В заключение подведем итоги. Мы рассмотрели, что, собственно, происходит, когда прерывается действие сердечной молитвы. Нам понятно, что прерываться молитва будет у всех неизбежно. Пока она остается деятельной, это закономерно. Прерываться — это и есть ее свойство.
Перед нами стоит только одна задача: снова и снова прилагать усилие, сводить ум в сердце и стараться удерживать его там как можно дольше, ограждая его при этом от посторонних помыслов. Толцыте, и отверзется вам11. Это есть деятельный труд молитвенный, через который отверзется вход в глубину сердечную, доступ к дарам благодати.
Мы пришли к простому и ясному выводу, что удел человеческого ума — пребывать в одном из двух состояний: духовном или душевном. Первое — возвышенное, приближенное к естественному строю души. Второе — заниженное, соответствует нижеестественному уровню бытия и есть обыденное состояние нашей души.
Духовное состояние ума достигается через умно-сердечное соединение. В эти моменты сущностный центр человека, дух человеческий и его умственная энергия образуют одно целое, как то и было устроено изначально Творцом. Пока ум соединен в сердце с духом, он одухов-лен, напитан духовным чувством. Вместе с этим к человеку возвращается созерцательная способность, дар непосредственного богообщения. И пока ум пребывает в соединении с духом, есть возможность находиться на прямой, живой связи со Святым Духом.
Пока мы молимся таким умом, мы молимся духовно, истинно, в духе, по заповеданному нам: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине... Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе12 13. В это время без-видный ум погружен в исихию, в мысленную тишину. А когда появляются отвлекающие прилоги, то ум ведет с ними брань, защищая эту внутреннюю тишину. Это истинное деятельное молитвенное состояние.
Затем мы проследили, как происходит разрыв умносердечной связи. Ум разлучается с духом, и молитва сердечная прекращается. Ум нисходит в душевное состояние. Это либо стадия умной молитвы, либо возврат на уровень молитвы словесной. Как бы то ни было, здесь отсутствует живая связь с Богом в духе, и в этом смысле молитвенное состояние не признается истинным, но лишь переходным или подготовительным.
Соскальзывая в область душевного, человек, вместо того чтобы собирать, начинает терять. Молитва уже ведет не к стяжанию благодати, а к утечке умственной энергии. Ибо кто в сердце, тому дано будет и приумножится, а кто вне, у того отнимется и то, что имеет12.
На душевном уровне, в молитве словесной, человек со всех сторон терпит убытки. С одной стороны, энергия ума, плененного помыслами и образами, растрачивается на работу воображения. С другой стороны, энергия ума рассеивается вовне, когда нечто внешнее выманивает и завлекает внимание.
* * *
И последнее. Надо оговориться, что все теперь сказанное справедливо для молитвы начальной и неокрепшей. Другое дело, когда со временем молитва основательно утвердится в сердце. Тогда откроются возможности совсем иные. Внимание будет способно двигаться в различных направлениях, и главное — безо всякого ущерба для сердечного действия молитвы. Связующие узы станут достаточно крепки, ум будет прочно удерживаться в духе.
Когда ум по-настоящему устойчив в сердечной молитве, то он способен полноценно взаимодействовать с окружающим миром и одновременно полноценно сотрудничать с рассудком, при этом не покидая сердца и не рассеивая своего внимания. Человек хранит молитвенное состояние, не теряет умно-сердечной связи и вместе с тем может одновременно служить, петь и читать на службе, общаться и трудиться на разных послушаниях.
Такое состояние особенно благоприятно для творческой работы. Удерживая в духе ум, очищенный в трезвении, удерживая чувство живого богоприсутствия, молящийся вручает себя руководству Свыше. В таком расположении души он может рисовать, писать и сочинять, духоносно творить в любой области. При этом рассудок человека руководит работой на своем участке. А Дух Святой, воздействуя на человека через ум, движет его творческую мысль и одухотворяет Своей благодатью его деяния.
Хотя для нас такие подвиги, конечно, дело будущего, учтем, что обучаться надо начинать уже теперь. Иначе будущее так и не станет настоящим.
Беседа 38
Ин. 15,5.
