И вот незнакомка привела его на «место преступления» и уже успела взбесить лейтенанта криминальной полиции. Больё… Майор предпочел бы иметь дело с Венсаном или Самирой. Он огляделся, убедился, что никого из прокурорских поблизости нет, поднырнул под ленту ограждения и сунул значок в нос жандарму.
– Мартен? – Больё заметил его. – Я думал, ты в отпуске по болезни. Что ты тут забыл?
– Мои друзья живут в этом доме; они забеспокоились, позвонили, а я был поблизости, решил взглянуть… – на ходу сочинил предлог сыщик.
Его коллега на это не купился.
– Пусть в следующий раз смотрят местные новости, – хмыкнул он, кивнув на оператора, прятавшегося под большим зонтом.
Зеваки тоже снимали место происшествия на камеры мобильных. Чертовы вуайеристы… Лейтенант достал пачку сигарет и протянул ее Сервасу.
– Спасибо, я бросил, – отказался тот.
– Прошлой ночью тут зарезали бездомного, – рассказал Больё. – Никому не было до него дела, так что кровь на коробках заметили только несколько часов спустя… Его звали Хорхе. Когда‑то он ошивался неподалеку от Центрального комиссариата, рядом с Каналом дю Миди и садом Компанс.
Сервас кивнул.
– Он спал на этой улице?
– В последнее время.
Мартен чихнул и снова достал платок.
– Ты только что разговаривал с женщиной… Выглядел… очень раздраженным. Кто она?
– С чего это ты вдруг заинтересовался? – насторожился Больё.
Майор делано‑беззаботно пожал плечами:
– Сам знаешь – работа ведь как наркотик. Лишаешься ее – начинается «ломка».
Взгляд лейтенанта был более чем красноречивым: «Не знаю и знать не хочу». Но на вопрос он все‑таки ответил:
– Психопатка… Недавно была замешана в другом деле, я даже задерживал ее на сутки… Странноватое совпадение…
– В каком смысле?
– Одну девицу здорово отделали, и она подала жалобу на эту самую бабу. Они вместе работали на «Радио 5», были… подружками, любили сексуальные игры, но это плохо закончилось. Жертва взяла… «предоплату»… а партнерша захотела отобрать у нее деньги… после того как… Обычное дело – потасовка между двумя ненормальными лесбиянками.
Больё сокрушенно покачал головой: «В каком мире мы живем…»
– Но это еще не все… – добавил он. – Мерзавка дважды заявлялась в комиссариат. В первый раз принесла письмо – его якобы бросили ей в почтовый ящик, – автор которого грозил покончить с собой. Она потребовала, чтобы мы провели расследование. Голову даю на отсечение – она сама и сочинила эту бредятину. А во второй раз мне пришлось выслушать целую детективную историю: мужик нассал ей на коврик, проник в квартиру, звонил на радио и на домашний телефон… Дальше – больше: пострадавшая стажерка якобы накачала ее наркотой, раздела догола, а потом каким‑то образом доставила домой, где она и пришла в себя. Чушь дичайшая! А теперь мы нашли труп прямо напротив ее дома, причем она часто разговаривала с беднягой Хорхе и, если верить соседке, однажды он даже был у нее в квартире… Можешь объяснить, что за женщина зовет к себе бездомного и покупает секс‑услуги двадцатилетней девчонки?
Лейтенант бросил взгляд на фасад дома: свет не горел только в нескольких окнах, и все балконы были забиты публикой, как в театре «Ла Фениче»[71]в вечер премьеры.
– Как ее фамилия? – поинтересовался Сервас.
– Штайнмайер. Кристина Штайнмайер.
Кристина…
– Она упоминала оперу? – задал Мартен еще один вопрос.
Его собеседник резко обернулся.
– Что ты сказал?
– Она произносила слово «опера»?
Больё сощурился и несколько секунд смотрел на свой намокший галстук, а потом перевел цепкий взгляд на майора.
