Джексон: Я задам вам еще несколько вопросов об Австрии. Вы сказали, что и вы и Гитлер глубоко сожалели о смерти Дольфуса[283], и я спрашиваю вас, разве не было факта того, что Гитлер разместил плакат в Вене в честь убийц Дольфуса, и возлагал венки на их могилы, когда бывал там. Это факт? Ответьте на данный вопрос «да» или «нет»
Геринг: Нет, я не могу ответить ни «да» ни «нет», если я говорю под присягой. Я не могу сказать: «Да он делал это», потому что я не знаю; я не могу сказать: «Нет, он не делал этого», потому что я не знал и этого. Я хочу сказать, что слышу об этом впервые.
Джексон: Итак, в июне 1937, Зейсс-Инкварт прибыл к вам и государственному секретарю Кеплеру[284], и у вас были переговоры.
Геринг: Да.
Джексон: У Зейсс-Инкварта было желание независимой Австрии, не так ли?
Геринг: Насколько помню, да.
Джексон: И Кеплер был тем, кто отправил Гитлера в Вену во время аншлюса и который телеграфировал Гитлеру не вступать, вы вспоминаете?
Геринг: Да.
Джексон: Эту телеграмму от человеку, который находился на месте, и который ранее вел переговоры с Зейсс-Инквартом вы назвали несвоевременной и бессмысленной, вспоминаете?
Геринг: Я не характеризовал телеграмму, которая было переведена мне на немецком как «несвоевременную». Я говорил, что эта телеграмма не могла оказать какого-либо влияния и являлась запоздалой, потому что войска уже двигались и имели свой приказ; вещь уже случилась.
Джексон: Вы требовали, чтобы Зейсс-Инкварт был назначен канцлером? Верно?
Геринг: Я лично не хотел этого, но это вытекало из того обстоятельства, что тогда только он мог претендовать на канцлерство, потому что уже входил в правительство.
|
|
Джексон: Итак, Зейсс-Инкварт стал канцлером Австрии, понимая, что его страна сдастся Германии, или вы уверяли его, что его в том, что она будет независимой, независимой страной?
Геринг: В другой день я объяснял, что даже тогда, когда он покинул самолет следующим утром, фюрер еще, не решил, становиться ли ему главой государства. Я также говорил, что я не рассматривал это решение далеко идущим, что я был за абсолютный, непосредственный аншлюс.
Тогда я не знал об отношении Зейсс-Инкварта. В силу этого я боялся, что это отношение было скорее в направлении раздельного сотрудничества, и он не разделяет мое отношение к тотальному аншлюсу. Поэтому, я был очень удовлетворен, когда, тотальный аншлюс проявился в течение дня.
Джексон: Я определенно подчеркиваю, что ответы не понятны, и повторяю вопрос.
Становясь канцлером Австрии Зейсс-Инкварт понимал, что он призовет германские войска и сдаст Австрию Германии, или вы убедили его, что он сохранит независимую Австрию?
Геринг: Прошу прощения, но это множество вопросов, на которые нельзя ответить просто «да» или «нет».
Если вы спрашиваете меня: «Стал ли Зейсс-Инкварт канцлером согласно воли вашей и Гитлера» — да
Если вы спросите меня: «Стал ли он, канцлером понимая, что он должен послать телеграмму с просьбой ввести войска?» — я скажу «нет», потому что во время канцлерства ему не ставился вопрос о посылке телеграммы
Если в третьих вы спросите меня: «Стал ли он, канцлером понимая, что он будет способен поддерживать независимость Австрии?» — тогда я снова скажу, что окончательное развитие событий не было известно фюреру в тот вечер.
|
|
Вот, что я пытаюсь объяснить.
Джексон: Не правда ли, что вы подозревали, что он может хотеть сохранить независимость, и что это была одна из причин введения войск?
Геринг: Нет. Простите, но здесь два вопроса: я серьезно подозревал, что Зейсс-Инкварт хочет быть настолько независим насколько возможно. Направление войск не было связано с этим подозрением; для этого не требовалось ни одного солдата. Я уже объяснял причины ввода войск.
Джексон: Но до Зейсс-Инкварта никогда не доводилось, что Австрия останется независимой после — того как — фюрер и вы взяли в руки судьбу Австрии? Это факт?
Геринг: Это определенно не было сказано ему фюрером. Насколько известно, я желал этого, и я полагаю, он знал о моем отношении.
