– Ну и что? Между прочим, в 1938 году журнал «Time» назвал Гитлера человеком года…
– Не знаю как «Time», а Родина нам это точно припомнит…
На улице, прежде чем сесть в машину, я решаю купить сигарет и воды и направляюсь в павильон, торгующий всякой всячиной. Я собирался открыть дверь павильона, когда меня окликнули:
– Антон Геннадьевич! – Голос окликнувшего звучал уверенно, он точно не обознался.
– Да! – Я медленно обернулся и увидел мужчину среднего роста в темно‑синем костюме, белой рубашке и галстуке. Позади него стоял еще один, очень высокий, в сером костюме и опирался на открытую дверь черного «Мерседеса». Мужчина подошел вплотную:
– Здравствуйте. Прокатимся? – и улыбнулся одними глазами. То есть лицо его, ничем не примечательное, оставалось совершенно спокойным. И только в глубине холодных серых глаз зажегся зеленоватый огонек. Такой удивительной особенностью говорить глазами отличаются два типа существ на земле: породистые ротвейлеры и работники органов государственной безопасности.
– Куда кататься‑то? Пробки кругом. – Я скользнул взглядом вниз и уставился в его галстук, украшенный чередующими друг друга красной, белой и голубой полосками.
– Да тут рядом. И потом, у меня хороший проездной. – Он залез во внутренний карман, достал бордовую ксиву с российским гербом и молниеносно, как фокусник, раскрыл ее у меня перед глазами, задержав ровно на две секунды. Прежде чем она снова исчезла, я успел разглядеть только фото и крупную надпись: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЛУЖАЩИЙ.
– Единый студенческий? – попытался пошутить я, понимая, что отказаться от вечернего променада с этим госслужащим мне не удастся.
– Практически. Садитесь в машину, – пригласил он меня жестом, не терпящим возражений.
Товарищ в сером открыл заднюю дверцу, я залез и увидел рядом еще одного пассажира, тоже в сером костюме.
– Добрый вечер, – поздоровался я. Пассажир глянул на меня и, не ответив, отвернулся. Человек в синем влез следом за мной, а стоявший на улице дылда уселся на переднем сиденье. Машина резко рванула на «разделительную» и понеслась в сторону Политехнического музея.
– Я могу позвонить? – спросил я у синего костюма.
– Антон Геннадьевич, ну что вы, в самом деле? Что это за звонок другу? Мы же не в «Кто хочет стать миллионером?» играем? – На этот раз он улыбнулся уголками рта и протянул мне раскрытую ладонь. Я вложил в нее телефон:
– А я думал, играем. Собрался отказаться отвечать на вопросы и взять деньги.
– Я так понимаю, Антон Геннадьевич… деньги вы уже взяли. Не так ли? – ответил синий костюм и пристально посмотрел на меня.
– Э… – затянул было я.
– Вы правы, это уже не имеет значения. – Он произнес это таким тоном, что я почувствовал, как у меня мокнет под мышками.
– Простите, с кем имею честь? – попытался я разрядить обстановку.
– Иванов, – сухо ответил он, – Иван Иванович.
– А…
– И мои коллеги тоже. Ивановы Иваны Ивановичи. Удобно, правда? Что‑то еще хотите узнать?
Больше вопросов у меня не было. Я пытался успокоиться, но мысли у меня были самые черные. Интересно, думал я, суд будет? Или сразу ебнут? Нет, если бы хотели убить, вальнули бы на улице, а тут в машину посадили. А может, хотят продлить удовольствие? Сначала прочитают лекцию о преступлениях, совершенных мной против государства, а потом все‑таки завалят? Нет, сейчас не тридцать седьмой. Значит, будет суд.
