По словам Врарргерфужа, примитивные сонары Земли не могли обнаружить наш подводный корабль, но я вовсе не хотел рисковать. Не хватало только попасть под глубинную бомбу, сброшенную с патрульного корвета по приказу какого‑нибудь мнительного лейтенанта.
Я внимательно изучил дисплей.
– Меняем план.
Пиррахис и Берт одновременно повернулись ко мне; первая с удивлением, второй – безучастно.
– Не думаю, что нам стоит появляться здесь, – произнес я. – Слишком большое движение. Надо отыскать какой‑нибудь залив поспокойнее. Покажите мне, что это вон там?
Я указал на небольшой островок к югу. Почему на него? Не знаю. Может быть, подумал, что мы могли бы причалить к лодочной станции дяди Кабби и постучаться в его дверь.
Нет, конечно. Дядя Кабби давно умер. Я не знал, кто владеет его домом, и у меня не было никакого желания это выяснять.
– Вот залив, – сказал я, указывая на полоску воды между островом Си‑Брайт и берегом. – Давайте взглянем на него.
Глава 38
Это был не залив, а устье реки, о которой я забыл и которая оказалась как нельзя кстати.
Персональный робот Берта медленно и осторожно вел субмарину по этой милой широкой реке. Ни единого суденышка я не заметил, хотя и не отрывал глаз от дисплея. Впереди показалось нечто, пересекавшее водную гладь от берега до берега. Что это? Если дамба, то придется возвращаться и искать новое место.
Это оказался мост. А неподалеку ряд небольших причалов – лодочная станция.
– Подойдет, – сказал я, надеясь, что не ошибся. Подошло. Субмарина всплыла, робот открыл люк, и я выбрался наружу. Шел мелкий, холодный, противный – и такой земной! – дождь.
Я увидел на дороге огни и, пройдя по тропинке, вышел к большому ярко освещенному ресторану, специализировавшемуся на морских блюдах.
Когда я вошел внутрь, кассирша с любопытством посмотрела на меня. Что ж, видок у меня был еще тот: грязный, давно небритый, в потрепанной одежде. Тем не менее она показала мне, где телефон. Несколько посетителей – интересно, что почти все они были в форме, – тоже удивленно уставились на меня, но я повернулся к ним спиной.
Разумеется, я не знал никакого пароля. У меня не было даже кредитной карточки, а запах горячей пищи сводил с ума. Но мне все же удалось дозвониться до Бюро в Арлингтоне.
Дежурный офицер, должно быть, решила, что я сумасшедший, но все выслушала.
– Говорит старший агент Джеймс Дэниел Даннерман. Это тот, который, – я не знаю, как себя описать, – которого довольно долго не было. Я уезжал. Очень, очень далеко. Немедленно передайте эту информацию полковнику Хильде Морриси или заместителю директора Маркусу Пеллу. Я хочу, чтобы сюда незамедлительно выслали полный взвод. У меня важные… сведения.
Последовала небольшая пауза.
– Мне казалось, что бригадир Морриси умерла, – задумчиво сказала она.
Не знаю, что меня потрясло больше: известие о смерти Хильды или то, что Хильда бригадир. Но времени на раздумья не оставалось.
– Скажите кому‑нибудь из начальства. Немедленно, – приказал я и назвал ресторан и его местонахождение, пользуясь подсказкой кассирши, – а самое главное, скажите, чтобы не стреляли.
Наверное, она сделала все быстро, потому что уже через двадцать минут вся стоянка возле ресторана была забита вертолетами, а с шоссе доносились завывания сирен.
Удивительно, на что способно Бюро, если только захочет. Хотя среди тех, кто выскочил из первых двух вертолетов, заявив, что они из Нью‑Йорка, я не узнал ни единой души. Но они узнали меня.
– Боже, Даннерман, сколько же вас, черт возьми, вообще бродит по свету? – полюбопытствовал один, не ожидая, впрочем, ответа. – Ладно, давайте‑ка займемся делом.
