Она закатывает глаза.
– Спасибо, мистер Далай Лама.
Я пожимаю плечами.
– Просто так всегда говорил мой отец.
Я беру вилку и начинаю есть, ощущая ее взгляд. Мне хочется подразнить ее и притвориться, что это невкусно, но это не так, и, кроме того, я уже был сегодня причиной ее слез.
Я прикасаюсь к ее лицу снова.
– Мне нужно найти стихотворение для тебя, в котором говорится о приведении желудка мужчины в восторг.
Она прячет улыбку, глядя в свою тарелку. Она начинает есть, и я следу ее примеру. Честно, это действительно очень вкусно. Я довольно-таки удивлен - не то чтобы я сомневался в ней, - просто удивлен тем, что она так быстро учится.
- Итак… как все прошло с Розали?
Я пожимаю плечами.
– Она все еще зла на Эммета. И это понятно.
Она ковыряется в своей тарелке.
– Она сердится на тебя?
- Я так не думаю. Уже нет. Мы нормально поговорили.
– Она сердится на меня? - шепчет она.
И я должен быть честным.
– Да. Я объяснил ей, что все, о чем сказала Кейт про вас с ним, это ложь, но да.
Она кивает.
- Мне очень жаль, Белла.
- Это не твоя вина. – Она продолжает есть.
Моя вилка задерживается в тарелке.
– Возможно, тебе стоило бы поговорить с ней. Думаю, она выслушает, если ты сделаешь это.
Она качает головой.
– Что бы я сказала, Эдвард? Извини, что сделала твоего мужа своим сутенером? Я не думаю, что у «Hallmark» имеется открытка для подобного дерьма. (п.п.: Hallmark - всемирно известный американский производитель открыток, не только поздравительных, но и на другие темы, в том числе на тему извинений.)
И она права.
После обеда мы лежим наверху. Мы не занимаемся сексом, но потихоньку приближаемся к этому… да. Она обвивается вокруг меня, и мне глубоко наплевать на то, что показывают по телевизору. Он забыт больше часа назад. Я отрываюсь от ее губ лишь на мгновение, только чтобы выключить его. Мягкий свет проникает из ванны. Себе на заметку: купить свечи.
|
|
Я снова прикасаюсь своими губами к ее коже. Не к губам, а к шее. Мои руки гладят сексапильные формы ее попки. Ее бедра извиваются поверх моих бедер, и наше желание - обоюдное.
И мне интересно... Мои губы скользят ниже. Мне интересно... Мои губы еще ниже. Мне интересно... Мои губы касаются ее внизу живота. И мне интересно… Мой рот настолько близко. Мне интересно… Я упираюсь подбородком в ее кожу, прежде чем мой рот зайдет слишком далеко.
- Кто-нибудь когда-нибудь делал с тобой такое?
Она качает головой. Слава Иисусу. Было когда-то такое шоу. На канале, который большинство людей блокирует. Одна женщина на том шоу сказала, что в ее глазах мужчина, который умеет удовлетворять ртом, - Бог. Я смотрел это шоу. Я отношусь к человеческому телу очень серьезно.
Я целую ее живот, шепча в кожу:
– Можно мне?
Она смущается. Удивительно. Кивает. Мои губы движутся ниже. Я целую ее через ткань трусиков. Она слегка подскакивает. Я целую, пока она не начинает извиваться. Целую, пока ее пальцы не начинают тянуть меня за волосы. Целую, пока не начинаю чувствовать сквозь ткань ее желание на своих губах. Я цепляю пальцами кромку ее трусиков, и она приподнимает бедра, помогая мне. Трусики скользят вниз по ее ногам. Я сажусь на пятки. Подношу ее ступню к своим губам.
Шепчу в ее кожу:
Красивая,
с изящными руками и стройными ногами,
как идущий серебряный жеребенок,
цветок вселенной,
такой я вижу тебя,
|
|
красивая.
Я оставляю след из поцелуев вверх по ее ноге, добираясь до внутренней части бедра.
Шепчу в ее кожу, но мои глаза сосредоточены на ее глазах:
Красивая,
ничто не может сравниться с твоими бедрами,
возможно, в каком-нибудь тайном месте на земле
имеются изгиб и аромат твоего тела,
возможно, в каком-нибудь месте,
красивая.
И она понимает. Она осознает.
