Летом 1983 года даже министерство труда призвало повысить минимальную зарплату на 50 %. В плане на 1984 год содержалось правильное положение о том, что политика в области оплаты труда должна противодействовать оттоку квалифицированных кадров из промышленности.
Однако Национальное руководство СФНО все же считало, что повышение зарплаты вызовет инфляцию. Выступая перед трудящимися 1 мая 1984 года, Хайме Уилок заявил: «В нынешней ситуации бесплезно для профсоюза идти к руководству компании и требовать повышения зарплаты… Если мы повысим зарплату, что произойдет? Зарплата входит в себестоимость производства бобов, хлопка, кукурузы, сахара, да всего»[1161].
Но нельзя было уже не реагировать на требования рабочих без риска, что они могут перейти на сторону оппозиции. Многие предприниматели лицемерно говорили своим рабочим, что давно бы повысили им зарплату, но сандинисты не разрешают этого делать.
Из положения решили выйти введением по всей стране единой тарифной сетки оплаты труда, чтобы каждый получал одинаковую зарплату за аналогичный труд аналогичной квалификации. В 1984 году в Никарагуа стали внедрять разработанную в 1983 году «Систему стандартизации и организации труда и заработной платы» (аббревиатура СНОТС). Было установлено 28 тарифных категорий. Выплата утсновленной для каждой категории базовой заработной платы зависела от выполнения установленной нормы. Это было относительно легко там, где преобладали сдельные формы (например, оплачивалось конкретное количество произведенной продукции). Была установлена система бонусов за стаж работы, занимаемую должность, за работу в трудных регионах страны (по советскому образцу) или тех, которые правительство считало приоритетными с точки зрения экономического развития.
Естественно, рабочие, считавшие, что их записали не в те тарифные категории, сразу начали проявлять недовольство. Например, в конце 1984 года забастовали рабочие пивного завода «Виктория», требовавшие перевода в более высокую категорию оплаты труда[1162].
Народное правительство и работодатели из госсектора, как правило, стремились помещать своих рабочих в самую высокую категорию. Это привело к тому, что на практике введение СНОТС означало повышение зарплаты в среднем на 40 %.
Правительство оценило введение СНОТС позитивно, так как это ликвидировало анархию в сфере оплаты труда и позволило создать определенную систему стимулов для повышения производительности труда и улучшения трудовой дисциплины. Однако на многих предприятиях СНОТС превратились в систему, сдерживающую повышение заработной платы теперь уже по «законным», формальным критериям.
СНОТС во многом стала дополнительным стимулом и для инфляции. Перевод рабочих в более высокую категорию, например, за выслугу лет, означал увеличение денежной массы и рост цен.
Государство пыталось ограничить «ненужный» импорт, так как валюты не хватало и следовало обеспечивать, прежде всего, сельское хозяйство, которое само эту валюту и зарабатывало. Были созданы две комиссии, одна из которых включала в себя члена правительственной хунты, министра внешней торговли и главу Национального банка. Каждый хозяйствующий субъект, которому требовалась валюта для импорта, должен был подавать в эту комиссию заявку. Иногда ее рассматривали до двух лет[1163]. Это вызывало естественное недовольство, и даже министерство планирования выступало за децентрализацию процесса принятия решений в этой области. Но валюты не хватало, и реально упростить процесс можно было, только отпустив кордобу в свободное плавание по отношению к доллару. Это, в свою очередь, означало бы резкую девальвацию национальной валюты, столь же резкое удорожание критического импорта и всплеск инфляции.
Повышение инфляции объяснялось во многом и безответственным поведением госсектора, зачастую вызванным политическими мотивами. Государственным предприятиям в сельском хозяйстве и в промышленности давали задания не в кордобах, а в валовых показателях. Считалось главным произвести как можно больше нужной народу продукции – финансовые издержки отходили здесь на второй план. В результате государственные компании боролись за вал любой ценой, зная, что государство, в крайнем случае, всегда поможет погасить финансовый убыток новыми дешевыми кредитами.
С одной стороны, госхозы действительно нарастили производство основных сельскохозяйственных культур: если в 1980 году они давали 16 % объема производства в стране, то в 1986 году – 26 %[1164]. Однако это достигалось высокой себестоимостью произведенной продукции, которую приходилось сглаживать государству, не хотевшему повышения цен для населения. В 1984 году денежные субсидии государства государственным фирмам соста вили 7 % ВВП.