И они занялись.
Я и глазом не успел моргнуть, как силы федеральной полиции, прибывшие на нескольких вертолетах, и местные копы окружили весь район, блокировали с двух сторон мост и отрезали лодочную станцию от остального мира. Пара ребят в форме обошли столики и предупредили запоздавших посетителей, что все в порядке, но в течение какого‑то времени никто не сможет уйти, потому что – здесь они проявили воображение – неподалеку случился разлив горючего и не исключена возможность взрыва. Саму подлодку окружили раздвижными щитами и прибывший из Арлингтона полковник Макланос связался с командованием военно‑морского флота, требуя прислать субмарину для буксировки нашего корабля в надежное место.
Потом Макланос отправился со мной на подлодку. Не знаю, что он рассчитывал там обнаружить, но когда полковник увидел Чудика, Доков и Берта, глаза у него полезли на лоб.
– Матерь Божья, – пробормотал полковник, но тут же взял себя в руки. – Скажите мне, Даннерман, что тут происходит? Они все останутся на субмарине, и я поставлю пару охранников. Вы? Нет, не вы, Даннерман. Вас я забираю прямо в Арлингтон, чтобы вы обо всем доложили заместителю директора.
Я не знаю, чего ожидал Берт. Он ничего не сказал. Молча выслушал, опустив голову к животу, а потом посмотрел на меня грустными глазами.
– Я вернусь, как только смогу, – пообещал я. – Только пусть роботы ничего не делают, ладно?
Он не ответил, а лишь отвернулся и уставился на четырех вооруженных агентов Бюро, спустившихся в лодку через люк.
– Берт, – сказал я. – Послушайте, все будут благодарны вам за помощь против Других. Все будет хорошо.
Он взглянул на меня.
– Надеюсь, что это так.
Часть девятая
ДОМА
Глава 39
Спустя двадцать четыре часа мой энтузиазм по поводу эффективности действий Бюро заметно поугас из‑за того, что все это время было потрачено на допросы. Допрашивали меня. Каждый допрос продолжался по три‑четыре часа и велся в жестком режиме. Причем я взамен ничего не получил, хотя и умолял ввести в курс дел на Земле. Мне также ничего не сказали о судьбе Берта, Пиррахис и подлодки. Мне вообще ничего не сказали.
Поневоле вспомнились добрые старые деньки с «рождественскими елками» и шлемом. Правда, на этот раз мне не причиняли физической боли. Но, знаете, допрос есть допрос, независимо от того, кто его проводит. Если следователи настроены серьезно, то легкой жизни не жди.
Место, где меня допрашивали, в Бюро называли Пыточной. Все происходило в небольшой комнате со столом и несколькими жесткими стульями, не позволявшими расслабиться. Я знал, что на галерее, по ту сторону односторонней зеркальной стены, сидят люди, которые внимательно наблюдают за мной.
Первый вопрос, заданный этими тупицами, прозвучал так:
– Что это за штука у вас за ухом?
Она им явно не понравилась, как, впрочем, и мой ответ. Когда я сказал, что это устройство, дающее возможность общения с хоршами, а не «жучок» вроде тех, которые устанавливали на своих жертвах Возлюбленные Руководители, мне никто не поверил. Допрос внезапно прервали, и следователи молча угрюмо взирали на меня, пока кто‑то не принес металлическую сетку, которую набросили мне на голову и шею. Они хотели знать все, буквально все, начиная с того момента, когда Чудик и я вышли из телепортатора.