Джексон: Итак, вы заявили, что затем, в разговоре с фон Риббентропом в Лондоне, отмечали, что Зейсс-Инкварту не ставилось ультиматума, и вы сказали, что все фактически законно.
Геринг: Я не говорил «законно», я говорил «дипломатично»
Председательствующий: Не подошло ли время прерваться?
Джексон: Да, ваша честь.
(Трибунал отложен до 10 часов 19 марта 1946)
(Был допрошен свидетель Далерус)
Восемьдесят пятый день
Вторник,19 марта 1946
Вечернее заседание
Председательствующий: Господин Джексон, вы будете продолжать свой перекрестный допрос?
Джексон: Ваша честь, я убежден, что поскольку допрос Геринга был прерван с целью заслушать Далеруса[285], исходя их того, что он может изменить свои показания, доктору Штамеру[286] следовало бы завершить прямой допрос относительно предмета описанного свидетелем Далерусом, до того как я завершу перекрестный допрос.
|
|
Председательствующий: Прощу прощения, да, доктор Штамер, вы желаете задать вопросы подсудимому Герингу, вытекающие из показаний свидетеля Далеруса.
Штамер: Я могу задать ему эти вопросы только после того, так переговорю с ним. Следовательно, будет уместным, чтобы господин Джексон продолжил перекрестный допрос и после перекрестного допроса я займусь этими вопросами.
Председательствующий: Доктор Штамер, Трибунал считал, что вы уже готовы к этому. Именно вы просили заслушать показания Далеруса, и Далерус был вашим свидетелем, а не свидетелем обвинения, и следовательно предполагается, что вы знали о чем будет говорить Далерус.
Штамер: Тогда я попрошу обсудить данный вопрос с подсудимым.
Председательствующий: Суд уже прерывался на 10 минут.
Штамер: Я не мог обсудить вопрос за столь короткое время.
Председательствующий: Мнение Трибунала в том, что вы можете задать эти вопросы сейчас и продолжить допрос. Если вы желаете допросить подсудимого Геринга по этому вопросу вы можете сделать это сейчас.
Штамер: Хорошо.
(Подсудимый Геринг возвращается на место свидетеля)
Штамер: (Обращаясь к подсудимому)
Карта, упомянутая ранее, на которой предположительно имеются ваши рисунки и которая содержится в книге господина Далеруса, подлинность которой была подтверждена этим утром в ответе на мой вопрос. У меня эта карта, расположена на странице 53 книги, я хочу показать её вам и попросить объяснений.
Геринг: Во время дискуссии проходившей в ночь с 29 на 30 августа мне кажется между Далерусом и мной, и фюрером, я внезапно вырвал карту из атласа в запале и отметил красным карандашом, мне кажется, синим или зеленым карандашом, те регионы — не регионы, которые мы требовали, как заявляется здесь обвинением — но те регионы Польши в которых жили немцы. То, что свидетель Далерус разделяет мое мнение, подтверждается фактом того, что он сделал такие пометки на другой карте и затем подписал, рядом с помеченной областью: «Немецкое население согласно Герингу» и рядом с заштрихованной областью: «Польское население согласно Герингу»
Он затем написал и отметил границы: «Первое предложение Геринга по границам» которое совпадало по отметкам с регионами немецкого и польского населения. Это не предложение о границах, но по разделению двух населений. И затем он написал: «Предложение Гитлера»; то есть окончательное, верное, и только оно было передано полякам так же как и британскому правительству. Если сравнить мою карту, она выглядит очень спонтанной и сделанной в большой спешке, разными карандашами, достаточно поверхностно с приблизительно отмеченными зонами населения, то есть, одна с немецким большинством, а другая с исключительно с поляками. С самого начала господин Далерус описал общие предложения о границах, которые позднее были уточнены. То есть спорная карта такая же, ка та, что была опубликована, которая была зачитана послу Гендерсону[287], и которую Гендерсон не понял, я позвонил ночью в посольство Далерусу, и проверил это на следующий день.
Штамер: Могли бы вы повторить последнее предложение? Мне кажется оно не было переведено.
Геринг: Я сказал, границы коридора[288], как было отмечено в предложении Гитлера, являлись официальным предложением, которое сделал Гитлер, как лицо способное принимать окончательные решения. Это было тем же предложением зачитанным послу Гендерсону, и он, поскольку он его не понял, я набросал записку которую следовало прочесть Гендерсону, и продиктовал её Далерусу, чтобы быть уверенным, что эта информация дошла до английского посла в полном объеме.
