Барбара Хейверс всё утро потратила на то, чтобы выполнить распоряжение Изабеллы Ардери, которое состояло в том, чтобы встретиться со служащим из уголовного суда и заново проверить и сравнить все показания, данные по летнему делу о смерти молодой женщины на северном лондонском кладбище. Барбара ненавидела такую работу, но она выполнила задание Ардери. Уж лучше самоутверждаться вот так, чем через манеру одеваться, рассудила Барбара, хотя на самом деле сегодня она и одета была вполне прилично. Она надела юбку, тёмно‑синие колготки и безупречно начищенные открытые туфли… ну, они уже немножко потёрлись, но это нетрудно было скрыть, – и ещё на ней был новый шерстяной свитер, отличной вязки, и совершенно, совершенно непохожий на её огромные свитера, похожие на рыбацкие. Поверх свитера Барбара накинула клетчатый жакет и даже добавила к туалету то единственное украшение, которое у неё имелось, – филигранное ожерелье, купленное прошлым летом на Оксфорд‑стрит.
Утром Хадия пылко одобрила этот ансамбль, и это дало Барбаре понять, что она постепенно осваивает искусство одеваться. Хадия явилась в бунгало Барбары, когда та как раз наслаждалась последним бутербродом, и даже героически не обратила внимания на дым, поднимавшийся над пепельницей, чтобы похвалить соседку и сообщить, что та успешно развивает в себе талант следовать моде.
Барбара отметила, что Хадия не в школьной форме, и тут же спросила:
– У тебя что, каникулы?
Хадия переступила с ноги на ногу, положив руки на спинку одного из двух стульев, имевшихся в кухне Барбары, которая была лишь ненамного больше доски для нарезки овощей. Малышка забормотала:
– Мы с мамулей… Ну, это нечто особенное, Барбара. Это для папы, и я должна сегодня пропустить уроки. Мамуля позвонила в школу и сказала, что я сегодня больна, но это совсем малюсенькая ложь, потому что мы кое‑кто задумали. Это сюрприз для папы. – Хадия просияла. – Ох, ты только погоди. Погоди! – воскликнула она.
|
|
– Я? А при чём тут я? Или я стану частью сюрприза?
– Я хочу, чтобы ты пришла! И мамуля сказала, что тебе можно узнать, но ты не должна ни слова говорить папе! Ты обещаешь? Понимаешь, мамуля сказала, что они с папой немножко поссорились, – ну, взрослые ссорятся время от времени, правда? – и она теперь хочет исправить ему настроение сюрпризом. Вот этим мы сегодня и занимаемся.
– Хотите поехать с ним куда‑то? Или явиться к нему на работу?
– Ой, нет! Сюрприз будет, когда он вернётся домой.
– Какой‑нибудь необыкновенный ужин, могу поспорить.
– Ой, лучше, гораздо лучше!
На взгляд Барбары, ничего не могло быть лучше отличного ужина, в особенности если ей самой не нужно было его готовить.
– А что тогда? – спросила она. – Расскажи мне. Клянусь, я сохраню всё в тайне.
– Ты обещаешь и ещё раз обещаешь? – спросила Хадия.
– Трижды обещаю, если хочешь.
Глаза Хадии сияли, ноги не могли устоять на месте. Она отскочила от стола и закружилась так, что её волосы взлетели над плечами.
– Мои брат и сестра! Мои брат и сестра! Барбара, ты вообще знала, что у меня есть брат и сестра?
Барбара почувствовала, как улыбка сползает с её лица. Она заставила себя снова улыбнуться.
– Брат и сестра? В самом деле? У тебя есть брат и сестра?