Вторжение США на Гренаду в октябре 1983 года привело к резкому ускорению аграрной реформы в Никарагуа. К концу 1982 года только 1,6 % сельскохозяйственных земель в Никарагуа были переданы от одного собственника другому. Государство само обрабатывало конфискованные у Сомосы земли и стремилось к тому, чтобы по аграрной реформе землю получали только кооперативы, а не частные лица. Такая политика (хотя и правильная с точки зрения интенсификации производства) была политически ошибочной, поскольку крестьяне во многих районах вообще не получили ничего от революции, которая, с другой стороны, стала диктовать им закупочные цены. Именно поэтому в 1981–1982 годах многие крестьяне‑частники поддерживали «контрас».
Точно с такой же дилеммой столкнулся Ленин, который, правда, быстро и прагматично сумел ее решить. Большевики, как известно, как и сандинисты, стояли за сохранение крупных передовых помещичьих хозяйств, которые в России тоже в основном работали на экспорт. Однако крестьяне требовали раздела помещичьей земли, в чем их поддерживали эсеры. Ленин взял за основу эсеровскую программу «черного передела», и уже к началу сева 1918 года большевики раздали землю крестьянам. Это привело к падению экспорта, но дало Красной армии миллионы солдат, готовых с оружием в руках защищать свои наделы и правительство, которое эти наделы бесплатно предоставило.
Сандинисты в 1979–1983 годах шли по прямо противоположому пути. Они всеми силами наращивали экспорт с помощью крупных частных и государственных хозяйств за счет фактического прекращения реального раздела земли между мелкими крестьянами. Эти мелкие крестьяне и качнулись в сторону контрреволюции.
Нападение США на Гренаду показало, что жертвой агрессии может стать и Никарагуа. Но в этом случае правительство могло опираться только на сотни тысяч вооруженных людей, чтобы хотя бы как‑то скомпенсировать техническое превосходство сил вторжения.
Другими словами надо было обучить на случай возможной войны десятки, если не сотни тысяч крестьян, раздав им оружие. Но крестьянин, как известно, лучше и упорнее всего дерется именно за свой надел.
В январе 1983‑го министерство сельского хозяйства планировало в текущем году распределить среди крестьян всего‑навсего 140 тысяч га земли (2,5 % всей сельскохозяйственной площади страны). Причем землю предполагалось давать преимущественно кооперативам[1165].
Но уже через два дня после оккупации США Гренады Хайме Уилок заявил, что еще до конца года крестьяне получат 160 тысяч га земли. К тому же правительство начало массовую (и очень удачную в политическом смысле) кампанию по ускоренной регистрации фактического землевладения. Многие земельные собственники в Никарагуа не имели никаких документов на землю, и во времена Сомосы любой ушлый адвокат какого‑нибудь латифундиста мог лишить владельца земли именно на этом основании.
Теперь права крестьян регистрировали в массовом порядке.
За 41 день 1983 года (после нападения американцев на Гренаду) крестьянам дали 30 % всей земли, перераспределенной после принятого в 1981‑м закона об аграрной реформе.
Правда, до конца 1984 года правительство все равно предпочитало перераспределять земли в пользу кооперативов. Только 8 % выделенной по аграрной реформе земли получили частные собственники. Тем самым предполагалось побудить крестьян объединяться в кооперативы. Но крестьяне не спешили, и СФНО относил это на счет их общей политической отсталости. Виктор Тирадо говорил в 1981 году: «…нелегко устранить в умах многих товарищей крестьян привычку к индивидуальной обработке земли. Мы должны против этого бороться. Мы должны ликвидировать у них индивидуалистические идеи, потому что доказано, что коллективная обработка земли приносит крестьнам больше пользы, чем индивидуальная работа на участке, которая никогда не вырвет крестьянина из нищеты и отсталости»[1166].
Это было в большой степени действительно так, но многие крестьяне не хотели идти в кооперативы еще и потому, что те торговали только с государственными закупочными организациями, устанавливавшими низкие по сравнению с частниками цены.
