя отличить от предметов и процессов, имеющих не художественную, а какую-то иную ценность. Мы не найдем, пи­шет Каган, внешних отличий между гипсовой маской, снятой с лица Петра I, и его же скульптурным портретом, между простой газетной корреспонденцией и художественным очерком, напе­чатанным в той же газете. Это означает, что сущность художе­ственного освоения мира определяется не формальными при­знаками, а прежде всего особенностями содержания, свойствен­ным ему способом воссоздания действительности, то есть тем, что эстетика давно уже называет художественно-образным на­чалом искусства. Ибо художественный образ и есть та клеточ-