- Я выслушала все, что она сказала, Эдвард. Почему, думаешь, я вообще разговариваю с Эмметом?
Моя рука пробегается через волосы.
- Только не делай вид, будто знаешь ее. Вы с Элис провели больше времени с маникюршей, нежели с Беллой. Поэтому не делай вид, что ты знаешь ее.
Я снова начинаю подписывать бумаги.
- Я просила Элис не задевать Беллу. Мне жаль, если она не послушала.
Я отмахиваюсь от нее.
- Я не виню тебя за Элис. Я только прошу тебя не судить кого-то, кого ты даже не знаешь, основываясь на пяти вещах, которые можно было бы сосчитать на пальцах одной руки, что вы с ней сделали вместе.
- А ты думаешь, что знаешь ее, Эдвард? Ты действительно думаешь, что знаешь ее? Христос, я замужем за Эмметом, а не знаю и половины. Ты серьезно веришь в то, что она говорит тебе?
Она не грубит. Она просто пытается быть честной в своем любопытстве.
- Я верю в то, что вижу.
- И что же это, доктор Э?
Я откладываю ручку и смотрю на Розали.
- Я вижу кого-то, кто делает то, что говорит. Кого-то, кто не притворяется, что он тот, кем не является. Кого-то, кто выписывает слова, которые не понимает, потому что даже не окончил среднюю школу, но все равно умен и страстно жаждет знаний и кто терпеливо сидит и учится в моей гостиной, когда думает, что я поглощен телевизором. Кого-то, кто настолько боится потерпеть в чем-то неудачу, что умаляет даже то, что делает правильно и к чему способна, и меня бесит, что моя собственная сестра входит в число тех людей, которых я готов презирать, когда вижу то выражение на лице Беллы. - Я хватаю коробку со стола и бросаю ее Розали. - И я даже не могу подарить ей что-то такое пустяковое и незначительное, потому что кто-то обязательно спросит ее, откуда это, - если она, конечно, примет это, - а затем, когда она должна будет сказать, что это от меня, они будут смотреть на нее так, словно в этом причина, ради чего она здесь. Так что, черт возьми, не говори мне о своих трудностях с Эмметом. Независимо ни от чего, он всегда будет выглядеть хорошим парнем, а Белла – всего лишь той девушкой, которая пытается вытрахать из меня деньги. Так что даже…
Я прижимаю ко рту кулак и останавливаюсь прежде, чем полностью потеряю контроль. Она ничего не говорит. Я не смотрю на нее, но краем глаза вижу коробку. Она открывает ее и смотрит на содержимое.
Ее голос тих:
- Яблоко?
Я просто киваю.
- Почему яблоко?
Теперь я смотрю на нее.
- В парке, куда вы водите Джоша, раньше был яблоневый сад. Там можно было собирать яблоки. Где футбольное поле сейчас. Белла ходила туда с отцом, когда была маленькой. С отцом, который был шефом полиции, порядочным человеком, единственым, кто когда-либо заботился о ней и кто, пытаясь привезти ей домой чертов шоколадный батончик, погиб одним вечером, потому что парни грабили магазин, в котором он был, а у него не было пистолета, потому что он был не при исполнении и собирался уйти в отставку, чтобы больше времени проводить с дочерью и женой, которая ненавидела тот факт, что он был полицейским. Он остановился, чтобы помочь людям, которые попали в аварию, и опоздал на дерьмовый ужин, который приготовила мать Беллы. Так что он остановился купить ей гостинец, чтобы компенсировать свое отсутствие, и так и не смог отдать его ей. И когда у Беллы спрашиваешь, что было ее самой любимой забавой, все, о чем она может вспомнить, это о том скучном яблоневом саду, где она в последний раз была счастлива с последним человеком, который когда-либо делал ее счастливой. - Я перевожу дыхание, но мне по-прежнему горько. - Удивительно, что можно узнать, когда приложишь немного усилий, чтобы узнать кого-то, не так ли, Розали?
Она возвращает взгляд к браслету и закрывает крышку коробочки. Она отдает его мне.
- Ты не должен заставлять Беллу платить за то, что могут подумать или сделать другие люди. Он прекрасен. Ты должен подарить его ей.
