− Я понял. И предупреждал тебя, что есть шанс, что Х не захочет, чтобы его нашли. Знать, что в тебе есть что−то странное, то что никто не может объяснить... Услышать правду об всем этом могло бы быть страшно. Возможно он не хорошо отреагировал.
Я раздумывала над этим.
– Кайл умен, но да. Это могло быть не просто. Но это не объясняет ничего обо мне.
− Хорошо, − Мэлоун кивает. – Возможно, ты рассказала ему, он запаниковал, и потому что ты добрая, ты дала ему время, чтобы привыкнуть, прежде чем доложить об этом.
Он говорит это так просто, но в этом нет ничего простого. Это было бы прямым нарушением всех указаний.
И кроме того, сделала ли бы я это?
Я люблю Кайла. Мои чувства к нему не такие же, как к Коулу, но они такие же сильные. И поэтому я хочу защитить Кайла. Позволить ему привыкнуть, пока другие охотятся за ним не имело бы смысла. Я бы подвергла его опасности.
− Нет. Я не сделала бы этого.
− Я не думаю, что ты бы сделала это, но я размышляю вслух, пытаясь рассмотреть все варианты. Возможно, один из них вызовет воспоминание. Кстати, что вызвало именно это воспоминание?
Поцелуй с Коулом? О, черт. Я точно не могу рассказать об этом Мэлоуну.
− Не уверена. Это не было связано ни с чем, что я делала в тот момент. − Кроме чувства вины за поцелуй не с тем парнем. Мне придется придумать прикрытие с Коулом. Он бы тоже не хотел, чтобы его поймали.
Мэлоун встает и встряхивает мое плечо.
− Держу пари, это потому, что ты очень сильно старалась вспомнить. Ты отдала предпочтение этой информации. Я знал, что мы можем положиться на тебя, Семь. Ты хорошо справилась. Что бы ни случилось, я уверен, что остальные воспоминания тоже скоро вернутся. Теперь расслабься и позволь другим найти этого мальчика и обеспечить его безопасность.
|
|
При условии, что Кайл в КиРТе и его смогут найти. Но Коул и Мэлоун правы. Я не могу зацикливаться на том, что он не там. Слишком поздно, что−то предпринимать.
− Сэр, могу я попросить об одолжении?
Мэлоун садится на свой рабочий стол.
− Конечно. Что ты хочешь?
− Если это возможно, я хотела бы быть частью команды, которая отправляется за Кайлом. Я дружила с ним, и как вы сказали, для него это могло бы быть не так страшно. Если он увидит знакомое лицо, это может успокоить его.
И меня. Знать, что он в порядке, наверняка успокоило бы меня.
− Боюсь, что я уже отправил пару оперативников, которые находятся в Бостоне. Учитывая твои опасения по поводу того, что тебя или Кайла, возможно, обнаружили, я не хотел бы тратить время на отправку команды отсюда. Понимаешь?
Я киваю. Это имеет смысл, и я чувствую себя глупо за то, что спросила. Я просто надеюсь, что кого бы не отправил Мэлоун, это не те же двое, от кого я заставила Кайла убежать вчера. Это бы реально напугало его.
Моя вина. Снова. Уфф.
− Тогда могу ли я увидеть его, когда он приедет? Если он приедет сюда, то есть.
− Он приедет. Как только наша встреча закончится, я свяжусь со знакомыми в ЦРУ. Кайл будет переведен в более безопасное место, но им потребуется время, чтобы подтасовать факты. Так что да, я сделаю так, чтобы у тебя был шанс навестить его, прежде чем он уедет, − Мэлоун встает и еще раз встряхивает мое плечо.
− Ты справилась настолько хорошо, насколько я мог надеяться. А теперь иди, перекуси. И тебе решать, хочешь ли ты посещать дневные занятия или продолжать работать над своей памятью.
|
|
Обед, да, точно. Мой желудок тоже не рад еде, но я благодарю Мэлоуна и выхожу из его кабинета.
На полпути по коридору, я жалею, что не попросила еще об одном одолжении − о фотографиях со своего телефона. Моя миссия окончена. Действительно окончена. Я никогда не увижу Одри или Йен, или Чейза снова, а у меня даже не было возможности попрощаться.
Затем, пока спускаюсь в лифте, я обдумываю все ответы, за которыми следуют еще больше вопросов.
