1 Когда к стенам мы башни приближались,
То видели еще издалека,
Что на ее вершине загорались,
4 Как звездочки средь тьмы, два огонька,
И, по условью точно, засверкали
Такие же два яркие значка
7 На дальней башне. Путь мы продолжали.
И я сказал: «В всеведенье глубок,
Как море, ты. Зачем же запылали
10Те огоньки? Скажи, кто их зажег?
Что означают огненные знаки?»
Поэт ответил: «Если бы ты мог
13Поверхность вод распознавать во мраке,
То знал бы сам, что впереди нас ждет…»
Неуловимы молнии зигзаги,
16Неуловим и быстр стрелы полет,
Но тот челнок, что нам навстречу мчался,
Скользя под испареньями болот,
19Быстрей стрелы и молнии казался.
Один гребец сидел в нем и кричал:
«Преступный дух! Ты наконец попался!
22Ты уже здесь!» Мой спутник отвечал:
«О, Флегиас1! Ты сердишься напрасно!
Язык твоих угроз бессилен стал:
25Пока ты можешь только безопасно
Перевезти через болото нас».
Как человек, которому ужасно
28Скрывать бессильный гнев, так Флегиас
Умолкнут вдруг. Учитель в челн спустился,
Я вслед за ним, и челн на этот раз
31Гораздо глубже в волны погрузился.
Когда по темной, мертвой глубине
Летели мы, вдруг грешник появился,
34Весь тиною покрыт, и молвил мне:
«Скажи, кто ты? Зачем ты раньше срока
Блуждаешь в этой адской тишине?»
37Я отвечал: «То время недалёко,
Когда могу отсюда я уйти.
Но кто ты сам, скажи мне, так жестоко
40Истерзанный? Кто ты?» «В своем пути
На вечный, вечный плач осуждена я», –
Сказала тень. «Лети же ты, лети,
43Проклятый дух, спокойствия не зная!
Рыдания и скорби – твой удел.
Твое лицо в грязи распознавая,
46Тебя теперь припомнить я успел», –
Ответил я… Тут грешник обе руки
Простер к челну, как будто бы хотел
49В нем отдохнуть от нестерпимой муки,
Но спутник мой столкнул его назад:
«Иди ты прочь, туда, где слышны звуки
52Проклятий псов, как ты, попавших в Ад».
Затем поэт, меня обняв, как брата,
Поцеловал и молвил: «О, стократ
55Блаженна мать, носившая когда‑то
Тебя во чреве! Чистая душа,
Себя ты уберег среди разврата.
58Знай: эта тень2, всю жизнь свою греша,
Всех презирала в собственной гордыне,
Лишь злобой постоянною дыша.
61Беснуется и здесь она доныне.
И много гордых некогда владык
В зловонье этой мерзостной пустыни,
64Здесь пресмыкаться будут каждый миг,
Как свиньи, в мире общее презренье
Оставив за собою. Их постиг
67Стыд и позор». «Могу ль без затрудненья,
Учитель, – я сказал, – теперь взглянуть,
Как будет это жалкое творенье
70В грязи и тине медленно тонуть?..»
И мне ответил мудрый мой учитель:
«Еще в ладье мы не окончим путь,
73Увидишь ты, как флорентийский житель
Казним в Аду…» И видел я вблизи,
Как грешника карает Вечный Мститель.
76Его давили призраки в грязи;
«Филипп Ардженти! – все они кричали. –
Вот он! Сюда! Дави его, рази!»
79И призрак флорентинца окружали,
А он с себя зубами тело рвал…
За эту казнь, не чувствуя печали,
82Я Небеса тогда благословлял.
Тут мы его оставили… Стенанья
Вдруг поразили слух мой, и сказал
85Вергилий мне: «Ты обрати вниманье
На этот город: Дис3 его зовут.
Преступники в нем терпят наказанья,
88В Аду их духи мрака стерегут».
«Учитель, – я воскликнул, – на поляне,
Мне кажется, я вижу, как встают
91В багровом, в ярко‑огненном тумане
Вершины башен». «Да, – сказал поэт, –
Горит огонь в них вечный, – знай заране,
94Что он стенам дает багровый цвет.