Никодим Святогорец, при. Невидимая брань. ТСЛ, 1991. Гл. 26. С. 113. Ср.: Игнатий и Каллист, прпп. //Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. Гл. 65. С. 384.
Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 388.
Никодим Святогорец, при. Невидимая брань. ТСЛ, 1991. Гл. 26. С. 113.
Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 2. https://azbyka.ru
Там же. Т. 5.
Там же. Т. 1.
Мелетий Исповедник, прп. // Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М., 1996. Т. 1. С. 147.
Иоанн Синайский, при. Лествица. 28:42.
См. также наст, изд., беседа 34, гл. «Безвидность».
Мф. 7, 7; Лк. 11,9.
Ин. 4, 23-24.
Ср.: Мф. 13, 12.
Плоды молитвы
Способность трезвения
Вступая в пределы сердечной молитвы, ощутив на опыте моменты соединения ума с сердцем, человек обнаруживает, что обретает новые способности. Во время молитвы он замечает, что удержанию ума в сердце начинают по временам сопутствовать состояния начальной исихии1.
Первые проблески тишины ума бывают ощутимы еще при умной молитве. Но теперь, при сердечной, появляется способность контролировать и на какое-то время удерживать эти моменты. В чем ценность такого приобретения, прояснится незамедлительно.
На фоне умственной тишины сразу заметен любой возникающий помысл. Можно сказать заметен издалека, по мере его приближения. Он выделяется, так сказать, по контрасту, когда нарушает окружившее ум молчание. Прежде такое было недоступно, потому что ум со всех сторон заливали потоки помыслов, а он с ними вступал в собеседование. Когда ум непрерывно сам с собой говорит, он утопает в этой пучине. Он уже сам себя не слышит. И не он управляет процессом. Помыслы владеют и правят им.
Теперь ситуация изменилась. Появилась возможность с опережением замечать появление помыслов, зрительных образов, чувственных и волевых движений, опознавать их на уровне прилога или, как говорится, на стадии приражения. То есть в момент появления помысла в поле умственного зрения, прежде того, как он будет принят умом, прежде сочетания ума с помыслом.
Это важнейшее приобретение. Теперь стало возможным вовремя помысл отсекать. Можно убить его в зародыше и не дать проникнуть в сердце. Отныне посрамлена дщи Вавилоня окаянная и блажен молящийся, иже ймет и разбиет младенцы ея о камень2.
Это настоящий переворот во внутренней жизни человека. Поскольку при молитве словесной мы не были на это способны. Мы могли пресечь свое помышление только после сочетания, на стадии сосложения ума с помыслом. То есть когда пришедшая на ум мысль уже обдумывается нами, когда проникает в сердце и принимается сердцем. Так было прежде.
Теперь иначе. И что особенно примечательно, обретение этих новых способностей позволяет нам овладеть боевым духовным искусством. Иначе говоря, вооружиться аскетическим методом трезвения. Трезвение есть главное орудие умного делания. Трезвение — это основное оружие духовной мысленной брани. Никакой христианин, не говоря уже о монахе, никогда не сможет стать воином Христовым, не сможет даже выйти на поле битвы, покуда не овладеет трезвением.
Безоружному как победить? А без победы на что надеяться? Сказано: Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем3. Победа в этой войне есть не что иное, как наше спасение.
Вспомним слова святых. Их множество на этот счет. Вот как суммирует их мысли свт. Игнатий Кавказский: «Лишены надежды спасения те православные христиане, которые стяжали греховные страсти и посредством их вступили в общение с сатаною, расторгнув общение с Богом». А «непорочность, достойная рая, является по истреблении из сердца страстей». И только «Единый Святой Дух может вполне очистить человека от страстей и возвратить ему власть над самим собою, похищенную диаволом». И тогда, по очищении, «в состоянии бесстрастия человек достигает чистой любви, и мысль его начинает постоянно пребывать при Боге и в Боге»4. Что и является залогом спасения души.
Как уже понятно, именно способность к сердечному трезвению, приобретаемая человеком на уровне сердечной молитвы, открывает Духу Святому доступ в сердце. И только при таком сотрудничестве духа и Духа становится возможным «вполне очистить человека от страстей».