Сейчас приедем, мне зачитают права – и в какую‑нибудь спецтюрьму. Потом быстрый допрос, закрытый суд. Адвокатам работать не дадут, пресса все быстро замнет, наши даже рыпнуться не успеют. Да и вряд ли полезут. Интересно, сколько мне дадут? С другой стороны, что я сделал? Это бездоказательно. Теракта же не было? Хотя… Черт! Точно. Они признают теракт! И сообщат о быстрой поимке одного из организаторов. Так… Вербицкий, понятно, уже в курсе, валит в Лондон. Гениально. Они одним махом обезглавят наши структуры и, типа, раскроют теракт. Ребят, наверное, уже забирают. У Вадима семья, у Генки ребенок маленький. Все сломалось. Все. Это уже преступная группа. Лет пятнадцать. А то и пожизненное…
Я смотрел вперед, на улицы, на прохожих, спешивших по своим делам. Еще вчера я вас ненавидел, а сегодня я вам завидую. Вы – счастливчики, хотя половина из вас этого счастья явно не заслуживает. Пройду ли я еще по этим улицам?
Что делать? Может, можно договориться? Чем черт не шутит? Им ведь нужны талантливые профессионалы, а я их обыграл. Это же игра, они тоже играют. Предложу сделку. А что, покупают же друг у друга игроков футбольные клубы, которые являются непримиримыми врагами. Надо договариваться, это единственный шанс.
Я перестал смотреть на улицу и перевел взгляд на спинку водительского сиденья. На ней был наклеен стикер со строкой из модного хита:
YOU’LL REMEMBER ME FOR THE REST OF YOUR LIFE!
– Современной музыкой интересуетесь, Иван Иванович? – спросил я. Все, исключая водителя, обернулись на меня.
– Почему вы так решили? – отозвался синий костюм.
– Ну… вот же, на стикере, – показал я пальцем.
– А‑а‑а‑а… Это чтобы пассажиры не скучали. Что‑то вроде баннерной рекламы. Стараемся использовать яркие образы.
– Уж куда ярче. Ярче только…
– …звезды.
– Так мы в Кремль едем? – удивился я.
– В Мавзолей, – отозвался молчавший до этого водитель. – Ща будем тебя из пионеров исключать.
– Кстати, Антон, вас в пионеры у Мавзолея принимали? – спросил синий.
– Какое это имеет значение?
– Для вас никакого, а мне интересно. Вам сложно ответить?
– Нет. В актовом зале школы.
– Ясно. Значит, учились неважно, – резюмировал синий.
Пионеры, блядь, комсомольцы. Ненавижу идиотские подъебки. Я начал злиться. Взять бы сейчас и локтем в нос ему заехать. Я представил, как бью синего, как машина тормозит и они начинают дубасить меня вчетвером. Потом надевают наручники и с заплывшим лицом, подбитыми глазами выволакивают на улицу. Финальная сцена из «Утомленных солнцем». И меня понесло. Не буду я с вами торговаться, уроды! Хоть раз в жизни плюну вам в лицо, выступлю на суде перед вашими судьями и поеду как политический. Скоты. Ни ума, ни фантазии. Работать можете только как асфальтовый каток. А я вас обыграл. С минимальным ресурсом. Я не буду с вами торговаться. Тот, к кому меня сейчас везут, ждет, что я упаду ему в ноги. Не дождетесь. Сейчас приедем, и я скажу ему прямо в лицо…
– Вот и приехали. – Синий пощелкал по циферблату своих часов, показывая мне на время. – Смотрите, семь минут. Я же говорю, у меня хороший проездной.
На его круглых часах с римскими цифрами стояло клеймо BREGUET, а на месте номера модели – 77 RUS. Внизу циферблата, над окошком с датой был нарисован маленький пистолетик, похожий на логотип Джеймса Бонда. Над ним красовалась надпись: KOMANDIRSKIE.
– Интересные у вас часы, Иван Иванович. Лимитед эдишн?
– Эти? – Он посмотрел на свои часы так, будто видел впервые в жизни. – Именные. Друзья подарили на профессиональный праздник. Выходим.
На улице стоял свежий июльский вечер. В воздухе пахло кофе и смесью различных духов. Нет, все‑таки надо торговаться. Я расправил плечи, потер поясницу и пошел вслед за синим.