Печальный град был рвами опоясан,
Где челн наш оставлял чуть видный след;
97Ряд стен был из железа, и для нас он
Казался неприступным. Наконец
Мы к берегу пристали. В этот час он
100Пустыней был. Тут закричал гребец:
«Здесь вход. Идите!» И над воротáми
Увидел я, бледнея, как мертвец,
103Сонм демонов в тьму бездны Небесами
Низвергнутый. Их крик достиг до нас:
«Кто в Царстве мертвых бродит между нами?
106Для вас еще не пробил смертный час!..»
Мой спутник подал знак им, что желает
Им молвить слово втайне, и, смутясь,
109Они смирили гнев свой. Восклицает
Один из них: «Лишь ты к нам подойди,
А смертный, что с тобой в наш Ад вступает,
112Пускай уйдет и путь свой назади
Переследит без страха, если может,
Тебя оставив здесь!..» В моей груди
115Проснулся ужас: кто теперь поможет
Мне выбраться когда‑нибудь назад?
Кто мне в пути преграды уничтожит?
118«Наставник мой! Семь раз, спускаясь в Ад,
Избавил от опасности меня ты
И бодро вел сквозь этот адский смрад.
121Не оставляй меня ты в тьме проклятой! –
В отчаянии так я восклицал. –
И если впереди нас ждут утраты
124И путь в Аду нам недоступным стал,
То поскорей вернемся мы обратно».
Но мой путеводитель отвечал:
127«Не бойся, говорю неоднократно,
Никто дороги нам не заградит:
Над нами Тот, чья сила необъятна.
130Здесь жди меня; пусть страх не шевелит
Твоей души; тебя я не покину
В кромешной тьме. Прими спокойный вид».
133Так нежно говорил он, словно сыну,
И удалился. В страхе и смущен
Остался я и ужаса причину
136Напрасно позабыть хотел. Но он,
Учитель мой, недолго был с бесами.
Что говорил он с ними – посвящен
139Я в это не был, только перед нами
Метаться стали демоны, закрыв
Ворота башни. Тихими шагами
142Поэт вернулся, голову склонив.
В его лице заметил я смущенье;
Вздохнул он, тихо слово проронив:
145«Кто вход мне преграждает?» В заключенье
Он мне сказал одно: «Да не смутит
Тебя мое невольное волненье.
148Пусть нам сонм этих демонов грозит,
Но все ж они должны мне покориться.
Высокомерье их – не ново. Стыд
151Их пораженья должен совершиться,
Как некогда, у первых адских врат,
Где думали преградою явиться
154Те демоны; но вход в подземный Ад
Остался без затворов4. Там, у входа,
Заметил надпись страшную твой взгляд.
157Но знай, мой сын: в глубь этого прохода
Спускается один сюда с высот
Защитник человеческого рода,
160Сюда грядет могучий ангел тот,
Перед которым бесы содрогнутся
И двери недоступных нам ворот
163Покорно перед нами распахнутся».
Песня девятая
Три адские фурии грозят, что они обратят в камни обоих странников. Сошествие ангела, который прикосновением своего жезла отворяет врата неприступного города. Демоны разбегаются. Шестой круг Ада, где находятся язычники.
1 Мое лицо в минуту бледно стало,
Когда певец приблизился ко мне,
Но вдруг его смущение пропало, –
4 Он скрыл его в сердечной глубине;
Прислушиваясь, он остановился:
Мрак был так густ в той адской стороне,
7 Что зоркий взгляд, куда б ни обратился,
Не мог проникнуть тьмы. «Мы победим!
Мы победим, лишь он бы к нам явился. –
10Сказал мудрец. – Приди же, херувим!»
Я понимал, что странными словами
Меня он успокаивал; томим,
13Однако, страхом, этими речами
От робости я не избавлен был
И вопросил, чуть шевеля губами:
16«В глубь этой бездны кто‑нибудь сходил
От самой первой той ограды Ада,
Где нет надежды?» Так я говорил,
19И отвечал учитель: «Правду надо
Тебе сказать: еще никто почти
Не достигал до пламенного града,
22Не шел сюда по нашему пути.
Но некогда в ту бездну я спускался,
Куда меня заставила сойти
25Жестокая Эрикта1. Покорялся
Ей дух людей умерших и порой
В земное тело снова облекался.
28Лежал недолго сам я под землей,
Лишась души, когда мне повелела
Сама Эрикта, жезл поднявши свой,
31Спуститься в адский круг той бездны смело,
Чтобы одну из падших душ спасти.
Круг этот глубже всех; отяготела
34Ночь вечная над ним, но ты идти
Со мной без страха должен. Вот болото
Зловонное пред нами на пути,
37Весь город охватившее: в него‑то
Без боя невозможно нам шагнуть».