Сделав это, как я уже говорил, я пошел на огромный риск, поскольку фюрер запретил, чтобы эта информация предавалась огласке, и, как я уже говорил ранее, только я мог пойти на такой риск. Но для остальных, если рассматривать мои пометки, они ясно показывали на карте: «Немецкое население согласно Герингу». Но это было сделано очень быстро в спешке и очень приблизительно ночью, просто для его сведения, и на карте, вырванной из атласа.
Штамер: Господин Далерус сказал, что вы вызвали его 23 августа и просили его немедленно прибыть в Берлин, потому что развитие ситуации становилось серьезным?
Геринг: После заявлений фюрера в Оберзальцберге 22 августа стало ясно, что напряжение достигло пика. Фюрер заявил, что он собирается решить данную проблему, если дипломатическое решение не будет достигнуто. По это причине, поскольку это было сказано мне, без обсуждения, перед лицом высших офицеров крупных подразделений, которые могли быть использованы в случае войны, я, как старший из присутствовавших офицеров, посчитал свои долгом сказать фюреру в конце: «Вермахт выполнит свою задачу». Конечно, он бы выполнил свою задачу, если бы его призвали. Однако, в то же время, я хотел приложить все усилия с целью сделать как можно скорее — оставались считанные дни; в определенный день, 25 или 26, как было решено заранее, но не было сделано в тот день — чтобы предпринять еще одну попытку переговоров. Я считал возможным сказать фюреру, если такие переговоры пройдут успешно, то останутся шансы на дипломатическое решение.
Отсюда, совпадение событий после полудня 22-го: речь фюрера и мой немедленный вызов Далеруса из Стокгольма. Я, конечно, не сказал ему, и не мог сказать, как немец иностранцу — и в особенности как офицер — по какой причине это произошло. Вещи теперь представляются так будто бы в Германии никогда не существовало идеи «секретных военных вопросов», или «секретного», или «совершенно секретного», в немецкой политике и в военной жизни; будто мы должны были предавать огласке каждый свой политический или военный шаг для зарубежной прессы. Поэтому я, отмечаю, что мы следовали, конечно, тем процедурам, которые приняты во всех странах мира.
Штамер: Как получилось, что вам поручили лично вести переговоры, не поручив их министерству иностранных дел?
Геринг: Я был призван разрешить этот вопрос мирным путем насколько возможно. Работа министерства иностранных дел официальна. При этом мы в любом случае работали, согласно основным принципам изложенным фюрером. Я мог оказывать свое влияние только путем прямых, но неофициальных переговоров, поскольку я не занимал должность в министерстве иностранных дел, что касалось зарубежных государств. И тогда для меня было ясно, что стоит вопрос не формальностей, но скорее вопрос практического и быстрого решения вопроса. Если бы я хотел повлиять на фюрера, это было бы возможно если бы я имел на руках, то есть, мог сказать ему: «Под свою ответственность, но с вашим уведомлением и без противоречий с вашей политикой и политикой Рейха, я веду переговоры с целью, если позволят обстоятельства, создать атмосферу способную направить официальные переговоры в мирное русло»
Так это, можно было сделать быстрее.
Штамер: То, что это четкий факт, того, что это являлось личным шагом, с вашей стороны осуществлённым вами помимо дипломатических переговоров — это было ясно для британского правительства?
Геринг: Это было ясно исходя из неформального характера переговоров, которые только в двух моментах затрагивали официальные переговоры, или пересекались с ними. Например, момент, когда посол Гендерсон, вместо немедленного возвращения в Берлин, оставался 1 или 2 дня в Лондоне с целью, прежде всего, через неофициального переговорщика, Далеруса, объяснить британскому правительству суть этих намерений, или переговоров, или объяснить записку, как я её назвал; и когда это должно было произойти, подготовка этих совещаний соответственно упрощалась. И не только я честно был убежден в тот день, что тогда следует сделать существенный шаг в направлении мирного решения — мне кажется это было 28-го — это демонстрировалось тем фактом, что такой же взгляд имел и британский посол в тот момент, советник посольства, сэр Оджилви-Форбс[289], ясно это заявил. Ситуация не была плохой вплоть до 29-го.