Мы миновали будку с милиционером и шли переулком. Я пялился по сторонам, отмечая детали окружающих зданий, сам не зная зачем. И так понятно, что обратную дорогу мне в случае чего подскажут. Довольно быстро мы подошли к зданию с широкими ступеньками перед входом. На стене рядом с массивной дверью висела бордовая табличка с гербом России и надписью:
АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА РФ
КУХНЯ № 9. СПЕЦБЛОК
Из дверей, чуть не столкнувшись с нами, вышли две тетки лет пятидесяти, несшие в руках перевязанные бечевкой картонные коробки. Пирожные, наверное, получили спецпайком. Никогда бы не подумал, что в таких стенах обитают подобные персонажи. «Может, обслуга?» – подумал я, а вслух заметил:
– Теперь я понял, откуда у журналистов этот идиотский штамп «кремлевская кухня». Мне даже в голову не приходило, что такое учреждение в самом деле существует.
– Есть многое на свете, друг Антонио, чего не знает «Яндекс» и «Yahoo», – заметил синий. – Вообще‑то это расхожий штамп – «телевизионная кухня» или «футбольная кухня». Не обязательно только «кремлевская».
– Иван Иваныч, а почему номер девять?
– А почему бы и нет? – Синий дернул дверь на себя.
– Действительно, почему бы и нет? Хороший номер, – согласился я.
– А почему «спецблок», вам не интересно узнать?
Меня передернуло, и я пожал плечами. Мы оказались перед высокой рамой металлодетектора, за которой стояли два милиционера и рентгеновский аппарат. Синий передал мне пластиковый лоток:
– Выкладывайте все из карманов.
– В смысле металлические предметы? Так у меня вроде нет ничего.
– В смысле все. Документы, пишущие принадлежности, портмоне. Все одним словом.
«Вот и все», – похолодел я.
– Ремень тоже снимать? – тихо спросил я Иваныча.
– Гражданин, не задерживайте проход! – крикнул один из ментов. – Шутки будете в другом месте шутить. Сказано ложьте все, значит, ложьте.
Я послушно выгреб из карманов документы, бумажник, две авторучки и пропуск на работу. Мент протянул руку через рамку детектора и взял у меня лоток. Мы прошли. Серые костюмы остались за рамкой, мы с синим двинулись дальше.
– А не боитесь, что сбегу? – нагло спросил я Иваныча, когда мы подошли к лифтам.
– Тут старое здание. Такая запутанная система помещений, сам не могу привыкнуть. – глянул на меня снисходительно Иваныч и продолжил: – Допустим, броситесь вы в бега – и будете сутками по коридорам бегать, как Фарада в «Чародеях». А тут ведь не только информационное управление, но и другие структуры. Могут неправильно истолковать. Понимаете, о чем я?
Открылись двери лифта, синий нажал на кнопку девятого этажа, двери закрылись. Лифт поднимался довольно медленно, как это бывает в старых домах. Я ощутил, как у меня за ухом стекает капля пота. Видимо, Иваныч это тоже заметил и не преминул съязвить:
– Пребываете в нетерпении? Я же говорю, старое здание. И лифт старый. Тише едешь – дальше будешь. От того места, куда едешь.
Сказано это было таким тоном, что смеяться мне расхотелось. Где‑то в области желудка ощущалась внутренняя дрожь, и чуть пересохло во рту. Наконец лифт приехал. Пока мы шли прямым коридором, я разглядывал таблички, висевшие на дверях. Надписи выглядели, прямо скажем, нетипично для официального заведения:
Кузнецов@mediakitchen.gov.ru
Фадеев@mediakitchen.gov.ru
Лапин@mediakitchen.gov.ru
Коридор закончился дверью, на которой висела такого же размера табличка с надписью:
door@mediakitchen.gov.ru
Надпись была сделана зеленой флуоресцентной краской, какой любят пользоваться фанаты граффити и интернетчики. Иваныч открыл дверь и пропустил меня вперед.