– Есть, есть! – завизжала Хадия. – Послушай, папа был уже раньше женат, и он не хочет со мной говорить об этом, наверное, думает, что я ещё маленькая. Но мамуля мне всё рассказала и объяснила, что в этом нет ничего плохого, ну, просто он уже был один раз женат, и я сказала, что у нас в школе много ребят, у которых родители разошлись, так что я всё понимаю. А мамуля сказала, что прежняя семья так рассердилась на папу, что не хочет, чтобы он виделся со своими детьми. Но это ведь плохо, да?
|
|
– Ну, наверное, – осторожно ответила Барбара.
Но у неё сразу возникло дурное предчувствие насчёт предстоящих событий и возможного их результата. И как, чёрт побери, Анджелина Упман сумела выследить семью Ажара?
– И вот… – произнесла Хадия и сделала театральную паузу.
– И вот? – подтолкнула её Барбара.
– И вот мы с мамулей собираемся их пригласить! Вот будет сюрприз, правда? Потрясающий! И я с ними познакомлюсь, я так волнуюсь, я ведь и не знала, что у меня есть брат с сестрой! И папа обрадуется, потому что он их много лет не видел, так мама говорит, и она даже не знает, сколько им лет, хотя предполагает, что кому‑то двенадцать, а кому‑то четырнадцать. Ты только представь, Барбара, у меня есть старшие брат и сестра! Как ты думаешь, я им понравлюсь? Я очень на это надеюсь, потому что сама уверена: они мне очень понравятся!
У Барбары так пересохло во рту, что она даже языком пошевелить не могла, а щёки изнутри как будто присохли к зубам. Она сделала глоток остывшего кофе и сказала:
– Ну да, конечно, конечно, – потому что больше ничего придумать не могла.
Но её ум лихорадочно перебирал возможные варианты развития событий. Дружба требовала, чтобы она предупредила Ажара о том, что грозило обрушиться на него: Анджелина Упман собиралась поставить его перед неким фактом, и уже не оставалось ни времени, ни возможности это предотвратить. Но требует ли дружба так много? Это был вопрос вопросов. А если она ему скажет, то что он может предпринять и как это подействует на Хадию, которая, насколько понимала Барбара, была в этой ситуации главным действующим лицом?
|
|
В итоге Барбара не стала делать ничего, потому что не смогла придумать такого плана, который не вверг бы в хаос немалое количество жизней. Разговор с Анджелиной выглядел как предательство Ажара. Разговор с Ажаром выглядел как предательство Анджелины. Похоже, лучше всего было держаться в стороне и предоставить всему идти своим чередом. Барбаре следует находиться там, на случай если понадобится подметать осколки, возможно, никаких осколков и не будет. В конце концов, Хадия вполне заслуживала знакомства со своими братом и сестрой. Так что, может быть, всё окажется прекрасным, как июньская роза. Может быть.
Поэтому Барбара, как обычно, принялась за работу. Она убедилась в том, что суперинтендант Ардери заметила её новый наряд, хотя сначала она постаралась попасться на глаза Доротее Харриман. Та рассыпалась в похвалах: «О, детектив Хейверс, твоя причёска… твоя косметика… ошеломительно…» Но когда она заговорила о новом креме под косметику, на основе минералов, и предложила Барбаре в обеденный перерыв пробежаться по окрестным магазинам и посмотреть, не продаётся ли этот крем где‑то поблизости, Барбара поспешила сбежать. Она поблагодарила секретаря и отправилась к суперинтенданту Ардери, которая тут же отправила её в уголовный суд, не прерывая разговора по телефону. В трубку она говорила о чём‑то, относившемся к судебному расследованию.
Барбара отправилась на встречу со служащим суда, но через некоторое время уже смогла вернуться к тому, что делала для Линли.
Это оказалось проще, чем в прошлый раз, потому что Ардери пришлось уехать, судя по всему, чтобы разобраться с чьей‑то ошибкой, и если это действительно касалось судебного расследования, то она должна была исчезнуть надолго. Как только Барбара убедилась в том, что суперинтендант покинула здание – а это было нетрудно, поскольку Барбара поддерживала дружеские отношения со служителем подземной автостоянки Ярда, – она со скоростью пушечного ядра рванулась в библиотеку.