Я целую ее центр. Она прелестна здесь. Я кружу губами по ее коже. Бросаю на нее взгляд - она наблюдает за мной. Это эротично, но в то же время непорочно. Для кого-то, кто знает так много, она слишком многого не знает. Я медленно двигаю губами. Нежно.
- Ты такая сладкая, Белла. – Я кружу языком и облизываю, доказывая правдивость своих слов. Целую ее клитор. – Такая восхитительная.
Ее глаза закрываются. Я продолжаю двигать губами. Ее пальцы тянут и путают мои волосы. Звук ее дыхания заполняет тишину комнаты. Я принимаю его за подсказки и повинуюсь знакам. Я плавно скольжу пальцем внутрь нее и двигаю им напротив того местечка, где она хочет его. Господи, благослови знание женского тела. Из ее горла вырываются быстрые и рваные вздохи. Я облизываю и целую и двигаю пальцем, пока ее дыхание не замирает. Она выдыхает мое имя мягкими повторяющимися напевами. И я довольно-таки рад быть сейчас собой.
Она опьянена силой своего оргазма, когда я присоединяюсь к ней на кровати. Я ложусь рядом, глядя на нее. Она открывает глаза. Перекатывается ко мне и тянется к моим боксерам, но я качаю головой.
- Я в порядке, сладкая. Я просто хотел доставить тебе удовольствие.
Ее глаза смотрят вниз, потом снова на меня.
|
|
– Ты возбужден.
Я ухмыляюсь.
– Ты сексуальная.
Я целую ее лицо, прежде чем она сможет возразить. Обнимаю ее руками и притягиваю к себе. Она расслабляется. Я пропускаю пальцы сквозь ее волосы. Мое тело расслабляется, когда я чувствую ее возросшую усталость. Я накидываю поверх нее одеяло. Она удовлетворенно вздыхает. И будущее не имеет значения. И мои слова Розали не имеют значения. И мои страхи не имеют значения. Я просто хочу этого. Я просто хочу того, что есть сейчас. Даже если все это может быть поглощено суровой реальностью. Сейчас - это реально. Прямо сейчас.
Я шепчу ей в кожу последние слова этой ночи:
Красивая, моя красивая,
Твой голос, твоя кожа, твои ногти,
Красивая, моя красивая,
Твое существо, твой свет, твоя тень,
Красивая.
Все это мое, красивая,
Все это мое, моя.
Когда ты идешь или когда отдыхаешь,
Когда поешь или спишь,
Когда страдаешь или мечтаешь,
Всегда,
Когда ты рядом или далеко,
Всегда,
Ты моя, моя красивая,
Всегда.
Я люблю тебя.
Под яблоневым деревом.Глава 41. Его имя - Эммет МакКарти.
Белла.
Вторник.
Мой палец скользит по страницам. Не кулинарной книги. Я проснулась немного раньше, чем обычно. На этой неделе должна приехать Эсме и помочь мне с тем дерьмом об усыновлении. Я пытаюсь, по крайней мере, понять хоть что-то из этого и не выглядеть полной идиоткой. Однако там есть слова, которые больше, чем я. Даже в профилях. Я не понимаю, что значат некоторые из их должностей или насколько далеко они живут. Что означают некоторые из их религий. Имеет ли это вообще значение?
Передо мной листок бумаги, и я записываю на нем все неизвестные мне слова. Те вещи, которые я не понимаю. Я слышу, как наверху перемещается Эдвард. Закрываю книгу и спрыгиваю со стула. Открываю другую книгу. В ней тоже полно дерьма, которого я не понимаю. Там есть раздел о том, как пожарить яичницу. Ему бы это не понравилось. Я переворачиваю страницу. Яйца-пашот. Он любит яйца-пашот. Я попробую эту хрень. (п. беты: яйца-пашот – сваренные в кипятке яйца без скорлупы. Если кто помнит, Эдвард заказывал их на тосте в кафе с Беллой.)
Я помешиваю воду круговыми движениями, когда он входит. Он разговаривает по телефону. Похоже, это Бри. Улыбка на его лице подтверждает это. Он целует меня в голову и садится, продолжая беседовать с ней. Я разбиваю яйцо в отдельную миску. Желток смешивается с белком. Черт. Я отставляю старую миску в сторону и беру новую. Пробую снова. На этот раз удачно. Я снова мешаю воду и перечитываю страницу. Заливаю яйцо в кастрюлю и наблюдаю, как оно кружится в воронке. Выкуси, Бетти Крокер. (п.п.: Бетти Крокер - первая кулинарная леди Америки, автор знаменитой, неоднократно изданной поваренной книги, которой хозяйки всего мира доверяют больше всего.)