– Добрый вечер, – хором поздоровались две секретарши, сидевшие перед мониторами. Их головы были украшены гарнитурами с динамиком, как у девушек в call‑центрах. Правда, у меня своими гарнитурами, неброским макияжем и короткими стрижками они вызвали ассоциацию с женщинами‑инопланетянками из фильма моего детства «Москва‑Кассиопея».
– Добрый. Чё, у себя? – спросил Иваныч.
– Ждет, проходите.
Иваныч открыл дверь и на этот раз зашел первым. Я успел заметить табличку с надписью:
Черкасов@mediakitchen.gov.ru
«Надо будет интеллектуально пошутить насчет связи с боливийским подпольем, интересно – поймет?» – подумалось мне.
Мы вошли в большой кабинет, у дальней стены которого стоял длинный стол с двумя мониторами. Когда мы подошли ближе, я отметил, что на столе нет массивных письменных приборов, столь любимых большими государственными боссами. Не было ни стопок бумаг, ни сшитых «пружинкой» отчетов – всего того, с чем у меня ассоциировалась госслужба. Кроме мониторов и клавиатур на поверхности стола лежала прокладка для удобства письма из коричневой кожи. По ее нижнему краю шла оранжевая полоса с логотипом мчащейся колесницы и слоганом «Старый конь борозды не портит. Hermes». На прокладке лежала компьютерная мышь и столь любимый литераторами блокнот Molesqine. Оба предмета были декорированы в цвета российского флага.
– Что, привел Антона Йозефовича? – Из‑за стола навстречу поднялся худощавый мужчина в очках в тонкой золотой оправе. Синий однобортный костюм и лицо выпускника Оксфорда вкупе с его вопросом резко исключили возможность шуток а‑ля интеллектуальное превосходство с моей стороны.
– Привел. Представляешь, ехать не хотел, – ответил Иваныч.
– Машина твоя не понравилась? – криво усмехнулся Черкасов. – Извиняйте, «Хорьхов» у нас нету.
– Да я как‑то… – промямлил я. Образованные, падлы.
– К делу. Моя фамилия Черкасов, я работаю кем‑то вроде мастера по ремонту телевизоров, если угодно. Пойдемте за стол, – указал он рукой куда‑то позади меня.
– Очень приятно. – Я обернулся и увидел небольшой стол для переговоров с четырьмя креслами. Черкасов и Иваныч заняли крайние, я оказался между ними, лицом к двери и книжному шкафу. Кресло напротив осталось пустым. Я сел и стал разглядывать кабинет. В простенке между окнами висело несколько документов в рамках. «Председателю жюри всероссийского конкурса „Лучший телеведущий новостей“», «За обеспечение он‑лайн конференции В. В. Путина в 2006 году. Благодарность», «Победителю всероссийского конкурса по быстрому поиску в интернете», «Лучшему в профессии. Российская ассоциация работников медиаиндустрии». Странно, почему я до сих пор не слышал фамилии этого человека? Судя по кабинету и рамкам на стене, персонаж в информационном поле значимый. «Есть многое на свете…» – тут же вспомнилась мне фраза Иваныча. Действительно, «Яндекс» и «Yahoo» о таких, как правило, не рассказывают.
В книжном шкафу, кроме самих книг, судя по корешкам, в основном посвященных СМИ, стояло две работы в рамках. Одна представляла собой традиционную фотографию Че Гевары в берете со звездой. Он стоял в полный рост, одетый в футболку с изображением Путина, и держал в правой руке телевизионный пульт. Другая являлась плакатом, выполненным в стилистике первых лет Великой Отечественной войны. На плакате рабочие в спецовках и касках, с закопченными, ответственными лицами шли цепью на фоне горизонта с нефтяными вышками, сжимая в руках кирки и отбойные молотки. Поверх голов нефтяников стоял слоган:
РАЗГРОМИМ СЫРЬЕВОГО ПРОТИВНИКА!
ЗА РОДИНУ!