Допросы шли практически беспрерывно. Пару раз меня даже не отпустили в туалет, а когда отпускали, то ни на секунду не оставляли одного, словно опасаясь, что я вот‑вот проделаю какой‑нибудь ловкий трюк с мочой. Пару раз мне дали поесть: черствые сандвичи с ветчиной выглядели так, словно их собрали со столов после какого‑то поспешного ленча, а черный кофе наливали из той же посудины, которой пользовались и сами следователи. В общем, это было совсем не то, о чем я так мечтал. А вот спать не позволялось вовсе. Когда я начал засыпать прямо на стуле, мне принесли стакан теплой воды и две пилюли, которыми Бюро снабжает агентов на время экстренного задания. Сонливость прошла, но мне все равно хотелось принять горизонтальное положение. В этом отношении даже «рождественские елки» были милосерднее.
Женщина, принесшая пилюли, показалась мне знакомой. Наверное, я видел ее в штаб‑квартире. Запивая таблетки, я негромко спросил:
– Что с моими друзьями по подлодке? Они в порядке? Возможно, она бы ответила, потому что уже открыла рот, но один из следователей оттер ее от меня и, взяв стакан, сказал:
– Не волнуйтесь о ваших друзьях, мы о них позаботились. А теперь расскажите о тех хоршах, которых вы называете хорошими парнями.
Я вздохнул и рассказал о планете‑тюрьме, о Гнезде, о том, почему хорши‑колонисты отличаются от своих соотечественников.
Так продолжалось до третьей или четвертой таблетки. Потом кое‑что изменилось. Дознаватели вдруг замолчали и повернулись к зеркальной стене. Я знал почему – они услышали что‑то в своих крохотных наушниках. В стене открылась маленькая дверь. В комнату вошел знакомый мне человек, выглядевший раздраженным и угрюмым. Обычно он выглядел именно так, заместитель директора Маркус Пелл.
Я встал и протянул руку.
– Агент Даннерман.
Он ответил не сразу. Проигнорировав протянутую руку, Пелл взял один из стульев – тот, кто сидел на нем, поспешно вскочил и отошел в сторону, – сел и пристально взглянул на меня.
– Это мы еще посмотрим. Откуда нам знать, что вы тот, за кого себя выдаете?
Я пожал плечами.
– Отпечатки пальцев? Сканирование сетчатки? – Похоже, меня уже немного заносило, несмотря на таблетки.
– Этого недостаточно, – задумчиво ответил Пелл. – Насколько нам известно, Страшилы могут скопировать кого угодно. Не исключено, что вы Страшила под личиной человека.
– Нет, – устало сказал я и, не удержавшись, добавил: – Если уж на то пошло, то Страшилой можете быть и вы.
Он не обиделся. Только кивнул и сказал:
– Думаю, нам потребуется подтверждение вашей идентичности. Бригадир Морриси! Войдите, пожалуйста.
На этот раз открылась другая дверь, та, которая вела в коридор. Через секунду в комнату вкатилось нечто неуклюжее, напоминающее белый кухонный холодильник на колесиках. Я нахмурился, не понимая, зачем заместителю директора понадобилась эта штуковина, из‑за которой мне не было видно Хильды Морриси. Когда «холодильник» подъехал ближе, дверь закрылась. Но где же Хильда?
И тут из белой жестянки донесся хорошо знакомый голос:
– Скажи‑ка, Данно, как звали ту немецкую шлюху из банды «Безумного короля Людвига», с которой ты путался?
– О Боже, – пробормотал я. – Хильда! Мне сказали, что ты погибла. Какого черта ты делаешь в этом ящике?
Он – она – остановился прямо перед столом напротив. В ящике не было ничего человеческого. Не было лица, только четырехугольное зеркало на уровне головы. Но голос принадлежал Хильде, в этом я не сомневался, только стал немного слабее.
– Я не совсем погибла, Данно. Меня просто подстрелили, вот и все. Но жива я только потому, что у меня есть этот ящик. Отвечай на вопрос.
Судя по всему, время обменяться новостями еще не пришло.
– Вы имеете в виду Ильзу? – спросил я.
– Ее фамилия?
– Кайнвассер? Что‑то вроде этого. Я сам ее не знал, пока кто‑то – по‑моему, ты, – не сказал мне, что ее арестовали. Я даже не обратил внимания. Если помните, меня тогда доставили в отделение интенсивной терапии.