– Черт, как ты узнал?.. Она сказала, что преследователь – ну, тот, что якобы побывал у нее в квартире, – оставил на журнальном столике CD‑диск с записью оперы… Ты все‑таки не просто так сюда заявился, я прав?
– Да.
– Проклятие! Ты меня достал, Сервас! Мог бы сразу сказать… Что тебе известно? Если ты не в курсе, это мое расследование.
Мартен немного помолчал, глядя на водосточные трубы, извергавшие на тротуар потоки воды, и на горящие в квартирах люстры, но в конце концов решился:
– Позволь мне задать твоей… подозреваемой несколько вопросов. Вдруг она говорит правду? Я ничего не стану утаивать.
У лейтенанта от возмущения отвалилась челюсть. Он побагровел и гаркнул на всю улицу:
– Ты такой же псих, как она, если думаешь, что я тебе это позволю! Никто, кроме меня, допрашивать эту бабу не будет!
– Назовешь код домофона? – невозмутимо попросил его майор.
– Черт, Сервас, что за игру ты затеял?!
– Ты не видишь картину в целом и идешь не в том направлении. Скажи, я часто ошибался? Садился в галошу?
Теперь Больё колебался.
– Я не при исполнении, у меня отпуск по болезни… Слава достанется тебе… – пообещал его коллега. – Я всего лишь хочу задать ей пару‑тройку вопросов.
Лейтенант кивнул:
– Один‑девять‑четыре‑пять…
– Без дураков?
– Да чего уж там…
Она зажгла верхний свет и вслушалась в тишину. Он приходил… Она сразу это поняла. В ее отсутствие. Нужно быть чертовским наглецом, чтобы заявиться на место своего преступления, когда на улице лежит труп Макса… То есть Хорхе. Хозяйка дома задержала дыхание, поискала глазами следы пребывания своего врага, увидела на журнальном столике диск и подошла взглянуть на него.
«Поругание Лукреции». Бенджамен Бриттен.[72]
Финал наверняка трагический – самоубийство…
Рядом с диском лежал листок бумаги. Послание, написанное от руки… Кристина заставила себя прочесть его:
Теперь ты видишь, что тебя ждет. Лучше сделай все сама. Давай покончим с этим. Взбрыкнешь еще раз – возьмемся за твою мать…
У мадемуазель Штайнмайер закружилась голова. Ей захотелось кинуться к окну и позвать на помощь круглоглазого полицейского, но она вовремя спохватилась: текст был написан ее почерком. У женщины подкосились ноги. Первоклассная подделка – во всяком случае, на взгляд дилетанта. Может не распознать и графолог. Она снова угодила в ловушку. Легавый придурок наверняка решит, что она и это письмо сама состряпала. Что она опасная психопатка. Да‑да, чертовски опасная…
Враг опять опередил ее на один ход…
Несколько дней назад Кристина наверняка разнюнилась бы, начала бы жалеть себя, но теперь она не дрогнула и не пролила ни слезинки. Нужно решить, что делать с Игги, не держать же его до бесконечности в ванной… Что подумают полицейские, если обнаружат труп собаки, спеленатый на манер египетской мумии? Враг действует стремительно: за одну ночь убил безвинного пса, изнасиловал женщину и зарезал бродягу. Его ярость вышла из берегов, и теперь у них смертельный поединок. Журналистка застонала, а потом вспомнила о той женщине, что убила себя. Селия. Ее звали Селия. Спасительный гнев вернулся: терять ей нечего, так что она не сдастся, она будет драться. Нужно рассказать Лео о случившемся, предупредить его об опасности. И Жеральда тоже…
Тишину квартиры разорвала трель звонка, и Кристина застыла на месте.
