Плотные рыночные зоны находились в пределах досягаемости Лондона 5 глава

⁵⁰ Lynch J. The Spanish
American Revolutions,
1803—1826. 1973, p. 128,
цит. no: Bousquet N. La
Dissolution de Г Empire
espagnol аи XIX' siecle
(диссертация,
машинописный текст),
1974, p. 106.

⁵¹ Coreal F. Voyages aux
Indes occidentales. 1736, I;
p. 244.

⁵² Chaunu P. Seville et
VAtlantique..., t. VIII,
p. 597.

⁵³ Freire Fonseca С
Economia natural

у colonizacao de Brazil (1534—1843). 1974 (машинописный текст диссертации).

следила за своими чадами и у которой моменты ослабления внимания бывали лишь поначалу, в безвестности и незначи­тельности первых поселений. Англия и Испания предоставили своим первым Америкам расти в свое удовольствие, так, как те могли или даже желали. Затем, когда дети выросли и достигли процветания, их взяли в руки, и, когда все стало на место, на­ступила, как говорили, «централизация» к выгоде институтов

метрополии.

Централизация была естественной, тем лучше восприни­мавшейся, что она была необходима для обороны юных коло­ний от посягательств других европейских держав. Ибо соперни­чество между теми, кто совместно делил Новый Свет, остава­лось сильным. На сухопутных границах и в неменьшей степени вдоль нескончаемых побережий Америки происходили беспре­станные конфликты.

Централизация наверняка облегчалась также тем фактом, что внутри колонии она обеспечивала господство белого мень­шинства, а последнее оставалось привязанным к верованиям, мыслям, языкам и манере жить уже «старой» Европы. Земель­ная аристократия, которая удерживала в XVIII в. центральную долину Чили,—в действительности малочисленная, но эффек­тивная, активная, привыкшая господствовать—насчитывала «каких-нибудь 200 семейств»⁵⁰. В 1692 г. богатейшими людьми Потоси была горстка важных особ, «разодетых в золотую и се­ребряную парчу, понеже любое другое одеяние для них недо­статочно хорошо»⁵¹; роскошь в их домах была неслыханной. А сколько их было, богатых бостонских негоциантов, накануне революции 1774 г.? А ведь тем, что спасало эти крохотные группки, была, несомненно, пассивность тружеников, прежде всего она, но также и пособничество общественного порядка, который охватывал все и в поддержании которого любой це­ной была заинтересована Европа.

Правда, эти общества выказывали себя более или менее по­корными, более или менее зависимыми по отношению к метро­полиям. Но недисциплинированность, когда она случалась, ни­чего не изменяла в их существе, их строе и их функциях, неотде­лимых от того строя и тех функций, что составляли костяк европейских обществ, минувших и нынешних. Из таких об­ществ менее всего покорными и менее всего удерживаемыми в руках были те, которые не оказывались захвачены великими течениями межконтинентальных обменов, те, чью «заурядную экономику... не увлекал какой-нибудь господствовавший про­дукт»⁵², какое-нибудь управляемое издалека, из-за Атлантики, производство⁵³. Такие общества и экономики, мало интересо­вавшие европейских негоциантов и не получавшие ни капита­ловложений, ни заказов, оставались бедными, относительно свободными и обреченными на автаркию. Таков был случай пастушеского Перу по другую сторону Анд, выше линии гу­стых лесов Амазонии; таким был случай зоны крупных владе­ний в льяносах Венесуэлы, где энкомендеро не давали автори­тарному правительству в Каракасе лишить их силы. Так об­стояло дело в долине Сан-Франсиску, этой «реки стад», больше чем наполовину одичавших внутри Бразилии, где какой-нибудь

Мир на стороне Европы или против нее

Обе Америки, или Главная ставка из всех

⁵⁴ См. т. I настоящего
труда (издание 1967 г.),
с. 45.

⁵⁵ Accarias de Serionne J.
Les Interets des nations de
I'Europe..., I, 1766, p. 56.

⁵⁶ Coreal F. Op. cit., I,
p. 220—221.

* Редукция—-в испанских владениях в Южной Америке раз новидность резервации для индейского населения.— Прим. перев.

⁵⁷ Mauro F. Le Bresil...,
p. 138.

⁵⁸ Accarias de Serionee J.
Op. cit., I, p. 85.
Бравое—в значении
«дикие».

⁵⁹ Giraud M. Histoire de
la Louisiane frangaise.
1953, I, p. 196—197.