***
Когда я прихожу домой, она достает белье из стиральной машины и запихивает его в сушилку. Я кладу свои вещи и обнимаю ее за плечи.
Она оглядывается через плечо.
- Эм… вообще-то я работаю. Ты не против?
- Как ни странно, против. - Я целую ее лицо, а она качает головой. Я обнимаю ее крепче, и она поддается, прислоняясь ко мне. Ее голова откидывается на мою грудь. Она смотрит на меня. - Я хотел сходить куда-нибудь сегодня поужинать, если ты хочешь.
Она машет головой.
- Я могу приготовить что-нибудь.
- Я знаю, но ты хотела бы сходить куда-нибудь?
Она слегка улыбается.
- Конечно.
- Хорошо, - я снова целую я ее лицо и отпускаю. - Я собираюсь переодеться, встретимся внизу.
Я нахожу свою комнату и вытаскиваю что-то более удобное для ношения. Что-то вроде того, что одевал на днях. Белла сочла важным сказать, что ей это понравилось… своим способом. Я убеждаюсь, что взял все свои вещи, и начинаю спускаться вниз. Она уже там. Сидит. Она оглядывается через плечо, когда слышит меня. Ее глаза быстро меня осматривают. Я делаю то же самое, когда она встает, и предлагаю ей руку. Она принимает ее, и путь, который она прошла, что принять мои простые жесты, не остается незамеченным мной.
Я высказываю благодарность и гордость за ее продвижение ее коже. Очередным простым жестом, но все же. Я вижу, как она смотрит на меня, когда мы выходим из дома в сторону гаража. Она продолжает наблюдать за мной, пока я убираю свои вещи с пассажирского сидения, очищая его.
- Ну вот. Твоя карета готова.
Вынырнув из автомобиля, я поворачиваюсь, чтобы позволить ей сесть, но ощущаю ее теплые руки на своем лице, притягивающие меня к себе. Я немного озадачен, но не сопротивляюсь. И определенно не отворачиваюсь. Ее рот нетерпелив и немного отчаян. Ее пальцы нервно подрагивают на моей коже. На моем подбородке. Белла обычно не целует меня так. Это больше похоже на то, как я целую ее. Это приятное изменение в нашем сценарии. Я накрываю ее руки своими, чтобы она знала, что мне нравится это. Что я хочу, чтобы она продолжала держать их здесь.
Ее губы шепчут против моих:
- Прости. - Она продолжает целовать меня. Это… извинение?
За что?
- Пожалуйста, не стесняйся делать это никогда. Правда, - бормочу я у ее рта.
Она отрывает губы от моих, но ее лицо остается возле моего.
- За то, что сказала. Раньше. За то, как назвала тебя. Я просто пошутила.
- О чем ты говоришь, Белла?
Она не смотрит на меня.
- О моем сообщении.
Мой ум быстро пытается пробежаться по нашему разговору. Я не помню ничего такого… эмм. О-о.
- Я не сержусь. Почему ты подумала, что я сержусь?
Ее взгляд взлетает к моему лицу.
- Ты не ответил мне.
Я всматриваюсь в ее глаза. Нервные. Детские. Напуганные. Глупенькие.
- Элис помешала. Я обедал с ней. Она была груба и вроде как… насмехалась надо мной.
- О-о.
- А тебе стоило бы знать лучше, чем думать, что я стал бы тебя игнорировать, если бы был обижен, Белла. Разве мы не разговариваем всегда, если что-то не так?
Она медленно кивает головой.
- Хотя… если ты поверила, что я зол на тебя, и поэтому совершила это нападение с поцелуями, то да… да, я очень обижен на тебя и, собственно говоря, уже даже не уверен, что хочу взять тебя с собой на ужин, а думаю, что, может быть…
И мой рот заткнут ее ртом. И на этот раз я чувствую ее радость. И я отпускаю ее руки, и они остаются на моем лице без какой-либо помощи. Я обнимаю ее за талию, и позволяю пальцам скользнуть по верху ее бедер. Кончики ее пальцев крепче сжимают мой подбородок.
Я позволяю своим рукам спуститься чуть ниже, поглаживая ладонями ткань ее джинсов. Ее язык нападает на мой. Она вжимается в меня. Она такая маленькая. Я позволяю своему пальцу скользить по линии между ее ягодиц. Мне нравятся те звуки, которые она издает, и, возможно, ужин может подождать.