Ее взгляд метнулся к двери. Неужели ее противник настолько безумен и нагл, что явился сюда, когда на улице полно полицейских? А собственно, почему бы и нет? Это был бы настоящий апофеоз… Штайнмайер на мгновение представила, как он выталкивает ее из окна. Все решат, что психопатка почувствовала себя загнанной в угол и предпочла свести счеты с жизнью. Финал, достойный оперы… Может, он даже поставит музыку, прежде чем перейти к делу…
«Нет, – прозвучал у нее в голове голос Мадлен. – У тебя разыгралось воображение. Он слишком осторожен, чтобы прийти сейчас. Этот человек хочет взять тебя измором, Крис, и рисковать не станет ».
В дверь снова позвонили. Кто‑то настаивает на встрече…
«Полицейские, – подумала она. – Решили меня арестовать…»
Кристина прокралась к двери и посмотрела в глазок. Она никогда не видела этого мужчину. Лет сорок, густые темные волосы и недельная щетина. Под глазами синяки, впалые щеки, но лицо приятное. На убийцу не похож. На больного тоже.
Перед глазком появился полицейский жетон, и хозяйка отшатнулась.
Дерьмо…
Она накинула цепочку и приоткрыла створку. Незнакомец моргнул, как недоспавший человек, и посмотрел ей в глаза.
– Да? – спросила женщина.
Неожиданный гость снова моргнул, не торопясь убрал значок и… улыбнулся. В его взгляде не было даже намека на враждебность.
– Меня зовут Мартен Сервас, – сказал он Кристине. – Я майор полиции. И, в отличие от моих коллег, я верю в вашу историю.
Вторичные детали картины
В какой‑то момент она свернулась калачиком на диване и забылась сном. «Адреналин упал», – подумал ее собеседник. Как давно эта женщина не чувствует себя в безопасности? Она лежала, натянув плед до подбородка, а он сидел в кресле, молчал и наблюдал.
По сравнению с ней Мартен был почти в форме: щеки у нее ввалились, под глазами темнели круги, скулы выступали из‑под кожи, как окаменелости из‑под слоя земли на палеонтологическом раскопе… Ей сильно досталось, это очевидно, но она сильная, если устояла, когда стихийное бедствие за несколько дней почти разрушило ее жизнь. Как блицкриг… Мерзавец знает толк в молниеносной войне – что да, то да.
Несчастная рассказала майору о встрече с Фонтеном, о своих подозрениях и о признаниях Корделии. Она ничего не знала только об одном – о дневнике Милы. Почему же сам Мартен промолчал и не рассказал ей об этом? Он налил себе великолепного «Кот‑Роти» из бутылки, которую Кристина открыла два часа назад, и снова задал себе тот же вопрос. Почему? По очень простой причине – не хотел признаваться, что собирается поймать космонавта с поличным, а ей уготовил роль «живца».
Завибрировал телефон. Снова Больё – уже четвертое сообщение. Сервас встал и перешел в другую комнату. Огни фонарей на крышах полицейских машин светили в окна, окрашивая потолок и покрывало в яркие цвета.
– Слушаю тебя… – сказал майор, набрав номер лейтенанта.
– Что ты творишь, черт бы тебя побрал?! – завопил тот, едва услышав его голос. – Ты сказал – три вопроса! И почему ты шепчешь?
– Тс‑с‑с, она заснула!
– Что?!
– Ты ошибаешься. Она не убивала.
– Да неужели? И откуда такой вывод?
– У меня есть догадка насчет личности убийцы.
В трубке раздался тяжелый вздох.
– Мартен, ты бредишь или как? Что за чушь ты несешь? Выныриваешь из ниоткуда – и знаешь больше всех! А как же показания соседей? Заключение судебного медика? Ты даже на тело не глянул!.. И кто же, по‑твоему, убийца?
– Если скажу, ты не поверишь.
– Я сыт по горло твоими загадками, Сервас! Выкладывай!
– Леонард Фонтен.
Больё на мгновение онемел, а потом с трудом выговорил:
– Тот самый космонавт?
– Угу.
– Ты ведь пошутил? Скажи, что это шутка…
– Вовсе нет.