Она прихватила с собой свой англо‑испанский словарь. Собрав достаточно информации о двух первых сыновьях Эстебана Вега де Васкеса и Доминги Падиллы дель Торрес де Васкес – то есть о священнике Карлосе и дантисте Мигеле, – и вдоволь насмотревшись на фотографии жены Мигеля, которую даже самые искусные в мире косметические хирурги не могли бы превратить в Алатею Файрклог, Барбара собралась перейти к Анхелю, Сантьяго и Диего, чтобы выяснить, что там можно раскопать. Если ни один из них никак не был связан Алатеей, то предстояло заняться остальными членами боль той семьи, а их, как накануне объяснила Барбаре испанская студентка, могло оказаться несколько сотен.
Но оказалось, что об Анхеле почти ничего не говорилось, и он, несмотря на своё имя, был, похоже, тем уродом, без которого не обходится ни одна семья. Барбара, то и дело заглядывая в словарь, продвигалась вперёд так медленно, что ей даже подумалось: к концу поисков её дорогая стрижка может уже слишком отрасти, и придётся стричься снова. Но в конце концов она выяснила, что Анхель стал виновником автомобильной катастрофы, в результате которой его пассажирка осталась на всю жизнь калекой. А пассажиркой была девушка пятнадцати лет от роду.
Барбара пошла по этому следу, потому что пассажирка оказалась вообще первой женщиной, упомянутой в справках, если не считать несчастной жены Мигеля, – но в итоге упёрлась в тупик. Она не нашла ни единой фотографии девушки, а Анхель на последних снимках выглядел лет на девятнадцать, – похоже, средства массовой информации совершенно перестали им интересоваться после той аварии. Живи он в Северной Америке, а ещё лучше – в Соединённых Штатах, его нетрудно было бы найти, потому что он проходил бы какую‑нибудь программу реабилитации; но он жил в Южной Америке, и что с ним произошло после аварии, никого не заботило. Он был слишком мелкой рыбёшкой. Репортёры перенесли своё внимание на другие объекты.
То же самое сделала и Барбара. Она занялась Сантьяго. Нашла статейку о его первом причастии. По крайней мере, она решила, что это первое причастие, потому что Сантьяго стоял в ровном ряду мальчиков в тёмных костюмах и девочек в белых платьицах, и всем им было на вид лет по восемь, то есть подходящий для католической Аргентины возраст. Но вот место, да и вообще статья о первом причастии показались Барбаре странными. Она принялась продираться сквозь текст с помощью словаря и наконец уловила главное: в городе сгорела церковь, и детям пришлось принимать первое причастие в городском парке. Или что‑то вроде того. Церковь могла быть разрушена и в результате наводнения. Или землетрясения. Или же её сожрали термиты. В общем, было слишком трудно разбирать текст по одному слову.
Барбара внимательно изучила фотографию детей, рассматривая каждую из девочек. Она взяла ту фотографию Алатеи, которую раздобыла в Интернете, и стала сравнивать её с каждой из девочек. Их имена значились под снимком, и их было всего пятнадцать; и конечно, Барбара могла отыскать в Интернете след каждой из них, но это заняло бы много часов, а у неё этих часов не было, потому что рано или поздно суперинтендант Ардери должна была вернуться, и если бы она обнаружила, что Барбара не трудится в поте лица, сравнивая показания свидетелей вместе со служащим уголовного суда, Барбаре это дорого обошлось бы.
Барбара подумала о том, чтобы выбрать наиболее подозрительную из девочек и проследить её дальнейшую жизнь. Но и на это нужно было много времени, к тому же Барбара не обладала всё‑таки таким уж искусством плавания в Интернете. А потому она вернулась на след Сантьяго, потому что, если даже он и не дал бы ей ничего, всё равно у неё оставался один лишь Диего.