Что касалось меня, во время всех этих переговоров не стоял вопрос, изоляции Польши и невмешательства Англии, но скорее стоял вопрос, поскольку возникла проблема коридора и Данцига, мирно решить её, в духе Мюнхенских решений[290]. Это являлось моим стремлением до самого конца. Если бы только стоял вопрос устранения Англии, тогда, прежде всего, английская дипломатия это очень быстро бы поняла — она была хорошо подготовлена. Однако, она вступила в эти переговоры. И во-вторых, я вероятно собирался использовать иную тактику.
И это не просто восстановление событий в ретроспективе; я говорю о том, что происходило в действительности в те дни, и о чем я думал и чего хотел. Описания, данные сегодня свидетелем Далерусом, в его книге относительно его разговора с фюрером, не показывают, того, как они проводились. Его описания скорее субъективны, и вероятно фюрер не принимал участие в таких разговорах.
В книге есть и иные субъективные интерпретации, которые несущественны, но которые выдвинуты на первый план обвинителем, сэром Дэвидом Максвеллом-Файфом[291], что я в театральной манере, вручил два меча своим сотрудникам, чтобы они могли завершить свои задачи. Одним из тех, кому я вручил меч, был мой гражданский государственный секретарь Кёрнер[292], не солдат. Я бы скорее мог вручить ему ручку, поскольку он готовил указы для Четырехлетнего плана. Вторым человеком являлся начальник моей кадровой службы, который также не был солдатом и не претендовал на военные лавры, чьей задачей было исключительно руководство моими гражданскими, а не военными служащими, с целью обеспечения функционирования аппарата. Для решения этих вопросов обеим не нужны были мечи.
Штамер: Верно ли то, что намерение о начале агрессивных действий против Польши было принято 26 августа, и позднее эта дата была отложена?
Геринг: Тогда предусматривалось, что если бы — официальные переговоры проводились ранее, что не следует забывать — если бы эти переговоры не привели к разрешению проблемы, и впоследствии общая мобилизация началась в Польше и развертывание войск, и впоследствии произошли серьезные пограничные инциденты — я напомню вам кровавое воскресенье в Бромберге, более 70 000 немцев было изгнано, и немцев убивали — другими словами, атмосфера тогда была такой, что фюрер готов был принять военное решение. Затем это было отложено, именно потому, что еще была надежда на дипломатическое решение, и таким образом я был призван с целью интенсифицировать их неофициальным путем, для чего я прикладывал усилия ранее. Этим объясняются частые совещания Далеруса в Берлине, и частые переносы этих совещаний, и частые перелеты туда и обратно.
Когда последовала последняя попытка предложенная мной 3 сентября, ситуация была следующей, и она также не была достаточно правильно описана. Британское правительство сначала не направляло ультиматума после 1 сентября, но послало ноту с требованием отозвать…
Председательствующий: Может ли переводчик, сказать Трибуналу, о чем был последний вопрос заданный защитником? Вероятно, переводчик не знает. Знает ли стенографист, каким был последний вопрос? — я не вижу, что был дан ответ; относительно 26 августа.
(Переводчик повторяет вопрос)
Штамер: Да.
Председательствующий: Да вопрос был таким, и насколько я слышал, ответа не последовало.
Штамер: Господин Председательствующий, я не понимаю вас.
Председательствующий: Вопрос, который вы задали о том, что действия против Польши были запланированы на 26 августа, и подсудимый Геринг говорил существенное время, но не ответил на вопрос, насколько я слышал.
Геринг: Вопрос — ответ на этот вопрос, был о том, что действительно на 26 августа было сначала запланировано вторжение, поскольку он считал эту дату необходимой, в свете ситуации, которую я описал. Однако, получилось убедить его отложить дату, с целью провести дальнейшие переговоры.
Штамер: Чем можно объяснить, что предложение Гитлера провалилось?
Геринг: Какое предложение?
Штамер: Последнее предложение от 27 августа, которое Далерус доставил в Лондон.
Геринг: Предложение было, конечно, неофициальным и последовало за официальным предложением, которое было зачитано британскому послу в форме ноты; то есть британское правительство было проинформировано о требованиях Германии к Польше. Это предложение не было полностью понято, и тогда неофициально — де факто — его сделали известным не только британскому правительству, но также и, польскому послу, четко и ясно, неофициальным путем, который был описан Далерусом. Из этого ничего не вышло, потому что польское правительство не согласилось обсуждать это предложение. Первым являлось назначение уполномоченного по переговорам — мне кажется до 30 или 31; но, тем не менее, мы ждали уполномоченного. Намекая на то, что польский посол может являтся таким уполномоченным, обстоятельства позволяли, мы ожидали совещания с ним; когда же он заявил, что не уполномочен принимать эти условия, фюрер решил вторгнуться на следующий день. Эту телеграмму я послал британскому послу через Далеруса — телеграмму польского правительства своему послу, в которой оно запрещали ему, постскриптумом, проводить какие-либо переговоры относительно предложений, или принимать какие-либо условия, или делать заявления об этом предмете.