У меня нет оливкового хлеба или что бы, черт подери, его задница там ни ела на том обеде и, чертовски уверена, нет и артишоковой пасты, но дурацкое яйцо уже готово, и оно не жареное и не жирное, так что он просто должен быть счастлив.
Я перекладываю яйцо на тарелку, и хотелось бы мне, как Элис, уметь преподать его. В этом доме нет хлеба, не считая тех паршивых пшеничных штуковин в его кладовой. Они походят на картон. Я поджариваю в тостере несколько штук и кладу перед ним. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, - он до сих пор говорит по телефону, - но он дотягивается до моей талии и притягивает меня к себе. Отодвигает телефон ото рта и молча просит поцелуя. Я опускаю лицо к нему, и он одними губами говорит: «Спасибо». Я приказываю своему глупому сердцу стучать потише.
Я готовлю яйцо себе и сажусь. Бросаю на него взгляд - он занят, поглощая еду и разговаривая с Бри. Я снова подтягиваю книгу к себе и открываю на той странице, где закончила. Я не слышу, чтобы он прощался, но чувствую на себе его взгляд. Он опускает телефон на стол и отталкивает пустую тарелку.
- Прости за это.
Я поднимаю взгляд.
- Ничего страшного.
- Она просила передать тебе привет.
Я возвращаюсь к книге. Мне не хочется любопытствовать, и к тому же я почти все слышала. Эдвард же настроен иначе.
- Что ты читаешь?
Я не знаю, почему нервничаю, но так и есть. Мне стоило бы оставить все это в своей комнате.
- Эмм… Эсме сказала, что придет на этой неделе.
Он не понимает. Он ждет продолжения.
- Чтобы помочь с бумагами.
Теперь он понял.
Кивает.
- Ясно. Так… ты действительно собираешься сделать это?
Моя очередь для кивка. Его глаза опускаются вниз. Моя очередь для непонимания. Он трет свое лицо.
- Белла, я могу спросить, почему ты делаешь это? Я понимаю, что не имею права. Это не мое дело, но мне очень хотелось бы знать.
Я пристально смотрю на него.
- Я думала, вы все были за это? Почему ты… почему ты реагируешь так, как будто я делаю что-то неправильное? Ты говорил, что было бы лучше так сделать, Каллен.
Он покачивает головой.
- Я не говорю, что это не так. Я просто хочу знать, почему ты все еще думаешь, что должна сделать это? У тебя есть дом… хороший дом… ты хорошо справляешься… я просто… - Он снова трет руками лицо. - Прости, что сбиваю тебя с толку. Я просто говорил о том, что… знаешь, ты можешь остаться здесь. Если ты хочешь оставить этого ребенка, я не попрошу тебя уйти или что-то подобное. Ты ведь знаешь это, правильно?
И я долго смотрю на него. И я понятия не имею, о чем он говорит или почему он вдруг начал говорить такие вещи.
- Каллен, прекрати. Просто прекрати.
Он закрывает глаза. Вздыхает. Тянется к моей руке.
- Прости. Я просто не хочу, чтобы ты думала, что тебя принуждают делать что-либо. Я не пытаюсь ввести тебя в заблуждение.
- Я не собираюсь быть матерью этой штуковины, так что просто прекрати надеяться, что я передумаю. Хорошо?
Он ничего не говорит, но целует мою руку.
- Мне нужно идти.
Он начинает собирать свои вещи. Я возвращаюсь к чтению. Появляется еще больше глупых слов, которых я не понимаю. Я поднимаю голову, чувствуя себя идиоткой.
- У тебя есть словарь?
Он смотрит на меня, потом на мои бумаги. Я чувствую себя маленькой, как муравей. Не из-за него - из-за себя. Я жую свою губу.
- Эмм… где-то был. Кажется, есть один в гостиной в книжном шкафу. Я могу поискать его позже.
Я машу головой.
- Я найду.
Но если я не найду, то не буду знать, что означают слова из другой книги, и мы останемся без ужина. Я тянусь через стойку и нахожу страницу, которую отметила. Книга создана для «чайников», а мне все еще требуется задавать вопросы. Великолепно.