Еще он говорить мне начал что‑то,
40Но головы не мог отвернуть
От башни, мрачным светом озаренной.
Трех фурий я увидел: фурий грудь
43Сочилась кровью; стан их обнаженный
Был гидрами зелеными обвит;
До плеч с их головы окровавленной
46Спадали змеи. Фурий этих вид
Напоминал вид женщин. Были это
«Царицы плача»2 спутницы. «Горит
49Их взгляд огнем (так слушал мудреца я);
Эриннами их гнусными зовут.
Вон та, что среди их стоит, рыдая, –
52Алекто; с ней Мегера рядом тут,
А третья по прозванью Тизифона…»
Поэт умолк. Ужасных тех минут
55Мне не забыть. Они слились в три стона
И грудь свою ногтями стали рвать.
Я трепетал. «Сюда, сюда, Горгона3! –
58Так начали те Фурии кричать. –
Мы в камень превратим его! Не мы ли,
Когда Тезей нас вздумал испугать,
61Ему за нападенье отомстили4?»
«Закрой лицо свое и отвернись,
Иначе здесь погиб ты, как в могиле;
64Лицо Горгоны видеть берегись,
Когда из Ада хочешь возвратиться…»
Так, голову мне наклонивши вниз,
67Сказал поэт. Боялся положиться
Он на меня, и собственной рукой
Закрыл мои глаза… Кто умудрится
70Постичь умом – ужасный смысл какой
Таится в этих строчках?.. Гул жестокий
Стоял над мутной, мертвою рекой
73И повергал невольно в страх глубокий.
Два берега дрожать он заставлял.
Так ураган среди пустынь Востока
76Под знойным небом часто налетал
На темный лес, все на пути ломая,
И мял цветы и с корнем вырывал
79Могучий дуб, столб пыли поднимая,
И гнал зверей и мирных пастухов…
Затем поэт, глядеть мне разрешая,
82Сказал: «Смотри на пену тех валов,
Где гуще водяные испаренья,
Принявшие вид мутных облаков».
85Как бегают у берега в смятенье
Лягушки, увидавшие ужа,
И, роясь в тине, ищут в ней спасенья,
88Так легионы призраков, дрожа
От ужаса, вдруг бросились толпами
Бежать, худые члены обнажа,
91От призрака. Он тихими стопами
Чрез Стикс, как через сушу, проходил;
Он воздух отвевал перед глазами
94Своей рукой: так зноен воздух был,
И тем движеньем словно утомлялся.
Когда на нем я взгляд остановил,
97Не знаю почему, я догадался,
Что это ангел Божий шел вперед.
Учителя я тотчас попытался
100О том спросить таинственно, но тот
Мне подал знак, чтоб молча я склонился.
И ангел шел чрез пену мутных вод;
103Чело его сияло; он стремился
Ко входу в град. Коснулся он ворот
Своим жезлом, и тихо отворился
106Пред нами недоступный прежде вход;
И на пороге ставши в это время,
Воскликнул он: «Погибший, жалкий род!
109Проклятое, низвергнутое племя!
Вы Небесам противитесь опять!
Иль высшей власти тягостное бремя
112Крамолами вы думаете смять?
К чему вели все ваши возмущенья?
Они могли лишь только умножать,
115Усиливать в Аду для вас мученья.
Припомните: ваш Цербер – адский зверь
След роковой неравного боренья
118На шее носит даже и теперь!..»
И, не сказавши более ни слова,
Покинул он открытую им дверь
121И по волнам назад пустился снова.
Казалось, озабочен сильно был
Он думами значения иного
124И о судьбе двух странников забыл.
А мы, им успокоены, вступили
В обитель ту, куда он путь открыл,
127Где духи тьмы уже нам не грозили.
Желая знать про участь тех теней,
Которых в эту крепость заключили,
130Окрестность осмотрел я, и на ней
Печальные поля глазам открылись,
Поля жестокой муки и скорбей.
133Как ряд холмов близ Арля5, где катились
Спокойней волны Роны, или в том
Местечке возле Полы6, где явились
136Струи Кварнаро резким рубежом
Италии, так точно здесь холмами
Могилы поднимаются кругом;
139Но вид их был ужаснее. Пред нами
Между гробниц везде огонь пылал,
И каждый гроб, охваченный огнями,
142С приподнятою крышкою стоял,
Откуда вылетали вопли муки
И голос осужденных вылетал.