В 1984 году, когда государство повысило закупочные цены, отношение крестьян к сандинистам стала меняться в благоприятную сторону, чему способствовала и активная регистрация прав землевладельцев землей. В 1984–1985 годах «контрас» пришлось почувствовать это на себе.
В целом в 1982–1983 годах никарагуанская экономика стагнировала, но затем война взяла свое, и начался экономический спад.
В 1982 году впервые за время революции сократился ВВП страны – на 0,8 %, причем в расчете на душу населения он упал даже на 4 %[1167]. Но финансовые показатели были все еще нормальными по никарагуанским меркам – цены выросли «всего» на 22,2 %, дефицит бюджета по‑прежнему оставался в районе 13 % ВВП. Правительство смогло сократить импорт до 722 миллионов долларов (с 922 в 1981 году), но упал и экспорт – до 408 миллионов долларов (с 500).
В 1983 году, казалось, удалось вновь вернуться к экономическому росту. ВВП увеличился на 4,6 %, в расчете на душу населения – на 1,2 %. Однако резко взлетел дефицит – до 30 % ВВП, что означало и всплеск инфляции – до 32,9 %. Дефицит внешнеторгового баланса тоже вышел из‑под контроля и достиг 400 миллионов долларов. Обслуживание внешнего долга (3,8 миллиарда долларов) достигло 43,5 % от экспортной выручки.
Ухудшение экономического положения страны было вызвано, прежде всего, войной. Государство стало во множестве производить неэкономические расходы, которые только усугублялись ущербом, наносимым стране действия «контрас». Но сандинисты все еще медлили с переводом страны на военные рельсы.
В 1984 году ВВП снизился на 1,6 %, в том числе на душу населения – на 4,8 %. Дефицит бюджета достиг астрономической величины в 41,4 % ВВП. Инфляция явно вырвалсь из‑под контроля – 47,3 %. Дефицит внешнеторгового баланса превысил 440 милионов долларов, причем из‑за действий «контрас» и диверсий ЦРУ экспорт снизился до 386 миллионов долларов. Внешний долг составил непосильную для страны сумму – 4362 миллиона долларов.
В 1981–1984 годах «контрас» боевыми действиями нанесли экономике Никарагуа прямой физический ущерб на 92 миллиона долларов. Из‑за этого ущерба общие потери в материальном производстве превысили 300 миллионов долларов. Потери в экспорте и излишний импорт, вызванный необходимостью компенсировать ущерб, оценивались в 321 миллион долларов. Причем по мере роста американской помощи «контрас» рос и ущерб для никарагуанской экономики. Если в 1981 году он не превышал 4,3 миллиона долларов, то в 1984‑м достиг непосильного для маленькой страны размера – 171,4 миллиона. Только удар диверсантов ЦРУ по Коринто в октябре 1983 года привел к ущербу на 20 миллионов долларов.
Между тем, как уже упоминалось, стратегия ЦРУ и «контрас» состояла в 1983–1984 годах именно в нанесении ударов по экспортным отраслям (отсюда и минирование портов), чтобы лишить страну валюты для критического импорта и тем самым вообще парализовать экономику.
Только в 1984 году «контрас» атаковали 18 предприятий по сбору и обработке кофе, что привело к гибели урожая на 12000 га и потерям в объеме 69 миллионов долларов. Сюда следует добавить и призыв в армию рабочих, ранее занятых на уборке кофе. Примечательно, что «контрас» нападали как на государственные хозяйства и кооперативы, так и на частные предприятия. При уборке урожая кофе 1984/1985 года были убиты 39 рабочих и нанесен ущерб в размере миллиона долларов.
В результате боев правительству пришлось к середине 1985 года переселить в другие районы страны 143 тысячи человек. На беженцев только в 1984 году пришлось потратить 5,3 миллиона долларов, в 1985‑м – уже 20 миллионов.
Всего в 1982–1984 годах «контрас» атаковали более 70 государственных сельскохозяйственных предприятий, часть которых полностью лишились машин и инвентаря. В 1984 году в среднем 10 кооперативов подвергались нападениям каждый месяц. В этом же году пришлось бросить на корню 25 тысяч акров кукурузы и бобов только в департаментах Хинотега и Нуэва Сеговия, что привело к ущербу в 11 миллионов долларов. В отдельных случаях приходилось переводить на новое, более безопасное место целые кооперативы.