Она не стала комментировать, а задала следующий вопрос:
– Имя моего сержанта, работавшего по делу о наркотиках в Нью‑Йорке?
– Хм… Макивой. Старший сержант, а имя не помню.
– День рождения твоей матери?
После того как я ответил, ей захотелось узнать фамилии жильцов, деливших со мной квартиру Риты, адрес театра на Кони‑Айленд, где работала моя тогдашняя подружка Анита Берман, и многое другое. Хильда расспрашивала меня с такой дотошностью, что, похоже, вызвала раздражение даже заместителя директора, принявшегося нетерпеливо барабанить по столу.
Наконец ящик повернулся к нему.
– Насколько я могу судить, все в порядке, Маркус, – осторожно сказала Хильда. – Потом поработаем с другими свидетелями. А пока я предлагаю дать ему отдохнуть.
Маркус Пелл прикрыл рот, сдерживая зевок.
– Хорошо. Отведите его в камеру. Мне это не понравилось, Хильде тоже.
– У нас есть кое‑что получше, – сказала она. – Если это он, то заслуживает большего. Я зарезервировала апартаменты внизу.
Наверное, у Пелла уже просто не было сил возражать, и он пожал плечами.
– Поставьте двойную охрану. И уведите его.
Апартаменты, куда меня отвели, вполне соответствовали своему назначению и предназначались для высокопоставленных чиновников, время от времени гостивших в Бюро. Удобные кровати, роскошные ванные и все прочее. Впрочем, мне было не до этих приятных мелочей. Я упал на кровать и уже через пару минут уснул.
Проснувшись, я обнаружил стоявшего у двери дежурного с подносом в руках.
– Вас хотят куда‑то перевезти, агент Даннерман. Будьте готовы. Чистое белье и одежда в ванной, за дверью.
Конечно, я спросил, куда меня отправляют, но дежурный поспешно удалился, закрыв за собой дверь. Мне ничего не оставалось, как выпить горячий кофе и отправиться в ванную. Приняв душ, я стал одеваться и впервые за долгое время посмотрел на себя в зеркало. Худой, с неопрятной бородой, которую следовало либо постричь, либо полностью сбрить. В парикмахерской я не был несколько месяцев. Интересно, найдется ли на новом месте, куда меня перевезут, какой‑нибудь брадобрей…
У незастеленной кровати стояла женщина. Не просто женщина, а та, о которой я думал и мечтал. Невероятно.
– Пэт? – спросил я охрипшим голосом. Ее это почему‑то рассердило.
– Вообще‑то я Пэтрис, – сказала она. – А Пэт, о которой вы говорите, находится в Кэмп‑Смолли, и если тебе это так уж интересно, сообщу, что она замужем. Между прочим, за тобой.
У меня не было времени усвоить это известие, потому что Пэтрис добавила:
– Надевай свою сетку, и давай перекусим. А заодно и поговорим.
Глава 40
Выспаться как следует так и не удалось, а вопрос о том, что намерено сделать Бюро с Бертом, Пиррахис и подлодкой, тяжелым грузом лежал у меня на сердце. Впрочем, не столь уж тяжелым, поскольку некоторые проблемы личного характера в какой‑то степени отвлекали меня. Частично причиной тому было присутствие Пэтрис Эдкок. Она показалась мне гораздо чище и лучше одетой, чем тогда, когда мы виделись с ней в последний раз; ее рыжеватые волосы красиво обрамляли симпатичное личико, и выглядела она настолько похожей на Пэт, что мне пришлось напомнить себе, что на самом деле она не совсем та Пэт, которую я знал. Этот парадокс приводил меня в некоторое замешательство, а на мою голову свалилось слишком много других забот, чтобы мне захотелось быть сбитым с толку относительно любимой женщины.