феодальный сеньер, как Гарсиа ди Резенди, владел, как говори­ли, столь же обширными (но практически пустынными) земля­ми, как вся Франция Людовика XIV. И так же выглядела обста­новка в любом городе, в достаточной мере затерянном в аме­риканском пространстве, достаточно изолированном, чтобы быть вынужденным управляться самостоятельно, даже если у него не было никакого «зуда» независимости. В конце XVII в., даже в XVIII в. Сан-Паулу, старинная столица первых бандей-рантов ⁵⁴, оставалась примером такой вынужденной независи­мости. «У португальцев,—писал в 1766 г. Аккариас де Се-рионн,—мало поселений во внутренних областях Бразилии; го­род Сан-Паулу—тот, который они рассматривают как самый значительный... Этот город находится более чем в двенадцати часах пути в глубь материка»⁵⁵. «Это,— говорит Кореаль,— своего рода республика, созданная при своем основании всяко­го сорта людьми без стыда и совести»^5б. «Паулисты» считали себя свободным народом. По правде говоря, то было осиное гнездо: они разбойничали на дорогах внутренних областей, а если они и снабжали продовольствием лагеря рудокопов, то и совершали также набеги на индейские деревни иезуитских ре­дукций *, расположенные вдоль Параны, доходя в своих рейдах до Перу и Амазонии (1659 г.)⁵⁷.

Однако же послушных или укрощенных экономик было изо­билие. В самом деле, как смогли бы артачиться Виргиния с ее табаком, Ямайка с ее сахаром, когда они жили закупками ан­глийского рынка и лондонским кредитом? Для независимости американских колоний потребуется серия предварительных условий, которые на самом деле нелегко было свести воедино. И плюс необходимы были благоприятные обстоятельства, как это покажет первая великая антиевропейская революция— революция 1774 г. в английских колониях.

Плюс, наконец, самостоятельная сила, достаточная для то­го, чтобы колониальный порядок смог затем сохраниться, раз­виваться сам собой, обходясь без содействия метрополии. Раз­ве же не находился этот порядок перед постоянной угрозой? Плантаторы Ямайки жили в страхе перед восстаниями рабов; внутренние районы Бразилии располагали своими «республи­ками» беглых невольников (марунов); кадейцы-бравос (bra-vos) ⁵⁸ угрожали важнейшей линии сообщений на Панамском перешейке; на юге Чили арауканы представляли опасность до середины XIX в.; в Луизиане восстание индейцев в 1709 г. сде­лало необходимой посылку небольшого французского экспеди­ционного корпуса...⁵⁹

ПРОТИВ ЕВРОПЫ

Но мог ли «колониальный договор» сохраняться вечно под знаком вопиющего неравенства? Колонии существовали толь­ко для того, чтобы служить богатству, престижу, силе метропо­лий. Их торговля, вся их жизнь находились под надзором. То­мас Джефферсон, будущий президент Соединенных Штатов, напрямик говорил, что виргинские плантации были «разновид-

во Цит. Дж. М. Прайсом (Price J. M.), в кн.: Platt, Skajgs. Of Mother Country and Plantations. 1972, p. 7.

«i Andrews Ch. M. The Colonial Period of American History. The Settlements, I, 1970, p. 518—519.

«Florescano E. Precios del maiz у crisis agricolas en Mexico (1708—1810). 1969, p. 314. ««Journal of Economic History», march 1977, p. 62, note 7.

ностью собственности, привязанной к определенным торговым домам Лондона»⁶⁰. Другая претензия: Англия десятки раз услышит, как ее американские колонии будут жаловаться на почти что драматическую нехватку монеты. И никогда она не будет устранена: метрополия намеревалась иметь положитель­ный баланс со своими колониями и, значит, получать налич­ные, а не предоставлять их⁶¹. И тогда, сколь ни велико было терпение стран, пребывавпшх в приниженном состоянии, такой режим, быть может, не продержался бы долго, если бы дей­ствительность соответствовала букве регламентов и законов; если бы расстояние—хотя бы даже в виде продолжительности плаваний через Атлантику—не оказалось творцом определен­ной свободы; если бы вездесущая и неискоренимая контрабан­да не служила смазкой для всего механизма.