Итак, распознавший в себе новые способности должен немедленно начинать их осваивать. Иначе, оставаясь невостребованными, дары могут быть отъяты, а способности атрофироваться.
Ощущение начальной исихии и метод трезвения тесно связаны между собой. Одно без другого не существует. Но что из них первично, трудно сказать. Чтобы стоять в трезвении и отражать прилоги, надо быть знакомым с состоянием исихии и уметь удерживать его. В то же время сам метод трезвения, ограждая и очищая сердце от помыслов, способствует погружению в исихию и помогает поддерживать тишину ума.
Так или иначе, от вступившего на поприще деятельной умно-сердечной молитвы потребуется усердие в развитии всех получаемых дарований.
У прп. Исихия Иерусалимского есть известное высказывание: «Как невозможно жить без еды и питья, так невозможно душе достичь духовности без хранения ума, называемого трезвением»5. Примечательно то, что этот образ не содержит никакого преувеличения.
В самом деле, без трезвения нет возможности достигать состояния истинной духовности. То есть состояния, при котором человек пребывает в духе. Это действительно никак невозможно помимо трезвения. По той простой причине, что если ум не очищается в трезвении, то он не способен слиться воедино с духом человеческим. Соединение с духом возможно только для ума, чистого от помыслов. Отсюда понятно, почему практика трезвения является самой сердцевиной умного делания.
Это само существо умно-сердечного подвига. Это то обретение, ради которого прилагались все прежние усилия по стяжанию сердечной молитвы. Это потому так, что трезвение дано нам в качестве основного инструмента, предназначенного для очищения и исцеления нашей страстной натуры6. Саму эту очистительную операцию проводит Божия благодать. Но если мы со своей стороны не предложим качественного инструмента, то благодать покидает операционную.
Священный метод
Теперь несколько слов о самом методе, о священном методе трезвения и молитвы. Термин трезвение имеет широкое применение. Обычно он подразумевает общий строй жизни христианина: бодрое и внимательное, бдительное состояние души. Может означать и соответствующие качества души. Но в аскетике основное значение этого понятия связано с искусством мысленной брани. А если еще точнее, то священным трезвением отцы называют основной исихастский метод очищения ума и сердца от страстей. Не случайно этот термин входит в заглавие и греческого, и славянского Добротолюбия. В нашем варианте это так звучит: «Добротолюбие, или словеса и главизны священнаго трезвения».
Собственно, сам метод — это сочетание трех действий. Одно вспомогательное: удержание состояния исихии. И два основных: первое — внимательное наблюдение на фоне умственной тишины за появлением любых мыслечувственных импульсов, то есть прилогов; второе — отсечение любого появившегося прилога с помощью Иисусовой молитвы7.
Вот и все. Как кажется, очень просто. На самом деле это целое искусство. Молитва Иисусова — это тот меч, которым отсекается и разбивается прилог. Мастерство воина в том, чтобы поразить врага прежде, чем прилог войдет в сочетание с умом. Но только дело в том, что одного нашего мастерства здесь недостаточно.
Надо понимать, почему этот метод назван священным. Одна из причин в том, что это синергийное действо. Трезвение не осуществимо без соучастия призываемого в молитве Христа, без содействия Духа Святого. Сами мы можем осуществить только полдела. Мы выслеживаем вражеские прилоги и зовем на помощь Христа. Это все, на что мы способны. Но непосредственно уничтожает прилоги не наша молитва как таковая. И демона отогнать, который стреляет прилогами, мы не в состоянии. Только Божественный отклик на наш призыв, благодать
Божия, ниспосланная в ответ на нашу молитву, она по-жигает демонов и отбивает прилоги.
Итак, мы Бога зовем, а Он нас очищает. И если мы удерживаемся в трезвении, то значит удерживаем ум в чистоте и удерживаем при себе благодать Божию. В таком состоянии мы духовно наиболее сильны. И наименее уязвимы.
Свт. Григорий Палама о таком нашем состоянии говорит: «Когда человек хранит свой ум чистым и устремляет его к Богу, диавол отступает»8.
Чистота ума — великая сила. Это мощное оружие. И это естественно. Это закономерно. Когда чистый от помыслов ум устремлен к Богу, то сердце исполняется благодати Святого Духа. Силы Божии — в нашем сердце. Это реальное богоприсутствие. Конечно, диавол не может приблизиться. И опаленные демоны отшвыриваются. А значит, и сеять свои вражьи помыслы они в такие моменты не могут.