Кайл был в замешательстве вчера утром. Он мог сказать, что что‑то беспокоило меня, но понятия не имел, зачем я привела его на Южную станцию. Итак, очевидно, что я не рассказала ему правду, и не давала время, чтобы привыкнуть.
Что я тогда планировала? Что планировала делать с Кайлом? Была ли какая‑то причина, по которой я не могла дозвониться Мэлоуну или кому‑то еще из лагеря в пятницу вечером? Или я специально утаивала информацию о Кайле?
− В тебе какой‑то сбой? − спрашивает помощник Мэлоуна.
Я дергаюсь и понимаю, что остановилась посреди дверного проема. Но все же − сбой? Она это серьезно? Будто я какой‑то КИ? Я расправляю свои плечи.
− Я в порядке. Спасибо, что спросили.
− Тогда закрой дверь. Ты впускаешь сюда холодный воздух.
Бросив на нее презрительный взгляд, я вылетаю наружу, затем спешу в столовую, прежде чем будет слишком поздно, и я пропущу обед. Мэлоун уверен во мне. Коул уверен. Я выясню все. Главное, что я вспомнила, кто Х, и Мэлоун отправил людей за ним.
Для того, чтобы избежать более неловкого времяпровождения с Коулом, я пользуюсь тем, что Мэлоун отменил ранее свой приказ. Я пропускаю время во второй половине дня, когда занимаюсь обычными вещами со своим отрядом, и рада, что мне не придется часто видеть Фитцпатрик во время этого.
|
|
Хотя мое сознание не тренируется. Мэлоун, возможно, наткнулся на что‑то, когда сказал, чтобы я была сконцентрирована на воспоминаниях об X. Теперь, когда я извлекла информацию, кажется, словно в моем чипе устранили преграду или словно канал связи снова восстановлен. Скорость, с которой мои воспоминания возвращаются увеличивается. Когда я оцениваю кусочки своей жизни, которые по‑прежнему неизвестны, то решаю, что могла бы снова стать нормальной к концу завтрашнего утра.
Это отвлекает, потому что трудно сосредоточиться на чем‑то еще. Но это хорошо, потому что некоторые из этих зияющих дыр нельзя закрыть достаточно быстро. К сожалению, остальные воспоминания продолжают возвращаться спонтанно. Или то, что кажется спонтанным для меня. Я подозреваю, что происходит это так: каждое воспоминание запускает другое воспоминание, и эти запуски распространяются как сеть в моем мозгу. Есть определенная схема, но я не знаю какая.
Я делаю заметку насчет этой теории для Мэлоуна. Наконец, что‑то, что имеет смысл.
Ничто другое не имеет, но я должна верить, что оставшаяся путаница в моей голове прояснится. Так что я в свою очередь направляю свое беспокойство на новый вопрос: что скажет Кайл, когда узнает правду обо мне?
Я так сильно хочу увидеть его и убедиться, что он в порядке, но этот новый страх почти такой же сильный, как и старый. Было бы легче, если бы он был врагом. Тогда мы были бы квиты. Я лгала, он лгал. Даже если бы мы работали на противоборствующие стороны, он бы понял, что я сделала и почему. Он бы не смог презирать меня за использование АнХлора в КиРТе, или за то, что я вломилась в его комнату, или за любую сотню других вещей, которые были юридически сомнительными, но этически правильными, потому что если бы он был врагом, то он бы выполнял миссию, что было бы аморально.
Мои решения были правильными, не так ли?
Я ничего не могу поделать с мыслями о том, что, если бы я искренне верила в это, тогда бы не стала тревожиться по поводу того, что подумает Кайл.
Глава 23
Вечер воскресенья: Сейчас
Мне нужно поговорить с Джордан, но днем проходят занятия по музыке и культурологи, и это разделяет нас. Я не увижу ее до последнего занятия. Это все из‑за соображений безопасности и здесь не такой класс, в котором позволительны личные беседы. В добавок к этому, три месяца моего отсутствия болезненно заметны. Мы в середине какого‑то урока о сверхсекретной киберзащитной системе над которой работают китайцы, и я чувствую себя потерянной.
Наконец наступил обед, и я могу поговорить с ней. Я умираю от голода, ведь до этого чувствовала тошноту и не съела обед, но, к сожалению, лучше мне не стало.