- Эдвард, ты не знаешь, что это означает? - мой палец указывает на слово, и он наклоняется, чтобы прочитать его.
Он кивает.
- Да, это что-то вроде… типа духовки. Или режима. Иди сюда.
Он подходит к плите. Показывает. Я стою рядом.
- Если ты нажимаешь эту кнопку, то она готовит на конвекции.
Я все еще торможу.
- Но в чем разница?
Он ухмыляется.
- В пяти сотнях долларов. - Он покачивает головой. - Если честно, я понятия не имею. Моя мать, вероятно, могла бы объяснить тебе.
Я опускаю взгляд в книгу.
- Здесь говорится, что нужно готовить на этом режиме. Я хотела приготовить это.
- Позвони Эсме. Она расскажет тебе. – Он целует мое лицо. - Я должен идти, иначе опоздаю.
Я поднимаю лицо вверх. Получаю еще больше поцелуев. Его руки обрамляют мое лицо.
- И, Белла, никогда не бойся спрашивать о чем-то. Даже гении задавались вопросами, и именно в этом причина, почему и как они стали гениями.
Еще один поцелуй, и он уходит.
После краткой лекции Эсме о стандартных духовках и духовках, готовящих с конвекцией, до меня, кажется, доходит. Я, как говорилось в рецепте, покрыла курицу маринадом и поставила в холодильник. Загрузив стирку, я вернулась на кухню. Немного почитала кулинарную книгу. Требовалось несколько ингредиентов, которых у нас нет.
Мой грузовик ужасен. Отлично. Он прав. Но грузовик мой, и мне плевать. Я еду в продуктовый магазин. В моем кармане лежит список. Я взяла с собой книгу, просто на всякий случай. Она на пассажирском сиденье. Я паркуюсь и иду внутрь. Оглядываю полки в поисках чего-то, когда вижу его. Эммет идет в моем направлении. У него под мышкой зажат ящик пива. Он выглядит, как дерьмо. Нет, дерьмо выглядит лучше.
Он ничего не говорит. Я – ничто для него. Больше нет. Не то чтобы я когда-либо была ему кем-то. Я сделала его ничем. Я толкаю тележку, полную Домохозяйка-Сьюзи-дерьмом, пытаясь быть кем-то, кем не являюсь, а он - Эммет. Реальный Эммет. Он на дне и он потерян. Он живет в реальности. Я же слушаю Эдварда, рассказывающего мне сказки и поэмы. (п. беты: Домохозяйка Сьюзи - Susie Homemaker – собирательный образ идеальной домохозяйки, матери семейства и пр.)
Я размышляю о том, кому отдать своего нежеланного ребенка. Эммет - отец. Настоящий отец. Он любит своего сына и заботится о нем. Розали имеет настоящего мужа. Она может ходить с ним в кино и готовить без книги, демонстрируя каждый свой маленький глупый шажок. Она, вероятно, никогда не спрашивала его, что означают слова.
Я купила свое дерьмо и захлопываю дверь грузовика. Паркуюсь на обочине улицы и жду, пока она выйдет. Отлично, теперь я - сталкер. Сейчас время обеда, и мне стоило бы оставить ее в покое, но я не знаю, где еще смогу найти ее, и я не собираюсь портить день/жизнь Эдварда, заводя дерьмо в его офисе.
Я выхожу и зову ее. Она поворачивается, но с нерадостным видом. Она идет к своей машине. Я зову ее снова. Она захлопывает свою дверь и поворачивается ко мне.
- Что тебе нужно?
Мои ногти впиваются в ладони.
- Я просто хочу, чтобы ты знала кое-что. Мне известно, что ты ненавидишь меня и что ты злишься, и я не собираюсь просить тебя, чтобы ты меня простила, но я просто хочу рассказать о чем-то, а затем уйти.