145Тех голосов мучительные звуки
Я слушал и учителя спросил:
«Чьи тени, поднимающие руки,
148Томятся здесь средь огненных могил?»
«Еретики оттенков всевозможных,
Отступники, – мой спутник говорил, –
151Лежат в гробницах этих придорожных,
Где пламя беспрестанно может жечь
Безумцев, лжеучителей безбожных.
154Всем им пришлось под эти склепы лечь,
Где вечно хлещет огненная лава».
Путеводитель мой окончил речь
157И меж могил повел меня направо.
Песня десятая
Перед Данте и Вергилием встает ряд могил, в которых находятся последователи Эпикура. Путники говорят с призраками Фарината дельи Уберти и Кавальканте де Кавальканти. Первый предсказывает Данте изгнание из Флоренции.
1 Мы шли тропой, которая вилась
Среди могил близ каменной ограды,
И спутника спросил я в этот час:
4«О, ты, мудрец, ведущий сквозь преграды
Меня из круга в круг, дай мне ответ:
Могу ли я, учитель, бросить взгляды
7 Внутрь тех гробниц, где крышек вовсе нет?
Могу ль узнать, что в них теперь таится?»
«Гробницы те, – ответствовал поэт, –
10Должны своими крышками закрыться,
Когда сюда их души прилетят,
Чтоб в образе земном опять явиться:
13Тела погибших душ теперь лежат
В Иосафатовой долине… Вправо –
Эпикурейцев кладбище. Их взгляд
16На жизнь тебе известен. Величаво
Ученье их провозглашалось вслух,
Что для людей бессмертие – забава,
19Что с телом умирает вместе дух.
Здесь все твои вопросы разрешатся
И даже те, мой благородный друг,
22Которые невольно, может статься,
Ты высказать мне прямо не желал».
«Наставник мой, – ответил я, – скрываться
25Я потому порой предпочитал,
Что сам меня учил ты воздержанью».
«Тосканский гражданин! Ты в град попал,
28Где пламя предается пожиранью,
Остановись! Я по твоим речам
Признал, их подчиняясь обаянью,
31Что ты вполне принадлежишь к сынам
Отчизны благородной и прекрасной,
Но для которой вреден был я сам!..
34Для родины я был звездой несчастной!»
Тот голос из гробницы раздался
Внезапно вдруг. Страх чувствуя ужасный,
37К учителю назад я подался.
«Не бойся, что с тобою? – начал речь он. –
Из гроба Фарината1 поднялся,
40И виден нам от пояса до плеч он».
И повстречал я Фаринаты взгляд.
Хоть жар огня в гробу был бесконечен,
43Но, словно презирая целый Ад,
Он гордо из гробницы поднимался.
Других гробов минуя целый ряд,
46С Вергилием к нему я приближался:
«В речах будь краток», – спутник мне шепнул.
Когда я с Фаринатом поравнялся,
49С надменностью он на меня взглянул
И, помолчав, спросил меня: «Кто были
Твои отцы?» И я не обманул
52И ничего не скрыл, как предки жили.
Тогда, подняв глаза, он молвил мне:
«Они меня и род мой не любили
55И враждовали с нами на войне,
За что ссылал их дважды я в изгнанье».
«Да, дважды по чужой они стране
58Скитались, – отвечал на эту брань я, –
Но дважды возвращались и назад
На родину, чего при всем желанье
61Не мог исполнить род твой, говорят,
И не сумел на родину вернуться».
В лицо мое пахнул вдруг новый смрад;
64Другая тень, – не мог не содрогнуться
При этом я, – подняв свое чело,
Явилась сзади гроба, разогнуться
67Не в состоянье; видным быть могло
Одно лицо той новой, бледной тени:
Казалось мне, что муками свело
70Поверженного призрака колени.
Глазами вкруг себя он поводил,
И я услышал жалобное пенье.
73С рыданием тот грешник возопил:
«О, если в Ад путь длинный и ужасный
Тебе твой гений светлый озарил,
76Зачем же не с тобой мой сын прекрасный?»
«Я собственною властию не мог
Проникнуть в Ад, но этот путь опасный
79Указывал мне тот, к кому был строг
Твой Гвидо2, так его ценивший мало…»
Так я сказал: в короткий этот срок
82Я уже знал, чья это тень стонала,
И имя несчастливца угадал3.