Я ковыряюсь вилкой вокруг кучи соленой белой слизи на тарелке, которая эвфемистически названа куриным рагу с рисом. Несмотря на то, насколько ужасно это выглядит, я вовсе не ненавижу его. Каким‑то образом нейронные имплантаты влияют на наш уровень натрия, поэтому мне нравится почти все, в чем есть соль.
− В чем дело? – говорит Джордан. − Ты выглядишь подавленной. Один сказал нам, что ты успешно выполнила свою миссию. Ты должна праздновать.
Столовая − это не лучшее место для такого разговора, но я не предвижу места лучше. Со всем этим хаосом вокруг нас, когда ГИ‑2 и ГИ‑3 представляют собой шумное сборище − это может быть моей лучшей попыткой.
Я начинаю осторожно, сохраняя свой голос тихим.
− Я знаю, что это глупо, но чем больше я вспоминаю, тем больше скучаю по Бостону. Я имею в виду, не по самому колледжу. А по людям. Странно думать, что я их больше не увижу. Некоторые из них были правда хорошими.
Джордан и Саммер наклоняются вперед.
− Так расскажи нам больше, − говорит Джордан. – Нам до смерти хочется деталей. Ты можешь рассказать нам, на что это было похоже, не раскрывая секретную информацию, не так ли?
Я могу. Легко. Это не то, о чем я хочу поговорить, но то, что я рассказываю им об Одри и Йен − и в ограниченной степени о Кайле − позволяет мне оценить, насколько внимательно слушают другие. Так что я рассказываю о скучных занятиях, играх, прогулках по городу, еде, арт‑классах и аквариуме, и все смешные анекдоты, которые могу вспомнить.
Мой желудок достаточно расслабляется для того, чтобы поесть, но теперь моя еда остыла. Может она и соленая, но это не улучшает вкус.
− На что были похожи танцы? − спрашивает Саммер, как только я сую застывшую куриную жижу в рот.
Танцы. Блин. Зачем я упомянула об этом?
Я жую медленно, но до конца обеда еще десять минут. Хотя я и могла бы ходить вокруг да около этой темы, но это именно та возможность, которая мне нужна, и пока я могу воспользоваться ею.
Гейб садится рядом с Саммер, а Коул рядом со мной, но они оба уделяют больше внимания Еве, излагающей способ, которым она ранее пользовалась, чтобы взломать код. Думаю, я смогу поговорить.
Я надеюсь это так, потому и начинаю.
− Я не много помню о танцах. Там была музыка, и я была одета в платье, и было слишком жарко. Они украсили столы ослепительными огнями и искусственным снегом. Мэлоун сказал мне сделать там что‑то, и я очень хочу вспомнить, сделала ли я это, но не могу.
Во второй половине дня, мне пришло в голову, что это может быть и есть недостающая часть. Возможно, я планировала сделать что‑то радикальное − надеюсь, не взорвать отель, а что‑то менее жестокое и более разумное − и таинственный враг, который разыскивал Кайла, обнаружил меня.
Может быть поэтому я увела Кайла подальше.
Это не объясняет, почему я не сообщила Мэлоуну, но я могу предположить о причинах и для этого. Может быть, они пришли за мной в ту ночь, схватили меня, и я не могла позвонить. Может быть, они пытались заставить меня выдать информацию о Кайле, и к утру я сбежала. Затем набросала несколько пунктов, нашла Кайла и побежала с ним куда‑то, где я думала, мы будем в безопасности. Затем я планировала позвонить, но мой жучок пропал до того, как я это сделала.
Это лучшая теория, которая у меня есть.
Джордан макает кусочек брокколи в свой остаток соуса.
− Если это было что‑то для твоей миссии, ты, должно быть, сделала это, потому что ты получила информацию.
− В любом случае, я не думаю, что сделала, или не совсем сделала то, что предположил Мэлоун, − я понижаю голос и наклоняюсь через свой поднос. − Его предположение привело меня в ужас. Я не могла сделать это. По крайней мере, я не думаю, что могла бы. Я узнала, что мне нужно, совершенно случайно.
