Когда Хильда поинтересовалась, почему они так делают, а я спросил Берта, тот мрачно ответствовал:
– Они просто проводят плановую проверку систем, дабы убедиться, что все функционирует нормально. Вам нечего бояться.
Хильда поразмыслила над этим секунду, потом вздохнула:
– Ну что ж, продолжим.
Как только мы вошли в камеру, оба снайпера вытянулись по стойке «смирно».
– Вы не должны стоять на линии огня, бригадир, – предупредил один из них Хильду.
– Да, да, – раздраженно буркнула она, но послушно откатилась в угол. А техники приступили к работе.
Несомненно, техники знали, чего хотели. Они, очевидно, тщательно изучили все, что я рассказал на допросах о способностях «рождественских елок», и теперь заставляли меня прогонять машину по режимам: вытягивать ветви вплоть до крошечных прутиков, демонстрировать свои видеозаписывающие линзы, говорить. Один из техников записывал каждое движение механизма, тогда как второй отдавал мне приказания, которые я переадресовывал Берту, и он повторял их, пока не устал и не сказал «рождественской елке» угрюмо:
– Выполняй приказы Дэна.
Дело пошло немного быстрее… но все равно двигалось медленно.
Когда «рождественская елка» продемонстрировала все свои возможности – по меньшей мере дважды, – техники обратились к боевому роботу. Это заставило снайперов понервничать, но машина покорно поворачивалась, передвигаясь и демонстрируя свое оружие на протяжении добрых двадцати минут. Затем техники сделали паузу и поглядели друг на друга.
– Нам бы хотелось посмотреть, как он стреляет из своего оружия, – начал один из них. – Можно мы отведем его на полигон?
– Не может быть и речи! – пролаяла Хильда из своего угла. – Ни один из механизмов не покинет этой комнаты.
Технари вздохнули:
– Ладно, но нам нужно знать дальнобойность, скорость стрельбы и так далее.
Но когда я задал эти вопросы Берту, в ответ получил только неистовое изгибание его шеи.
– Не забывайте, Дэн, – упрямо молвил он, – что я поздно пришел в этот мир высоких технологий. Я ничего не знаю об оружии.
Я не поверил ему. Однако мне не хотелось называть друга лжецом, так что я просто с невозмутимым видом перевел его слова. Насколько я понял, Берт имел право на редкую ложь, когда его совесть не рекомендовала ему говорить правду. В конце концов во время моего пребывания в его Гнезде он не единожды позволял мне такую же слабину.
Когда настало время уходить, я обнаружил, что у нас появились зрители. Вернее, зритель. Маркус Пелл стоял снаружи и наблюдал за инопланетными машинам по монитору. Он бросил в меня быстрый взгляд.
– Напоминаю вам, агент Даннерман, что вы не должны говорить об этом кому‑либо, особенно людям из ООН. Единственный человек за пределами Бюро, которому известно об этом, – президент Соединенных Штатов.
– Да, сэр, – кивнул я, нисколько не удивившись тому, что Пелл удосужился доверить президенту свои тайны.
Машины внутри камеры снова слегка задергались, и Пелл ткнул в их сторону большим пальцем.
– Им обязательно делать это?
– Берт говорит, это просто проверка систем, – объяснил я, хотя знал наверняка, что Пеллу уже обо всем доложили.
– Мне это не нравится, – насупился заместитель директора. – Может он отключить их?
Когда я задал этот вопрос Берту, тот явно обеспокоился. Он некоторое время изучал мое лицо с близкого расстояния, потом хмуро произнес:
– Да, Дэн, я могу сделать это. Но зачем?
– Затем, что кое‑кто здесь до смерти боится твоих машин.
– Ну и что, Дэн? Ты не забыл, что я одинок на этой планете? Эти машины – единственная моя защита.
– Не очень‑то надежная, Берт, – покачал я головой. – Первое подозрительное движение любой из них – и охрана уничтожит ее.
– Даже если и так, – решительно сказал он, закрывая дискуссию.
– Он не может сделать этого, – сообщил я заместителю директора. Тот мне не поверил.
– А о чем вы так долго болтали? – требовательно спросил он.
– Берт говорил мне обо всех причинах, по которым он не может сделать этого. Большинства из них я не понял.
Пелл смотрел на меня с неприязнью и подозрением.
– Знаете, что я думаю, Даннерман? Я думаю, что ваш дружок не до конца откровенен с нами. Возможно, он нуждается в небольшой стимуляции.