«Контрас» активно уничтожали деревья ценных пород, которые издревле экспортировала Никарагуа, особенно в департаментах Селайя (Москития) и Нуэва Сеговия. В 1984 году были сожжены 44 тысячи гектаров хвойных деревьев. Это нанесло сильнейший удар по планам правительства развернуть массовое строительство домов для граждан с помощью промышленного производства деловой строительной древесины.
В результате минирования, захватов и обстрелов портов Никарагуа потеряла 19 рыболовецких судов и судов по добыче морепродуктов – тоже одной из важных статей никарагуанского экспорта. Только в 1984 году рыболовная отрасль понесла убытки в размере 11 миллионов долларов. Часто рыбаки боялись выходить в море из опасений, что их судно (как и их самих) могут угнать в Гондурас.
В общей сложности в 1981–1984 годах прямой и косвенный ущерб от военных действий превысил 525 миллионов долларов.
Американцы, поддерживая контрреволюцию, прилагали активные усилия, чтобы заблокировать для Никарагуа кредитные ресурсы международных финансовых организаций. В 1982 году из‑за действий США Никарагуа было отказано в 38 миллионах долларов кредитов, в 1983‑м – в 61,3 миллиона, в 1984‑м – в 92,1 миллиона долларов.
Например, 30 января 1985 года госсекретарь Шульц в письме президенту Межамериканскому банка развития (МАБР) Антонио Ортису Мене угрожал, что США сократят финансирование банка, если он предоставит Никарагуа кредит на 58 миллионов долларов, предназначавшийся мелким и средним сельхозпроизводителям. Согласно Уставу МАБР решения о выделении кредитов должны были приниматься только на основании экономических, но никак не политических соображений. Шульц разъяснял в письме, что хотя кредит и носит «мирный» характер, но он высвободит средства никарагуанского правительства «для консолидации марксистского режима и финансирования агрессии Никарагуа против ее соседей»[1168]. В МАБР были поражены – даже в 1970–1973 годах, во время экономической блокады Соединенными Штатами правительства Сальвадора Альенде в Чили банк не получал столь откровенно угрожающих посланий от американцев. Частным фермерам Никарагуа так и не достался кредит МАБР.
В это сложнейшее для Никарагуа время к ней на помощь пришли социалистические страны, без которых сандинисты не смогли бы вести успешные боевые действия против «контрас».
В марте 1985 года разведывательное сообщество США в секретном докладе «Никарагуа: поддержка сандинистского режима советским блоком и радикальными странами»[1169]отмечало: «Экономическая помощь советского блока и других радикальных режимов смогла частично компенсировать резкое сокращение западной торговли и помощи (Никарагуа)»[1170].
Только в 1984–1985 годах советская помощь Никарагуа (главным образом в виде поставок нефти) превысила 100 миллионов долларов ежегодно. Если в 1983 году социалистические страны финансово помогли Никарагуа примерно в объеме 300 миллионов долларов, то в 1984‑м эта сумма удвоилась.
ЦРУ считало, что общая сумма кредитов и помощи социалистических стран и стран социалистической ориентации Никарагуа в 1979–1984 годах превысила 1,3 миллиарда долларов.
Фактически социалистические страны полностью погашали дефицит никарагуанского внешнеторгового баланса. Причем СССР поставлял не только оружие, но и зерно (как и ГДР в первой половине 80‑х годов), экономя Никарагуа большие валютные ресурсы. В Никарагуа шли советские тракторы, автомобили и транспортные вертолеты. С 1983 года начали поставляться прокат черных металлов, удобрения, бумага. В ответ никарагуанцы поставляли кофе и сахар, но большая часть этих товаров шла в капиталистические страны за валюту, поэтому торговое сальдо Никарагуа с Советским Союзом было отрицательным.
В 1986 году объем советско‑никарагуанской торговли составлял 284,1 миллиона рублей, причем превалировал советский экспорт[1171].
