Кинжалы. Гребаные кинжалы. Я умираю, а она колет, колет и колет.
- Это все - правда? – Глаза Розали бегают между нами тремя. – Черт побери, это все - правда?
Эммет кладет руку ей на плечо.
– Малышка…
Она отмахивается от него.
– Не «малышкай » мне! Это правда или нет?
Кейт говорит за него:
– Правда. Белла - шлюха, и, очевидно, твоего мужа ей не достаточно. Ей также нужно охотиться и за мужем моей покойной кузины.
По столу стучит кулак. Карлайл.
– Прекратите это прямо сейчас. - От его спокойного голоса становится жутко. – Эдвард - мой сын, и я не позволю тебе говорить о нем в таком пренебрежительном тоне. Особенно после того, сколько неуважения уже пришлось услышать этой семье. Кейт, твоя кузина, Таня Эдварда, была мне как дочь. Я относился к ней таким образом и оплакиваю ее так же, но ты не будешь сидеть здесь и говорить плохо об Эдварде от ее имени. Мы все знаем, каким мужем был Эдвард для Тани. Они больше не женаты. Они больше не вместе. Ты не будешь судить его за то, что он делает теперь со своей жизнью. Ты больше не причинишь боль этой семье, и ты не нанесешь вред другой семье, которая совсем не виновата во всем этом. Мой сын порядочный. Я доверяю его решениям. И если он хочет, чтобы Белла была частью нашей семьи, она будет ею. Каким бы он ни захотел образом. И если у тебя проблемы с этим, тогда я предлагаю тебе поменять планы на сегодняшний день.
Она смотрит на Эсме.
– Ты действительно допустишь, чтобы эта шваль стала членом вашей семьи? В самом деле?
Эсме поднимается. Она встает позади меня и кладет руку мне на голову. Я не отрываю взгляда от стола.
- Этот ребенок не шваль. А что касается тебя и твоего поведения за нашим столом сейчас… - И я чувствую гнев и негодование, исходящее от Эсме.
Кейт отталкивает свою тарелку и встает, глядя на Эдварда.
– Удачно повидаться с Бри. Наша семья не ассоциирует себя с таким бесклассовым мусором.
Она практически врезается в Элис, когда разворачивается, чтобы уйти. За столом тишина. Потом встает Розали.
Она сердита.
– Дай мне моего сына, - говорит она Эсме.
- Розали сядь и поговори с…
- Я сказала ДАЙ. МНЕ. МОЕГО. СЫНА.
Эсме обнимает его несколько раз, делает шаг и протягивает его ей в руки. Розали смотрит на Эммета.
- Дай мне ключи. Ты сам сможешь найти дорогу домой.
- Роуз…
- Кстати, почему бы тебе не остаться у Эдварда.
На этот раз вступает Эдвард:
– Розали.
- Дай мне чертовы ключи, Эммет!
Он мрачнеет. У него подавленный вид. Он достает ключи и вручает ей их, но Элис останавливает ее.
- Я отвезу тебя домой. Ты слишком расстроена. Поехали ко мне домой.
Розали мгновение размышляет, но потом бросает ключи в Эммета. Они ударяются о его грудь и падают на землю.
- Тебе лучше к моему возвращению забрать все свое дерьмо.
- Роуз… малышка…
Она уходит. Эммет смотрит на меня, ударяя кулаком по столу.
- Тебе было чертовски обязательно приходить сюда?! Тебе было чертовски обязательно приходить сюда?!
Эдвард встает.
– Белла не лгала Розали, Эммет! Ты лгал. Это не твой гребаный парк, так что, пошел на хер!
- Пошел ты, Каллен! Я говорил тебе не ввязываться во все это дерьмо! Я говорил, что эта херня случится! Но тебе захотелось взять и возродить свою мертвую жену, используя Беллу, а всем остальным приходится платить за это!
И Эдвард перегибается через стол и набрасывается на Эммета. И они собираются убить друг друга. И Эсме кричит, а Карлайл пытается оторвать их друг от друга. Это бесполезно - слишком много злобы. Они обезумели, и им без разницы, в чье лицо они попадают. Это удары по мне. По Кейт. По Тане. По отцу Эммета. По детству Эммета.