Мне очень не понравился ход мыслей Пелла.
– Если вы намекаете на пытки, это против политики Бюро, не так ли?
– Только по отношению к людям, Даннерман. В нашем уставе ничего не сказано насчет уродов из космоса.
Я не совсем понимал, насколько серьезен Пелл в своих намерениях. Поэтому напомнил ему, что Берт не только наш хороший друг, которому мы многим обязаны, но мы к тому же так мало знаем об анатомии инопланетянина, что пытка может убить его.
Пелл фыркнул.
– Время вышло, – заявил он. – Вам пора возвращаться в Кэмп‑Смолли. – С этими словами заместитель директора покинул нас.
На обратном пути нам пришлось подождать, пока подъемник водрузит Хильду на вертолет. Я воспользовался возможностью переговорить с Бертом наедине, пытаясь уверить его в незыблемости наших дружеских отношений. Я попробовал высказать ему свое понимание того, как он, должно быть, себя чувствует, но Берт довольно резко прервал мои излияния.
– В самом деле, Дэн? – сердито спросил он, но потом овладел собой и смягчил тон. – Наверное, так оно и есть. Но пусть тебя это не беспокоит. Это моя забота, не твоя.
– Какую заботу ты имеешь в виду?
Берт обреченно взмахнул руками и крутанул шеей.
– Просто я чувствую, что, вероятно, допустил ошибку. Думаю, мне уже больше никогда не увидеться со своей Великой Матерью… и, я думаю, она не одобрила бы меня.
Глава 47
Между допросом (одиночным) в 17:30 и допросом на подлодке (с Доками) в 21:00–22:00 оставалось полтора часа, отведенных на обед. На сей раз со стороны Хильды не было никакого подвоха. Она не только предоставила мне возможность не спеша насытиться, но и позволила предаться этому в небольшой квартирке, принадлежащей Пэт и Дэну У, причем от своего присутствия она нас избавила.
Еда, конечно, не была домашнего приготовления в полном смысле этого понятия. Похоже, супруги не особенно утруждали себя стряпней, поскольку оба работали. Дэн – тот Дэн – опекал приписанных к Кэмп‑Смолли инопланетян, их Чудика и Мррантохроу. Он рассказал мне, что сейчас работа в основном заключается в контролировании всех контактов Чудика, дабы последний не прознал о захваченной подлодке и Берте. Работенка не забойная, как я понял. Контактов у Чудика осталось мало, его уже давно основательно и не раз допросили, и вопросов к нему было немного.
Дэн У ждал меня в своей квартире. Он предложил мне выпить, и я с радостью согласился – впервые со времени моего возвращения мне разрешили употребить спиртное.
– Пэт будет через минуту, – сказал он, наливая мне канадское виски и имбирное пиво: ему, естественно, не нужно было спрашивать, что я предпочитаю. Когда я одной рукой приподнял медный сетчатый шарф, чтобы поднести стакан к губам, Дэн У неодобрительно взглянул на меня.
– Почему бы тебе не снять эту штуковину? Мы ведь не собираемся говорить здесь о военных тайнах, так ведь?
– Ну, Хильда сказала… – начал было я, но передумал. В конце концов, решил я, Хильды здесь нет, а эта чертова сталь мне порядком надоела. Я сдернул ее с головы и положил на пол рядом со стулом.
– Лучше? – поинтересовался Дэн У. – Прекрасно. Теперь можешь ознакомиться с меню и выбрать то, что тебе по вкусу. – Он включил экран и, пока я просматривал список, делал свои замечания по поводу того или иного блюда. Гаспахо показался мне приемлемым, но его приготовили с консервированными томатами, я заказал суп, тоже, правда, из консервированных продуктов, но весьма неплохой. Рыбу Дэн У не рекомендовал, а вот бифштекс посоветовал. Я внимательно изучал меню, не столько из‑за того, что слишком затруднялся сделать выбор, а скорее потому, что ощущал некоторую неловкость – впервые другой Дэн и я общались наедине.
Его это, видимо, не особенно волновало, ведь у него уже была практика такого рода. Он, не дожидаясь просьбы с моей стороны, подлил в мой полупустой стакан напиток и вежливо предложил мне осмотреть квартиру. Я отказался, поскольку и так видел кабинет и ванную с того места, где сидел, кухня являлась только придатком к гостиной, а посещать их спальню мне и вовсе не хотелось. Не то чтобы меня терзала ревность, но и смотреть на их супружеское ложе я не желал.