Слышится звук закрываемой автомобильной дверцы. Тело Беллы застывает. Я бросаю взгляд через плечо, и, черт подери... самое время. Эсме. Белла отступает на шаг назад. Я нахожу ее руку, не желая, чтобы она чувствовала стыд, даже при том, что я не совсем в том настроении, чтобы обсуждать это со своей матерью прямо сейчас. Не нужно задаваться вопросом, увидела ли она то, что тут происходило - это написано на ее покрасневшем лице.
Она пытается вести себя как обычно.
- Привет, ребята.
- Привет, мам. Я не знал, что ты придешь.
Мне не хочется казаться раздраженным, но, черт, я уже был почти на полпути к тому, чтобы вернуть Беллу в дом, а теперь стою в своем гараже с ней, чувствующей смущение, и своими сконфуженными штанами.
- Да, ну, я не планировала, но я нашла кое-какие вещи и подумала, что они могли бы понравиться Белле. Они были на распродаже. - Она протягивает пакет.
Я беру его, потому что знаю - Белла не станет. Это неудобно.
- Так… чем вы, ребята, занимаетесь сегодня вечером?
Я пытаюсь сводить Беллу на ужин, как делают все нормальные люди.
- Мы с Беллой собирались выйти куда-нибудь поесть.
- О. Звучит… здорово. Тогда я должна оставить вас. Эмм… приятно провести время.
Я киваю, и она делает несколько шагов к своей машине. Она смотрит на меня, и на ее лице появляется то же выражение, что и у всех остальных, и я сыт этим по горло. Я нахожусь в своем доме, занимаюсь своими делами, а теперь чувствую себя так, словно должен объясниться? Эсме ушла, но ее присутствие все еще здесь. Чувство неловкости смыло все волшебство, счастье и свет, что мы имели. Это походит на Элис с теми дурацкими сообщениями.
- Эдвард?
И Белла ощущает это, что только больше злит меня.
- Поехали.
Я еду, но понятия не имею куда. Белла не спрашивает. Я пытаюсь слушать глупое радио и заглушить все то дерьмо в своей голове, но это не работает. Я пытаюсь придумать место, куда сводить ее, но мне приходится ехать еще с час, чтобы добраться до места, где я бы не боялся «старых» клиентов, одного из родителей моих пациентов или появления ее матери-суки. Это похоже на жизнь в клетке. Я резко поворачиваю налево, делая запрещенный поворот. Белла держится за свое сиденье, а я направляюсь к подъездной дорожке дома моих родителей прежде, чем передумаю.
Я хлопаю дверцей машины, и она следует за мной.
- Каллен, что ты делаешь?
Я стучу в дверь, не отвечая ей.
Она тянет меня за рукав рубашки.
- Иисус Христос, что ты делаешь?
Эсме открывает дверь прежде, чем я могу ответить. Ее взгляд насторожен.
Я так неуважителен.
- У тебя проблемы со мной и Беллой?
Глаза моей матери становятся огромными. Она недолго думает и качает головой.
- Конечно нет, дорогой. Почему бы вам…
- Тогда что, черт возьми, это был за взгляд?
Она открывает дверь шире.
- Входите.
Я поднимаю руку, останавливая ее.
- Просто ответь на проклятый вопрос.
- Эдвард, ты стоишь здесь и задаешь мне вопрос о том, что я чувствую насчет вас с Беллой. Я пытаюсь показать тебе, что думаю о вас обоих лучше, предлагая поговорить внутри дома, а не на пороге, словно с продавцами какого-нибудь журнала.
Она машет мне, и, ладно, я подыгрываю. Я тяну Беллу за собой. Мы садимся напротив Эсме в гостиной.
- Дорогой, мне очень жаль, что я огорчила тебя - вас обоих, - но я была застигнута врасплох. Я просто не думала… Я не глупа и не слепа. Я предполагала, что что-то происходит. Но не осознавала этого в полной мере. Я не знала. Мне очень жаль. Ты не можешь винить меня за это.
- Я не злюсь на тебя за то, что ты не знала. Я злюсь, потому что даже не мог сказать тебе… никому из вас.