Я жду, и она не двигается. Эммет уже ненавидит меня. Я могу с таким же успехом просто взять и рассказать об этом. Мои слова выливаются сплошным потоком:
- Парень преследовал меня. Я была еще очень молодой и новенькой и не знала ничего лучше. Я не оглядывалась через плечо. Я не пошла с другими девушками. У меня не было транспорта. Я жила всего в нескольких кварталах оттуда, в каком-то мотеле. Я срезала путь между двумя зданиями. Я оказалась позади продуктового магазина, на автостоянке. Тот урод схватил меня сзади. Он был одним из моих постоянных клиентов. Я думала, он просто пьян, но он был… он был больше чем пьян. Я была слишком слабой. Он обхватил меня руками и закрыл ладонью рот, и я не могла освободиться. Кто-то вышел из задней двери магазина. - Я смотрю на нее, и она понимает, о ком я говорю, так как знала его уже тогда. Выражение ее лица говорит мне продолжать. - Эммет схватил его и оттолкнул. Он избил его, и я понятия не имела, почему. Я была только рада, что он сделал это, потому что никто и никогда не делал такого дерьма. Никто никогда не вступался за меня. Он спросил, в порядке ли я. Он хотел позвонить в полицию, но я сказала, что все хорошо. Он вызвался проводить меня к машине, но, как я уже говорила, у меня ее не было. Он сказал, что его смена закончилась, и он может меня подвезти. Мне не хотелось его просить, но я не знала, будет ли тот урод поджидать меня или преследовать. Он отвез меня домой, и я на секунду задержалась в автомобиле. Он спросил, как меня зовут. Я сказала ему. Он сказал мне свое имя. Он спросил, почему я гуляю так поздно. Сказал, что это небезопасно. Я посмеялась над ним и сказала, что не существует ничего безопасного в том, чем я занимаюсь. Он спросил меня, что это значит. Я сказала ему, что я - стриптизерша. Это все, что я делала тогда. Танцевала. Он сказал, что я никогда не должна оставаться одна, а я ответила, что мне некому провожать меня домой. Он ничего не сказал, и я вышла. Я никогда не разговаривала с ним снова… но я видела его. Я видела его машину каждую ночь. Он следовал за мной. Он удостоверялся, что я добираюсь домой благополучно. Я даже не знала его. Одним вечером я получила предложение на вечеринку. Я не была святой или кем-то таким. К тому времени я уже трахалась с парнями за деньги. Хотя и только в клубе. В приватной комнате. Тот парень хотел, чтобы я отправилась в другое место. В Вашингтон. Я рано покинула клуб. Я поджидала Эммета у продуктового магазина. Когда он вышел, я сказала ему, что мне нужен телохранитель, и он засмеялся, глядя на меня. Я сказала ему, сколько заплачу, и он стал более серьезным. Он собирался сделать это только единожды. Он собирался взять деньги и начать тот глупый бизнес с газонами, на этом все. Но мечты маленького мальчика и мечты взрослого мужчины различаются. И непросто добиться успеха и исполнения желаний всего за одну ночь. И не получается жениться на желанной девушке, иметь детей, дом мечты и все остальное только потому, что просто мечтаешь об этом. И Эммет никогда не был просто маленьким мальчиком. Он был маленьким мальчиком, который хотел отца, а получил вместо этого кусок вечно пьяного дерьма. Он был маленьким мальчиком, который плакал, пока его мать избивали на его глазах. Он был маленьким мальчиком, который не мог ничего с этим поделать. Он был маленьким мальчиком, которого никогда не учили, как играть в бейсбол. Он был маленьким мальчиком, который убежал из дому, когда ему было тринадцать. Он был маленьким мальчиком, живущим среди людей, которые сделали из него мужчину. Мужчину, который был жесток. Мужчину, который был вором. Мужчину, который делал все, что требовалось, чтобы выжить. А маленький мальчик влюбился в белокурую девочку, которая заставила его стыдится этих вещей. Маленький мальчик, который снова убежал и взялся за дерьмовую, постоянную работу, пополняя запасы на полках магазина и выполняя поручения других людей – людей, которые учили его, как быть мужчиной, и которые смеялись бы над ним за это. А все, чего он хотел – просто чтобы эта девочка полюбила его. Все, чего он хотел, чтобы кто-то полюбил его. Чтобы увидел, что он – хороший человек, невзирая на все это дерьмо. И да… он облажался - он взял деньги и продолжал возвращаться снова и снова, пока не погряз слишком глубоко, чтобы уйти. У него был дом, ребенок, хорошенькая девушка и образ жизни, которые не были созданы мечтами или стрижкой газонов. И он был мужчиной, который чувствовал себя как мужчина, несмотря на свой стыд. Он был мужчиной, когда возвращался домой.
Она плачет. Я плачу, и это такая паршивая ситуация. Я стираю свои слезы.