Вторым фактором, отвлекавшим меня от судьбы моих друзей, была проблема питания. Я не слышал, чтобы кто‑то отдавал соответствующий приказ, но почти немедленно в дверях появилась пара сержантов Бюро, которые вкатили в комнату столик на колесиках, заполненный тарелками с горячими и холодными закусками. Думаю, пищу приготовили на личной кухне Зама, поскольку выглядела она восхитительно. Там были четыре яйца, слегка поджаренные и глядящие на меня своими золотистыми желтками совершенной формы. Блюдо из мелко нарезанного мяса с лучком и другими овощами. Около литра апельсинового сока, выжатого, очевидно, не более часа назад. Копченая свиная грудинка. Сосиски с поджаристой корочкой. Оладьи с топленым маслом и горячим сиропом, стекающим с них на тарелку. И много‑много кофе.
Именно об этом я так долго мечтал.
Шарф из металлической сетки немного мешал мне, но не настолько, чтобы я не смог насладиться великолепным завтраком, пока мы разговаривали с Пэтрис, которая ограничилась гренками с половинкой папайи.
– Я здесь потому, – сказала моя собеседница, – что проверять тебя следует тому, кто знал тебя прежде, а кто может знать тебя лучше, чем я? Так что давай сразу же уладим это. Как звали кошку дядюшки Кабби?
Я улыбнулся с полным ртом, прожевывая сосиску.
– Хочешь подловить меня, Пэтрис? У дядюшки Кабби не было ни кошки, ни кота. Бабуля Даннерман не переносила кошачье племя из‑за своей аллергии. У повара была маленькая желтая собачка, но ей даже не позволяли покидать флигель прислуги. Звали ее, кажется, Молли.
Пэтрис скорчила мне рожицу.
– Разве? Не помню. А скажи‑ка мне, сколько лет тебе было, когда мы познакомились, и какие комнаты мы занимали в доме дядюшки Кабби.
Я рассказал ей об этом и, когда она продолжила расспросы, поведал о том, как мы купались в мутной речушке за домом, вспомнил имена некоторых слуг дядюшки Кабби и о том, в какие игры мы играли. Но когда я начал было припоминать, чем мы занимались с нею под большой передней верандой, она, прочистив горло, поспешила сменить тему разговора. Я понял почему. Несомненно, каждое произнесенное нами слово, равно как и выражения наших лиц, тщательно фиксировались видео‑ и аудиоаппаратурой, так что наблюдающие за нами сотрудники Бюро не пропустили бы ни одного нюанса, а некоторые вещи Пэтрис явно не хотела обсуждать в присутствии посторонних.
К тому моменту, когда я достиг, так сказать, точки насыщения, вопросы у Пэтрис закончились.
– Ну ладно, – молвила она и, отвернувшись от меня, проговорила куда‑то в пространство. – Хильда? Если он и притворяется, то весьма искусно. Входите.
Дверь тут же открылась, и в комнату вкатился мобильный блок системы жизнеобеспечения Хильды. Большой белый ящик остановился прямо передо мной, так, чтобы Хильда смогла изнутри посмотреть мне в лицо, но, заговорив, она обратилась к Пэтрис:
– Ты уверена насчет него? Пэтрис пожала плечами.
– Насколько можно удостовериться за двадцать минут. Думаю, это он, все в порядке.
Хильда на мгновение задумалась, потом вздохнула:
– Ладно, Пэтрис, но тебе лучше отправиться с нами для перепроверки. Вертолет уже ждет.
Пэтрис нахмурилась, будто намереваясь возразить, но я не предоставил ей такой возможности. Все эти разговоры о старых добрых временах позволили мне ненадолго забыть о более неотложных делах, заботы о которых теперь снова нахлынули на меня.
– Погодите‑ка, – вмешался я, – что происходит с моими друзьями и подлодкой? И куда мы летим?