Она нашла ещё одну фотографию Сантьяго, где он был уже постарше и играл Отелло в одноимённой пьесе, весь перемазанный чем‑то чёрным. И, наконец, нашлась фотография Сантьяго в составе школьной футбольной команды, выигравшей какой‑то приз. И больше – ничего. Так же, как Анхель после автомобильной катастрофы, он исчез с экранов радаров. Как будто эти мальчики, достигая раннего юношеского возраста, переставали интересовать местных газетчиков, поскольку не принимали каких‑то важных решений, например, не заявляли, что желают стать священниками или дантистами. Или же они доказывали свою непригодность к политической карьере и не могли идти по стопам отца. Потому что он‑то, в конце концов, был именно политиком и имел склонность демонстрировать свою семью в годы выборов, чтобы показать избирателями, как они все дружны.
Барбара и об этом подумала: семья, политика, избиратели. Подумала об Анхеле. Подумала о Сантьяго. Ещё раз рассмотрела каждую фотографию, на которой они присутствовали, и остановилась на той, где изображалось первое причастие в парке. И наконец снова выложила на стол фотографию Алатеи Файрклог.
– Ну, что тут спрятано? – прошептала она. – Расскажите мне свои тайны, детки!
Но ничего не находилось. Ряд нулей уходил в бесконечность.
Барбара выругалась вполголоса и потянулась к «мышке», чтобы заняться поисками Диего, последнего из братьев. Но тут она бросила ещё один взгляд на снимок футбольной команды, потом на Отелло. А с него перевела взгляд на фото Алатеи Файрклог. Потом на снимок Алатеи рядом с Монтенегро. Потом вернулась к первому причастию. Потом перебрала фотографии Алатеи в качестве модели. Она снова и снова пересматривала эти фотоснимки, заглядывая сквозь время, заглядывая в прошлое, возвращаясь к тому кадру, который нашла первым. Она изучала их… И наконец увидела.
Не сводя глаз с монитора, Барбара потянулась к своему мобильнику и набрала номер Линли.
Камбрия, Брайанбэрроу
– А её можно заставить? – спросила Манетт у Фредди.
Они на приличной скорости ехали через Лит‑Вэлли, и за рулём сидел Фредди. Они как раз повернули к юго‑западной части долины, где по обе стороны дороги за сложенными из камня стенами расстилались изумрудные поля, а за ними поднимались вверх склоны холмов, на плечах которых возлежали шали серых облаков. Вокруг клубился лёгкий туман, что было вполне естественно для нижней части долины. Похоже, что к концу дня туман должен был основательно сгуститься.
Манетт была погружена в мысли, вспоминая их разговор с Найэм Крессуэлл. Она пыталась разобраться в том, как умудрилась совершенно ничего не понять в Найэм, зная её столько лет.
Но Фредди, похоже, думал о чём‑то другом, не имеющем отношения к Найэм, потому что он бросил взгляд в сторону Манетт и спросил:
– Кого?
– Найэм, Фредди! Кого же ещё? Можно её как‑то заставить снова забрать детей?
На лице Фредди отразилось сомнение.
– Я не знаю, как регулирует закон отношения родителей и детей. Но в любом случае, подруга, как здесь можно привлечь закон?
– Ох, боже, я не знаю! Но мы должны хотя бы узнать, какие тут есть возможности. Потому что от одной мысли о том, что она просто бросила Тима и Грейси… особенно малышку Грейси… Боже, Фредди, неужели она собралась отдать их в какой‑нибудь приют? Может она это сделать? Неужели никто не в силах заставить её…
– Адвокаты, судьи, социальные работники, да? – спросил Фредди. – И как всё это подействует на детей, ты представляешь? Тим и так уже в жутком состоянии из‑за этой школы Маргарет Фокс и всего остального. И осмелюсь предположить, что, если суд обяжет его мамочку забрать его домой, бедный парень окончательно свихнётся.