URAAAALS, ТОВАРИЩИ!
Нефтяники России взяли на себя обязательства по увеличению добычи нефти на 2 % в 2006 году
«Креативненько, – отметил я. – Ничего у ребят не пропадает».
– Ну что? Расскажите мне, Антон, что вас толкнуло на путь информационного терроризма? – вытащил меня из созерцания Черкасов.
– Как?… Каккк…ого терроризма?
– Информационного, Антон, информационного.
– А почему это я террорист?
– Вот гад! Сам теракт подстроил, а сам спрашивает, – включился в беседу Иваныч, неожиданно для меня использовав простонародные обороты. – Да что с ним говорить? Его в колонию надо, а не лясы с ним точить.
– И с этой позицией трудно спорить! – развел руками Черкасов.
Ясно. Злой следователь – добрый следователь. Интересно, для чего меня сюда привезли? Вербовать хотят?
– Я никакой теракт не устраивал, граждане. Я журналист, а не подрывник. У меня своя работа, – ответил я.
– Антон, вы кривляться прекратите, от вас не требуется чистосердечное признание, тем более что мы в курсе событий, а времени у меня мало. Вы здесь для того, чтобы слушать. Я переформулирую вопрос: «Какого черта было инсценировать всю эту клоунаду у метро?» У вас фантазия иссякла или просто слишком большой бюджет осваиваете?
Подобный тон беседы вариантов для увиливания не предусматривал, я решил принять «откровенные» правила игры:
– Господин Черкасов, мы с вами коллеги, не так ли? Наша задача – конструировать информационное поле. В такой работе для воздействия на аудиторию мы вынуждены использовать любые нетрадиционные методы. Как вам известно, мы ограничены в больших медиаинструментах, приходится работать в окружении превосходящих сил противника.
– Антон, вы мне не коллега. Вы – аферист от СМИ. Недоучившийся аферист.
– Доучиться мне ваши коллеги не дали, – парировал я.
– Тебя вместо увольнения из ФЭПа надо было журналистом отправить сразу на Крайний Север, – снова встрял Иваныч.
– Видимо, у ваших коллег в то время был скудный бюджет командировок. Или боялись заморозить такой талант. – Я повернул голову в сторону Иваныча. Отчего‑то страх у меня прошел.
– Переписывать речи Геббельса можно годами. Более талантливо. И без ошибок, – продолжил Черкасов, – но настоящий профессионал всегда вырабатывает собственный стиль. Медиаконструкт, Антон, насчитывает добрую сотню способов достижения преимущества в информационной конкуренции. Мы можем обратиться к практике борьбы тори и лейбористов в Великобритании или демократов и республиканцев в США. Любая комбинация в СМИ может быть разыграна с использованием компромата, подтасовки фактов и ворованной из стана соперников информации. Можно манипулировать журналистами, телекартинкой, радиоэфиром и интернетом. Это не возбраняется. Но существуют границы, за которые настоящий профессионал никогда не выйдет. Существуют правила игры. Вчера вы их нарушили.
– А вы, значит, никогда правил не нарушаете? Не блокируете эфир для конкурентов, не анонсируете псевдонародные инициативы по продлению срока президентских полномочий? Не строите параллельную реальность, в которой все хорошо и все довольны?
– Любые СМИ и есть параллельная реальность.
– Да? Если ваша параллельная реальность состоит целиком из радостных будней народа, почему вы не допускаете возможности параллельной реальности, в которой гремят взрывы?
– Потому что это против правил. Можно использовать любые технологии, кроме технологий крови. Вспомните историю двухгодичной давности с картинками разрушений ливанского города после попадания израильских ракет, подделанными в фотошопе. Если бы речь шла о фотошопе, где президент какой‑то страны обнимает проституток, все бы промолчали. Но кровь нельзя фотошопить. Она слишком реальна. И потом, вся эта мерзость, устроенная на пресс‑конференции…
– Кожугетыча подставил. Святого человека! Он из самолета не вылезает, лично разруливая наводнения, землетрясения и техногенные катастрофы, а вы, суки, втянули его в ваше говно. Он же привык с реальными вещами дело иметь, а не воду в ступе толочь! – Иваныч хлопнул себя по коленке и, отвернувшись, добавил: – Я бы с тобой, конечно, по‑другому поговорил.