– Не знаю, что происходит, Мартен, но если ты водишь меня за нос…
– Я никогда не был так серьезен. Ты и представить не можешь, во что замешан Фонтен… Он хитрый, изворотливый сукин сын, настоящий псих. Именно он стоит за всем происходящим. Помнишь художницу, которая в прошлом году покончила с собой в «Гранд‑Отель Томас Вильсон»? Она была его любовницей. Как и Мила Болсански, бывшая космонавтка. Мила доверила мне свой дневник, где описала все, через что он заставил ее пройти… Фонтен неоднократно бил и насиловал ее, когда они работали в Звездном городке, но русские и Европейское космическое агентство замяли скандал – полагаю, ради великого дела покорения космоса. Кристина Штайнмайер встречалась с ним в кафе сегодня днем – по его просьбе, – после чего поехала домой и столкнулась с тобой…
– Как ты узнал?
– Я там был.
На сей раз пауза продлилась дольше.
– У меня не было ни одного шанса прижать эту скотину, – продолжил Сервас. – Но если мы докажем, что убийство Хорхе заказал он, это все изменит…
Больё присвистнул.
– Ну и дела… А ты не врешь?
Майор услышал тихое треньканье – ему пришло сообщение.
– Значит, звонки на работу и домой, выброшенная в мусоропровод собака, преследование – все правда? – допытывался его собеседник.
– От первого до последнего слова. Эта женщина – жертва порочного психопата, очень умного и очень больного.
– Тут и самому рехнуться недолго, – растерянно прокомментировал лейтенант.
– Кто бы спорил!
– Что будем делать?
«Ну наконец‑то…» – Сервас облегченно вздохнул. Больё, конечно, не гений, но хватка у него есть, а на карьеру, циркуляры и директивы ему плевать.
– Коринна Делия… – сказал Мартен. – С завтрашнего дня станешь ее тенью. Следи за ней и – главное – за ее дружком, неким Маркусом. Он – приоритетная цель. Маркус, скорее всего, и есть убийца Хорхе. Леонард Фонтен вряд ли сам делает грязную работу… Если получится их прижать, они выведут нас на него.
– А ты что будешь делать?
– Посмотрю, что еще удастся вытащить из этой женщины.
– Что доложим начальству?
– Ничего. Я в отпуске по болезни, не забыл? Если всплывет имя Фонтена, все захотят прикрыть свою задницу, и у нас ничего не выйдет.
– Я вел себя с мадемуазель Штайнмайер… излишне жестко, – сокрушенно признался Больё.
– Извинишься при следующей встрече.
Сервас открыл почту. Там было письмо от Марго:
Буду завтра. В 8 ч. Целую.
Мартен улыбнулся. Она не спрашивает, удобно ему это время или нет, встанет он рано или хотел поспать подольше, будет ли в форме, не собирался ли уехать по делам… Она вообще ни о чем не спрашивает, так что выбора у него нет. Дочь никогда не оставляла ему выбора… Он еще раз улыбнулся и напечатал «ОК» – это было короче, чем «согласен».
Потом сыщик нажал на кнопку. Отправлено.
Чертовы смартфоны…
Она проснулась и не сразу поняла, кто он такой: Сервас увидел в ее глазах тень животного страха, которая, впрочем, тут же исчезла.
– Я спала… Долго? – спросила женщина.
– Меньше часа.
Ее лицо приняло совсем детское выражение, и сыщик успел понять, какой застенчиво‑красивой может быть эта женщина, когда не напоминает Эмму Бовари на смертном одре.
– Здесь холодно. Сейчас подкручу батарею, – сказал он ей.
Кристина откинула плед, встала и заметила бутылку на столике.
– Мне казалось, мы не так много успели выпить.
– Каюсь – доливал себе дважды, пока вы спали, – признался полицейский.
Затем он кивком указал на сложенные на диване упаковки с лекарствами:
– Вы что… принимаете все это?
Штайнмайер покраснела:
– Начала недавно. Мне это было необходимо, чтобы продержаться.