После того, как в результате противоправных действий США по минированию никарагуанских портов Мексика сократила поставки нефти в Никарагуа (чего и добивались американцы), Советский Союз фактически взял на себя снабжение страны нефтью. В 1984 году, по оценкам ЦРУ, советские поставки нефти составляли в среднем 6 тысяч баррелей в день, в то время как в 1983 году они не превышали 1000 баррелей в день[1172]. СССР пытался договориться с Венесуэлой и Мексикой о сделках типа «своп», согласно которым эти страны поставляли бы в Никарагуа нефть в обмен на советские товары или деньги. Тем самым серьезно экономились бы расходы на транспортировку от советских портов до Никарагуа. Американцы всячески давили на Мексику и Венесуэлу, чтобы сорвать такое соглашение.
В 1985 году была создана советско‑никарагуанская межправительственная комиссия по экономическому, торговому и научно‑техническому сотрудничеству.
В 1984‑м СССР предоставил Никарагуа кредит на 74 миллиона долларов для закупки советских автомашин, средств связи и на развитие образования.
В 1980–1984 годах в социалистических странах получили высшее и среднее специальное образование 1300 никарагуанцев. Никарагуанские студенты появились, например, в МГИМО, где обучались только представители самых близких СССР социалистических стран. На 1 января 1985 года в странах СЭВ учились 5 тысяч никарагуанцев[1173].
На начало 1985 года в Никарагуа, по оценке ЦРУ, работали 150 гражданских специалистов из СССР – в сферах рыболовства, сельского хозяйства и образовании.
Военная помощь СССР, по оценкам американской разведки, подчеркивавшей, что это была именно помощь, а не кредиты, резко выросла именно в 1984 году и составила 250 миллионов долларов.
Страны Варшавского договора и Куба поставили в Никарагуа в этом году танки Т‑55, транспортные вертолеты МИ‑8, боевые машины пехоты и бронетранспортеры, тральщики, орудия для береговой обороны, радарные установки и зенитные пушки, грузовики, джипы.
Помимо боевых вертолетов МИ‑24 СССР поставил в 1984 году в Никарагуа джипы и грузовики, радиоэлектронное оборудование для перехвата воздушных целей, а также вертолеты МИ‑8.
В Никарагуа, по данным ЦРУ, на начало 1985 года работали 50–70 советских военных советников, в основном в генеральном штабе СНА и на обслуживании вертолетного парка. Следует подчеркнуть, что, в отличие от американских военных советников в Сальвадоре (конгресс ограничил их количество 55, но на самом деле их было больше), советские военнослужащие не участвовали в боевых действиях.
Еще в 1981 году СССР обещал поставить Никарагуа устаревшие к тому времени истребители МИГ‑21. Однако США предупредили публично, что не допустят появления этих самолетов в Никарагуа и немедленно уничтожат их с воздуха. Конечно, позиция американцев была грубейшим нарушением международного права, тем более что у Сальвадора и Гондураса имелось несколько десятков реактивных истребителей американского производства. Но Москва не стала обострять отношения с Вашингтоном, и МИГи в Никарагуа так и не появились.
В 1985 году в ВВС Никарагуа был 31 легкий самолет. Все эти машины, в основном американского и израильского производства, были турбовинтовыми и устарели морально и физически. В 1982 году Ливия подарила Никарагуа шесть легких тренировочных итальянских самолетов SF 260 ML/W (максимальная скорость 347 км в час, вес пустого самолета 755 килограммов).
Для сравнения, в ВВС Гондураса (второй по бедности стране в Латинской Америке после Гаити) было до 50 сверхзуковых истребителей и истребителей‑бомбардировщиков и 48 тренировочных самолетов. У Сальвадора на вооружении находилось 53 сверхзвуковых истребителя и истребителя‑бомбардировщика и 64 других самолета[1174].
Эти цифры показывают весь цинизм утверждений администрации Рейгана о «милитаризации» Никарагуа и ее «опасности» для соседей.
Точно так же обстояло дело и по всем другим видам боевой техники, за исключением танков и БТР, где у Никарагуа было примущество над соседями. Но эти танки (Т‑55) были устаревшими и не могли участвовать в нападении на Сальвадор (у этой страны с Никарагуа не было сухопутной границы) или на Гондурас в условиях бераздельного господства в воздухе гондурасской и сальвадорской авиации.