– А можно огласить все правила? Так, чтобы знать на будущее. Типа как в футболе, – тихо спросил я.
– А они похожи на футбольные. Там ведь тоже нарушения бывают, все хотят выиграть. Можно рукой подыграть, иногда случается забить из «вне игры». На это можно закрыть глаза. Но где вы видели, чтобы проигрывающая команда, отчаявшись одолеть соперника, вызвала на подмогу зрителей с трибун? – Черкасов запнулся, потому что в этот момент дверь открылась, и на пороге показался маленький человек в твидовом костюме, похожий на Зиновия Гердта.
– Не помешаю? – спросил «Гердт».
– Заходи, заходи, – сказал Черкасов, – я тут дополнительные занятия для неуспевающих провожу.
– Это и есть тот самый Дроздиков, – пояснил вошедшему Иваныч.
– Любопытно. – «Гердт» надел очки и сел напротив. – Так вот кто терроризм нам устроил. И что же он?
– Не знает правил игры. – Черкасов посмотрел на меня. – Так на чем я остановился? А! Аудитория – это болельщики. Они смотрят матч, но в нем не участвуют, понимаете?
– Но как строить игру по правилам, если у вас судьи куплены? – испытующе посмотрел я на Черкасова.
– Я попросил бы вас впредь воздерживаться, молодой человек, – грозно сказал «Гердт».
– Судьи тут ни при чем. Не надо, как у вас принято, всех в один винегрет мешать, – вторил ему Иваныч.
– Действительно, судьи ни при чем. Сильная команда обыграет соперника при любом судействе, – говорит Черкасов, слегка постукивая пальцами правой руки по ладони левой.
– А телеканалы, эксклюзивно освещающие матч, покажут всем, что выиграли хозяева поля вне зависимости от результата, – не удержался я.
Повисла пауза. Первым ответил Черкасов:
– Антон, это как в Лиге чемпионов. Есть матчи домашние, есть «на выезде». Мы пока играем на своем поле. А у хозяев поля есть право эксклюзивной трансляции.
– Вы, молодой человек, хотя бы отдаленно представляете, что станется с вами, если мы используем те же технологии и подключим к игре болельщиков? – спрашивает «Гердт».
– Да народ вас разорвет, если мы завтра признаем теракт и укажем на виновных, – резюмирует Иваныч. – Может, так оно и лучше было бы?
– В смысле? – деланно туплю я.
– Есть два варианта. Первый – это признание теракта и поиск виновных. Демонстрация потерпевших…
– В стране найдется достаточно честных парней, готовых помочь Родине и стать пострадавшими, – встревает Иваныч, почему‑то указывая на меня пальцем.
– Но мы не можем вовлекать в этот водевиль аудиторию, – продолжает Черкасов, – потому что, как я уже сказал, это против правил. А также потому, что у граждан страны есть более важные дела, нежели выведение на чистую воду аферистов от СМИ. – Черкасов поднял со стола покоившийся на нем до этой секунды лист формата А4 и перевернул. Лист представлял собой плакат в духе «Окон РОСТа». Двое рабочих в касках стояли на фоне нефтяного факела. Под ногами у них – речевка:
МЫНА ГОРЕ ВСЕМ БУРЖУЯМ
МИРОВОЙ ПОЖАР РАЗДУЕМ!
ДАЕШЬ СОТКУ ЗА БАРРЕЛЬ!
Нефтяники России взяли на себя обязательства по увеличению добычи нефти на 8 % в 2008 году
– Впечатляет, – оценил я.