Пока Дэн У диктовал кухне наши заказы, пришла Пэт. Выглядела она именно такой, какой я ожидал ее увидеть.
– Прошу прощения, – извинилась она. – Заместитель директора порой просто невыносим.
Бросив взгляд на экран, Пэт сделала свой выбор и уселась на стул рядом со мной, объясняя, что опоздала из‑за Маркуса Пелла. В ее обязанности входило получение обзорной информации по «Дозору», приходящей из обсерватории, и ее обработка для предоставления Маркусу Пеллу. Вот тут у Пэт и возникли затруднения. Если она не излагала сведения достаточно просто для его немедленного восприятия, он жаловался, что она заставляет его попусту терять время. Если же Пэт слишком упрощала их – не сегодня, – Пелл начинал подозревать ее в утайке важных деталей и требовал отчета о том, что она якобы не довела до его сведения.
Я слушал ее рассказ, но невнимательно. Меня больше занимало не то, что она говорит, а само присутствие Пэт рядом со мной. Ведь это была та самая Пэт, которую я любил, Пэт, с которой я занимался любовью на тюремной планете. Пэт, обладательница того самого тела, которое я когда‑то раздевал и любовно исследовал и с которым горел желанием проделать это снова на протяжении всего долгого времени, проведенного мною у хоршей.
Не знаю, ощущал ли в тот момент что‑либо подобное другой Дэн Даннерман, с усами. Интересно, подумал я тогда, ревнует ли он Пэт ко мне? А я сам?
Определенно я что‑то чувствовал. Когда Пэт передавала мне солонку и наши пальцы соприкоснулись, мне показалось, что прикосновение было ласковым…
И, конечно, та же самая рука ласкала и его.
Эта мысль меня несколько задела. С другой стороны, подумалось мне, Дэн У – это же я сам, так ведь? И возможно ли ревновать к самому себе?
Ответа я не знал. Мне еще предстояло очень долго привыкать к факту существования в знакомом мне мире более чем одного меня.
Не знаю, чему приписал Дэн У мою рассеянность, но он, несомненно, заметил ее. Помедлив немного, он доброжелательно сказал:
– Полагаю, тебе хотелось бы, чтобы Пэтрис вернулась, правда?
Я задумался на мгновение и пришел к выводу, что действительно хочу, чтобы она вернулась. Хотя бы для того, чтоб наконец выяснить, какие чувства я испытываю к точной копии женщины, которую люблю.
– Да, – молвил я.
– Вообще‑то ей не хотелось уезжать, Дэн, – проговорила Пэт утешительным тоном. – Но ей пришлось возвратиться в обсерваторию. Мы все, включая и Пэтрис, работаем сейчас на Бюро. Именно она предоставляет мне информацию по «Дозору», которую я передаю дальше, например, тому же Маркусу Пеллу.
Я поразмыслил над этим:
– Там ведь уже есть две Пэт… Пэт снисходительно улыбнулась:
– У Пэт‑5 дел по горло со своими тройняшками, а вот Пэтрис и Пи Джей приходится заправлять делами в обсерватории, Дэн. Они работают посменно. Там море административной работы, которую я лично ненавижу – подписание платежных ведомостей, санкции на расходы по командировкам, – к тому же надо постоянно одергивать практиканток, напропалую флиртующих с агентами Бюро. Ну и наконец, постоянные сотрудники. В каком‑то смысле с ними труднее всего. Пэтрис говорит, они постоянно достают ее своим хныканьем. Им, видите ли, не хватает времени для наблюдений в исследованиях по гравитации и прочей лабуде! Время наблюдений! Они ведь прекрасно знают, что каждый крупный телескоп планеты целиком и полностью задействован в программе «Дозор»…
И потом, сам этот «Дозор». Пэтрис и Пи Джей обязаны каждые шесть часов подготавливать обзорную информацию по нему, которую я затем довожу до сведения заместителя директора. Время от времени, когда появляется что‑то экстренное, я даже информирую самого президента. – Пэт одобрительно покивала головой. – Это довольно приятная часть моей работы. Как политик президент весьма неплох. Он всегда относился ко мне как к человеку… в отличие от Маркуса Пелла.
Я дожевывал бифштекс, слушая Пэт. Что‑то промелькнуло в моем сознании насчет «Дозора», но тут же исчезло.