Мне в голову приходит ирония, когда я признаю свои страхи. Если бы я была в КиРТе, эту информацию было бы достаточно легко обнаружить. Взрыв газа в отеле? Это попало бы на первую полосу. Но здесь, в лагере, наш доступ в Интернет сильно ограничен и к тому же контролируется. Такая история не попала бы на первую полосу новостных сайтов, которые у нас в распоряжении.
Джордан поднимает бровь, и я знаю, что она молча спрашивает, что Мэлоун хотел, чтобы я сделала. При помощи вилки я пишу в остатках своего соуса: ВЗОРВАТЬ ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ЗАЛ. Соус заливает каждую букву после того, как она формируется.
Саммер морщится, а изо рта Джордан выходят несколько интересных ругательств.
Коул должно быть поймал ее краем глаза.
– Следи за языком, Девять. Ты заставляешь некоторых мужчин постарше здесь быть похожими на святых, − он бросает в нее помятую салфетку.
− Конечно, да, − она откидывает свои косички. − Мы должны быть лучше во всем. Я серьезно отношусь к своим ругательствам.
− Да, она усердно работает над этим, − говорю я. − Даже я помню это.
Если Коул обращал внимания на наш разговор, я хочу остановить его и быстро.
Мне бы больше повезло с тем, чтобы остановить грузовой поезд.
Он кладет руку мне на плечо.
− Семь, что‑либо предложенное Мэлоуном могло бы быть жестоким, но учитывая обстоятельства …
− Я знаю, − я падаю обратно на свой стул.
− Мы не можем избежать того, что людям причинят боль, учитывая то, что мы делаем. Но, если бы мы не делали неприятные вещи, пострадало бы еще больше людей.
Я хочу, чтобы Коул убрал свою руку, которую он оставляет на моем предплечье, словно успокаивая меня. Хотя я ничего не говорю по этому поводу. Я и так сказала слишком много.
− Должно быть, лучше иногда быть КИ. Вот что случается, когда ты эмоционально сломлена.
Коул убирает руку и хлопает меня по плечу.
− Нет, это то, что происходит, когда ты теряешь из виду общую картину. Это может случиться с каждым. Ты была там слишком долго, вот и все. Ты потеряла концентрацию и слишком вжилась в свою роль.
− Вот что происходит, когда ставишь человеческую жизнь превыше целей, − говорит Джордан.
Коул прищуривает глаза в ее сторону.
− Мы делаем то, что делаем для того, чтобы спасать человеческие жизни. Не всегда будут солнце и щеночки.
Я бью Джордан ногой под столом. Ей не нужно попадать в неприятности из‑за моего большого рта.
Джордан понимает намек и опускает взгляд в беспорядок на ее подносе.
− Да, я знаю. Цель оправдывает средства, но иногда из‑за этих средств мне не по себе. Я ничего не могу поделать.
− Мне тоже из‑за них иногда не по себе, − говорит Коул. − Если бы было наоборот, мы были бы КИ.
Были бы мы? Интересно. Чистокровные люди могут сделать много зла для достижения своих целей. Священные войны и геноциды, и те террористы, создавшие вирус, который заставил двух невинных детей лежать в коме, чтобы они могли использовать их в качестве козыря.
Человечество − это гибкая вещь. У соотношения мозговой ткани к имплантам в голове человека, не обязательно должно быть что‑то общее с этим. И это не совсем утешительно.
Когда мы покидаем столовую, Джордан обнимает меня за плечи и придвигает свою голову ближе к моему уху.
− Я знаю, что твой мозг занят возвращением старых воспоминаний, но не забывай, что я говорила тебе раньше, особенно если ты слышишь любую критику в свой адрес от Мэлоуна. Ты знала, что у Коула теперь еженедельные совещания с ним?
− С каких пор?
− Начались примерно в то время, когда ты отправилась на задание. И у него есть собственный телефон.
Я оборачиваю руки вокруг себя, даже не пытаясь игнорировать холод. Я мысленно продрогла. Кажется, я должна чувствовать это.
− Я видела это.
Джордан хлопает меня по спине, затем убирает руку.
– Ты все еще ему нравишься, и я имею в виду, он все тот же Коул. Но будь осторожна.
− Да, я знаю. Спасибо.