– Понимаю.
Мартен подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу. Ночь была расцвечена огнями, а в стекле отражалось его собственное лицо. Озабоченное, встревоженное. Где‑то там притаилось изобретательное зло, которое нельзя недооценивать… Все жертвы Фонтена были сильными и умными женщинами, но «палач» оказался сильнее их. Он опасный противник. Этот человек притаился в тени и ждет следующего жеста, новых сигналов. Как акула. А значит, им придется действовать как можно незаметней.
– Я знаю одно место, – сказал он. – Чудесное место у Черной горы. Над озером Сен‑Ферреоль. Там очень красиво – осенью, весной… И даже зимой, когда выпадает снег… Можно будет похоронить его наверху, что скажете? Час пути – и вы там.
– Вы приедете? – спросила она.
– Обязательно.
Сервас освободил морозилку от коробок с пиццей «Домино», упаковок кантонского риса и горшочков сливочного желе с резанцем, оливковым маслом и трюфелями, приготовив место для Игги. Укладывать тельце песика в импровизированный морг пришлось по диагонали.
– Не заглядывайте в нижнее отделение, договорились? – попросил Мартен хозяйку. – До моего возвращения…
– Хорошо, – отозвалась та.
– Дайте слово.
– Даю.
Сервас взглянул на часы:
– Сегодня ночью он не придет. Слишком много полиции вокруг – не решится.
– Вы уверены? Ваши коллеги закончат и уедут. Все в доме лягут спать. Улица опустеет и… Какие у меня гарантии? Вы не могли бы остаться? Один раз… Пока я не соображу, что делать…
Мартен понимал, что не может вызвать наружку: он не при исполнении, а вступать в объяснения с начальством ему не хотелось.
– У меня завтра встреча, – сказал он и начал искать в телефоне номер Больё. – Очень рано… – Вздохнув и помолчав немного, вдруг решился: – Ладно, согласен. Но спать буду на кровати – ненавижу диваны.
Кристина улыбнулась.
Женщина достала сигарету, щелкнула зажигалкой, и язычок пламени на мгновение осветил ее лицо. Она стояла на тротуаре, метрах в ста от дома, и могла следить за происходящим, не привлекая к себе внимания. Когда раздалось завывание полицейских сирен, она сочла за лучшее вернуться к своей машине, которую оставила на третьем этаже парковки у площади Кармелитов.
Потом молчаливая зрительница снова вернулась на улицу и припарковалась достаточно далеко от места преступления, чтобы не быть замеченной, но и достаточно близко, чтобы видеть подъезд. Через два часа, когда сыщики, проводившие опрос соседей, проходили мимо нее, она вышла из машины и начала старательно запирать дверцу. Ее спросили: «Давно вы здесь, мадам?», и она ответила: «Только что приехала…», после чего поинтересовалась: «А что случилось?», и о ней тут же забыли.
Позже наблюдательница села за руль и перебралась поближе к месту происшествия: эксперты уехали, зеваки разошлись, и на улице стало тихо. Было три часа ночи. Инспектор так и не вышел… Она курила, часто и глубоко затягиваясь, выдыхала дым в потолок и размышляла. Кристина оказалась гораздо упрямей, чем можно было ожидать. Она бы никогда не подумала, что эта девка устоит в подобном катаклизме. Да еще и окажет сопротивление. Сегодня ей позвонила Корделия: подельница нервничала, была на взводе, так что с нею тоже придется что‑то решать. Все вдруг пошло не так, но ничего, она это поправит! Больше всего ее заботила встреча Кристины с майором. У мерзавки появился надежный союзник, она больше не изолирована от мира, так что на самоубийство рассчитывать не приходится. Проклятье… Возможно, она ошиблась, наведя легавого на след Селии Яблонки и Леонарда. Она знала, почему так поступила, но теперь эта идея не казалась ей такой уж удачной… Хотя подозрение на Леонарда она навела, и теперь ему не отвертеться. Не в этот раз.