– Может, тогда мои родители? – предположила Манетт. – Мама же строит такой огромный сад для игр… Мама с папой могли бы взять их к себе. У них и места достаточно, и детям понравилось бы жить рядом с озером.
Фредди сбросил скорость. Впереди стадо овец перебиралось из одного загона в другой, как это частенько бывало в Камбрии: овцы топтались прямо посреди дороги, их подгоняла овчарка колли, а фермер неторопливо шагал рядом. И всё это происходило очень, очень неторопливо.
Фредди повёл машину совсем медленно. И сказал, поглядывая на Манетт:
– Тим уже вышел из того возраста, для которого предназначен сад, а? Да и в любом случае теперь, когда выплыла на свет вся эта история с Вивьен Талли, поселить в Айрелет‑холле детей… ну, это было бы так, что хуже и не придумаешь.
– Ну да, ты прав, конечно. – Манетт вздохнула. Она подумала обо всём том, что за последние двадцать четыре часа узнала о своих родителях, и прежде всего об отце. – Как ты полагаешь, что она собирается теперь делать?
– Твоя мать? – Фредди покачал головой. – Понятия не имею.
– Знаешь, я вообще никогда не понимала, чем папа сумел её привлечь. И уж поверь, даже гадать не берусь, что могла увидеть в нём Вивьен Талли. Или продолжает видеть – ведь похоже на то, что они не расставались много лет. Что она могла найти в нём такого привлекательного? Это ведь не могут быть деньги. Все деньги принадлежат маме, а не ему, так что если бы они развелись, то он, конечно, что‑то получил бы, но уж никак не слишком много. То есть я хочу сказать, он, конечно, всегда имел доступ к деньгам, и Вивьен, возможно, даже и не знала, что они ему не принадлежат?..
– Конечно, вряд ли она не задумывалась о деньгах, когда дело касалось твоего отца, – ответил Фредди. – Наверное, тут ещё сыграла роль его самоуверенность. Женщины любят это качество в мужчинах, а твой отец всегда был бесконечно уверен в себе. Могу поспорить, именно это и привлекло в нём твою мать.
Манетт искоса посмотрела на него. Фредди продолжал наблюдать за овцами на дороге, но уши его выдали. Они говорили больше, чем взгляд, и потому Манетт вопросительно произнесла:
– И?..
– А?
– Насчёт самоуверенности.
– Да. Верно. Я всегда в этом смысле восхищался твоим отцом. Если честно… мне бы хотелось хоть немного быть на него похожим.
– Тебе? Ты считаешь себя неуверенным в себе? Да как у тебя язык повернулся такое сказать? Ты вспомни, сколько женщин у тебя было в последнее время!
– Да это же совсем нетрудно, Манетт. Это просто биологический императив. Зов плоти. Женщины хотят мужчину, даже не понимая, почему они его хотят. И ему только и нужно, что исполнить их желание. А если мужчина не способен исполнить желание женщины, когда она стаскивает с него штаны, чтобы…
– Фредди Макгай!.. – Тут Манетт невольно расхохоталась.
– Но это так, подруга! Целые виды вымирают, если самец не может сделать того, к чему готова самка, это очень просто. Биология. Просто исполнить желание. Пусть даже не технично. Но любой самец может освоить приличную технику.
Овцы впереди добрались наконец до следующего выгона, до открытых ворот в каменной стене. Собака принялась ловко загонять их внутрь, и Фредди снова прибавил скорость. И сказал:
– Так что мы можем предположить, что твой отец отлично освоил технику. Но он ведь должен был сначала чем‑то привлечь к себе женщин, и это как раз его уверенность в себе. Такая уверенность, которая заставляет мужчину думать, что он может всё. И он не только сам в это верит, он и других заставляет поверить.
Что ж, такие рассуждения Манетт вполне могла приложить к своим родителям. Частью семейной легенды как раз и была первая встреча пятнадцатилетнего мальчишки с восемнадцатилетней Валери Файрклог, когда он сразу заявил о своих намерениях относительно девушки. Она заинтересовалась его наглостью, ведь в её мире такие, как он, обычно отлично знали своё место. А такое любопытство как раз и было тем, что требовалось Бернарду Декстеру. Дальше уже всё пошло, как ему хотелось.