Пока наш относительно чистый ум удерживается в Боге, мы в относительной безопасности. Мы под защитой благодати. Враг нападать на благодать не может. Приток прилогов иссякает. Брань приостанавливается — воевать не с кем.
Святые отцы говорят об этом: сердце, плачущее в молитве с именем Божиим, «есть щит, отражающий все раз-женные стрелы диавольские9». Защищенный им «вовсе не уязвляется бранью», даже если он находится «среди людей»10. И еще: «Вместе с соединением ума с сердцем подвижник получает силу противостоять всем страстным помыслам и страстным ощущениям»11.
Брань затихает. Вот почему эти моменты умно-сердечного трезвения есть время духовного покоя — исихии. При тишине внутри и под покровом благодати можем спокойно и открыто предстоять пред Богом. Благие моменты. И священные. Это то время, когда раскрыто сердце. Благодать свободно проникает, пронизывает наше естество. Она священнодействует в душе. В эти моменты она и очищает, и освящает человека.
Искусство трезвения связано очень тесно с практикой Иисусовой молитвы, которая, согреваясь благодатью, становится словно пламенным мечом херувимским11 12, отсекающим прилоги и разящим врага. От мастерства владения этим оружием во многом зависит успех в подвиге трезвения.
Сейчас еще не время для отдельного разговора о молитве Иисусовой. Пока коснемся только одного вопроса. Иногда спрашивают: если Иисусовой молитвой надо молиться в сердце, то можно ли точно также, из сердца, возносить молитву к Божией Матери? С таким вопросом обращались в свое время к свт. Феофану Затворнику, который отвечал, что да, разумеется, любая молитва должна идти из сердца. Только это и будет молитвой истинной.
Сам вопрос этот возникает оттого, что в представлении некоторых под молитвой умной, под молитвой сердечной часто подразумевается именно Иисусова молитва. Для некоторых молитва умная и молитва Иисусова — это прямо-таки синонимы. Но это верно только отчасти.
Верно, что молитва Иисусова — незаменимый инструмент для развития способностей к сердечной молитве и для стяжания дара сердечной молитвы. Но что касается умного и сердечного уровня молитвы, то мы уже выяснили, что это, собственно, определенные состояния сознания. То есть термин умно-сердечная молитва обозначает такое состояние сознания, при котором богомыслие на любую тему и любое молитвословие становятся сердечным обращением к Богу. И не суть важно, читаем ли мы Псалтирь или молитвы на сон грядущим, Священное Писание или отеческие труды, исполняем по четкам правило, слушаем ли акафист или поем за службой на клиросе, читает ли священник Служебник за литургией или отпевает покойника, — в идеале все это должно звучать в нашем сердечном центре, там, где ум соединяется с духом. В идеале любое молитвенное делание и служение должно стать умно-сердечным. А человек должен постоянно пребывать в таком состоянии, в пред стоянии в духе Богу. А охраняться и защищаться это состояние должно оружием трезвения.
Первые дары
К подробному изучению боевого искусства мысленной брани, к теме трезвения мы обратимся в следующем цикле наших бесед. А теперь нам надо посмотреть, чем еще, помимо трезвения, одаривают человека труды на поприще умного делания.
По мере навыка, обретаемого в сердечной молитве, начинают обнаруживаться ее первые плоды. Поначалу едва заметные. Дальнейшее их вызревание зависит от нас. От того, станем ли мы хорошими садовниками. Насколько преуспеем, возделывая наш сердечный сад.
До сих пор наше внимание было сосредоточено в основном вокруг ума, сердца и духа. Мы говорили главным образом о том, что происходит с нашим умом после разъединения с рассудком и возвращения ума к союзу с сердцем. Но очевидно, что такая перестройка всего душевно-духовного организма, такие революционные перемены не могут не затронуть и сам рассудок. Они, конечно, и затрагивают.