Ее голова склоняется набок.
- Почему не мог?
Мой голос повышается.
- Потому что ты смотрела таким же взглядом, как Элис. Меня чертовски удивляет, что вы двое не связаны кровью, потому что, клянусь, взгляд был точно такой же.
- Пожалуйста, не сквернословь в моем доме. И, Эдвард, я всегда поддерживала тебя. Только потому, что я волнуюсь, не значит, что я плохой человек. Просто я - твоя мать. Это моя обязанность - беспокоиться о тебе.
- Я взрослый. Я сам могу о себе позаботиться. - Даже если веду себя, как ребенок.
- Скажи мне тогда кое-то. Что именно происходит между тобой и Беллой? - Она смотрит на нас обоих. - И что произойдет в будущем, если это действительно так серьезно, как я думаю… видя, как ты в моем доме кричишь и грубишь мне?
И я такой дурак. Я сердит и зол, но я - дурак, потому что даже сам себе не могу ответить на этот вопрос.
Эсме смотрит на Беллу.
- Прости, что я говорю о тебе так, как будто тебя здесь нет, дорогая, но мой сын нуждается в хорошем жизненном уроке. - Она снова смотрит на меня. - Что будет, когда родится ребенок Беллы, Эдвард? Даже если она пойдет на усыновление? Что произойдет после этого? Она будет оставаться твоей экономкой? Вы останетесь здесь? Я не представляю… - Она снова оглядывается на Беллу. - Мне очень жаль, действительно, что говорю это, потому что я не хочу тебя обидеть, Белла… - Эсме смотрит на меня. - Не думаю, что вы сможете вести нормальную жизнь в нашем городе, если ты выберешь Беллу своей девушкой, учитывая, какое у нее прошлое. Опять же, мне очень жаль. Моя цель не в том, чтобы быть жестокой, но ты спрашиваешь, почему каждый смотрит на вас таким взглядом, а я просто пытаюсь понять, что такое ты понял, что заставляет это выглядеть нормальным в твоей голове? Сынок, ты не хочешь, чтобы я беспокоилась? Так дай мне повод не делать этого. Я внимательно выслушаю.
Я спасен своим отцом. В комнату входит Карлайл.
- Всем вам нужно упокоиться.
Он садится рядом с Эсме.
- Я слышал уже все, что только мог. Ото всех. - Он берет мать за руку. - Теперь я понимаю, о чем ты говоришь. И я понимаю, что вы с Элис расстроены и обеспокоены. Но это больше, чем Эдвард и Белла, и, думаю, мы все это знаем. Так как насчет того, чтобы прекратить пинать призраков прошлого и иметь дело с настоящим. Я наблюдал, как мой сын из-за такого поведения в последние несколько лет не делал ничего, кроме как закрывался от нас, и я отказываюсь повторять эти ошибки. Вы с Элис беспокоитесь, что Эдварду причинят боль, но посмотри, что делаете вы все. Посмотри на него. Скажи мне, разве он не выглядит травмированным прямо сейчас? – Он машет рукой в мою сторону. Эсме выглядит раскаявшейся. Он вздыхает. - Перестань предотвращать то, чего не избежать. Если он выбирает это, то это – его выбор. Иногда мы делаем правильный выбор, а иногда - нет, иногда выбор правилен в определенное время, а в другое становится неверным. Но он достаточно умен, чтобы распознать это, да? - Он смотрит на меня. Я киваю. Он обращается у Эсме: - Иногда лучшие вещи рождаются из ошибок. Это делает нас теми, кем мы являемся. Это делает нас сильнее. Мы все их делали. Я точно делал. И я никогда бы не отказался от любой из них, потому что если бы я сделал, Эдварда бы не существовало. Я не подходил его матери, и эту ошибку стоило совершить, чтобы иметь возможность оценить то, что ее уход был благословением для нас. Это принесло нам тебя, Эсме. Ты вырастила Эдварда прекрасным молодым человеком. Ты приложила все усилия, чтобы он стал тем, кем он сегодня является, и ты должна понимать, что он может оступиться, но это мы - те, кто подаст ему руку, если так произойдет. - Он смотрит на меня. – И ты счастлив с Беллой, сын?