Но Кристина себя не убьет. Женщина задохнулась от ненависти, и ее рот наполнился горькой слюной.
Успокойся…
Пора с этим кончать. Другим способом… более радикальным. Инстинкт подсказывал: игра слишком затянулась. Черт с ней, с идеей самоубийства, плевать на тщательно продуманный план: сойдет и исчезновение.
Она в очередной раз затянулась дымом, вдохнула последнюю, самую сладкую порцию отравы…
Ненависть, ревность и гнев – тоже яд, и ничуть не менее сильнодействующий.
Уход со сцены
Будильник прозвонил ровно в семь, но Сервас уже принимал душ: он не хотел опоздать на встречу с дочерью. Если Марго приедет в дом отдыха раньше него, она наверняка спросит, где он провел ночь.
Значит, нужно действовать «на опережение». И сделать вид, что он спал сном младенца в своем временном обиталище. Мартен посмотрелся в зеркало: было бы неплохо привести себя в божеский вид, но под рукой нет ни бритвы, ни даже расчески. Сыщик провел ладонью по мокрым волосам, подумав, что еще успеет переодеться. На комоде в гостиной стояла фотография в рамке: Кристина и мужчина лет тридцати в очках. Оба щурились на заходящее солнце и улыбались.
Сама Кристина пила кофе, поставив локти на барную стойку и держа пиалу в ладонях.
– Кто это? – спросил ее полицейский.
– Жеральд. Мой… друг, – ответила женщина после некоторой заминки.
– У вас хорошие отношения?
В глазах женщины промелькнуло сомнение. Но затем последовал кивок:
– Ну, как у всех… бывают взлеты, случаются падения… Но Жеральд – хороший человек.
– Чем он занимается?
– Наукой. Космическими исследованиями.
Один ящичек открывается, другой закрывается. Жеральд… Замигала сигнальная лампочка в мозгу: космическая отрасль… Сервас почувствовал возбуждение.
– Мне пора, – сказал он. – Дверь не открывайте, никого не впускайте – кроме меня или лейтенанта Больё. У вас есть мой номер, звоните в любой момент. Вот телефон Больё – на случай, если не сумеете связаться со мною. Если кто‑нибудь сунется, позвонит в дверь, покажет удостоверение, посылайте его куда подальше – сейчас полно фальшивых документов.
Штайнмайер кивнула, но вид у нее был озабоченный.
– Может, попробуем заманить его в ловушку? – предложила вдруг она.
Мартен недоумевающе вздернул бровь.
– Я уйду из квартиры, а кто‑нибудь из ваших будет его поджидать, – пояснила его собеседница.
Майор покачал головой:
– Он не купится. Слишком хитер.
Кристина сжала челюсти, опустила глаза, отвернулась и сделала глоток кофе. Она явно пала духом.
– Я вернусь, как только закончу с делами, и мы выработаем стратегию, – пообещал ей Мартен.
«Фу ты, как напыщенно… – подумал он. – И глагол выбран неудачно… Незачем ей знать, что у тебя нет никакого плана».
Четверг. Утро. Туман. Влажный и плотный туман окутал поля и лес. Вороний грай разрывал тишину, как сирена маяка.
Он пулей влетел в комнату, сменил одежду и успел спуститься в холл в тот самый момент, когда красный с белой крышей «Ситроен DS3» въехал на стоянку. Марго просияла улыбкой, и у Серваса сжалось сердце. Но это было сладкое чувство.
Высокая тоненькая девушка в джинсах и толстом свитере ничем не напоминала прежнюю Марго. Сказать, что за последнее время его дочь изменилась, значило ничего не сказать. Три года назад Марго оказалась в эпицентре истории с трагическим финалом: один ее соученик покончил с собой, а другой сел в тюрьму за убийство. Она тогда носила пирсинг, татуировки и красила волосы в дикие цвета. Ее приняли на подготовительное отделение самого престижного лицея (Мартен хорошо помнил тот великолепный летний день, когда впервые привез ее в Марсак), где царили древние традиции и почти монастырская строгость, а она украсила свою комнату постерами фильмов в жанре «хоррор» и день и ночь слушала Мэрилина Мэнсона.