Вдруг тень передо мною быстро встала:
85«Ценивший мало? – с воплем он сказал. –
Ответь скорее: разве он скончался?
И светлый день из глаз его пропал?»
88Он ждал, когда ж ответа не дождался,
То в гроб свой опрокинулся назад
И больше из него не поднимался.
91Меж тем другой безумец, падший в Ад,
Перед которым я остановился,
Стоял все так же смело; даже взгляд
94Такою же надменностью светился.
Он прерванную речь возобновил:
«На родину мой род не возвратился,
97И мысль о том страшней всех адских сил
Меня казнит и мучает доныне…
Но знаешь ли, что рок тебе сулил
100На родине?.. Лик царственной богини,
Богини Ада4 здесь не заблестит
Полсотни раз, как снова на чужбине
103Изгнания ты испытаешь стыд…
Но прежде чем в мир светлый возвратиться,
Скажи, за что толпа мой род хулит,
106Унизить, оскорбить его стремится?»
«С тех самых пор, как Арбии струи
Могли ужасной кровью обагриться,
109С тех пор во храме подвиги твои
Лишь возбуждают общие проклятья»5.
«Не я один повинен в той крови, –
112Он отвечал, – одно могу сказать я,
Я действовал с другими заодно
И виноват, как все мои собратья.
115Но там, где было всеми решено
Флоренции прекрасной разрушенье,
Я был один: мной было спасено
118Величие Флоренции». В смущенье
Я произнес: «Да обретет покой
Твое потомство! Но сомненье
121Одно ты разреши мне: род людской
Не ведает грядущего прозренье,
Для вас же в нем нет тайны никакой,
124Хоть в настоящем многие явленья,
Нам ясные, невидимы для вас».
И высказала тень такое мненье:
127«Лишь видимы для наших слабых глаз
Предметы отдаленные. Так было
Угодно Небесам. Но всякий раз,
130Когда уже событье наступило,
Прозрение не в силах нам помочь;
Теперь – земная жизнь для нас могила,
133Где царствует одна глухая ночь.
Мы в настоящем мире постоянно
Неведенья не можем превозмочь.
136И если перед нами вдруг нежданно
Грядущего запрутся ворота,
Предвиденье умрет в нас… Беспрестанно
139Мы ждем того». И тень, закрыв уста,
Умолкла вдруг, и я сказал в волненье:
«Пусть истину теперь узнает та
142Душа, что рядом стонет в исступленье;
Поведай же ты грешнику скорей,
Что сын его не умер. Лишь в сомненье
145Не кончил прежде речи я своей,
Когда меня он спрашивал…» Тогда‑то –
Позвал меня учитель от теней,
147Но, торопясь, спросил я Фарината,
Кто с ним еще в гробницу заключен?
«О, многих здесь постигла та ж утрата, –
150Не двигаясь в гробнице, молвил он. –
Здесь Фридерик Второй6 лежит со мною,
И кардинал 7 вкушает тот же сон.
153Еще лежат… но имена их скрою…»
И он исчез. Пошел к поэту я,
Невольно размышляя той порою
156О предсказанье тени и тая
Смущение… «Скажи, чем ты смутился?» –
Путеводитель спрашивал меня.
159Я правду рассказать ему решился.
«Запомни все, чем был ты так смущен,
Что выслушать от призрака решился, –
162Сказал поэт и руку поднял он. –
Когда пред лучезарной 8 ты предстанешь,
Чье око видит все со всех сторон,
166Ты от нее о будущем узнаешь.
Узнаешь все, что ждет тебя вперед.
Теперь же продолжать ты станешь
169Со мною путь». И влево он идет.
В глубь города мы стали удаляться
От мрачных стен и городских ворот
172И начали к долине подвигаться,
Где стали перед нами в этот час
Густые испаренья подниматься.
175В долину ту тропинка шла, крутясь.
Песня одиннадцатая
Путники вступают в отвратительное место, где носятся зловонные испарения. Они желают скрыться от них за каменной гробницей папы Анастасия, совращенного еретиком Фотином. Вергилий объясняет Данте степени наказаний в разных кругах и праведное распределение грешников.
1 Мы шли вдоль по обрыву мимо скал,
Поверженных, как каменные трупы,
И подошли к вертепу: изрыгал
4 Он из себя зловония, – и группы
Проклятых душ стонали в нем. Мы шли,
Хватаясь за гранитные уступы,
7И так как выносить мы не могли
Зловонных испарений, то спасенье
За каменной гробницею нашли.