Я встаю, и Эсме пытается остановить меня, но не может. Я падаю на колени и толкаю Эммета в плечо. Он убьет Эдварда, если я не вмешаюсь. Он видит не его. Он видит, как рука отца избивает его мать. Он видит, как Розали укладывает свои вещи. Он видит себя и жалеет о том, что не может быть большим, чем он есть на самом деле. Он думает о лице сына и задается вопросом, кого тот потом назовет папой.
В Эдварде не достаточно гнева, чтобы противостоять Эммету. Даже если бы они были в одной весовой категории, Эммет все равно бы победил. Танина смерть и рядом не стояла с жизнью Эммета. Я толкаю его, но это словно пытаться свернуть стену. Я получаю удар в бок и снова поднимаюсь.
- Прекрати! Ты убьешь его, придурок! – Я снова толкаю его, но он отталкивает меня в сторону. Это выводит Эдварда из себя. Он сбивает Эммета, и они катятся, но Эммет быстро поднимается. Я ловлю следующий удар, определенно Эммета, и это заставляет его остановиться.
- Дерьмо. Блядь. Белла. Прости. – Драка остановлена. Эммет отталкивает Эдварда. Приподнимает мое лицо. – Дерьмо, девочка. Ты в порядке? Прости. Блядь, я извиняюсь.
- Отпусти ее. – Эдвард отталкивает его. – Посмотри на меня. – Он задыхается, и из его губы сочится кровь. Он осторожно приподнимает мою голову и смотрит на мое лицо. Моя гребаная челюсть убивает меня. У меня раньше было и похуже, но, блядь…
- Все нормально. – Я пожимаю плечами, освобождаясь от него.
- Это не нормально. Посмотри на меня. – Он пытается схватить меня снова, но рука Карлайла препятствует ему.
- Я осмотрю ее. А ты помоги своей матери собрать вещи. Я уверен, что после такого представления кто-нибудь да позвонит в полицию.
Эдвард не спорит с отцом. Я сижу на столе для пикника, пока Карлайл осматривает мое лицо.
Он аккуратен. Как Эдвард.
– У тебя совершенно точно будет синяк. Я удивляюсь, как он не сломал тебе челюсть. Тебе повезло.
Хотелось бы мне, чтобы он это сделал.
- Тебе стоило бы сделать рентген. – Я качаю головой. – Нам нужно убедиться, что все в порядке.
- Я в порядке. Иссусе. Почему все с фамилией Каллен так чертовски заботливы по отношению ко мне? Это гребаная наследственность, или что?
Карлайл приподнимает мое лицо за подбородок.
– Это то, что делает семья. Мы присматриваем друг за другом.
- Я не ваша семья.
Он бросает взгляд на Эдварда, потом на меня.
– Теперь уже наша.
***
Эдвард с шумом опускается на диван. Он не зажигает ни свет, ни камин, ни телевизор. Мы не разговаривали в машине. Он откидывается на спинку и тяжело вздыхает. Его лицо избито. Его одежда порвана. Он был великолепен, а я сделала его грязным.
Я подхожу к нему. Его глаза закрыты. Я медленно размещаю свои ноги по обеим сторонам от его и сажусь к нему на колени. Он открывает глаза. Я захватываю край платья и подношу его к своим губам. Он наблюдает за мной. Это грубо. Я вытираю его нижнюю губу и подбородок. Красные пятна остаются на белой ткани. Я берусь за чистый край платья и снова увлажняю его своей слюной.
Коричневые, черные и красные пятна остаются на белом. Все в порядке. Теперь грязная только я одна. Мне стоило бы остаться грязной одной. Он лишь наблюдает. Местечко над его глазом будет утром болеть. Я наклоняюсь вперед и целую его туда, пальцами отодвигая непослушные волосы с его лица. Это еще одно место, которое будет болеть. Я хочу забрать его боль. Он не заслуживает быть покалеченным из-за меня. Он не заслуживает страданий из-за Кейт. Или Эммета, или Тани.
Его семья не заслуживает страданий.
Они поддерживают меня. Они поддерживают его, и они принимают страдания.
Особая связь.
Между ними особая связь.
Глава 37. Это - прощание.
Эдвард.
Я переворачиваюсь на пустой кровати. Лежу и прислушиваюсь. Я не слышу ее. Часы показывают, что еще раннее утро. Я сажусь.
- Белла?