– Но, Фредди, ты ведь тоже можешь всё, – сказала Манетт. – Разве ты сам никогда в это не верил?
Фредди застенчиво улыбнулся.
– Разве я мог навязываться тебе? Как Миньон сказала вчера, я всегда знал, что ты предпочла бы Яна. Может, в том я суть наших проблем.
– Но это неправда! – возразила Манетт. – В семнадцать лет, возможно, я и предпочла бы Яна. Но я стала женщиной и никого уже не предпочту тебе.
– А… – пробормотал Фредди. И всё.
Манетт тоже замолчала, хотя и ощущала повисшую между ними неловкость, напряжение, которого ещё недавно не было. Она хранила молчание всё то время, пока они ехали через деревню Брайанбэрроу, и до самой фермы Брайан‑Бек.
Когда они подъехали к ферме, то первым делом увидели грузовой фургон перед коттеджем, где жили Джордж Коули и его сын Даниэль. Как только Фредди остановил машину и они пошли к старому особняку, из коттеджа вышел Коули и быстро направился в их сторону, явно желая о чём‑то поговорить.
– Теперь‑то я понял, чего он хотел всё это время, да! – Коули бесцеремонно сплюнул на каменную дорожку, что вела мимо батута Грейси к парадной двери. – Ну, посмотрим, как ему понравится владеть фермой, которая не приносит ни единого чёртова пенни, тогда он запоёт по‑другому!
– Прошу прощения? – вопросительно произнёс Фредди.
Он вообще не знал этого человека, а Манетт, хотя и видела Коули издали, ни разу с ним не разговаривала.
– У него тут Великие Планы, понял? – произнёс Коули, всем своим видом и интонацией давая понять, что каждое слово должно быть написано с заглавной буквы. – Мы с этим покончили, я и Дан. Забираем овец и посмотрим, как ему это понравится. И посмотрим, как он найдёт другого фермера, который захотел бы арендовать у него землю и жить в этой хибаре, да ещё и платить за такое удовольствие. Посмотрят и он, и его жена, и вся его родня.
Манетт мысленно прикинула, достаточно ли велик коттедж для того, чтобы там жили мужчина, его жена и родные, но ничего не сказала. Только спросила:
– А Тим здесь, мистер Коули? Мы его ищем.
– А мне откуда знать, а? – ответил Джордж Коули. – Но с этим парнем что‑то не так, это точно. Да и другая странная. Скачет на батуте час за часом. Я просто чертовски рад, что убираюсь наконец из этого местечка. Если увидите эту задницу так ему и передайте. И скажите, что во всю эту его чушь ни на минуту не поверил, что бы он там ни болтал.
– Конечно, передадим, – сказал Фредди. Взяв Манетт за руку, он увлёк её к парадной двери и очень тихо произнёс: – Лучше оставить его в покое.
Манетт с ним согласилась. Безусловно, у этого человека с головой было плохо. О чём он вообще говорил?
В старом особняке никого не было, но Манетт знала, где лежит запасной ключ – под заросшим лишайником, покосившимся бетонным грибом, затаившимся рядом со старой глицинией, уже растерявшей все листья; её массивный ствол подбирался к крыше. Завладев ключом, Манетт и Фредди вошли в дом. Через коридор попали в кухню, где всё сияло чистотой, а дверцы старых застеклённых шкафчиков были отполированы до блеска. Всё выглядело гораздо лучше, чем до смерти Яна. Очевидно, что то ли сам Кавех, то ли кто‑то ещё потрудился здесь на славу.