Я тру глаза. Мой отряд − это семья, и мы держимся вместе. Это больше, чем сплоченный отряд. Мы выросли вместе. Но, похоже, словно разногласия между нами − разногласия, о которых я была лишь слабо осведомлена перед моей миссией − стали шире. И Джордан, и Саммер, и Гейба всегда возмущала Фитцпатрик, и то, что к нам относились более строго, чем к другим.
Коул, Скай, Ева, и другие мальчики всегда быстрее отделывались от такого отношения и принимали наш так называемый долг. Я барахталась посередине, чувствуя омерзение к Фитцпатрик, но повторяя исполнение служебных обязанностей, потому что я верила в это. И верила в Коула.
В результате Коул и Мэлоун поверили в меня. Меня выбрали для миссии в КиРТ.
Я не уверена, во что верю сейчас. По−прежнему в Коула, да. Но эта преданность делу заставляет мои внутренности чувствовать себя так, словно я съела несвежую курицу на ужин. Семь, которую отправили в КиРТ − не та София, которая вернулась, и я рада этому.
Плохие люди приближаются. Они уничтожат тебя.
Может быть, одной из таких была и Фитцпатрик. Она была единственной, кто сказал, что Красная Зона сотрет мои воспоминания. Мэлоун обещал, что они не сделают этого, но даже это не является гарантией. Он бы передумал, если бы узнал, как сильно изменилось мое сознание. Джордан права, я должна быть осторожной. Я не хочу снова стать той Семь.
Как я и говорила Кайлу, в конце концов − я в ловушке, точно так же, как эти акулы в Аквариуме Новой Англии. Должно быть, это был один из самых честных разговоров, который был у нас когда‑либо.
Яркое наружное освещение лагеря отражается от плоского облачного покрова, создавая угнетающий навес. Это клетка. Даже небо не видно. Даже птицы не могут летать вечно.
Неудивительно, что Кайл сказал мне, что его крылья были подрезаны. Он тоже был обманчиво честным. Он необузданный, но не свободный. Но не благодаря тому, что его мать сделала с ним. Она спасла ему жизнь, но ограничила ее. Наделила его удивительной силой, но потребовала от него скрыть ее. Это не справедливо по отношению к любому из них, хотя с тех пор как Сара Фишер умерла, это не имеет никакого значения для нее. Но Кайл никогда не станет по настоящему свободным до тех пор, пока люди, которые хотят схватить его в свои злобные руки, существуют.
Я надеюсь, что теперь он в безопасности. Я надеюсь, что не оказалась случайно ответственна за то, что вывела на него людей. Я боюсь этого, но я с нетерпением жду возвращения этих воспоминаний.
Когда я думаю о том, что сказал Коул на ужине и сравниваю это с ситуацией Кайла, легче увидеть перспективы Коула и Мэлоуна при исполнении служебных обязанностей. Логически, я знаю, что то, что лучше – не должно иметь значения. Невинные люди − это невинные люди. Жизнь Кайла не должна быть для меня дороже, чем сотни безымянных незнакомцев.
Но все же это так. И, если бы я думала, что, устанавливая АнХлор или бомбу на танцах, я сохраню его безопасность, сделала бы я это? Травмировала бы я намеренно Одри и остальных? Трудно сказать. Их жизнь тоже невинна.
От этих вопросов меня тошнит. Действительно плохая курица.
Потерявшись в своем унынии, я плетусь позади своего отряда, и они не беспокоят меня. Коул, должно быть, им что‑то сказал, или они считают, что я систематизирую воспоминания. Я рада, что меня оставили в покое.
Как только мы приближаемся к нашим жилым кварталам, звук двигателя заглушает гул голосов. Черный внедорожник с тонированными стеклами и Массачусетскими номерами подъезжает к ряду зданий. Я наблюдаю за ним, мое сердцебиение учащается.
Массачусетс. Бостон. Кайл. Прошло шесть часов с тех пор, как я дала Мэлоуну информацию. Много времени, чтобы его команда добралась до Кайла; если они работали эффективно, то он не был ни в чьем плену. Так, это может быть он? Может быть, он уже здесь?
Я бегу за автомобилем, отчаянно желая узнать.
− Семь, ты куда? − кричит Джордан.
Я не останавливаюсь, чтобы объяснить, потому что мне нужно догнать его. Густые глотки тяжелого, холодного воздуха наполняют мой рот, пока я бегу, но ноги, кажется, едва касаются земли.