Я потираю лицо и выбираюсь из кровати. Я стою на верхней площадке лестницы. Тишина. Я подхожу к ее двери и стучу. Дверь со скрипом открывается. Я толкаю ее шире, и везде темно. Мое сердце горит. Все пропало. Я вхожу в комнату и осматриваюсь. Вы никогда не скажете, что она жила здесь. Здесь нет ничего ее, за исключением витающего в воздухе аромата. Я закрываю дверь и спускаюсь вниз. Здесь также нет ни одного ее следа. Все стерильное, скучное и безжизненное. Здесь нет Беллы, покачивающей ногами, пока она ест свои хлопья. Нет улыбок, приветствующих меня. Нет запаха ванили и масла от блинов.
И все кончено. И Кейт должна гнить в самом темном кругу Ада. И каждый, кто когда-либо причинил боль Белле, должен присоединиться к ней. И ничто… ничто, что я мог бы сказать, или сделать, или попробовать, или показать, не смогло бы изменить ее. Я не сержусь на нее. Но я зол. И моя голова пульсирует. И моя грудь болит. И тишина в кухне орет мне в уши. И это - прощание.
Вода в душе бежит так давно, что уже становится холодной. Я не могу двигаться. Она струится по моему лицу, а я все еще не могу почувствовать это. Все, что я чувствую - это дыру в груди. Удар в живот. Синяки на моем лице не сравнятся с этим. Порезы и царапины даже и близко не сравнятся с этим. И я понимаю, почему это не имеет значения для Беллы. Почему физическая боль - ничто для нее. Это просто ничто. Ничто в сравнении.
На моей кровати сидит призрак. Она смотрит, как я одеваюсь. Я могу видеть ее, но она невидима. Я застегиваю свою рубашку. Завязываю галстук. Это не так идеально. Я сажусь, обуваю свои туфли и замираю. Входная дверь закрывается. Мое сердце находит свой нормальный ритм. Но мозг говорит мне, чтобы я не был глупым. Я медленно иду по направлению к лестнице, а затем быстро спускаюсь по ней.
- Куда, черт возьми, ты ходила?
И на ее лице страх, как у ребенка. Она поднимает пакет.
- Штуковина захотела «Oreo».
Это пакет с бензоколонки с пачкой печенья внутри. Она все еще выглядит испугано. Я потираю свое лицо.
- Прости. - Я тяну ее в свои объятия. Дыра исчезает. Пакет с печеньем вжимается в мою грудь. Я, скорее всего, давлю их, так как обнимаю ее очень сильно. Ничего не могу с этим поделать.
Она бормочет:
- Я не думала, что ты уже проснешься, а я не смогла бы спать. Это дерьмо, говорю тебе, еще хуже, чем быть пьяной. Тебе чего-нибудь хочется, и оно не затыкается, пока ты не дашь ему этого.
Я смеюсь ей в плечо. Это облегчение.
- Прости меня. - Я отклоняюсь. Моя ладонь пробегается по ее голове. - Ешь свое печенье, милая, - я указываю рукой на стул.
Она садится. Она уже немного поела, пока шла домой. Пачка была открыта. Я беру стакан и наливаю в него молока. Она закатывает глаза, но, тем не менее, пьет.
- Каллен? - Я смотрю на нее. – Куда, ты думал, я пошла?
Я бросаю взгляд на пакет.
- Я думал, ты ушла. Из-за вчерашнего.
Она макает свое печенье и откусывает кусочек. Она думала об этом. Я вижу это по ее лицу. Может быть, она все еще думает об этом. Слова едва выходят из моего рта:
- Ты собираешься уйти, Белла?
Она заканчивает жевать. Делает глоток молока.
- Мне стоило бы. Мне стоило бы, Каллен. - Я открываю рот, чтобы запротестовать. Она останавливает меня. – Но, нет, поэтому не волнуйся, Чудак.
Мне нужно убедиться, что я все правильно расслышал.
- Не собираешься?
Она вздыхает.
- Я пообещала твоему самому любимому человеку в целом мире, что буду заботиться о тебе… и, дерьмо, в смысле… - она оглядывает меня, - Иисус Христос, ты даже не можешь одеться сам, Каллен.
И я не могу сдержать улыбку. Она закатывает глаза.
- Не надо так улыбаться. Это не очень хорошая вещь. В твоей голове все серьезно перепуталось, Эдвард. Только тебе захотелось бы получить еще больше путаницы в своей жизни. Я клянусь, тебе нужна профессиональная помощь. - Она закидывает печенье в рот.