– Даже если направить ситуацию в правовое поле, – Черкасов посмотрел в сторону «Гердта», тот кивнул, – нет никаких гарантий, что после вашего, Антон, ареста не появятся новые дроздиковы, менее вменяемые и более глупые. Бюджетов у наших оппонентов хватит, недоучившихся журналистов, мнящих себя новыми геббельсами, тем более. Остается второй вариант. Вариант диалога. Я предпочитаю наставить на путь истинный самого перспективного из вашего лагеря. То есть вас.
– А вы уверены, что я не на истинном пути, господа? Раз это игра, наша задача – понравиться аудитории. Устроить шоу, которое вырвет ее из спячки. А аудитория сама выберет победителя. И чем сильнее персона, тем лучше шоу, а значит, больше популярности. И наоборот – хорошие шоу ведут сильные фигуры. Я просто одна из них. И как показывает практика, аудитория пока выбирает меня.
– Молодой человек, – «Гердт» закашливается, вынимает носовой платок и сморкается, – молодой человек. Позвольте узнать, вы имеете представление, что будет, если это ваше шоу «вырвет аудиторию из спячки»? У вас есть гарантии, что она не захочет узнать, каким образом столь молодой и талантливый шоумен устраивает эти красочные фейерверки? Вы готовы устроить аудитории сеанс магии с полнейшим ее разоблачением?
– Антон, вы на самом деле мните себя значимой фигурой? – пристально смотрит на меня Черкасов.
– Я даю повод считать себя не вполне нормальным? – удивляюсь я.
– Судя по всему, так оно и есть. Тогда это многое объясняет, – кивает Иваныч, – а мы тут с ним время тратим. – Он стучит по своим «командирским» и качает головой.
– Антон, вы не вполне понимаете, как аудитория воспринимает политтехнологов. Вы полагаете, что люди считают вас фигурой. А они даже не подозревают о вашем существовании. Вы им насаждаете животные инстинкты. Разбудить пытаетесь. Я вам помогу. – Черкасов подходит к шкафу и достает оттуда книгу: – Вот, послушайте:
«Тут она замолчала и в страхе прислушалась: в лесу неподалеку кто‑то громко пыхтел, словно огромный паровоз. „Уж не дикий ли это зверь?“ – мелькнуло у нее в голове.
– А в вашем лесу много тигров и львов? – робко спросила она.
– Это всего‑навсего Черный Король, – сказал Траляля. – Расхрапелся немножко!
– Пойдем посмотрим на него! – закричали братья, взяли Алису за руки и подвели к спящему неподалеку Королю.
– Милый, правда? – спросил Траляля.
Алисе трудно было с ним согласиться. На Короле был красный ночной колпак с кисточкой и старый грязный халат, а лежал он под кустом и храпел с такой силой, что все деревья сотрясались.
– Так можно себе и голову отхрапеть! – заметил Труляля.
– Как бы он не простудился, – забеспокоилась Алиса, которая была очень заботливой девочкой. – Ведь он лежит на сырой траве!
– Ему снится сон! – сказал Траляля. – И как по‑твоему, кто ему снится?
– Не знаю, – ответила Алиса. – Этого никто сказать не может.
– Ему снишься ты! – закричал Траляля и радостно захлопал в ладоши. – Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?
– Там, где я и есть, конечно, – сказала Алиса.
– А вот и ошибаешься! – возразил с презрением Траляля. – Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты ему просто снишься.
– Если Король вдруг проснется, – подтвердил Труляля, – ты сразу же – фьють! – потухнешь, как свеча!»
– Узнаете? – Черкасов закрыл книгу.
– Это… это «Алиса в Зазеркалье», – сказал я.
– Это сказка про пешку, которая стала королевой, ни разу за игру не разбудив спящего короля. – Он поставил книгу на полку и обернулся ко мне. – Вы любите английскую литературу?
– Не всю, – ответил я, чувствуя, что окончательно тупею.
– Надеюсь, Антон, после нашей беседы вы сделаете соответствующие выводы. Либо прекратите играть против правил, либо прекратите заниматься СМИ. Я ясно излагаю?
– Куда уж яснее.