Я сжимаю ее пальцы крепче и киваю.
Он смотрит на нее.
- А ты счастлива с Эдвардом, Белла?
Она лишь слегка кивает.
Его взгляд возвращается ко мне.
- Мы знаем не больше, чем вы, о том, что вас обоих ждет в будущем… так что будьте счастливы. Я молюсь только о хорошем для тебя, Эдвард. И, возможно, это плохо кончится, как все думают. Может быть и так. Кто знает. Но, опять же… может быть, Таня была твоей Элизабет. И, может быть, Белла - твоя Эсме. Полагаю, есть только один способ выяснить это.
***
Мы сидим в тускло освещенном ресторане. Он не претенциозен. Это просто то место, которое обычно посещаем мы с Элис, потому что она любит чесночные рогалики. Белла лишь немного откусила от своей пиццы. Не считая нашего заказа, мы не произнесли ни слова после ухода из дома моих родителей. Не думаю, что она сердится на меня. Думаю, она просто растеряна и не знает, что делать и что сказать. Она чувствительна к гневу.
Я пододвигаюсь ближе к ней в кабинке. Я дотягиваюсь до ее руки под столом и подношу ее к своим губам. Ее глаза смотрят на меня. Я целую ее ладонь. Я наклоняюсь в сторону и достаю из кармана браслет.Дурацкую коробку я оставил дома. Я ничего не говорю, а просто застегиваю его вокруг ее запястья и снова целую ее руку.
- Я пытался найти способ, чтобы подарить тебе это с субботы.
Она убирает руку. Ее пальцы сжимают подвеску, и она смотрит на нее. Она не отрывает взгляд. И не существует ничего неправильного, правильного или какой-то борьбы во мне. И если она боится - она боится. И если она уходит - она уходит. И если она убегает - она убегает. И если я хочу, чтобы она осталась, то я должен быть честным. Это единственная вещь, являющаяся правильной.
Я заправляю прядь волос ей за ухо.
- Я люблю тебя, Белла. - Я продолжаю пропускать пальцы сквозь ее волосы. - Мне жаль, что все это так испорчено и что мы не можем быть похожи на Джаспера и Элис и делать вещи, которые делают нормальные люди, но это не изменит того, что я чувствую, и не сможет изменить. Я сказал Розали, что купил это тебе из-за истории, которую ты рассказала мне о яблоневых садах, но, честно говоря, я купил это тебе, потому что в глубине души знаю, что ты можешь когда-нибудь уйти. Неважно, по какой причине… и я хочу, чтобы ты тоже помнила наши дни в саду. Я хочу, чтобы ты помнила, что я люблю тебя. - Я прислоняюсь головой к ее виску. - Меня не волнует, что произойдет в будущем… просто не забывай этот день, пожалуйста.
И она молчит, а я чувствую, что независимо от ее слов или действий, я в порядке. Я сказал это, и внутри не осталось ничего, за исключением того, что я сказал, и я чувствую себя так, словно с моих плеч сброшен вес ста лет и я наконец-то могу вздохнуть. И когда я вдыхаю - это клубника, теплота и сладость. Голова Беллы поворачивается ко мне. На ее лице – дорожки слез. Она прижимается лбом к моему. Ее пальцы касаются моего подбородка.
- Я не забуду. Обещаю.
И это не «я люблю тебя», но это Белла, и ее пальцы на моем лице говорят все, что не говорят губы или сердце.
Глава 44. Комфорт и согласие.
Доброго дня, дорогие наши читательницы! Встречайте новую главу. Не смотря на название, сегодня будет над чем поразмыслить и, может быть, даже взгрустнуть. Будет... интересное посещение врача и намек на будущее. Всем приятного прочтения И, как всегда, все награды за редактуру Натусику
---------------------------------------------------------
Белла.
- Если эта штуковина приблизится ко мне, я умру, Эдвард.
Он смеется.
- Поразительно, я уже слышал раньше такое от женщины.
Я осматриваю край матраса. Он ползает на четвереньках, разыскивая того проклятого паука размером с Годзиллу.
- Я серьезно.
Он встает.
– Он давно убежал, милая. Нет здесь никакого паука.
Я гримасничаю, а он думает, что это смешно. Мне так не кажется. Он вздыхает все еще с толикой веселья на лице.