Я целую ее в щеку.
- У меня она есть.
Она смотрит на меня. Ее щеки из-за еды надуты.
- Есть что?
- Помощь профессионала, - уточняю я.
- Да? С каких пор?
- Джаспер не всегда был парнем Элис.
Она глотает.
- Твоя сестра встречается с твоим психиатром? Да уж… да ты точно имеешь испорченный ген.
Я улыбаюсь.
- Он больше не мой психиатр, и я встречался с ним всего несколько раз, после того как умерла Таня. Я доверяю ему. Я знаю, что он никогда не предал бы мое доверие. Джаспер - хороший человек.
- Кстати о предательстве, ты слышал что-нибудь от Розали?
Я отрицательно качаю головой.
- И сомневаюсь, что услышу в ближайшее время.
Ее лицо мрачнеет.
- Мне очень жаль.
- Это не твоя вина, Белла. Эммет сам совершил ошибку.
- И я помогла ему. И благодаря этой суке Кейт Розали думает, что я трахалась с ее мужем. Знаешь, я никогда не делала этого. Этого никогда не было. Я клянусь.
Я прикасаюсь к ее лицу.
- Я знаю.
Она пристально смотрит на меня.
- Каллен?
- Ммм?
- Почему ты одет? - И это так, как будто время остановилось. Ее лицо меняется, словно цвет листьев в разные времена года. Она знает почему. Ей не нравится это. Она - снова ребенок. Обиженный ребенок.
- Ты собрался навестить Таню… не так ли?
Я киваю. Я вижу, что ее глаза пытаются взглянуть на мой палец. На нем по-прежнему ничего нет. Она ошибается. Я касаюсь ее лица.
- Я наконец-то придумал, что сказать.
Ее глаза смягчаются.
- Правда?
- Правда. Если хочешь повидаться с Чарли, то я подожду, пока ты оденешься. Я знаю, тебе нравится принаряжаться, когда ты навещаешь его.
Я кладу руки на столешницу и смотрю на печенье. Белла встает и соскальзывает со своего стула.
- Твое лицо чертовски скверно выглядит, Эдвард.
Я улыбаюсь, но смотрю вперед.
- Это того стоило.
Она целует меня в щеку, и тепло задерживается, когда она уходит. Оно на моем лице. Оно в моем сердце. Оно внутри меня и никогда меня не покинет. Не покинет, пока Белла здесь. Я нахожу на верхней полке в кухне банку. Складываю внутрь оставшееся печенье. Это что-то, чего вы бы никогда не нашли на моей кухне. Это что-то, чем никто никогда не стал бы здесь завтракать. Я пялюсь на банку, стоящую на стойке, и ничего и никогда не выглядело здесь более уместно.
И я не забываю о цветах, которые всегда приношу в это место. Пионы. Она всегда любила пионы.
- Я люблю эти цветы. Знаешь почему, Эдвард? Их, как говорят, назвали в честь Пеона, врача от бога. Также говорят, что Пеон, предположительно, был «спасен» от смертной судьбы, будучи превращенным в цветок. Именно отсюда произошло название. Возможно, твоя мать должна была назвать тебя Пеоном, а не Эдвардом. - Она улыбается, скользя лепестками по моему лицу. - Ты спас меня.
Я забираю у нее цветок.
- «Эдвард» означает «лютый защитник», спасибо тебе большое.
Она смеется.
- Что ж, тогда я думаю, это тоже подходит.
Но я не защитил, да и не смог бы. И я не буду совершать те же ошибки с Беллой. Я не стану пытаться спасти ее, если она не захочет быть спасенной. Я могу лишь лелеять ее. Я могу лишь дать ей совет. Я могу только быть лучшим мужчиной, которым знаю, как быть, и могу только надеяться, что этого достаточно. Только это и могу. Я имею только себя. У меня есть только то, кем я стал.
И если она примет это, если она захочет этого - я стану большим. Она заслуживает большего, чем пустая оболочка. Она заслуживает большего, чем чувствовать себя второсортной. Она заслуживает большего, чем другие давали ей. Коктейли. Развлечения. Замену того, чего они не могли найти дома. Она и есть дом. Это и есть дом. Есть привидения, живущие в нем, и это несправедливо. Это неправильно. Ни для кого.