– В Кэмп‑Смолли, – сообщила мне Хильда. – Был там когда‑нибудь? Это научно‑исследовательское предприятие, занимавшееся проблемами биологической войны. Именно там сейчас пытаются вновь смонтировать артефакты Страшил.
– Мои друзья…
Голос Хильды посуровел.
– Говорю тебе, вертолет ждет, Данно. Увидишься со своими дружками, когда прибудем туда. Ребята из ВМФ отбуксировали подлодку в Хэмптон‑Роуд в целях безопасности, а сейчас они транспортируют ее по воздуху в Смолли.
Я удивленно уставился на нее. Такую махину? По воздуху? Но, когда я попробовал было спросить Хильду об этом, ее терпение уже закончилось.
– Сам все увидишь, когда доберемся туда. А сейчас собирайся, да поживее.
Глава 41
Снаружи еще не рассвело, и на небе виднелось несколько звезд – необычно для туманной, пасмурной северной Виргинии. Я не знал, который час, но судя по тому, что полная луна уже опустилась к западному горизонту, рассвет близился.
Наша посадка в вертолет заняла немного больше времени, чем я предполагал. Проблема заключалась в погрузке системы жизнеобеспечения Хильды, нам пришлось подождать, пока техники доставят к геликоптеру подъемник, используемый для загрузки провианта на пассажирские реактивные самолеты. Хильда вкатилась в своем белом ящике на площадку лифта, тот поднял ее, и она въехала через люк в сопровождении двух служащих аэропорта. Потом на борт позволили взойти нам с Пэтрис. Хильду закрепили, стянув ее ящик ремнями, несущие винты вертолета начали вращаться, и мы взлетели.
Меня волновало около миллиона серьезных вопросов – действительно серьезных, – но первым я задал тот, который следовало прояснить прежде всего:
– Пэтрис, ты сказала, что Пэт замужем?
Пристегиваясь к креслу ремнями безопасности, Пэтрис взглянула на меня с какой‑то антипатией, которой я не понял.
– Если ты имеешь ввиду Пэт‑1, то да, она определенно замужем. За Дэном У. «У» – это Усатый, понимаешь? Так мы его называем потому, что у него есть усы. Именно он был с нами на тюремной планете. Есть еще Дэн Ч – чисто выбритый, – он тоже женат на той маленькой девушке, за которой ухаживал в театре. Похоже, вы все, Дэны, не прочь приударить за своими прежними подружками. – Пэтрис пытливо посмотрела на меня. Я пожал плечами, не понимая, к чему она клонит, а Пэтрис вдруг предложила: – Может, тебе стоит чуть‑чуть подправить свою бородку и не сбривать ее некоторое время, Дэн? Так мы смогли бы отличать вас друг от друга. Называли бы тебя Дэн Б – Бородатый.
Пэтрис продолжала вводить меня в курс проблем, связанных с наличием нескольких совершенно идентичных Дэнов. Она оставалась все той же Пэтрис, как называла ее Розалина во время пребывания на тюремной планете. Ту Пэт, которую я считал своей, теперь называли Пэт‑1. Беременную звали Пэт‑5 (впрочем, она уже разрешилась от беременности, родила тройняшек, трех девочек). А Пэт, которая вернулась на Землю с «жучком» в голове и не была с нами на тюремной планете, категорически отказалась от «присвоения» ей порядкового номера, так что ее звали Пи Джей.
Пока Пэтрис рассказывала мне, каким образом различать каждую Пэт – в основном по цвету одежды, – я вспомнил кое‑что важное и прервал ее объяснения.
– А что насчет Возлюбленных Руководителей? Пэтрис недоуменно взглянула на меня.
– Я уже давно не слышала, чтобы их так называли. Теперь мы зовем их просто Страшилы. А что такое?
– Господи, Пэтрис! Никто не сказал мне о них ни слова, но ты ведь должна знать, что они планируют уничтожить массу народа. Как бы вы их ни называли, почему вас не беспокоит грозящая опасность?