– Касательно Пэтрис, – вставил я, возвращаясь к интересующей меня теме, когда Пэт умолкла на секунду. – Ты сказала, я чем‑то ее немного обидел.
– Да, Дэн. Тебе не следовало говорить ей, что она – это «более или менее» я, – доверительно сообщила мне Пэтр. – Пэтрис – не более или менее кто‑то. Она – сама по себе. Как и я, конечно. Нам неприятно, когда нас называют какими‑то копиями друг друга, даже если мы и являемся таковыми на самом деле. Лучше ведь, если мы будем считать себя семьей, правда? Значительно избавляет от путаницы и неудобств в общении.
Только не меня, подумал я. Что значит считать нас всех одной семьей? У меня нет никакого опыта в сфере семейных отношений. У меня никогда не было семьи, к которой я мог бы привыкнуть. Ни братьев, ни сестер, родители давно умерли, ни единого человека, которого можно назвать родственником, кроме кузины Пэт… да и то в те времена, когда существовала лишь одна кузина Пэт.
У меня и теперь не было времени, чтобы ощутить себя членом семьи. У меня вообще ни на что не оставалось времени. Хильда позаботилась об этом. Она прикатила за мной точно в срок и забрала меня на последний в тот день допрос, на сей раз на подлодке.
Разговор с «родственниками» продолжал занимать мои мысли, поэтому я рассеянно воспринимал происходящее на подлодке – вроде бы все нормально, Врарргерфуж обещает наладить принимающие системы связи через день‑другой, – и только позже, беседуя с Хильдой, я поднял руку, чтобы почесать голову, и сказал:
– А, черт.
Хильда умолкла на середине фразы, когда настойчиво рекомендовала мне посильнее нажать на Берта и Доков относительно информации, и спросила:
– Что еще, Данно? – Потом она увидела сама. – О Господи! Где твоя гребаная фарадеева шаль?
– Думаю, – начал я извиняющимся тоном, – я забыл снова надеть ее, когда пообедал. Прошу прощения.
– Прощения!
– Ну, Хильда, я сделал это не нарочно. Слушай, если я действительно передавал кому‑то информацию, я уже сделал это, верно? Так почему бы нам просто не забыть об этой проклятой шали?
Хильда некоторое время сверлила меня взглядом – я чувствовал это, – затем вздохнула и сказала:
– А, ладно. Может, ты и прав.
Глава 48
Разумеется, заместитель директора полез в бутылку, но в конце концов и ему пришлось признать, что после драки кулаками не машут, а потерянного не воротишь. И моя жизнь пошла по‑прежнему: допросы, переводы, совещания, опять допросы, опять совещания… и койка. Каждый день одно и то же, если не считать, что теперь у меня на голове не было металлической сетки и того, что Хильда, выкроив из плотного графика двадцать минут, позволила мне постричься.
Чем‑то это напоминало дни, когда «рождественские елки» выкачивали из меня все, что я знаю о человеческой расе.
Теперь у меня была неплохая пища и более удобная кровать да еще кое‑какие развлечения. Хотя последние не отличались разнообразием. Каждое утро я включал канал новостей, и каждое утро новости были одни и те же. Где‑то разбился самолет, где‑то произошли колебания на бирже, какие‑то сенаторы осудили оппозиционную партию за недостаточно твердый отпор угрозе из космоса, а оппозиционная партия обвинила тех же сенаторов в бездумном разрушении национального единства в тяжелые времена кризиса. Потом сообщались результаты спортивных соревнований, за которыми следовал прогноз погоды. В общем, говорилось обо всем, что средства массовой информации считали необходимым донести до своих зрителей и слушателей, но не было и слова о захваченной субмарине, хоршах или возвращении еще одного Дэна Даннермана.
Так поддерживалась национальная безопасность. При всех ошибках, просчетах и недостатках НБР демонстрировало выдающуюся способность хранить тайны.
Было еще кое‑что, о чем не упоминалось, и я, улучив возможность, спросил об этом Хильду:
– Разве никто уже не даст советов по выбору безопасности маршрутов? И почему в новостях ничего не говорится о террористах?
– О, Данно, – рассеянно ответила Хильда, – все эти проблемы остались в прошлом. Придурки успокоились – теперь у них другие заботы. Угроза терроризма почти сошла на нет. Ладно, пошевеливайся, нам надо быть на субмарине.
Я немного удивился.