10Где надпись увидали в то мгновенье:
«Здесь папа Анастасий заключен,
Что был введен Фотином в искушенье»1.
13«Кругом весь воздух смрадом заражен,
И медленней мы будем подвигаться,
Чтоб к смраду понемногу приучен
16Был ты и я: не станет он казаться
Нам столько отвратительным потом», –
Так молвил мне учитель. «Может статься, –
19Я возразил, – пока вперед идем,
Ты что‑нибудь расскажешь мне дорогой?»
«Да, и теперь я думаю о том», –
22Я услыхал поэта голос строгий.
Он продолжал: «Смотри, мой сын, вокруг
(И слушал я его с большой тревогой):
25В три яруса идет за кругом круг
Средь этих скал, один другого шире.
И каждый круг – обитель вечных мук
28Для падших душ в подземном этом мире,
Но чтоб тебе, взглянув на них, понять,
Что в Небе, в голубом его эфире
31Пощады им вовек не прочитать, –
Я расскажу, за что их заключили:
Ужасней зла не можем мы назвать,
34Как ближнего обида. Доходили
До этой цели ложью иногда.
Иль вред через насилье наносили
37И ближних обирали без стыда.
За этот грех нет в Небесах прощенья.
Обман – порок людей и был всегда
40Караем Богом он без сожаленья,
И каждый злой обманщик, каждый тать
Повержен в самый страшный Ад мученья,
43Куда не сходит Божья благодать.
Знай: в первый круг попали души мрака,
Виновные в насилье, но опять,
46Так как насилье может быть трояко,
То на три части делится тот круг,
С тройным различьем в грешниках, однако.
49Насилие людских сердец и рук
Бывает против ближних, против Бога
И против жизни собственной. Вокруг
52Увидишь ты таких пороков много:
Убийство, грабежей ночных позор.
Вот первый круг, где наказуют строго
55Насилье против ближних: гнусный вор,
Убийца злой, не пощадивший друга,
В вертепе том томятся с давних пор.
58А во втором подразделенье круга
Самоубийц и мотов скорбный ряд,
Всех посягнувших смело, без испуга,
61На жизнь свою, – их поглощает Ад –
Иль на свое богатство, достоянье,
И проливавших слез кровавых яд
64В те дни, когда любовь и ликованье
Должны бы были в сердце обитать…
А те преступно жалкие созданья,
67Что стали имя Бога отвергать,
Богохуля, природу оскорбляют,
Те в меньшем круге стали обитать.
70На проклятом челе их замечают
Клеймо неизгладимое почти
Содома и Кагора2. Но бывают
73Грехи другого рода, и найти
Их можем мы в другом подземном круге.
Запомни те грехи и перечти:
76Грех сводничества, льстивости услуги,
Татьба, и святотатство, и подлог,
Ложь всякая, когда уж друг о друге
79Забыли люди думать, и порок
Для них стал всякой доблести заменой.
Есть грех еще – он страшен и жесток –
82Он – смерть любви: зовут его изменой.
В одной из самых низших адских сфер,
Где стало средоточие Вселенной,
85Где восседает грозный Люцифер,
Обречена измена вечной казни,
Чтоб казни той был памятен пример».
88«Учитель, – я сказал не без боязни, –
Ты верное понятие мне дал
О пропасти греха и неприязни,
91Но ты еще не все мне рассказал.
Я видел много грешников сраженных,
Которых страшный дождик бичевал,
94Толпу теней в болото погруженных,
Гонимых ветром, с скрежетом зубов,
Хулящих Небо, мрачных, исступленных,
97И я о них спросить тебя готов:
Когда над ними кара тяготеет,
То почему ж за мерзость их грехов
100В тот град, что постоянно пламенеет, –
Не заключили их?» Он отвечал:
«Ужель твой ум в безумии темнеет?
103Иль рассуждать ты здраво перестал?
Философа забыл ты наставленье3,
Который так грехи подразделял:
106Невоздержанье, злобы прегрешенье
И скотобесье. Первый самый грех
Не столько оскорбляет Провиденье
109И потому слабей казнится всех
Других грехов. Когда поймешь ты это,
То ясно разгадаешь участь тех
112Погибших душ, отторженных от света,
Которых Бог карающий щадил
В сиянье бесконечного привета
115И в высшие круги их поместил,