Пэтрис задумалась на мгновение.
– Ну, меня это иногда беспокоит, – призналась она, – но не слишком. Ситуация под контролем, Дэн. Честно. Страшилы время от времени выходят с нами на связь – с пустыми угрозами, предупреждениями, требованиями, – но все это только разговоры. Им, правда, удалось заслать к нам несколько чертовых субмарин, которые пленили довольно большое количество людей и подвергли их обработке… как и меня, понимаешь? Скажешь, что они могут использовать этих людей в качестве шпионов? Но мы разыскали большинство из них и освободили от «жучков». С тех пор Страшилы не предприняли никаких агрессивных действий, даже посредством своих подлодок.
Я нахмурился.
– Как вы узнали, что их подлодки на Земле?
– Вычислили, Дэн. Все обработанные люди были так или иначе связаны с морем. Единственный объект Страшил с их разведкорабля опустился в море. Только, – поморщилась Пэтрис, – эти проклятые штуковины не так‑то легко найти. Все ВМФ мира вели поиск. Бесполезно. Как‑то раз турецкий эсминец саданул по одному объекту глубинной бомбой, а это оказалась итальянская подлодка. Но никто не видел подлодку Страшил… ну, я имею в виду пока ты не доставил к нам свою. Мы даже не знаем, сколько их на Земле… возможно, с дюжину…
– Двадцать пять, – уточнил я. – Двадцать пять, кроме той, которую я сюда… привел.
– Ого! – воскликнула Пэтрис. – Слушай, если ты знаешь какой‑то способ их обнаружения, то мы по‑настоящему смогли бы достать их глубинными бомбами.
Я изумленно уставился на нее:
– Ты спятила? Дело не в подлодках. Возлюбленные… Страшилы – вот в ком опасность! Они могут в любой момент стереть нас с лица земли!
Пэтрис одарила меня странно снисходительной усмешкой.
– Не паникуй, Дэн. Нам известно, на что они способны. Чудик рассказал. Он довел до нашего сведения, – продолжала она тоном мамаши, объясняющей двухлетнему карапузу, что под кроватью нет никаких чудовищ, – что Страшилы в принципе могут сдернуть с орбиты проходящий вблизи от Земли большой астероид, обрушить его на планету и таким образом покончить с нами. Ну, знаешь, как вымерли динозавры. Вот для предотвращения подобной ситуации и существует программа «Дозор», Дэн. Хотя ты, наверное, не знаешь, что это такое. Этим мы и занималась в обсерватории, я как раз просматривала последние данные, когда меня вызвали насчет тебя. Все более или менее приличные телескопы мира ведут поиск объектов с орбитами, которые могут проходить поблизости от нас. Мы зафиксировали каждый предмет размерами более грузовика на расстоянии в десять – двенадцать астрономических единиц по всем направлениям. Могу поклясться, что как минимум в течение двух ближайших лет ничего достаточно крупного к нам не прибудет. Ни единого объекта, проявляющего признаки какого‑либо воздействия на его баллистическую орбиту.
Мне бы твою уверенность, подумал я.
– Ладно, Пэтрис, но это не единственное оружие, которым обладают Страшилы. Они превратили некоторые солнца в сверхновые…
Она терпеливо улыбнулась мне:
– Наше Солнце, Дэн? Ты что, астрофизик? Не говори ерунды. Наше Солнце – не того типа звезда.
Меня раздражала ее самонадеянность.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Нет, удар астероида – это единственный возможный сценарий, и, поверь мне, мы определенно имеем по крайней мере двухлетнюю передышку для такого варианта, Дэн. Каждая компьютерная модель обсерватории подтверждает это.
Два года. Я немного задумался насчет пары лет. Конечно, это лучше, чем, скажем, год или несколько месяцев. Но я не мог не спросить:
– А потом?
Пэтрис успокаивающе похлопала меня ладошкой по руке.