Отсюда вытекала некоторая склонность к терпимости, тен­денция предоставить вещам идти своим ходом. Так что проис­ходили сами собой определенные перекосы и восстановления равновесия, которые редко осознавали в нужный момент и про­тив которых позднее никто более не мог бороться. Так, не было эффективных таможен; так, администрация не столько бук­вально исполняла распоряжения метрополии, сколько уступала напору местных и частных интересов. Более того, рост обменов помогал американским экономикам стать экономиками денеж­ными, сделать так, что некая часть американских драгоцен­ных металлов, посредством ли контрабанды или единственно в силу рыночной логики, оставалась на месте вместо того, что­бы направляться в Европу. «До 1785 г. в Мексике было обыч­ным явлением, что церковь договаривалась с крестьянами о по­лучении десятины в деньгах» ⁶². Эта подробность многозначи­тельна сама по себе. Точно так же кредит, свидетельство дале­ко зашедшей эволюции, играл свою роль даже в местностях, затерянных в бразильской «глубинке». Золото и вправду все там изменяло: 7 мая 1751 г. Совет (Conselho) Вилла-Рики писал королю, что многие рудокопы «по всей очевидности, задолжа­ли цену рабов, коими владеют, так что тот, кто внешне кажется богатым, в действительности беден, for да как многие, что жи­вут как бедняки, на самом деле богачи» ^б3. То есть хозяин золо­того прииска работает за счет аванса, который согласились предоставить ему купцы и который послужил ему для покупки невольников. Такая же эволюция происходила в странах, про­изводивших серебро. Читая волнующую работу Д. Брадинга о Новой Испании XVIII в., прежде всего о городе Гуанахуато, в то время крупнейшем горнопромышленном городе Америки и всего мира, испытываешь впечатление, словно кредит там множил свои формы ради забавы, накладывая их одни на дру­гие, переплетая их, разрушал существующее свое строение ради того, чтобы изобрести другое, и так далее.

Весьма наглядный урок заключается в том, что к выгоде местных купцов начиналось заслуживающее внимания нако­пление. В Испанской Америке- были даже настолько богатые креольские купцы, что в конце XVIII в. начали поговаривать, что Испания-де—колония своих колоний! Было ли это просто фразой? Или выражением испанского раздражения против лю-

Мир на стороне Европы или против нее

Обе Америки, или Главная ставка из всех

⁶⁴ Brading D.A. Op. cit., p. 457-^58.

⁶⁵ Arciniegas G. Este Pueblo de America. 1945, p. 49; он сравнивает этот кризис со своего рода средневековьем.

дей, которые не умели знать свое место? Во всяком случае, за время кризисов борьбы за независимость мы десятки раз отме­тим конфликты, яростную вражду между купцами Нового Све­та и капиталистами метрополий. Так было в Бостоне. Так было в Буэнос-Айресе, где в 1810 г. купцы города пожелали порвать с кадисскими негоциантами. Так было и в бразильских горо­дах, где враждебность переходила в ненависть к португальским купцам. В Рио-де-Жанейро, где кража со взломом и убийство были делом заурядным, португальский купец с пальцами, уни­занными перстнями, выставлявший у себя дома напоказ свою серебряную посуду, был ненавистным врагом. Ему наносили удары как могли, за отсутствием иных возможностей чаще по­средством жестокой насмешки, делавшей из него настоящий комический персонаж, тупой, отвратительный, а при случае—и обманутого супруга. Стоило бы проделать захватывающее со­циально-психологическое исследование о тех, кого по всем странам Испанской Америки именовали чапетонами (chapeto-nes) или гачупинами (gachupines), дабы обозначить вновь при­бывших из Испании, с их неопытностью, их претензиями и за­частую с их заранее сколоченным богатством. Они прибывали на подкрепление уже обосновавшимся небольшим группам, ко­торые занимали господствующее место в торговле. Именно та­ким образом вся Мексика оказалась под владычеством купцов родом из баскских провинций или из горных районов за Сан-тандером. Эти купеческие семейства выписывали из Испании племянников, кузенов, соседей по своим родным деревням, они набирали помощников, преемников и зятьев. Новоприбывшие без труда одерживали верх в «матримониальной гонке». В 1810 г. Идальго, мексиканский революционер, который желал бы, как и многие другие, положить конец гачупинской иммиг­рации, обвинил их в том, что это-де люди «извращенные... Движущая пружина всей их ажитации—лишь гнусная скаред­ность... Они католики только из политических соображений, а их Бог — деньги (Su Dios es el dinero)»⁶*.

ПРОМЫШЛЕННОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

В промышленном плане, как и в плане торговли, давно на­зревал конфликт между колониями и метрополией. С конца XVI в. продолжительный кризис терзал всю испано-португальскую Америку, да, вне сомнения, и всю Америку в целом ^б5. Европей­ский капитализм находился тогда самое малое в затруднитель­ном положении; следовательно, в XVII в. по другую сторону Атлантики пришлось выкарабкиваться самим. Формировав­шиеся региональные рынки увеличили свои обмены: бразильцы настойчиво добирались до андских краев; Чили снабжало Перу зерном; бостонские корабли доставляли на Антильские остро­ва муку, лес, рыбу Ньюфаундленда... И так далее. Возникали промышленные производства. В 1692 г. в Кито имелись «ману­фактуры, изготовляющие саржу и хлопчатое полотно... гру­бые... ткани, идущие на одежду народа. Так, их сбывают в Перу и в Чили и даже в Тьерра-Фирме и Панаме, вывозя через Гуая-

Вышивальная мастерская в Перу в XVIII в.

Работницы — метиски. Мадрид, Королевский дворец, Libro Trujillo del Peru. Фото Mac.

⁶⁶ Coreal F. Op. cit., I,
p. 353—354. Попаян—
колумбийская провинция
к юго-западу от Боготы.

⁶⁷ Bousquet N. Op. cit.,
p. 42. Сокорро—город

в Колумбии в провинции Сантандер.

⁶⁸ Chevalier F.
Signification sociale de la
fondation de Puebla de Los
Angeles. — «Revista de
historia de America», 1947,
№ 23, p. 127.

⁶⁹ Lizarraga R., de.
Description del Peru,
Tucuman, Rio de la Plata
у Chile. — Historiadores de
Indias, 1909, II, p. 465.

⁷⁰ Brading D. A. Op. cit.,
p. 36.

киль, каковой представляет как бы гавань Кито [на Тихом океа­не]. Их также вывозят сухопутным путем в Попаян» ^бб. Анало­гичный натиск текстиля проявился в Сокорро в Новой Грана­де ^б7, в.перуанской провинции Куско и в южных, населенных индейцами областях Мексики—в Ла-Пуэбле⁶⁸, во внутренних районах того, что станет Аргентиной, в частности в Мендосе, «где,—писал епископ Лисаррага,—индейцы, кои воспитыва­лись среди нас, изготовляют нить столь же тонкую, как тончай­шая бискайская нить»⁶⁹. Развились и некоторые другие про­изводства по переработке продуктов земледелия и скотовод­ства; повсеместно изготовляли мыло, сальные свечи; повсюду обрабатывали кожу⁷⁰.

Созданная, несомненно, в трудные годы XVII в., в эпоху когда значительная часть Америки с развитием крупных асьенд «феодализировалась», расплывется ли эта элементарная про­мышленность как «масляное пятно», когда улучшится конъюнк­тура? Для этого потребовалось бы, чтобы Европа отказалась

Мир на стороне Европы или против нее

_______________________________________ 416

от своей мануфактурной монополии. А это, конечно же, не вхо­дило в ее намерения. Лорду Чатаму приписывают такие слова: «Если бы Америка додумалась изготовить один чулок или один подковный гвоздь, я бы пожелал заставить почувствовать ее всю тяжесть британской мощи»⁷¹. Изречение, которое, если оно было действительно высказано, свидетельствовало бы о намерениях Великобритании, но также и о незнании ею за­морских реальностей: Новый Свет не отказывал себе в воз­можности изготовлять то, в чем он нуждался.

В общем, старея, вся Америка достигла своего собственного равновесия и изыскала и наладила свои уловки. Испанская Америка более других частей Нового Света нашла в сети кон­трабандной торговли дополнительную свободу, источник до­ходов. Манильский талион*—это знали все!—служил перехва­ту американского белого металла к невыгоде Испании, даже к невыгоде Европы, на пользу далекому Китаю и капиталистам Консуладо (Consulado) в Мехико. К тому же большая часть (и значительно) монеты и серебряных слитков вплоть до конца XVIII в. предназначалась не Католическому королю, ставшему бедным родственником, а частным купцам. Купцы Нового Света имели в ней свою долю.

АНГЛИЙСКИЕ КОЛОНИИ ВЫБИРАЮТ СВОБОДУ

Всеобщий протест Нового Света вспыхнет прежде всего в английских колониях Америки. Вполне очевидно, что термин «восстание» слишком силен для «Бостонского чаепития» и под­вига тех людей, что 16 декабря 1774 г., переодевшись красноко­жими, пробрались на три корабля английской Ост-Индской компании, стоявшие на якоре в порту, и выбросили в море их груз чая. Но этот инцидент, сам по себе незначительный, поло­жил начало разрыву между колониями—будущими Соединен­ными Штатами—и Англией.