Внедорожник паркуется недалеко от главного здания. Мэлоуна нигде не видно, но его заместителя видно через передние окна. Его широкий силуэт нетерпеливо передвигается, в то время как водитель внедорожника выходит из машины.
Я оступаюсь в пятидесяти метрах от них, смутно осознавая, что половина моего отряда побежали за мной и пристают ко мне с вопросами.
– Кайл − говорю я, отодвигая волосы со своего лица, − я хочу убедиться, что они нашли его и он в порядке.
− Кто такой Кайл? − спрашивает Гейб.
Но Коул знает, и он скрещивает руки на груди.
− Это больше не твоя миссия. Ты можешь расслабиться.
Нет, это не моя миссия. Но слова Коула − больше, чем просто практический совет. В них есть какая‑то нотка. Ревность? Я не рассказывала Коулу ничего о Кайле. В крайнем случае, он мог услышать, как я описывала его в качестве друга.
Мне, наверное, почудилось. Коул просто думает, что я отказываюсь отпустить все это, что является плохой чертой для хорошего солдата. Любые другие идеи объясняются виной, что я влюбилась в Кайла, когда должна была тосковать по Коулу все это время, пока меня не было.
Затем водитель открывает заднюю дверь внедорожника, и мое замешательство усиливается.
Спина пассажира повернута ко мне, когда он выходит, но лохматые обесцвеченные волосы не вызывают сомнений, так же, как и зеленые конверсы и куртка, в которую вчера был одет Кайл. Облегчение переполняет меня, но оно не длится долго. Когда я выкрикиваю имя Кайла, происходит две неожиданные вещи.
Во‑первых, охранники выбегают из главного здания. Они направляются мимо внедорожника и прямо ко мне.
Во‑вторых, Кайл оборачивается, и я вздрагиваю. Его лицо − это кровавое месиво. Или скорее это было кровавое месиво, потому что это Кайл, который может увеличить мозг и вылечить глубокий порез в течении двух минут. На его губах и щеке засохшая кровь, но все же кровь.
Я подношу руку к своему рту, удивляясь всхлипу, который вырывается из меня.
− Они добрались до него. Кто‑то добрался до него первым.
Я начинаю бежать, но охранники встают передо мной.
– С дороги! − я уворачиваюсь от них − они намного медленнее − и снова выкрикиваю имя Кайла. − Что случилось? Кайл!
Выражение его лица неземное. Смертельное. Я превратилась в камень, и так же выглядят его глаза. Его голос слишком тихий, чтобы я услышала его, но я могу отлично прочитать по его губам.
− Ты.
Я жду большего, но это все, что он говорит.
− Что? − я качаю головой в его сторону. Водитель грубо хватает Кайла за руку, и его стойкость рушится. Как смеет этот парень так грубо обходиться с ним. − Остановите это!
Водитель игнорирует меня, и Кайл спотыкается назад. Его потрясение проходит, и теперь он без проблем выкрикивает.
− Ты случилась, София! Ты была одной из преследовавших меня и даже не помнила этого!
Водитель кричит что‑то на него или на меня, но я не могу понять слова. Все, что я слышу – это голос Кайла, снова и снова. Он борется с тем человеком, но он в меньшинстве по числу охранников.
− Нет! Кайл, подожди! – прошу я, и два охранника, которые становились передо мной, внезапно снова там. Они хватают меня, и я выкрикиваю имя Кайла, желая узнать, что случилось, что он имел в виду.
Сосредоточься! Ты солдат или истеричная маленькая девочка?
Я слышу голос Фитцпатрик в своей голове, и, хотя я ненавижу ее, ее обучение не бесполезно. Я овладеваю собой и концентрируюсь на охраннике с правой стороны, вытягивая руку вниз и нанося удар на уровне его колен. Он отпускает меня, и я переключаю внимание на левого.
− Семь, остановись! − члены моего отряда хором выкрикивают позади меня. Рации шумят. Кто‑то упоминает «ситуацию». Я напала на двух сотрудников службы безопасности. Вызывают Мэлоуна.
− Семь! − сильные руки хватают меня за плечи и умело пригвождают меня к земле. Коул. Он прижимает мои ноги и держит меня на месте, пока я не бросаю бесполезную борьбу. − Тебе нужно успокоиться прямо сейчас, или у тебя будут еще большие проблемы, и я ничего не смогу поделать. Послушай меня, черт побери.