Я немедленно вручил Далерусу расшифрованную телеграмму, которую я получил из исследовательского отдела упоминавшегося позавчера, для того, чтобы он передал её Гендерсону, и сказал ему в дополнение, несмотря на сомнения, которые, я должен был сделать это, поскольку это являлось вопросом чрезвычайной важности, чтобы британское правительство поняло, непримиримость позиции поляков, и оказало влияние на них с целью проведения конференции. Я таким образом дал ключ, то есть, я показал, что мы взломали польский дипломатический код и Германия опирается на важную информацию. Это был исключительный шаг, который я могу оправдать моим абсолютным стремлением предотвратить конфликт в последний момент. Поэтому, я должен, зачитать отрывок из официального сообщения; он небольшой: «От польского правительства польскому послу Липскому[293] в Берлине» Я пропускаю первую часть и прочту только следующее:
«В качестве особо секретной инструкции посла, он в дополнение информируется, что он должен воздерживаться от проведения официальных переговоров при любых обстоятельствах. В случае поступления устных или письменных предложений от правительства Рейха, пожалуйста, заявите, что вы не уполномочены отвечать либо обсуждать их, и что вы вправе направить это сообщение правительству с целью получения дальнейших инструкций»
Из него ясно следует, что посол не был, как было сказано, уполномочен совершать какие-либо действия в этом направлении, и эта телеграмма, которую прочитал и фюрер, вероятно ясно показала ему бессмысленность поиска взаимопонимания с Польшей.
Штамер: Эти переговоры начались и проводились исходя из вашего честного намерения сохранить мир?
Геринг: Если кто-либо читал записи в их контексте, это следует из этого документа. Но я должен не только опираться на эту книгу, но и на то, что я сказал здесь под присягой. Моей твердой определенностью было мирным путем решить эту проблему. Я не хотел войны; и я делал все возможное, чтобы избежать её. Это не имело ничего общего с теми приготовлениями, которые я проводил, руководствуясь долгом высокопоставленного офицера.
Штамер: Поднимался вопрос об авиационной катастрофе, в которой мог погибнуть господин Далерус. Что насчет этого замечания?
Геринг: Свидетель Далерус сказал в итоге своих показаний, что он должен поправить себя, что он не получал такую абсурдную информацию от меня, но что это был вывод, исходя из вопроса с именем Риббентропа в другой связи. У меня была одна озабоченность на которую я указывал: Далерус в тогда вылетал на моем самолете в Лондон; напряжение в тот момент уже было острым, во всех странах была объявлена мобилизация и угроза войны. Официальное воздушное сообщение было прервано ранее. Так что было возможно, что при определенных обстоятельствах немецкий самолет, летящий в Лондон с курьером, мог попасть под огонь противоздушных батарей или подобного, и насколько я помню я хотел избежать этой опасности насколько возможно, позвонив голландским и английским чиновникам. По этой причине я сказал Далерусу, что я надеюсь, что он прибудет и вернется безопасно, потому что мог произойти любой инцидент.
Господин фон Риббентроп не знал ничего о том факте, что был послан Далерус. В ходе дела я ни разу не обсуждал его с господином Риббентропом. Таким образом, он не знал об этом перемещаясь между британским правительством и нами.
Штамер: 26 сентября 1939 вы присутствовали на совещании между Далерусом и Гитлером?
Геринг: Да.
Штамер: Что сказал Гитлер о Польше?
Геринг: Это верно, что он делал заявления, что сохранение Польши в том, виде в котором она существовала до начала войны, более не рассматривалось, но что, мы получим, старые немецкие провинции, которые были отобраны после 1918. Но даже тогда он отмечал, что Генерал-губернаторство[294] в Варшаве не интересовало его и очень отчетливо дал понять Далерусу, что вопрос будет решен Германией и Россией, и что, теперь не стоит вопрос соглашения с Англией, поскольку большая часть Польши оккупирована Россией. И эти соглашения не имеют отношения к Англии. Это были показательные заявления фюрера.