Конфликт определенно вырос из экономического взлета XVIII в., который поднял английские колонии, как и остальную Америку, и, вне сомнения, еще больше, ибо они находились в самом центре внутренних и внешних обменов.

Признаком такого подъема было в первую очередь по­стоянное прибытие иммигрантов, английских рабочих, ирланд­ских крестьян, шотландцев (эти последние зачастую бывали ро­дом из Ольстера и на суда садились в Белфасте). За пять лет, предшествовавших 1774 г., 152 судна, вышедших из ирландских гаваней, доставили «44 тыс. человек»⁷². К которым добавилась значительная немецкая колонизация. Между 1720 и 1730 гг. по­следняя почти что «германизировала... Пенсильванию»⁷³, где квакеры оказались в меньшинстве перед лицом немцев, подкре­пленных ирландцами-католиками. Внедрение немцев еще уси­лится после завоевания независимости, потому что много­численные немецкие наемники, служившие Англии, предпоч^ тут после окончания войны остаться в Америке.

Иммиграция эта была настоящей «торговлей людьми»⁷⁴. В 1781г. «один крупный коммерсант похвалялся, что он-де

Обе Америки, или Главная ставка из всех

в одиночку ввез перед войной 40 тыс. душ европейцев: палатин-цев, швабов и некоторое число эльзасцев. Эмиграция осуществ­лялась через Голландию»^{7 5}. Но предметом торговли, схожей, хотим мы этого или нет, с торговлей неграми и не прерванной войной, скорее наоборот, были главным образом ирландцы. «Импортная торговля с Ирландией, приостановленная во время войны,— пояснял один отчет, относящийся к 1783 г,,— возобновила свою активность вместе с крупными прибылями для тех, кто ее ведет. [Вот на судне] находятся 350 мужчин, жен­щин и детей новоприбывших, [кои] сразу же были наняты. [Ме­тод прост]: капитан [корабля] предлагает в Дублине или в лю­бом другом порту Ирландии свои условия эмигрантам. Те, кто могут оплатить свой проезд, обычно в размере 100 или 80 тур-ских л[ивров], прибывают в Америку вольными выбирать участь, какая их устраивает. Те же, кои оплатить не могут, перево­зятся за счет арматора, каковой, дабы возместить свои затра­ты, объявляет по приходе [в порт], что привез ремесленников, поденщиков, домашних слуг и что с ними условлено, что они будут наняты от его имени⁷⁶ для службы на срок, каковой обычно составляет 3, 4 или 5 лет для мужчин и женщин и 6 или 7 лет для детей. Последние из вывезенных были наняты из рас­чета от 150 до 300 [ливров]⁷⁷, выплачиваемых капитану, в зави­симости от пола, возраста и силы. Хозяева обязаны только кормить их, одевать и предоставлять жилье. По истечении сро­ка их службы им дают одежду и заступ, и они совершенно сво­бодны. На будущую зиму их ждали от 15 до 16 тыс., большею частью ирландцев. Дублинские власти испытывают большие трудности, пытаясь помешать выездам. Предприниматели обращают свои взоры на Германию»⁷⁸.

В результате возникала «текучая миграция с [атлантиче­ских] берегов в сторону гор и даже на запад... Одно-единственное жилище служит для всех, покуда не будет по­строен дом для каждой [из семей]». Вновь прибывшие, достиг­нув зажиточности, «являются в Филадельфию выплачивать це­ну участков», которые им были предоставлены и которые обычно продавались правительством колонии, [а затем штата, ставшего его преемником]. Колонисты «весьма часто перепро­дают сии новые земли и отправляются искать в иных местах другие невозделанные земли, кои они равным образом пере­продают, введя их в обработку. Многие земледельцы расчисти­ли до шести участков один за другим»⁷⁹. Этот документ конца XVIII в. хорошо описывает уже давний феномен «границы», ко­торый притягивал иммигрантов, желавших сколотить состоя­ние после окончания срока их найма. Шотландцы в особенно­сти отваживались уходить в леса, жили там на индейский ма­нер, все время продвигаясь вперед от расчищенных земель в зо­ны, подлежавшие расчистке. Вслед за ними менее отважные иммигранты, зачастую немцы, занимали и обрабатывали отвое­ванные земли⁸⁰.