– Ну, к тому времени мы основательно подготовимся, Дэн. По всему миру идет строительство новых больших космических кораблей. Истребителей с современнейшим оружием!
Я покачал головой.
– И что, если Страшилы толкнут на нас астероид? Мы сможем оттолкнуть его назад?
– Лучше, Дэн. Я ведь сказала «истребители». Мы определили местоположение разведывательного корабля Страшил и, как только будем готовы, взорвем его к чертовой матери. А затем оттолкнем любой астероид, который покажется нам угрожающим. – Она дружески сжала мою руку. – Все в порядке, Дэн. Честно. Мы не сидели сложа руки в ожидании удара. В случае чего мы будем готовы.
Итак, новости утешительные, верно? Если Пэтрис права, то человеческая раса не позволит застать себя врасплох или погибнуть без боя… именно так я хвастался перед Пиррахис и Бертом.
Но, странное дело, услышанное вовсе меня не успокоило. Я имею в виду лично меня. Чувствовал же я себя следующим образом – вот, мол, вернулся герой, преисполненный благородными намерениями спасти мир, а миру этому на него наплевать. Ситуация прекрасно разрешается сама собой, ничуть во мне не нуждаясь.
Пока я погружался в эти малоприятные для себя размышления, вертолет сменил курс. Минуту спустя пилот включил внутреннюю связь.
– Ребята, – обратился он к нам таким голосом, будто его что‑то позабавило, – до посадочной площадки Кэмп‑Смолли пара минут лету, но мне приказывают немного покружить. Там какие‑то мудреные маневрирования. Между прочим, если вы выглянете в иллюминаторы по левому борту, может, сами увидите, когда развернемся.
Мы выглянули и правда увидели! То, чего мне прежде никогда видеть не приходилось. Гигантский дирижабль в форме громадной жирной сосиски, мигающий красно‑зелеными огнями, заходил на посадку.
Не хочу сказать, что я вообще никогда не видел дирижабля. В одном я даже сам летал, много лет назад, когда мы эвакуировали кое‑какие улики из взорванного террористами завода. Но этот был гораздо больших размеров. В свете раннего утра он выглядел как взмывший в воздух океанский лайнер. Но интереснее всего было то, что висело на толстенных канатах под ним – другой огромный предмет, закутанный в брезент. Мне хватило пары секунд, чтобы понять, что это, и потом у меня перехватило дыхание.
– Боже, – прошептал я. – Моя субмарина!
Впереди меня Хильда яростно выговаривала пилоту за то, что ее ящик закреплен таким образом, что она не может повернуться и выглянуть наружу. Я ей сочувствовал. Поглядеть было на что.
Пилот дирижабля, видимо, знал свое дело основательно. Огромный летательный аппарат, вращая лопастями, постепенно, метр за метром, медленно опускался, пока несомый им груз не оказался на колесной металлической рампе между двумя зданиями. Затем дирижабль завис в воздухе неподвижно на две или три минуты. Казалось, ничего не происходило, за исключением того, что оболочка гигантской «сосиски» немного, почти незаметно сморщилась и съежилась.
Не наблюдай я раньше за работающим дирижаблем, то понятия не имел бы, что происходит, а теперь даже смог объяснить это Пэтрис, которая, ослабив ремень безопасности, наклонилась надо мной, чтобы лучше разглядеть маневры летательного аппарата.
– Он под высоким давлением закачивает в цистерны нужное количество гелия, чтобы предотвратить преждевременный подъем, – проговорил я ей на ухо. – Иначе дирижабль не сохранит способность зависать в воздухе, когда отпустит груз, а винты не смогут удержать его.
– Ух ты! – произнесла Пэтрис, вытягивая шею.
Она оказалась практически у меня на коленях. Давно уже со мной так близко не было женщины, такой теплой и приятно пахнущей. Я положил руку ей на плечо – чтобы поддержать, – а Пэтрис, повернув голову, лукаво на меня посмотрела.