Это почему‑то встревожило Манетт. Ей всегда казалось, что горе порождает беспорядок вокруг, а вовсе не заставляет человека наводить такой порядок, словно он ждёт гостей. А здесь не было ни единой нити паутины на толстых дубовых потолочных балках, и даже за старым камином, где за долгую зиму должны были накопиться пыль и копоть, было абсолютно чисто, как будто кто‑то не поленился взять тряпку и моющие средства и отчистить задымившиеся стены.
Фредди, оглядевшись по сторонам, сказал:
– Ну, он явно не позволяет себе распускаться, а?
– Тим! – громко крикнула Манетт. – Ты здесь?
Это было просто действие ради действия, потому что Манетт прекрасно понимала: даже если Тим оказался бы здесь, он вряд ли бы тут же помчался вниз по лестнице, чтобы встретить их с распростёртыми объятиями. И вообще его здесь не было, она сразу это ощутила. Тем не менее они внимательно осмотрели всё: гостиную, чулан для дров… Все помещения, в которые они заглядывали, были так же вычищены, как и кухня. Всё стояло на тех же местах, как при жизни Яна, только нигде не осталось ни пылинки, словно здесь с минуты на минуту ждали фотографа, который готовил иллюстрации для статьи о домах елизаветинского периода.
Они поднялись наверх. В старом доме имелось множество разнообразных потайных уголков, и Манетт с Фредди внимательно обследовали все их. Фредди заявил, что Тим, конечно же, сбежал уже давно, и кто бы стал его винить за это, после того через что ему пришлось пройти. Но Манетт хотела быть абсолютно уверенной. Она даже заглянула под все кровати и переворошила висевшую в шкафах одежду, она даже постучала по деревянным панелям на стенах, чтобы убедиться: там нет потайных помещений. Манетт понимала, что ведёт себя глупо, но не могла остановиться. В том, как выглядела вся ферма Брайан‑Бек, было что‑то неправильное, и Манетт хотела понять, в чём тут дело, потому что из всего того, что им было известно, можно было сделать только один вывод: Кавех каким‑то образом вынудил Тима бежать, а потом сделал вид, что ищет мальчика.
В спальню Тима они зашли в последнюю очередь. Здесь тоже всё было в идеальном порядке. Никому бы и в голову не пришло, что это комната подростка четырнадцати лет, потому что одежда висела в гардеробе, футболки и джемпера были аккуратно сложены в ящики комода…
– А! – воскликнул Фредди, подходя к столу у окна. На нём стоял ноутбук Тима, открытый, как будто им недавно пользовались. – Может, мы здесь что‑то найдём? – предположил он. Сев к столу, размял пальцы, бормоча: – Ну‑ка, посмотрим, что тут можно посмотреть…
Манетт подошла к нему со словами:
– Но у нас нет пароля. Разве можно залезть в чужой компьютер без пароля?
Фредди посмотрел на неё и улыбнулся.
– А, так ты совсем в меня не веришь!
Он принялся решать проблему, которая и проблемой‑то не была. Доступ в компьютер Тима давало то имя, которое он использовал для электронной почты, а его Манетт знала, потому что регулярно посылала Тиму сообщения. И всё сразу встало на свои места.
Фредди хихикнул, радуясь простоте дела, и сказал Манетт:
– Вот так, подруга. Можешь считать меня гением.
Манетт сжала его плечо.
– Ты для меня всегда гений.
Пока Фредди изучал почту и прослеживал разные сайты, Манетт стала рассматривать то, что лежало на столе вокруг компьютера. Школьные учебники, айпод, альбом, заполненный карандашными рисунками ужасных пришельцев, пожирающих человеческие тела, атлас натуралиста с видами птиц (а это‑то откуда взялось?), перочинный нож… Манетт открыла нож и увидела на большом лезвии пугающие коричневые пятна. Потом ей в глаза бросилась карта, скачанная из Интернета. Манетт взяла её и спросила:
– Фредди, а это не может быть…
Снаружи, перед домом, хлопнула дверца машины. Манетт перегнулась через стол, чтобы выглянуть в окно. Она подумала, что это вернулся Кавех и что он, возможно, уже сам отыскал Тима и привёз домой, и тогда им с Фредди незачем рыться в компьютере… Но оказалось, что приехал вовсе не Кавех. Манетт увидела пожилую пару, видимо, иранцев, как и сам Кавех. С ними была девочка‑подросток, которая уставилась на большой дом, прижав к губам ладонь. Потом она посмотрела на пожилую пару. Женщина взяла девочку за руку, и все трое направились к входной двери.