Этот приток людей на земли и в леса Запада [Америки] как сопровождал, так и вызывал общий экономический подъем. У наблюдателей возникало впечатление, будто они присут­ствуют при биологическом взрыве; американцы, утверждали

Мир на стороне Европы или против нее

Обе Америки, или Главная ставка из всех

⁸¹ A. N., А. Е., В III, 441,
1782.

⁸² А. N.. А. Е., С. С. С.
Philadelphia 7, Р 358,
Нью-Йорк, 27 октября
1810 г.

Вид Стейт-стрит и Олд-Стейт-Хауза в Бостоне в 1801 г. Кирпичные дома, карета, европейские моды. Картина Джеймса Б. Марстона. Массачусетское историческое общество, Бостон. Фото J.P.S.

они, «производят на свет как можно больше детей. Вдовы, кои имеют много детей, уверены, что снова выйдут замуж»⁸¹. Эта высокая рождаемость наполняла до краев поток населения. При таком ритме даже области к северу от Филадельфии мало-помалу перестали быть областями с английским населением почти без примесей. А так как шотландцы, ирландцы, немцы, голландцы испытывали к Англии только безразличие или даже враждебность, то такое этническое смешение, рано начавшись и быстро ускоряясь, вне сомнения, способствовало отделению от метрополии. В октябре 1810 г. французский консул, только что прибывший в Нью-Йорк, попытался, как от него это потре­бовали в Париже⁸², определить «нынешнее настроение жите­лей штата... и их действительное отношение к Франции». По­слушаем его ответ: «Не по перенаселенному городу, в котором я живу [в Нью-Йорке было тогда 80 тыс. жителей], следует су­дить об этом; его жители, по большей части иностранцы, люди самых разных наций, за исключением, ежели можно так выра­зиться, американцев, в общем исполнены только делового ду­ха. Нью-Йорк—это, так сказать, большая непрекращающаяся ярмарка, где две трети населения беспрестанно обновляются, где совершаются громадные сделки, почти всегда с фиктивны­ми капиталами, и где роскошь доведена до чудовищных мас­штабов. Таким образом, и коммерция там обычно несолидная; банкротства, частые и нередко значительные, не вызывают здесь сильных чувств. Более того, потерпевший банкротство редко не встречает величайшей снисходительности со стороны своих кредиторов, как если бы каждый из них добивался права на взаимность. И значит,— заключает он,— американское насе-

⁸³ Brodie F. Thomas Jefferson: an Intimate History. 1976.

.»♦ A. N.. A. E., Bill, 441, 1781.

⁸⁵ Ibid.

⁸⁶ Jameson J. F. The
American Revolution,
considered as a.Social
Movement. 1925;
итальянское издание
(1960, с. 34 и ел.).

ление штата Нью-Йорк надлежит искать в деревне и в городах внутренних районов». Что же касается людских превращений в «плавильном котле» (meltingpot), то разве же вся масса аме­риканцев (3 млн. жителей к 1774 г.), еще умеренная, не испыты­вала на себе эти вторжения иноземцев,— [вторжения], которые, с учетом всех пропорций, были столь же значительными, каки­ми они будут в Соединенных Штатах конца XIX в.?

Однако же, подобное явление затрагивало более английские колонии Севера (Новую Англию, Массачусетс, Коннектикут, Род-Айленд, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Делавэр, Пенсильва­нию), нежели колонии Юга (Виргинию, Мэриленд, Северную и Южную Каролины, Джорджию), которые образовывали совершенно отличную зону плантаций и черных рабов. Еще и ныне тот, кто посещает великолепный дом Томаса Джеффер-сона (1745—1826) в Монтиселло, во внутренних районах Вирги­нии, видит его сходство с Большими домами (Casas Grandes) Бразилии или Great Houses Ямайки, с той специфической де­талью, что большинство комнат рабов находятся в самом под­вале огромного строения, которое как бы подавляет их своей массой. Таким образом, на счет «Юга» английской Америки, глубокого Юга (deep south), можно принять многое из того, что Жилберту Фрейри мог писать относительно плантаций и горо­дов бразильского Нордэсте. Но несмотря на аналогию в ситуа­циях, два эти опыта в человеческом плане были далеки друг от друга. Между ними пролегало то расстояние, что отделяло Португалию от Англии, различия в культуре, в ментальности, в религии, в сексуальном поведении. Любовные похождения хозяев плантаций (engenhos) со служанками, о чем пишет Жил­берту Фрейри, разворачивались на глазах у всех, тогда как мно­голетняя страсть Джефферсона к одной из его молодых неволь­ниц была ревниво охраняемым секретом⁸³.