Я закрываю глаза и сжимаю руки вместе. Мне не нужна церковь, чтобы поговорить с богом. Мне не нужна модная одежда и блестящие туфли. Если он там, то он и здесь. Я нуждаюсь в силе и руководстве, и если он может обеспечить мне это, когда на блюдце оказываются двадцать долларов, то я прошу обеспечить мне это и за просто так. Каково это молиться, когда у вас нет ничего, кроме надежды? Ничего, кроме вашего сердца? Страшно, это страшно.
- Я готова.
Я заканчиваю и опускаю свои руки. Белла прекрасна. Она - леди, и она - чья-то дочь. Она – чьи-то темные волосы и свет очей. Она – чья-то грация и застенчивость. Она жива, реальна и здесь, и нуждается в ком-то. Она и есть кто-то.
- Ты заставила бы Чарли гордиться тобой, Белла.
Я встаю и задвигаю стул. Я не беру свой пиджак. Я не поправляю свой галстук. Я нахожу ключи, а Белла вручает мне мобильник, когда я ищу его. Я выключаю свет и пропускаю ее вперед. Я снова бросаю взгляд на банку, и она по-прежнему выглядит правильно.
Я помогаю ей выйти из авто и целую ее руку, прежде чем мы разделимся. Это по-прежнему тяжело, но я иду. Я стою и смотрю на землю, в то время как слова пытаются найти себя. Белла сидит на земле у своего отца. Я вижу, как шевелятся ее губы. Интересно, что она говорит. Я оглядываюсь назад, к Тане.
- Я не принес цветы сегодня. Я собирался, но сегодня утром вспомнил, что они означают. Что ты рассказала мне, и я думаю, это немного глупо. Не то чтобы ты их не заслуживала, дорогая, но это чертовски глупо, тебе не кажется? Эта история о Пеоне. Причина, по которой ты хотела, чтобы они были на нашей свадьбе. Хорошее предзнаменование удачного и счастливого брака. Это просто глупо, Таня. - Я опускаюсь на колени. Мои руки проходят по серым рельефным буквам. - Я всегда любил тебя, Таня. В моем сердце всегда останется место для тебя. Я знаю, что ты была хорошим человеком. Я бы не женился на тебе, если бы думал иначе. Я верю, что ты вышла за меня, потому что думала так же. Я никогда тебя не забуду, но мне нужно, чтобы ты опустила меня. Я не буду наказывать Беллу тем, что было между нами. Я верю, что ты хотела бы, чтобы у меня была она, потому что я хотел бы, чтобы ты имела кого-то столько же хорошего, как она, если бы мы вдруг поменялись местами. Я освобождаю тебя. Я отпускаю тебя, милая. Я хочу, чтобы ты ушла. Так что, пожалуйста, отпусти меня тоже. - Я достаю из кармана коробку. - Я собираюсь оставить это под нашей скамейкой. Там, где мы начали… там мы и закончим. Я люблю тебя, но это - прощание.
В автомобиле тишина, за исключением радио. Я держу Беллу за руку. Мы не едем в церковь. Мы не едем повидаться с Элис или забрать пончики. Мы заезжаем домой, захватываем одеяло и ту книгу, которую она хочет, чтобы я почитал ей. Есть еще дерево, которое сегодня нуждается в посещении. Белла идет рядом со мной. В моем кармане чувствуется тяжесть. Я останавливаюсь в нескольких шагах у дерева. Она смотрит на меня.
- Для начала мне нужно кое-то сделать. Возьми одеяло и книгу. Я сейчас вернусь.
Ей хочется спросить, но она не делает этого. Она берет одеяло, книгу и уходит. Я поворачиваюсь к скамейке. Мои ноги медлят. Я стою перед ней. Я погружаю носок туфли в землю. Делаю приличную ямку и вытаскиваю из кармана коробку. Я опускаюсь на колени и помещаю ее туда. Когда я встаю, то присыпаю ее землей и топаю своим весом сверху, чтобы уплотнить ее.
Я вижу все это. Она никогда не была более прекрасной, чем в день нашей свадьбы. Белое платье никогда не было таким очаровательным, а моя обувь никогда не была более блестящей. Она никогда не улыбалась так много. Или смеялась. Или любила меня. Или действительно любила меня так же сильно, как в тот день. И я тоже. Я все еще могу слышать те песни и все еще могу чувствовать вкус торта. Я помню это сейчас… и я не забуду. Мои глаза закрываются и запечатывают все это.