- Тогда вставай с кровати. Я посмотрю более тщательно.
Я позволяю пальцам ног коснуться ковра, и он начинает расстилать постель. Я оглядываюсь вокруг, удостоверяясь, что этой штуковины около нас нет. Он уже проверил ванную - ничего. Восемь маленьких ножек не смогли бы далеко уйти. На кровати полный бедлам. Подушки и одеяла перевернуты. Он оборачивается.
- Его нет здесь, Белла. Можем мы теперь лечь спать, пожалуйста? Я устал… и хорошо проверил всю комнату.
- Прекрасно.
Я заползаю обратно на кровать. Он упирается ладонями в матрас, но не делает ни единого движения, чтобы забраться на нее.
- Я иду в душ первым. – Он целует меня в лоб.
Мне не нравится эта идея. Он это видит. И снова усмехается надо мной.
- Пять минут. Никто не нападет на тебя, пока меня нет. – Он снова целует меня и закрывает дверь в ванную. Я ерзаю на постельном белье и, клянусь, чувствую что-то на своей ноге каждые две секунды. В волосах. На спине. Я официально сошла с ума. Я почесываю зудящие места и стряхиваю воображаемых букашек.
Я, раздраженная донельзя, падаю на подушки. Перекатываюсь на свою сторону, и настольная лампа отбрасывает блик на браслете. Я пялюсь на него. Слышу его слова. Я слышу печаль в них, и мое сердце чувствует, но чувствует боль. Я поднимаю запястье и позволяю свету танцевать на серебре. Это слепит мои глаза. Все, что я вижу - этот день. Все, что я всегда буду видеть - этот день. Зуд возвращается. Я откидываю одеяло и встаю.
Пальцы ног касаются мягкого ковра. Моя рубашка отправляется туда же. А затем белье. Его не видно из-за пара в ванной. Видно только пятно его темных от влаги волос. Я нахожу его, и тепло воды и мыльная пена никогда не казались настолько приятными. Мои пальцы массируют его затылок. Его руки ложатся на мои обнаженные бедра. Мы не ведем себя непристойно. Это сексуально без попытки быть сексуальными. Будь мы в одежде, это выглядело бы почти невинно, если не учитывать мысли, блуждающие в моей голове. Моя щека прижимается к голой коже его груди. Мои пальцы знают, как прикоснуться, и без моего ведома.
Они выводят круги. Они бродят, прослеживая узоры картин, которых я не могу видеть. Его подбородок – у моего виска. Он, кажется, наслаждается этим. Я чувствую, как он движется, а затем ощущаю в волосах его пальцы. Я опускаю руки и обвиваю их вокруг его талии, прижимаясь щекой к груди и слушая шум воды и его сердцебиение. Я чувствую его пальцы и пену, которую они создают. Поднимаю голову и позволяю ему вымыть другую сторону. Я смотрю на него, но его глаза не смотрят на меня. Они смотрят вдаль. Его ум где-то блуждает. Я исправляю это.
Губы находят влажный подбородок. На нем легкая щетина. Незначительная. Мне она нравится. Я скольжу подушечками пальцев по его позвоночнику. Зеленые глаза возвращаются. Ко мне. Я кружу пальцами по его коже. Они двигаются и скользят по мокрому ему. По мышцам на его спине. Между его лопаток. Между моих ног собирается влага. У него – образуется твердость.
Нет, мы не ведем себя непристойно.
Я снова провожу пальцами по его спине. Его эрекция растет. Мои пальцы находят его затылок и снова двигаются сами по себе. О мытье моей головы забыто. Руки скользят по моей коже, по изгибам моих бедер и ниже. Он подхватывает меня под задницу и поднимает к своим бедрам. Наши губы не соприкасаются. Зеленые глаза все еще смотрят на меня. Я оборачиваю ноги вокруг его талии. Моя спина прижимается к стене. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Оно бьется в унисон с пульсацией между моих ног. Мы пока еще ничего не сделали, а мое дыхание уже сбилось.
Его лоб прижат к моему. Глаза открыты и смотрят на меня.
– Я люблю тебя, Белла.