- Розали, не вини его. Вини его за ложь, да, но не вини за то, что он делал. Вини меня. Ненавидь меня. Но, пожалуйста, не вини его. Он - хороший, несмотря на все плохое.
Ну вот и все. Я сказала ей, что выскажусь и уйду. И я так и сделала.
Среда.
Эсме читает все мои вопросы. Я грызу губу. Мы одни. Она принесла обед из кондитерской Элис. Хлеб тоже. Я припасла немного на завтрашнее утро. Она объясняет все юридические детали, а я пытаюсь понять. Она чувствует мой дискомфорт и приступает к папке с профилями.
- Ты составила список, что ищешь в приемных родителях?
Я качаю головой. Она переворачивает очередную страницу.
- Я должна?
- Ты ничего не должна, дорогая. Тут нет ничего правильного или неправильного, но когда я искала ребенка для усыновления, то делала именно так. Количество детей, которых они мне показывали, было подавляющим. Я могла бы принять их всех. Каждый из них заслуживал хорошего дома. Точно так же, как все эти люди заслуживают ребенка. Будет намного менее страшно, если ты составишь список некоторых вещей, которые ищешь.
Я жую губу еще усерднее.
- Я не знаю, что ищу.
- Просто запиши все те вещи, которые тебе хотелось бы, чтобы ты могла предложить. Когда я искала Элис, то записала все, что надеялась дать ребенку. Затем я нашла ребенка, соответствующего всем тем вещам. Здесь точно так же.
Она заставляет все это звучать настолько просто, но во всей Вселенной не хватит бумаги, чтобы составить подобный список. Она указывает на несколько профилей, которые ей нравятся, и объясняет, почему. Рабочие места. То, как выглядят их лица. То, как они выглядят в общем. Места их жительства. И ей нравятся люди, которые посещают церковь.
После того как она уходит, я начинаю готовить ужин. У нас запланирована запеканка из макарон с курицей. Он, вероятно, умрет, если вдруг увидит количество жира, указанное в таблице рядом с каждой порцией, но я умираю от желания съесть то, что на картинке с этой страницы. Я ставлю блюдо в духовку и устанавливаю таймер. Вот что я выяснила об этом конвекционном режиме – на нем готовится гораздо быстрее, чем на обычном. Плюс бал производителю конвекционных духовок.
Я сижу и просматриваю рецепты, пока ожидаю еду. Я не доверяю таймерам в этом доме. Они уже подводили меня. Хотя то, как Эдвард нес меня в постель, было приятно. Подгоревшей еды не будет. Он входит в кухню, и я поднимаю голову, чтобы поздороваться, но замираю. Эммет.
Эдвард смотрит на меня.
- Он хочет поговорить с тобой.
Я смотрю на Эммета. Мои внутренности сжимаются. Не так, как с Эдвардом, а так, будто меня вот-вот вырвет.
- Привет, Белла.
- Привет.
- Эмм… я буду в другой комнате, - говорит Эдвард. Он со значением смотрит на меня и выходит.
- Послушай, я здесь не для того, чтобы вести себя как мудак, так что просто прекрати это Белла-напугана-дерьмо. Хорошо?
Я киваю. Он смотрит на духовку, потом на меня. Он тянет время.
- Эмм… Розали приходила повидаться со мной. То есть… она приходила домой. Этим утром. Она сказала, что ты говорила с ней. - Он смотрит на меня.
- Я просто хотела, чтобы она знала, что во всем не твоя вина, а моя. Моя.
Он качает головой.
- Я, блядь, вроде как… - он чешет голову, - фунтов на двести больше, чем ты, Белла. Ты действительно думаешь, что твоя тощая задница заставила меня делать что-то? У тебя должны быть довольно большие шары и довольно гомосексуальные старые клиенты, если ты действительно веришь в это дерьмо. - Он вздыхает. - Это была моя вина. Я - мужчина, и я сделал свой собственный выбор. Я винил тебя, потому что так было легче. Было легче злиться на тебя и обвинять, чем винить себя и смотреть на свою жену и сына, понимая, что действительно виноват. Насколько сильно я ранил их.
Он смотрит на столешницу. Молчит. Он – добрый великан, который побежден, но в хорошем смысле. Он наконец-то впервые понимает, что он за человек. Я смеюсь про себя. Много чего впервые происходит в доме Эдварда.