Пока рассудок соединен с умом, он, точно так же как и ум, находится в состоянии неестественном. Это значит, что он и работает не вполне нормально. Поскольку ненормален сам их союз, при котором рассудок остается не свободен. Он скован и обременен этой связью. Отчего попросту не может справиться с работой. Ему не удается исполнять свои прямые обязанности.
Другое дело после того, как ум отъединился и водворился в сердце. Рассудок теперь освобожден, он может полноценно выполнять свое предназначение — обслуживать связь с внешним миром. Что это новое положение нам дает? Оно обогащает человека еще одной новой способностью, которую, получив в зачатке, он может теперь совершенствовать и развивать.
Теперь возможно поддерживать молитвенное состояние, не прерывая умно-сердечной связи, можно одновременно общаться с другими людьми, участвовать в богослужении, читать, писать, работать. Ум временами подолгу не покидает сердце, и молитву можно удерживать за любым занятием. Здесь обретается двойное преимущество. Мало того что можно поддерживать постоянство в молитве, вместе с этим выигрывает и наша внешняя деятельность. Когда ум человека одухотворяется в сердечном делании, то обогащается богослужение, молитвенным становится чтение, освящается молитвой работа, проникновенней и глубже становится общение с людьми. В целом это уже несколько иной уровень бытия, на который выводит человека опыт умно-сердечного делания.
Сердечная молитва позволяет развиваться еще одному качеству. Это своего рода побочный эффект, который сам собой возникает на фоне умно-сердечной связи. Вспомним: что послужило причиной отделения ума от сердца? Грехопадение. Это его последствие. Когда первый человек лишился богообщения, его внимание переключилось полностью на самого себя. И человек замкнулся на самом себе. Выразилось это в том, что ум, оторванный от единения с Богом в духе, ум, который не приспособлен к существованию в одиночестве, вынужденно ухватился за собственный рассудок. И в результате соединился с ним.
Положение ненормальное. Произошло нечто вроде короткого замыкания13. Противоестественная обращенность к самому себе повела к развитию самоутвержден-ности, самодостаточности. Образуется то, что принято называть самостью. А самость это, в свою очередь, питательная среда для взращивания гордыни, которая с того момента и начинает разрастаться и становиться корневой системой страстей человеческих.
И вот теперь человек, приступающий к умному деланию, разворачивает этот процесс в обратном направлении. Восстановление умно-сердечной связи оказывает противление нашей самости. Каким же образом? Прежде всего за счет передислокации ума из головы в сердце. Ум, отделившийся от рассудка, возвращается, под воздействием сердечной молитвы, на свое законное место — в сердце, где входит в единение с духом. После разрыва ума с рассудком человек получает возможность выйти из ненормальной замкнутости на своем л. Вместо односторонней обращенности к самому себе он поворачивается умом к Богу. Начинается восхождение к естественному состоянию, к восстановлению общения с Богом в духе.
Далее — насколько человек отходит от самости, настолько оскудевает источник, питавший гордыню. Понемногу она истощается. Страсть слабеет, удушается. А соответственно, человек все более проникается смиренным духом. Это, можно сказать, логично. Ведь началось возвращение человека к нормальному состоянию. А норма — это когда человек помнит Бога. Когда ходит пред Ним, пред очами Его и по воле Его. Но когда это так, то человек естественным образом осознает свою полную зависимость от Творца, от Его Промысла. Он без Него уже не может творити ничесоже14. А стало быть, он остро ощущает свою неавтономность, несамостоятельность, свою несамостъ. Он начинает чувствовать, что свобода человека это не своеволие самости, а свободное вручение себя воле Божией.
Когда такое происходит на бытийном уровне, когда дается живо ощутить, что всяк дар совершен свыше есть15, что всякое благое наше проявление — не наше, но движимо водительством Святого Духа, тогда непроизвольно, естественным порядком начинает ощущаться ничтожность собственного я. Тогда для человека ясно, что все наши достоинства, и подвиги, и жертвы, которые мы ставили себе в заслугу, это всего лишь вся повеленная нам, еже должны белом сотворити. А сами при этом рабы не-ключими есмы — остаемся рабами, не стоящими ничего16 17.
Когда происходит такое, то это значит, что при всей нашей греховности, и страстности, и недостоинстве сердечная молитва приносит свои первые плоды. И начинает зарождаться в душе начальное смирение.