– Но по графику у нас сейчас другое! – Нарушение ставшей привычной рутины мне не нравилось.
Но Хильда не собиралась меня упрашивать.
– Позволь мне беспокоиться из‑за графика, Данно. А сейчас у нас на очереди субмарина.
Когда мы прибыли на место, Хильда осталась снаружи, а я поднялся на лодку, как всегда, в сопровождении лингвистов. Внутри было не протолкнуться: три Дока, лингвисты, техники и я.
Но дел хватало у всех. Врарргерфуж и Мррантохроу наконец‑то завершили перевод всей системы связи подлодки только на прием, и, как заявил Мррантохроу, сделали бы это быстрее, если бы им не мешали техники Бюро и ООН. Что ж, винить ребят я не мог. У них была редкая возможность понаблюдать за работой с оборудованием Страшил.
Доки потрудились на славу. Дисплей ожил, и на нем снова появились красные точки, обозначающие положение подводных лодок Страшил. Картина, как мне показалось, немного изменилась, хотя тогда, в пылу вторжения, я не удосужился изучить ее более внимательно. Тем не менее Врарргерфуж подтвердил, что несколько субмарин действительно переместились; по какой причине – он не знал. Важно было то, что Доки восстановили связь, и мы могли теперь слушать переговоры, которые вели корабли противника. Впрочем, такие переговоры случались не часто; Врарргерфуж сообщил нам, что экипажам запрещено общаться между собой за исключением случаев крайней необходимости. То, что иногда удавалось подслушать, представляло собой совершенно непонятный набор звуков, закодированных отчетов, ключа к которым наш союзник не знал.
– Думаю, это показания сенсоров, – сказал Врарргерфуж. – Мы иногда получаем приказы выдвинуться в определенную точку. Это всегда какой‑то пункт вблизи массива суши и на небольшой глубине. Потом разворачиваем сенсоры через носовой люк. Показания сенсоров автоматически передаются на разведывательный корабль. Что воспринимают сенсоры? Этого я не знаю. Мы всего лишь делали то, что нам приказывали.
Техники зашевелились и потребовали, чтобы им показали, как разворачиваются и управляются сенсоры, а когда Врарргерфуж выполнил их требование, стали настаивать на практической демонстрации.
– Но не сейчас, – сказал старший из техников. – Подождите, пока мы вынесем камеру, чтобы видеть, что там происходит.
Больше всего специалистам Бюро хотелось увидеть сенсор, но, чтобы сделать это, Врарргерфужу требовалось пространство для установки раздвижных щупов.
Я уже видел, как это делается, но все же не удержался, чтобы не взглянуть на экран, когда щупы задвигались. Они напоминали щупальца осьминога. Врарргерфуж сказал, что их используют для «управления объектами», но какими именно «объектами» и как осуществляется это «управление», он не знал. Тем не менее его всё расспрашивали и расспрашивали – о щупах, о сенсоре, напоминающем змеиную голову Берта, короче, обо всем.
Насмотревшись на всю эту суету, Пиррахис с любопытством посмотрела на меня.
– Скажите мне, Даннерман, почему вы не хотите снабдить хотя бы несколько человек такими же модулями, какой есть у вас? Имплантировать их нетрудно, а работать стало бы намного легче.
Я взглянул на лингвистов – не обеспокоил ли их наш небольшой разговор. Похоже, что нет – они спокойно записывали беседу, негромко переговариваясь между собой.
– Я думал об этом, но дело в том, что у меня нет имплантата. Узнайте кое‑что у Врарргерфужа. Спросите, может ли он собрать такой модуль из того, что имеется.
Она немного удивилась, но все же обратилась к своему соотечественнику. Их разговор затянулся.
– Да, может, – сообщила наконец Пиррахис. – Но это очень трудно. Потребуются некоторые металлы и другие вещества, которых на Земле нет, поэтому их придется синтезировать или, может быть, брать из другого оборудования.
Что ж, я ожидал худшего.
– Сколько времени это может занять?
– Очень много, Даннерман. По меньшей мере шестнадцать дней. Но зачем вам устанавливать модуль из местных материалов?
Возможно, из‑за недосыпания я не сразу понял, что она имеет в виду.
– А как же еще?
– Но у вас же есть телепортатор. Я все равно не понимал.
– Вы хотите сказать, что кому‑то надо отправиться к хоршам и позаимствовать у них парочку модулей? Неужели вы всерьез полагаете, что они согласятся?