Сыщик не знал, какую музыку дочь предпочитает теперь, но в женщину она превратилась быстрее, чем головастик в лягушку, это уж точно!
– Папа… – сказала Марго и поцеловала его в щеку (у нее даже голос изменился – полицейский впервые заметил это, когда принял ее по телефону за бывшую жену).
Прежним остались только лицо, независимый вид и привычка задирать нос, производившая неотразимое впечатление на молодых людей. Марго достала из сумки пакетик в золотой бумаге, перевязанный золотой ленточкой. Сервас просиял детской улыбкой:
– Что это?
– Открой и увидишь, – отозвалась его гостья.
Он поежился – на улице было сыро.
– Идем, я что‑то замерз.
Они устроились в гостиной в северном крыле, где пока никого не было, хотя в доме уже звучали голоса других пансионеров.
Мартен разорвал бумагу и увидел коробку, оформленную в климтовском, читай – китчевом – стиле с профилем Малера. Полное собрание сочинений. 16 CD‑дисков… «И‑эм‑ай классике». Сервас слышал об этом сборнике, выпущенном в 2010 году, и помнил, что там не было его любимых интерпретаций – ни Бернстайна, ни Хайтинка, ни Кубелика, – но, бросив взгляд на оглавление, с радостью обнаружил имена Кэтлин Ферье, Барбиролли, Кристы Людвиг, Бруно Вальтера, Клемперера и Фишера‑Дискау.
– Ты ведь один из последних «мастодонтов», которые все еще слушают CD, – подколола отца Марго.
– Шестнадцать дисков. Лекарство от скуки? – поинтересовался тот.
– Не хочу, чтобы ты тут совсем опростился. Ну и?..
– Что – и?
– Тебе нравится?
– Не то слово. Потрясающий подарок! О лучшем я и мечтать не мог! Спасибо.
Девушка пропустила мимо ушей чрезмерно восторженную интонацию, и они поцеловались.
– Выглядишь лучше, чем в прошлый раз… – заметила Марго.
– Я и чувствую себя лучше.
– А я уезжаю, папа.
Майор поднял на нее глаза:
– Куда?
– В Квебек. Мне предложили временную работу.
В… Квебек? Нет, только не это! Сервас испытывал священный ужас перед полетами.
– Почему… почему не Тулуза? – Он понял, как наивно прозвучал этот вопрос, еще не успев договорить.
– За последний год я разослала сто сорок резюме и получила десять ответов – десять отказов, – вздохнула девушка. – В прошлом месяце я отправила четыре мейла в разные квебекские организации, и мне прислали два положительных ответа. Здесь все мертво, папа. У нашей страны нет будущего. Я уезжаю через четыре месяца… У меня будет право на отпуск.
Мартен знал, что его дочь хочет работать в области связей с общественностью, но понятия не имел, что именно это означает. Булочник или полицейский, пожарный, инженер или механик, даже наркодилер или наемный убийца – все это вполне конкретные занятия. Но связи с общественностью? С чем это едят?
– Надолго? – спросил сыщик упавшим голосом.
– На год. Для начала…
Год! Сервас затосковал, представив полет над Атлантикой, экономкласс, облачность, турбуленцию, жалостливо‑снисходительные взгляды стюардесс…
Его взгляд упал на фотографию Малера, и мозг услужливо напомнил о снимке в гостиной Кристины. Жеральд… У него появилось странное чувство, когда он его увидел.
– …но, если получу рабочее разрешение, останусь там и…
Там… Слово прозвучало как поминальный звон по их маленькой семье.