- Прощай.
Белла улыбается, когда видит, что я приближаюсь. Наше одеяло разложено. Она держит книгу открытой на том месте, где мы остановились. Мои туфли грязные. Я скидываю их, прежде чем подползти к ней. Она прислоняет голову к моему плечу, пока я читаю. Мои пальцы рассеянно гладят ее по волосам. И я знаю. Я просто знаю. Это то, где я нахожусь. Это то, где мы есть. Это то, где живет счастье, а там, за полем, оно умерло.
Небо мрачнеет. Собирается дождь. Я целую ее в макушку и закрываю книгу. Белла складывает одеяло. Я забираю его у нее и беру ее за руку. Мы направляемся к машине. Она останавливается.
- Подожди, ты забыл свои туфли, - она кивает головой в их сторону.
Я смотрю на них с минуту. Смотрю опять на нее.
- Я не очень хочу их.
Она изумленно улыбается. Она немного озадачена.
- Ты… не хочешь свои туфли?
Я качаю головой.
- Нет.
Ее улыбка становится шире. Она дразнит меня:
- Есть причина, по которой ты не хочешь свои туфли, Каллен?
- Они грязные.
Ее улыбка мрачнеет, совсем как небо. Белла-ребенок возвращается. Ее голос тих:
- Ну… мои туфли тоже грязные. Грязнее, чем твои… значит, ты не хочешь и мои туфли? - Она шевелит передо мной своей ногой. Это уже не об обуви.
Я смотрю на них. Маленькие белые кроссовки. Покрытые пятнами. Она не носит носки. Я бросаю одеяло на траву. Опускаюсь на колени и поднимаю ее ногу к своему колену. Она удерживает себя, упираясь руками в мои плечи. Я снимаю ее обувь и нахожу свою. Связываю шнурки вместе и забрасываю их на дерево. Они болтаются высоко на ветке.
Я подхватываю наше одеяло.
- Проблема решена. - Я слегка наклоняюсь к Белле, предлагая ей прокатиться.
- Серьезно, Каллен?
- Если только ты не предпочитаешь ходить босиком по полю. Да, я серьезно.
Она тихонько смеется, но мгновение спустя обнимает меня руками за шею. Она на моей спине, и мы бежим к автостоянке, как и остальные посетители парка. Небо разверзается, и начинает лить дождь. А я не могу открыть дверь. И Белла думает, что это смешно. А я думаю, смешно то, что она нашла это смешным. И мы промокаем насквозь, а это не помогает моим пальцам, когда они скользят и роняют ключи.
И Белла смеется сильнее, и мы стараемся найти их в луже вокруг наших ног. Ее волосы прилипают к лицу. Ее одежда прилипает к телу. Она по-прежнему смеется. Ее лицо лучится, пока она ощупывает землю. Она поднимает ключи и болтает ими перед моим лицом. А мне все равно. Я обхватываю ее лицо руками и притягиваю к себе. И идет дождь, но на улице ясно. Небеса одаривают нас теплым проливным дождем в середине воскресного дня. В городе, где не бывает теплых проливных дождей.
И здесь живет счастье.
И здесь живет любовь.
Глава 38. Ради него - да.
Белла.
Понедельник.
Спустя тридцать минут после ухода он возвращается. Я покачиваю головой.
- Я же сказала тебе, что не собираюсь убегать, Чудак. Тебе не нужно проверять меня.
Он закатывает глаза.
– Я не поэтому. Розали не придет сегодня на работу, так что мне нужна помощь.
- О, мне очень жаль, доктор Каллен, но я использую свою шапочку доктора медицины исключительно по вторникам.
Он не оценивает шутку.
– Очень смешно. Мне просто нужно, чтобы ты отвечала на телефонные звонки и прочее. Это не требует докторской степени.
Я упираюсь руками в бока.
– Ты действительно заходишь слишком далеко. Одно дело, когда экс-шлюха стирает твое нижнее белье, и другое, когда экс-шлюха отвечает на звонки в твоем офисе, пока ты лечишь детей, Каллен. Ты больной. Реально больной.
Он раздраженно вздыхает.
– Белла, я и так заставляю ждать своих пациентов, пока возвращаюсь домой за тобой. Я бы оценил небольшое сотрудничество с твоей стороны. Пожалуйста.