Штамер: У меня больше нет вопросов.
Джексон: Я обращаю ваше внимание, на ваши показания данные вчера и спрашиваю вас верны ли они.
«Я, думаю, являлся заместителем председателя» — это относительно совета обороны Рейха» — не помню точно — я услышал об этом здесь. Я могу поклясться, что никогда не принимал участие в совещаниях совета обороны Рейха»
Это верная расшифровка ваших показаний?
Геринг: Да, я сказал, что ни одного…
Джексон: Достаточно. Это все, что я хотел услышать.
Геринг: Да.
Джексон: Я прошу обратить внимание на документ номер 3575-ПС (номер экземпляра США-781), который является стенограммой совета обороны Рейха 18 ноября 1938, под вашим председательством.
Я обращаю ваше внимание на заявление что «совещание состояло только из 3-часовой речи фельдмаршала. Дискуссия не проводилась»
Это верно?
(Документ 3575-ПС передается подсудимому)
Геринг: Я впервые это читаю, я впервые вижу этот документ.
Джексон: Вы не знали, когда давали вчера показания, что у нас есть этот документ, не так ли? Просто ответьте на этот вопрос?
Геринг: Я ранее не видел этот документ. Я впервые его вижу. Здесь сказано: «Запись заседания совета обороны Рейха от 18 ноября 1938»
Совет обороны Рейха, как описано здесь, состоял из нескольких человек. Однако здесь присутствовали, все министры и государственные секретари, также главнокомандующие армией и флотом, начальники генеральных штабов, трех родов войск, рейхсляйтер Борман от заместителя фюрера, генерал Далюге[295], группенфюрер СС Гейдрих, рейхсарбайтфюрер, уполномоченный по ценам, председатель ведомства по рабочей силе, и остальные.
Когда я давал свои показания, я думал только об совете обороны Рейха как таковом. Здесь же идет речь об совете обороны Рейха, как части крупного собрания. Вместе с тем, я не думал об этом; это касается, его вне рамок совета обороны Рейха, как собрание, гораздо большее по размаху, чем было предусмотрено советом обороны Рейха.
Джексон: Я обращаю ваше внимание на тот факт, что: «Фельдмаршал заявил, что задача совета обороны Рейха координировать все силы нации, для ускорения строительства немецкого вооружения»
Вы нашли это?
Геринг: Теперь да.
Джексон: Второй параграф?
Геринг: Да.
Джексон: Ниже II, «Физическая задача: достижение роста уровня вооружений с текущего индекса 100 до 300»
Геринг: Да.
Зимерс [296]: Я не совсем понимаю причину по которой периодически получается так, что защита не получает документы, которые обсуждаются судом и которые предоставляются суду. Документ, который сейчас обсуждается, не известен нам, по крайней мере, мне.
В ходе последних нескольких дней я замечал, что несколько документов были внезапно предоставлены обвинением без какой-либо попытки сообщить нам об их существовании.
Джексон: Это совершенно верно, и я думаю каждый адвокат знает, что один из важнейших вопросов в данном деле достоверность, и что если при проведении перекрестного допроса, каждый документ на который мы будем ссылаться в ходе перекрестного допроса предоставляется заранее, после того как мы заслушаем их показания, приведет к возможности уничтожения эффективного перекрестного допроса.
Теперь, конечно он не знает; и у нас есть опыт представления документа за документом их вниманию, всегда встречается некое объяснение, аккуратно обставленное и зачитанное из их записей. Ни у одних подсудимых не было лучшей возможности подготовиться к делу, чем у этих, и я отмечаю, что перекрестный допрос нельзя разрушать требованием предварительного предоставления документов.
Председательствующий: Вы желаете высказаться?
Зимерс: Да. Я должен отметить две вещи. Первое, я полностью согласен, если господин судья Джексон хочет использовать элемент неожиданности. Я был бы благодарен, если бы защите также было разрешено использовать элемент неожиданности. Мы уже говорили ранее, что мы должны показывать каждый документ, который мы хотим представить не позднее, чем за неделю, так что обвинение имеет возможность неделями формировать свое мнение о них.
Во-вторых, если элемент неожиданности был использован, я уверен, что, по крайней мере, мы, как защита, не должны будем сталкиваться с такой неожиданностью в тот момент, когда документ предоставляется суду и свидетелю. В настоящий момент у меня нет ни сегодняшних документов, ни документов предыдущих дней.