Американская разведка была вынуждена признать в секретном докладе от 8 марта 1985 года, что никакой реальной военной опасности от Никарагуа для соседей не исходит. «Самая главная непосредственная угроза, которую Никарагуа представляет для своих соседей наращиванием вооружений, заключается в ее способности поддерживать левые повстанческие группы из‑за сильного щита обычных вооружений. Однако растущие наступательные способности Никарагуа также представляют потенциальную угрозу для непосредственных соседей. Хотя вероятность концентрированной никарагуанской атаки против своих соседей очень небольшая ввиду боязни американского ответного удара, наращивание (военной мощи Никарагуа) имеет важное писхологическое значение для отношений между странами региона»[1175]. В этом пассаже ясно проглядывает желание американской разведки совместить реальное положение дел (отсутствие угрозы со стороны Никарагуа для соседей) с желанием угодить Рейгану и порассуждать хотя бы о «психологической опасности» со стороны сандинистов.
Реальная же угроза для мира в Центральной Америке была в другом, и это признавала в своем докладе американская разведка: «…Сандинисты могут не устоять перед соблазном усилить свои атаки против баз „контрас“ в Гондурасе, например, с помощью боевых вертолетов. Манагуа может прийти к мнению, что Гондурас окажется не в состоянии протестовать против таких атак без признания факта присутствия на его территории крупных сил повстанцев»[1176].
Забегая вперед, скажем, что прогноз ЦРУ оказался верным. Но ведь разрядить ситуацию в регионе можно было очень просто – прекращением всякой поддержки Гондурасом и США вооруженной никарагуанской контрреволюции.
В октябре 1984 года СССР передал сандинистам оружие, которое немедленно изменило весь характер войны против «контрас», – на болгарском корабле «Христо Ботев» в Никарагуа прибыли четыре ударных вертолета МИ‑24 (экспортная модификация МИ‑25), прекрасно зарекомендовавших себя в борьбе против спонсируемых США и Китаем душманов в Афганистане. Современный (принят на вооружение в Советской армии в 1976 году) хорошо бронированный МИ‑24 нес грозное ракетно‑пушечное вооружение. Высокая скорость позволяла вертолетам даже перехватывать легкие транспортные самолеты «контрас». МИ‑24 был единственным вертолетом в мире, совмещавшим функции ударного и транспортного, что было особенно ценно для Никарагуа с ее плохими дорогами. Всего никарагуанская армия со временем получила 12 машин.
ЦРУ оценило объем советской военной помощи Никарагуа в 1979–1984 годах в 500 миллионов долларов, что было просто мизерной цифрой по сравнению с военной помощью США Гондурасу и Сальвадору. В 1980–1984 годах США предоставили своим союзникам в Центральной Америки военную помощь в объеме 2,3 миллиарда долларов[1177]. Если же добавить сюда военные объекты, построенные во время различных маневров, присутствие военных советников, помощь, предоставленную на экономические нужды, но реально потраченную на вооруженные силы стран‑сателлитов, то получится астрономическая цифра 9,5 миллиарда долларов.
Другие социалистические страны также помогали Никарагуа по мере сил. Кубинцы строили современный и самый крупный в мире завод по производству сахара TIMAL. Он был энергетически независимым благодаря большому искусственному озеру площадью 12 квадратных километров. С помощью забетонированных каналов вода с озера подавалась на разветвленную ирригационную систему плантаций сахарного тростника. Сахарный тростник планировалось убирать только машинами, а биомассу использовать для производства энергии – это был один из первых крупных биоэнергетических проектов в мире.
Также кубинские строители сооружали шоссейные и железные дороги, в том числе и те, которые впервые в истории Никарагуа должны были связать тихоокеанское побережье страны с Москитией (от Матагальпы до Пуэрто‑Кабесаса). Кубинцы помогали строить и стратегически важную железую дорогу от Коринто через Манагуа до Эль‑Блуффа на Атлантике. Именно этому строительству всячески пытались помешать диверсанты ЦРУ и «контрас».
ЦРУ считало, что на начало 1985 года в Никарагуа работали 6000–7500 кубинцев, в том числе 2000 строителей, 1000–1500 советников в различных министерствах и других гражданских госорганах, 300 врачей. 1500 учителей были в конце 1984 года отозваны на родину с целью плановой ротации.