– Тогда давайте на этом закончим. У меня к вам личная просьба. Передайте Вербицкому, что он, в силу возраста, должен понимать: Лондон не так уж далеко отсюда. В случае чего. Надеюсь, Антон, мое предупреждение заставит вас задуматься. Второго не будет.
– Может, передадите мне для него наглядное пособие? – усмехнулся я, показывая на плакаты. – А то, боюсь, не смогу передать это со всей суровой марксистской прямотой.
«Гердт» снял очки и начал протирать их тряпочкой, вытащенной из бокового кармана пиджака.
– Возьмите визиточку. Вдруг пригодится. Не дай бог, конечно, – сказал он после продолжительного молчания, протянул мне карточку, встал и пошел к выходу. За ним встали Черкасов и Иваныч.
– Проводи его, пожалуйста, – кивнул Черкасов Иванычу. – Надеюсь, Антон, вы дома сделаете работу над ошибками.
В лифте я достал из кармана визитку, которую дал мне «Гердт»:
Скуратовский Евгений Малютович
Эксперт
BASSMANN – Ooh yeah!
PRAVO Ltd
Судебные тяжбы
Правовая поддержка вашего бизнеса
Юридические консультации
Раздумывая, зачем она мне, я автоматически перевернул ее и прочел мелко набранное на обороте:
I will see you in far‑off places
© Morrissey
Прочел и тут же убрал в карман.
Дежурный мент выдал мне пластиковый пакет с надписью «Общепит», где я обнаружил свои вещи, мы с Иванычем вышли на улицу, молча дошли до второго милицейского кордона, миновали его и остановились возле «Мерседеса».
– Ну, бывай, журналист.
– Вы, кстати, меня до дома не подбросите? Или до того места, откуда взяли?
– А ты заработал на такое такси‑то? – Иваныч посмотрел на меня с плохо скрываемой неприязнью. Видимо, жалел, что меня не расстреляли.
– Понял. Не дурак. Стало быть, доеду сам. – Я кивнул и пошел в сторону Старой площади. Хлынул ливень, но у кафе «Прадо» всегда стоят таксисты, так что я не сильно вымок. Сев в первую же машину, я посулил за скорость тысячу рублей и уже через тридцать минут принимал душ в собственной ванной.
Властелин медиа
Июль 2007, Москва.
За восемь месяцев до выборов Президента РФ
Мы в комнате для переговоров, временно переоборудованной в кинозал. Позади всех сидит Вербицкий. На растянутом на стене экране рабочая версия фильма «Чья‑то чужая нефть». Даже не документального, а, как сказано в титрах, «героико‑публицистического эпоса». Минут тридцать шел рассказ о детстве, отрочестве и юности Ходорковского в пряничном стиле «когда был Миша маленький с кудрявой головой, он тоже лазил в валенках по вышке нефтяной». Затем – о становлении компании ЮКОС и превращении ее в Закрома. Реально, закадровый голос так и сказанул – «Они создали Закрома Родины». В тот момент, когда я собрался было зевнуть, началась жесть. Пошли кадры про арест.
Голос за кадром: «Как Прометей, он нес народу России свет свободы и либеральных ценностей. Он шел наперекор системе, высоко подняв голову. Он просто делал свою работу. А в это время за ним уже следили чьи‑то злые глаза».
Камера показывает эти глаза в прорезях спецназовской маски. Следующий кадр – Михаил Ходорковский в образе Прометея, прикованного к скале. Его атлетичный торс перекрещен цепями, ноги закованы в кандалы. Он мудро и вместе с тем печально смотрит поверх очков куда‑то на Восток. Туда, где рождаются заря и нефть. С наступлением темноты с той же стороны прилетает двуглавый орел, держащий в лапах скипетр и державу. Головы орла, как и полагается государственной птице, смотрят в разные стороны. Орел камнем падает с небес и двумя клювами яростно долбит печень Ходорковского, сжирая ее без остатка. Лапы орла попеременно охаживают Прометея по голове скипетром и державой.