– Конечно, нет, Даннерман, но в этом нет необходимости. Не уверена, – задумчиво продолжала она, – что Врарргерфуж и Мррантохроу достаточно квалифицированны, чтобы изготовить копию имплантата, не копируя при этом вас, но это и не нужно. Мы можем просто снять его у вас с головы, это совсем нетрудно и не причинит вам никакого вреда. А потом с него изготовим копии. Если пожелаете, модуль можно будет поставить на место.
– Сделать копии имплантата?
– Конечно. Вы же видели, как это происходит. Никаких проблем.
В этот момент лингвисты наконец спохватились, что я уже давно не даю им перевода, и потребовали сообщить, о чем идет речь.
Я соврал. Сказал, зная, что наношу их работе непоправимый ущерб, о том, что Берту абсолютно необходимо получать более качественную пищу. А потом пообещал Пиррахис продолжить нашу беседу в другое время.
Конечно, я не забыл о том, что она мне сообщила. Я лишь решил обдумать это в более спокойной обстановке. Рано или поздно от модуля нужно избавляться. Но не сейчас.
Я уже давно не видел Розалину среди тех, кто слушал мой перевод объяснений Мррантохроу, и решил, что она последовала совету врачей и отдыхает.
Оказалось, что нет. В следующий раз, войдя в лабораторию, я обнаружил, что Доки запаздывают, зато Розалина уже на месте. Она сидела у стола, изучая деталь какого‑то устройства. Заметив меня, старая дама улыбнулась.
– Нет‑нет, – сказала она, когда я спросил, почему она отсутствовала, – я не отдыхала. Устраивала одно личное дело. Посещала обсерваторию. Да, кстати, Дэн, пока не забыла… Пэтрис попросила меня передать вам кое‑что.
К моему удивлению, она наклонилась и поцеловала меня в щеку. Конечно, поцелуй был скорее материнским, чем чувственным, но я оценил внимание.
– Хм… – смущенно буркнул я. – Спасибо. – И, откашлявшись, перешел к делу: – Так зачем вы ходили в обсерваторию?
Розалина тоже смутилась.
– Так, ничего особенного. Женская глупость, не более того. – Она немного помолчала, оглянулась и, убедившись, что рядом никого нет, добавила: – Раз уж вы спросили, Дэн… Похоже, у нас есть немного времени, поэтому позвольте кое‑что вам показать.
Розалина развернула кресло и подкатилась к другому рабочему столу, где под прозрачным колпаком лежали два предмета, один формой и размером напоминал каштан, второй – темно‑коричневое зернышко.
– Тот, что побольше, взят из обломков телепортатора на «Старлабе», другой – из «жучка». Посмотрите.
Она подалась вперед, приподняла колпак и взяла устройство побольше. Потом, порывшись в кармане, достала лупу и протянула мне оба предмета.
«Каштан» оказался теплым на ощупь и вызвал покалывание в кончиках пальцев. Без увеличительного стекла он показался мне губчатым, под лупой, если можно так сказать, еще более губчатым – в каждой поре виднелись более мелкие поры.
– Это фрактальный предмет, – сказала Розалина. – Как бы мы ни увеличивали его, структура поверхности будет повторяться.
Я подержал «каштан» на ладони и положил на стол. Ощущение почему‑то осталось неприятное.
– И вы не знаете, для чего он используется? Розалина удивленно посмотрела на меня.
– А разве я не сказала? Это источники энергии для всех машин Страшил.
– Вроде батареек? Она вздохнула.
– Сначала я так и подумала. Но потом Мррантохроу сказал, что принцип другой. То есть это батарейки, которым не нужна подзарядка. Я решила, что, возможно, они воспринимают какую‑то энергию. Но тогда в них должно быть принимающее устройство. А его нет, по крайней мере так говорит Мррантохроу.
– Тогда как же они работают? Розалина покачала головой.
– Об этом я и спрашивала наших ученых в обсерватории. Видите ли, есть такое понятие – «вакуумная энергия». Я о ней почти ничего не знаю. Папатанассу говорит, что она присутствует повсюду. Частицы возникают и исчезают. Мы не можем их обнаружить, но квантовая теория утверждает, что они существуют. Время их существования очень короткое, но некоторые ученые полагают, что исчезают они не всегда. По их мнению, именно такая «вакуумная флуктуация» и стала причиной Большого Взрыва, в результате чего возникла наша Вселенная.