Манетт подумала, что эти люди как‑то связаны с Кавехом – ведь в этой части Камбрии жило не так уж много азиатов, да и не только в этой части. Наверное, они явились без предупреждения. Неожиданный визит, так сказать. Кто знает, зачем они приехали? Но это не имело значения, потому что они должны были сейчас постучать в дверь, а поскольку им никто не ответит, то им придётся уехать, и они с Фредди спокойно продолжат своё дело.
Но вышло по‑другому. Видимо, у гостей имелись свои ключи, потому что они вошли в дом.
– Какого чёрта?.. – пробормотала Манетт. – Фредди, там кто‑то приехал. Пожилая пара и девочка. Наверное, родня или друзья Кавеха. Мне, может быть…
– Чёрт побери, я тут кое‑что нащупал, – откликнулся Фредди. – Ты можешь… ну, не знаю. Можешь как‑то с ними разобраться?
Манетт тихо вышла из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Но слегка пошумела, спускаясь вниз по лестнице. По пути она окликнула гостей:
– Привет! Могу я чем‑то помочь?
Она застала их в коридоре между кухней и гостиной.
«Лучше всего будет сблефовать», – решила Манетт. Она улыбнулась, как будто её присутствие в старом особняке было делом самым обыкновенным. И представилась:
– Я Манетт Макгай, двоюродная сестра Яна. Вы, должно быть, друзья Кавеха? Его сейчас нет дома.
Но они были более чем друзьями. Пожилые люди оказались родителями Кавеха, они приехали из Манчестера. И привезли с собой его невесту, она только что прибыла из Тегерана, чтобы посмотреть дом, в котором поселится через несколько недель. Они с Кавехом пока что не знакомы. Конечно, так не принято, чтобы будущие родственники привезли невесту в дом жениха, но Кавех очень беспокоился (да и какой жених не стал бы беспокоиться?), вот они и приехали. Маленький предсвадебный сюрприз.
Девочку звали Иман, и она постоянно смотрела в пол. Её волосы – роскошные, чёрные – падали вперёд, скрывая лицо. Но всё равно Манетт заметила, что девочка была очень хорошенькой.
– Невеста Кавеха? – Улыбка застыла на лице Манетт, когда до неё дошёл смысл сказанного. Ну, это, по крайней мере, объясняло безупречную чистоту в доме. Что же касается остального, то девочка, похоже, собиралась ринуться в глубокий омут. – Надо же, а я и не знала, что Кавех обручён. Ян ничего такого мне не говорил.
Омут оказался куда глубже, чем ей казалось.
– Кто такой Ян? – спросил отец Кавеха.
По пути в Лондон
Когда зазвонил его сотовый, Линли уже находился примерно в семидесяти милях от Милнторпа, быстро приближаясь к повороту на дорогу М56, и он был основательно рассержен. Дебора Сент‑Джеймс сделала из него полного дурака, и это никак не могло радовать инспектора. В половине одиннадцатого он подъехал к гостинице «Ворон и орёл», как они и договаривались, и, естественно, ожидал увидеть Дебору с чемоданами, готовую вернуться в Лондон. И сначала даже не обеспокоился, увидев, что она не ждёт его в вестибюле, потому что уже заметил на парковке её машину, так что она должна была быть где‑то здесь.
– Вы не могли бы позвонить ей в номер? – вежливо попросил он портье, девушку в белоснежной блузке и чёрной шерстяной юбке.