По оценкам ЦРУ, в Никарагуа было 2000–2500 кубинских военных советников, в числе прочих и тех, кто участвовал в боевых действиях в Анголе. Кубинцы были прикомандированы к генеральному штабу СНА, к штабам всех 15 бригад и многих батальонов регулярной армии. ЦРУ отмечало, что кубинцы участвуют и в боевых операциях (в отличие от советских военных советников). Американцы полагали также, что кубинские пилоты летают на МИ‑8 во время боевых операций.
По данным «контрас» (явно сильно завышенным), в 1984 году в боях в Никарагуа были убиты 50 кубинцев.
Куба поставляла в Никарагуа в виде помощи основную массу легкого стрелкового оружия, боеприпасов и ручных гранатометов, а также патрульные катера.
ЦРУ отмечало, что из европейских социалистических стран наибольшую помощь Никарагуа оказывает Болгария. Там обучались летать на МИГ‑21 никарагуанские пилоты. В 1984 году, по оценкам американской разведки, болгарская военная помощь утроилась по сравнению с 1983‑м. Именно из Болгарии были получены первые вертолеты МИ‑24, а также танки Т‑55, плавающие танки ПТ‑76, бронетранспортеры БТР‑60, БТР‑152, БРДМ‑2, зенитные 57‑миллиметровые пушки с радарными установками.
Болгары работали над углублением атлантического порта Эль‑Блуфф. Примерно 200 болгарских советников трудились в экономических министерствах, прежде всего, в министерстве планирования. Проект по углублению порта Эль‑Блуфф стоимостью до 125 миллионов долларов болгары осуществляли вместе с голландцами, причем Болгария предоставила кредит в размере 40 миллионов долларов. В 1987 году после завершения работ порт должен был принимать суда водоизмещением до 35 тысяч дедвейт. Этот проект был крайне важным для никарагуанской экономики, так как большие суда мог принимать только порт Коринто на тихоокеанском побережье. В остальных гаванях корабли океанского типа не могли прямо пришвартоваться к пирсам (ввиду малой глубины), поэтому грузы с кораблей приходилось перевозить на берег баржами и лихтерами.
Именно поэтому диверсанты из ЦРУ так стремились вывести Коринто из строя и помешать углублению порта Эль‑Блуфф. Как уже упоминалось, на американской мине подорвалось голландское судно‑землечерпалка, прибывшее в Никарагуа для работ в Эль‑Блуффе.
Примечательно, что болгарская военная помощь так обеспокоила американцев, что те в декабре 1984 года потребовали у Софии прекратить поставки тяжелого вооружения в Никарагуа и, по данным ЦРУ, добились соответсвующего обещания.
Польша поставляла в Никарагуа легкие самолеты для сельского хозяйства, ЧССР – строительные машины, грузовики, оборудование для предприятий кожевенно‑обувной промышленности. ЦРУ считало, что, «несомненно», именно Москва «побудила» и Прагу, и Варшаву резко увеличить помощь Никарагуа в 1984 году.
Товарооборот Никарагуа с ГДР достиг в 1984 году 252 миллионов марок ГДР (в 1980‑м он составлял 77,6 миллиона марок).
По оценкам ЦРУ, Восточная Германия в области военной помощи «не выделялась» и не поставляла в Никарагуа боевое оружие: в 1984 году из ГДР поступили грузовики и средства связи[1178]. В Никарагуа работали, по данным ЦРУ, 60–70 военных советников из ГДР, в основном в органах безопасности и при обслуживании средств связи. Немцы помогали обслуживать аэропорт в Эстели.
ГДР предоставила Никарагуа кредит на 148 миллионов долларов в целях развития сельского хозяйства и экспортных отраслей.
КНДР, согласно данным американской разведки, поставила в 1984 году в Никарагуа патрульные катера. ЦРУ установило присутствие в Никарагуа 15 северокорейских военных советников.
Если в 1980 году доля стран – членов СЭВ во внешней торговле Никарагуа составляла смехотворную цифру 1,1 %, то в 1985‑м она выросла до 33 %.
В 1985 году СЭВ наметил перечень из 30 объектов, которые социалистические страны были готовы сооружать или реконструировать в Никарагуа. В их число входили, например, проект орошения 30 тысяч га в долине между городами Масайя и Манагуа, строительство текстильного комбината в Эстели, расширение цементного завода в Сан‑Рафаэле, строительство глубоководного порта на Атлантике, развитие молочного производства и т. д.[1179]