В его словах есть здравый смысл, я знаю это. В словах Коула всегда есть здравый смысл. Его голос успокаивает, и я сосредотачиваюсь на этом, пока вновь не контролирую себя.
Но я не спокойна. Далеко не спокойна. Потому что, либо из‑за того, что я закончила перезагрузку, либо из‑за того, что увидела окровавленного Кайла – это служит конечным сигналом возвращения воспоминаний. Внезапно, все они возвращаются.
Внезапно, я осознаю, кем именно являются плохие люди.
Часть третья
Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем мы можем быть.
~ Уильям Шекспир
Глава 24
Пять недель назад
На другой стороне комнаты Одри переворачивается во сне. Нервничая, я резко поворачиваю экран своего ноутбука, таким образом он расположен ближе к стене. Одри − одна из тех людей, которые могут спать с включенным телевизором, но я все равно побаиваюсь возможности ее разбудить, в то время как делаю свою внеклассную работу. Ночная учеба − не редкость в КиРТе. С другой стороны, ночная учеба, которая предполагает подключение кабеля от руки в компьютер... да, наверное, я не смогу это объяснить.
К счастью, Одри продолжает спать. Хорошо, наверное. Зевая, я переключаю свое внимание на файлы, которые я только что скачала. Много информации − это смертельно скучно − детали финансовых операций, охватывающих три континента. Я могла бы разобраться во всем этом и попытаться найти смысл, но, наверное, лучше всего сделать это в другое время, нежели в два часа ночи. Я откладываю это на тот случай, если когда‑нибудь буду страдать от бессонницы.
Следующий файл, я проверяю менее обнадеживающе. Слишком много информации было удалено или скрыто, прежде чем ее опубликовали. Я уверена, что она есть где‑то на сервере ЦРУ, но взлом слоев его защиты – это реализующийся проект. Доктор Уилсон, возможно, был хорошим, хоть и злым инструктором, но даже я имею дело с непрофессионалами. Итак, по поводу этого.
Здесь фотографии, якобы запечатлевшие некоторых из крупнейших злодеев «Четыре». Я просматриваю каждого из них, записывая имена, чтобы можно было уточнить поиски попозже. Но резко одна из фото напрочь отгоняет меня от полуночного ступора.
Я резко сажусь, туго натягивая кабель в руке. Боль проносится сквозь меня, поскольку провод трется о мышцы и нервы. Сжав зубы, я зажимаю открытый порез свободной рукой, выдергиваю кабель из ноутбука и держу провода на местах, чтобы подавить пульсирующую боль. Но моя реакция − это рефлекс, не более. Боль не может отвлечь меня. Прямо сейчас «Четыре» может сбросить бомбу на Бостон, и это не отвлечет меня.
У человека, на чью фотографию я смотрю, медно‑рыжие волосы, измученное лицо и теплая улыбка. Его глаза скрыты под солнцезащитными очками, но его галстук яркий, веселый и знакомый. Фотография идентифицирует его как Рида Харриса, одного из четырех людей, в честь которых так называемая группа «Четыре» собственно и называется, но я зову его вовсе не так.
Для меня он Джордж Мэлоун.
Я падаю на подушку, позволяя своей голове удариться о стену и надеясь, что это сможет выбить из меня несколько глупых мыслей. Затем я закрываю ноутбук.
Мой шок длится всего секунду. Я снова открываю ноутбук и изучаю фото. Да, это действительно Мэлоун. Но нет, я отказываюсь верить в это.
Так что я закрываю ноутбук.
И открываю его.
Ох, вот бы быть КИ и быть способной обрабатывать это без своих глупых эмоций, кричащих и дергающих мысли в миллионы разных направлений. Я дышу глубоко, один раз, второй. Потом ставлю ноутбук на стол. Оборачиваю свою руку. Заползаю в кровать.
Не сплю.
Мэлоун или Харрис, или кем бы он там ни был, слишком хорошо меня научил. Мой мозг никак не заткнется. На рассвете, я обдумала каждую выразительную деталь, которую рассказывала, читала или пережила, и все детали складываются в точности, как два плюс два.
Остается только один вопрос.
Что мне с этим делать?
Глава 25