И он толкается вперед, погружая себя в меня. Мои звуки отражаются эхом от кафельной стены. Его губы прижимаются к уголку моего рта. Он оставляет их там, в то время как сам выскальзывает из меня. Возвращается. Туда. Обратно. Блядь. Я задыхаюсь, говоря всякие глупости. Он знает, что, черт возьми, он делает.
Я кричу:
– Каллен…
Он шепчет:
– Блядь…
И он со мной и во мне, заполняя меня, а его губы все еще у уголка моего рта, пока я задыхаюсь в оргазме. Он позволяет мягкому стону вырваться из своего горла и шепчет в мою кожу всякий вздор. Я держусь за него и двигаю бедрами, не желая пропустить ничего из того, что он мне дает. Он все еще двигается, и мое тело покалывает, и чем больше он двигается, тем лучше ощущения, и я знаю, что это конец, но это не закончено. Он все еще тверд, и мои губы умоляют:
- Не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.
И он не останавливается. Каждый раз, когда он входит в меня, я двигаюсь ему навстречу. И я скольжу и падаю, ощущая, как волны наслаждения вновь подкрадываются к моим венам. И он издает звуки, которые помогают мне. И я продолжаю умолять:
- Я сейчас снова кончу. Не останавливайся. Не останавливайся. Не…
И он не останавливается.
Кровать теплая. Зуд прекратился. Здесь темно, и я чувствую себя так комфортно, как никогда не чувствовала.
Четверг.
Здесь только записка. Он ушел, когда я спала. Листок лежит рядом со мной. Я подношу его к своему лицу - пахнет как он. Разворачиваю пальцем сгиб и всматриваюсь в слова. Это взято из книги, но не из одной из тех, что мы читали. Я не знаю, откуда он взял его. Подписано для меня, его почерком, но остальные слова напечатаны.
Загадка (Энн Стивенсон)
Проваливаясь в забытье прошлой ночью в глубокой расселине в леднике, между одним неприятным сном и другим, я, казалось, все еще не спал. Оставленная на каменной тропе знакомая загадка, представшая в виде маленького трясущегося ягненка. Он лежал, как жемчужина в раковине, между одной валлийской плитой и другой и плакал.
Я оглядываюсь вокруг в поисках его матери. Никого нет. Что собственно я знаю о ягнятах? Я должен поднять его? Отнести его… куда? Что бы я сделал, если бы он умер? Руки моей совести боролись с когтями моего страха. Было не так легко изображать Доброго Пастыря со старой, обрамленной картины в Воскресной школе, возникающей сейчас через дагерротип сна. (п.п.: Дагерротип (отпечаток) — изображение на светочувствительной пластинке. Это изобретение считается началом искусства фотографии. Вначале изображение получалось только в одном экземпляре, называвшемся дагерротипом.)
С утихшим ветром и полной луной, маленькие белые двуличные твари у моих ног вспыхнули, как свечи в складках ночи, все еще выглядя, как живые новорожденные ягненята. Откуда это все, вероятно, произошло. Второй взгляд, и блеющие ягнята стали птицами – моевками, гнездящимися, собравшимися на обрыве скалы, смотрящими на меня черными осуждающими глазами.
Был своего рода приказ не трогать их, кем бы они ни были: сначала ягнята, потом птицы, теперь плавающие светящиеся точки – светлячки, сообщающие, сколько лет осталось Новой Англии? Одна форма, потом другая. Одни очертания, потом другие. Как прошлое, запертое глубоко в извилинах моего мозга, пережидая время, рассказывая эту историю. Как звезды.
Я не понимаю всего этого, но прикладываю достаточно сил, чтобы понять.
Пятница.
- Что с вами, люди? Вы всегда говорите нам быть вовремя, даже заставляете нас приезжать раньше, а сами заставляете вечность ждать.
Эдвард улыбается. Он склоняется над смотровым столом.
– Ты и вправду сильно хочешь писать, не так ли, Белла?
Я стону:
- Я вот-вот лопну! Этому придурку лучше поторопиться, на хре…
И входит врач. Эдвард улыбается, как кот из сказки «Алиса в стране чудес». Как его звали, понятия не имею. Я смотрела его только однажды, когда была вдрызг пьяна. Его показывали на одном из телеканалов. Господи, Рене была дерьмовой матерью.