- Прекрасно. – Я кидаю тряпку на стойку и иду к лестнице, чтобы переодеться, но оборачиваюсь, когда он продолжает говорить:
- Если ты спустишься в том наряде медсестры, я никогда не заговорю с тобой снова, Белла.
И я улыбаюсь - этот маленький засранец знает меня слишком хорошо.
***
- Это - мой друг Белла. Она будет помогать нам, пока Эсме не придет. Пожалуйста, будьте добры к ней.
Я размещаюсь в офисе рядом с полной дамой по имени Лорен. На ее столе стоит банка с М&M’s. Паразиту хочется их. Она набирает полную горсть. Эта леди - мой Спаситель. Она предлагает и мне конфет.
- Спасибо. – Я беру горсть, и как только они попадают мне в рот, у меня возникает рвотный спазм. Я выплевываю их обратно, а она смотрит на меня. – Мне очень жаль.
- Ничего, дорогая. – Она передает мне мусорное ведро, и я ссыпаю драже туда.
Не знаю о чем, черт возьми, я думала. Она смотрит на меня в ожидании объяснений.
- Эмм… Я беременна. – Это и правда и ложь в одном.
На ее лице появляется понимание.
– Со мной было то же самое, дорогая. То, что нравилось глазам, не нравилось желудку. – Она улыбается и возвращается к определению моих обязанностей. Я вытираю руку о бумажный платок.
- Эмм, здесь есть уборная? Я вся липкая.
- Вторая дверь по коридору. Слева от тебя.
Я мою руки и поправляю волосы. Мне стоило бы погладить эту рубашку - она похожа на дерьмо. Прополаскиваю рот от вкуса конфет и последний раз вытираю руки. Я тормоз? Да, я чертов тормоз. Это место не для меня. Я выхожу из уборной и вижу в конце коридора Эдварда.
Он выходит из кабинета с пациентом. Родители ребенка разговаривают с ним, и он меня не видит, а я наблюдаю за ним. Я вижу, как родители смотрят на него, как смотрит на него маленькая девочка. Именно так людям стоило бы смотреть на него.
Дерьмо. Они уходят, проходя мимо меня. Я прижимаюсь к двери уборной, позволяя им пройти. Мать улыбается мне, а отец не смотрит на меня так, как я от него ожидала. Они просто проходят мимо. Я просто обычная девушка с бейджем на красивой рубашке в хорошем офисе.
- Как ты? – спрашивает он.
- Прекрасно. - Я возвращаюсь в приемную и занимаю свое место.
Лорен смотрит на Эдварда.
– Ну и, есть какая-либо идея, что случилось с Розали? По телефону она лишь сказала, что неважно себя чувствует.
Эдвард крадет с ее стола несколько драже.
– Нет. Хотя я уверен, она прекрасно себя чувствует. – Он смотрит в журнал на ее столе. – Серьезно? Джейкоб Блэк снова придет сегодня? Что не так с этим ребенком?
Лорен смеется.
- Я думаю, ему нравится здесь.
Эдвард стонет.
– Ты должна направить его к Эсме. У меня в этом месяце уже была своя доля плевков и пинков по коленям. Он намного спокойнее с ней.
Я улыбаюсь и начинаю регистрировать документы, как она меня попросила.
– Конечно, доктор Каллен, – Лорен продолжает писать в своем журнале.
Я не слышу его, но чувствую. Я знаю, что он наблюдает за мной. Это заставляет меня нервничать. Неправильно свернутые полотенца это одно, испорченные документы в его офисе – совсем другое. Я не знаю, что делаю здесь. Я чувствую, как пальцы щекочут мою голову, и когда поднимаю взгляд, он подмигивает мне, а затем выходит.
- Итак, как давно ты знакома с доктором Калленом?
Я оглядываюсь на Лорен.
– Эмм… не очень давно.
- Он милый, правда?
Я киваю, хотя он намного больше, чем милый.
Маленькая девочка на половину просовывается в приемную. Она поднимает руки и спрашивает.
- Где воктор Шаллен?
Я не могу удержаться от смеха. Лорен тоже.
– Он занят, дорогая. Хочешь конфетку, пока ждешь его?
- АГА!
Лорен смотрит на ее родителей, которые кивают, и протягивает ей леденец. Девочка не уходит. Она без умолку болтает, рассказывая, почему она здесь, что она ела на завтрак, что какой-то мальчишка наделал в детском саду и о прочем дерьме, о котором дети так много говорят.