– Никогда об этом не слышал, – признался я.
– Я слышала не больше вашего. Папатанассу уверен, что вакуумная энергия существует, что в этом отношении теория вполне заслуживает доверия, но ее практическое использование невозможно. Тем не менее эти маленькие штучки берут энергию из какого‑то источника, и я хочу знать, из какого.
Она положила оба предмета под колпак и подняла голову.
– А вот и наши Доки.
Мы начали с опозданием, но наверстали упущенное время: техники сыпали вопросами, Пиррахис пыталась должным образом оформить ответы Врарргерфужа и Мррантохроу, я переводил. О проблемах, беспокоивших Розалину, думать было некогда.
Но они засели у меня в голове, а кроме того, имелось еще кое‑что, что не давало покоя. Когда мы закончили и в лабораторию вкатился белый ящик Хильды, чтобы отвести меня в другое место, я обратился к Розалине:
– Скажите, насколько важен этот вопрос?
– Вы имеете в виду источник получения энергии? О, Дэн, это очень важно.
Я махнул рукой.
– Конечно, это важно для будущего. Но ведь сейчас Страшилы, возможно, готовятся убить нас. Не следует ли нам сосредоточиться на каких‑то мерах по обеспечению безопасности? Я не только вас имею в виду. По‑моему, это касается всех. Но такое впечатление, что никого это не волнует.
Старушка, наверное, немного обиделась, но потом положила руку мне на плечо и улыбнулась.
– Вы правы, Дэн. Не знаю, читали ли вы рассказ Эдгара По «Маска Красной Смерти»? Действие происходит во время эпидемии чумы. По всему городу умирают люди, но в одном доме собравшиеся танцуют, пьют вино и веселятся, делая вид, что все в порядке, хотя их дни уже сочтены. Так происходит, когда люди не могут смотреть в лицо реальности. Они отказываются ее замечать. Возможно, это лучше, чем предаваться беспокойству.
– А я все равно беспокоюсь.
Подкатившаяся сзади Хильда успела услышать только концовку разговора.
– Черт возьми, Данно, вы беспокоитесь, а я нервничаю. Может, хватит изводить себя? Не пора ли заняться делом?
Что ж, она была права. Но беспокоиться я не перестал. Человечество получило передышку, но я не надеялся, что она затянется надолго.
Разумеется, так и случилось.
Глава 49
Дела пошли хуже уже в ту же ночь.
Как обычно, после вечернего допроса, закончившегося в половине восьмого, Хильда ждала меня на выходе, но торопить не стала.
– Послушай, Данно, – сказала она то ли раздраженно, то ли смущенно. – Не хочешь ли ты пообедать без меня?
– Ну конечно, – ответил я, немало изумленный приглашением. – Если вы мне доверяете.
– Дело в другом, я просто немного устала. Давай обойдемся без споров, просто иди и обедай. И, послушай, я, наверное, пораньше лягу, так что увидимся утром.
Наверное, я снова почувствовал себя заключенным, у которого полное отступление от рутины вызывает законную тревогу. Но Пэт и Дэн У вовсе не удивились, когда увидели меня у порога своей квартиры.
– Вообще‑то, – сказал Дэн У, – она недавно звонила мне и просила сопровождать тебя, если у нее не получится.
– Готовится к диализу, – добавила Пэт.
Я впервые услышал о диализе – Хильда ничего об этом не говорила.
– Так она больна? – Мне трудно было представить Хильду Моррис больной.
– Она всегда больна, Дэн. Эта Тепп неплохо поработала с ней. Ты вообще понимаешь, через что ей приходится проходить каждую ночь?
Я пожал плечами, и, пока мы ждали обед, Пэт ввела меня в курс дела. Аппетит от этого не улучшился. Я уже знал, что религиозная фанатичка по фамилии Тепп убила одного из Доков и подстрелила Хильду, после чего ее пристрелил Макланос. Но я не знал, насколько серьезно пострадала Хильда. От некоторых органов почти ничего не осталось – отсюда и диализ каждые две недели. Каждый вечер, рассказал Дэн, Хильду увозят в небольшую частную клинику, где ее вынимают из ящика с системой жизнеобеспечения и делают все то, что ей самой не под силу: проверяют катетер, убирают контейнеры с мочой и калом, проводят массаж, моют, кормят и укладывают на специальную кровать, ну и конечно, чистят зубы.