Мой голос тих:
- Так вы с Розали снова вместе?
Он качает головой.
- Она сказала, что я должен пойти на консультацию. Она хочет некоторое время пожить отдельно. Она не доверяет мне.
- Прости.
Он поднимает взгляд.
- Я сказал тебе, чтобы не говорила этого дерьма.
Мне хочется опять это сказать, но не хочется выводить его из себя. Это легко сделать. Таймер срабатывает. Я встаю и достаю еду из духовки. Она выглядит хорошо. Я смотрю на него.
- Эмм… у нас на ужин запеканка из макарон с курицей. Ты голоден? То есть, на вкус это может оказаться дерьмом, поскольку я не совсем знаю, что делаю, но… ты можешь попробовать, если хочешь.
Он смотрит на блюдо.
- Ты приготовила эту хрень?
Я киваю. Он слегка улыбается.
- Возможно, Эдвард, в конце концов, таки знает, что делает.
- Это значит «да»?
Он потирает рукой лицо.
- Да, конечно. Какого хрена нет? Покорми меня своей запеканкой, которая может оказаться дерьмовой на вкус, Белла.
Я беру три тарелки и кладу по порции на каждую. Нам приходится сесть за настоящий стол. За тем, в кухне, где мы сидим обычно, только два стула. Это немного странно. Блюдо не является дерьмовым на вкус. К счастью. Эдвард, взглянув на меня, делает глоток из своего бокала. Он едва заметно подмигивает мне.
Я кладу в рот кусочек еды и смотрю на Эммета. Он ест, как оголодавший человек. Одна его рука согнута возле его груди. Глаза опущены, и я знаю, он чувствует себя так, словно ему здесь не место. Это то, как иногда я себя чувствую.
Что-то есть в морщинах на его лбу. В его молчании. Размышление о том, что ест Джош. Изображение того, как Розали кормит его. Чувство, что он не заслуживает пищи. Не заслуживает кого-то, кто заботится о нем. Это Эммет-ребенок. Это еда, которая никогда не подавалась ему. Матерью, которой никогда не удавалось сделать это, потому что отец Эммета приходит и мешал ей своими кулаками и яростью. Своим ящиком пива и бутылкой.
Но это - Эммет. Он не маленький мальчик. Он растит маленького мальчика. Он никогда бы так не поступил. Поэтому он сидит, ест и не жалуется, даже если то, что я подала ему, показалось на вкус, как дерьмо. Это лучше, чем быть чудовищем. Это лучше, чем быть тем, кем он был. Это то, как повел бы себя мужчина. Настоящий мужчина. Мужчина, сидящий напротив меня. Мужчина, подмигивающий мне. Мужчина, который читает мне стихи и обеспечивает поддержку.
Эммет подсовывает свою тарелку мне, и она пуста.
Его улыбка - добрая.
Белла.
Пятница.
В нашем дворе были качели. Чарли смастерил их из старой шины. Веревку взял в гараже. Также он, подобно полицейскому новобранцу, взобрался на дерево и проверил ветку. Она оказалась крепкой. В теплые месяцы я сидела на них, качаясь и поджидая, когда на подъездной дорожке появится его полицейский крейсер. Десять минут. Я всегда просила еще десять минут. Это было наилучшее время дня. Он был усталым, но не настолько, чтобы не покачать меня.
До того как умер, Сэм приезжал иногда. После школы. Он закручивал шину качелей настолько сильно, насколько позволяли его тонкие руки, а потом отпускал. Мои внутренности закручивались в узлы и спирали. Мой рот кричал, и я смеялась до тех пор, пока не начинало тошнить. Сэм просто отлично закручивал качели.
***
Я сижу перед своим старым домом. На улице. Грузовик заглушен. В утренней газете написано, что Фила исключили из его команды. Не смог справиться даже с низшей лигой. Иисусе. Я наблюдаю за ней во дворе. Качели больше нет. Она меня не замечает - она никогда меня не замечала. Я просто хочу посмотреть, на что похож мой старый дом. Прошло очень много времени. Все практически такое же. Все практически другое. Фасад дома по-прежнему белый, но от времени приобрел сероватый оттенок. Если бы мой отец все еще был жив, дом бы выглядел свежо и ярко. По очень многим причинам. Он гордился своим домом. Теперь это всего лишь отражение ее. Серость. Да, определенно ее отражение.