Лицо Жеральда… Оно ему знакомо. Полицейский был уверен, что где‑то его видел. Видел, но в первый момент не узнал, потому что… Почему? Ну конечно, на другой фотографии он был снят в профиль… А сделали ее на торжественном приеме в Капитолии. Отражение в зеркале: мужчина в очках протягивает визитку Селии Яблонке.
– …ты меня слушаешь, папа? – донесся до него голос дочери.
– Конечно, дорогая.
Имеет ли это значение? Еще какое! Жеральд знал и Селию Яблонку, и Кристину, но неизвестно, пересекался ли он с Милой. В ее дневнике речь идет о Фонтене, а не о Жеральде, но Сервас был сыщиком и не верил в совпадения, так что эта деталь беспокоила его все сильнее.
– Знаешь, там можно сделать карьеру – если шевелиться. Не сидеть сиднем и не ждать у моря погоды… – продолжала дочь.
У Мартена зазвонил телефон.
– Извини… – пробормотал он, торопливо поднося его к уху.
Марго укоризненно покачала головой.
Это был Больё:
– У нас серьезная проблема. Я потерял Маркуса. Утром он пошел к метро. Я спустился следом. Мы доехали до Бальма. Но… там его ждала машина. Он скрылся. Я успел записать номер.
– Проклятие! – выругался майор.
– Что происходит? – спросила Марго. – У тебя проблемы? Ты вышел на работу? Я думала, ты все еще в отпуске…
Это был не вопрос, а укор. Она приняла одно из самых важных решений в жизни и приехала поделиться им с отцом, а у него, как всегда, нет времени, хотя ее выбор будет иметь последствия для них обоих.
– Пустяки, малышка, ничего важного, – заверил ее сыщик. – Продолжай.
Но это были не пустяки. Никакие не пустяки. В горле у него сжался комок.
Кристина встала под душ, чтобы обжигающие струйки воды смыли напряжение и ломоту в теле. Сон на диване не прошел даром. Войдя в ванную, она заперлась на задвижку. Положила на раковину дубинку, газовый баллончик и электрошокер. Расслабилась. И тут ей почудился шум. Кристина завернула кран, но звук не повторился. Должно быть, трубы. Она вытерла волосы большим полотенцем, выдавила пасту на зубную щетку, и в этот момент зазвонил телефон. Не официальный – другой, секретный.
Лео…
– Кристина, ты дома? – быстро спросил космонавт. – Нужно увидеться…
– Что происходит?
– Потом объясню… Сегодня кое‑что случится. Слушай внимательно: вот что ты сделаешь…
Она запомнила место и время. Что он задумал? Может, стоит позвонить тому сыщику? Нет, Лео просил никому не говорить. Зазвонил другой телефон. Мать… Не сейчас. Сообщение на голосовую почту. «Кристина, это мама. Я видела репортаж в новостях – о том, что случилось рядом с твоим домом. У тебя всё в порядке? Перезвони мне…» Журналистка стерла сообщение и пошла в гостиную. Открытый ноутбук стоял на барной стойке. Она не помнила, включала его утром или нет. Сходив за своим арсеналом, Кристина вернулась в кухню и увидела, что пришел новый мейл. У нее участился пульс.
Она села на высокий табурет и открыла сообщение. Горло перехватила судорога.
МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ: Я НЕ ПОВЕРИЛА, ПОДУМАЛА, ТЫРЕХНУЛАСЬ. НУЖНО ВСТРЕТИТЬСЯ И ПОГОВОРИТЬ. О ЖЕРАЛЬДЕ. НИКОМУ НЕ ГОВОРИ. ВОТ МОЙ АДРЕС. БУДУ ДОМА ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ.
ДЕНИЗА
– Приедешь меня навестить?
Самолет – турбуленция, груды облаков наваливаются и разбегаются, кресла и копчик вибрируют, напоминая, что под ним 11 000 метров пустоты, а он заточен в огромный футляр наподобие сигарного, снаряженный сверхмощными двигателями и заправленный тысячами литров легковоспламеняющегося керосина.