Председательствующий: Доктор Штамер, то, о чём вы говорите совершенно неточно. Правила относительно перекрестного допроса не такие же, как правила основного допроса, и то, что происходит в настоящий момент это то, что проводится перекрестный допрос подсудимого Геринга на его добросовестность. Он сказал, что ничего не знал о предмете, и теперь в отношении него проводят перекрестный допрос, чтобы подтвердить лжет ли он, когда говорит это.
Штамер: Господин Председательствующий, по моему мнению процедура должна предусматривать личный вызов свидетеля. Фактом, остается то, что по нашему убеждению, обращение к письменным показаниям менее ценно, чем возможность лично взять показания у свидетеля, что предоставит защите возможность привести доказательства.
Председательствующий: Доктор Штамер, как я уже вам указывал, вы ошибочно думаете, что правила перекрестного допроса такие же, как и правила основного. Свидетель в настоящий момент проходит перекрестный допрос на свою добросовестность; то есть, для того, чтобы подтвердить говорит ли он правду лил нет.
Относительно вызова свидетеля — я думаю его имя Грош — вы можете ходатайствовать о его вызове, если захотите. Это совершенно другой вопрос.
Штамер: Да. Я совершенно понял, господин Председательствующий; но я бы хотел иметь возможность вызвать людей, которые упоминались в этих письменных показаниях, если я сочту это необходимым.
Председательствующий: Что же, вы можете ходатайствовать об этом.
Максвелл-Файф: (Обращаясь к свидетелю) Вы понимаете, что я предполагаю, что данный вопрос был, не только известен ОКВ, не только известен Гестапо и Крипо, но также был известен, вашему начальнику операций, генералу Фёрстеру, который сказал генералу Грошу о том, что он проинформировал фельдмаршала Мильха. Я предполагаю, что это совершенно невозможно и ложно, чтобы вы не знали об этом.
Геринг: Я сначала бы хотел осветить другой вопрос. Немецкий перевод относительно следующего возражения доктора Штамера, был таким:
Максвелл-Файф: Трибунал не будет обсуждать с вами правовые возражения.
Председательствующий: Пожалуйста, ответьте на вопрос поставленный вам? Вам уже говорилось, что вы должны отвечать на вопросы прямо и затем можете делать короткие пояснения.
Максвелл-Файф: Вы все еще говорите, в свете данных доказательств, в свете этих заявлений офицеров вашего министерства, что вы ничего об этом не знали?
Геринг: Именно эти заявления подтверждают это, и я сделаю небольшое пояснение. Вы установили дату. Вы сказали это было 27-го. Но в данном заявлении Гроша дата отсутствует. Там сказано: «Несколькими днями позже побега — я не могу вспомнить точную дату — полковник Вальде сообщил мне».
Во-вторых здесь сказано, что генерал Фёрстер, который не являлся начальником моего оперативного управления, но начальником иного управления министерства, упоминал данный вопрос при беседе с фельдмаршалом Мильхом, не указывая дату. Генерал-фельдмаршал Мильх находился здесь в качестве свидетеля, к сожалению, его ни разу не спросили о том, передавал ли он мне этот доклад, и когда, и напрямую ли мне.
Максвелл-Файф: О да, генерал-фельдмаршал Мильх занимает туже самую позицию, что и вы о том, что он ничего не знал об этом о том, что Фёрстер никогда не говорил ему об этом. Его спрашивал мой друг господин Робертс[354]: «Говорил ли вам об этом генерал Фёрстер?»
Я предполагаю, что и вы и фельдмаршал Мильх говорите, что ничего не знаете об этом, когда вы это делали, и сбрасываете ответственность со своих плеч на младших офицеров. Я предполагаю, что вы понимаете это.
Геринг: Нет, я не хочу перекладывать ответственность на плечи подчиненных, и хочу прояснить — что для меня важна такая вещь — что фельдмаршал Мильх не говорил о том, что докладывал данный вопрос мне. И во-вторых, что дата, когда Фёрстер говорил Мильху об этом не установлена. Возможно, что в тот день, когда это имело место, начальник генерального штаба Люфтваффе уже мог сообщить мне об этом. Важный фактор — и я на этом настаиваю — что я не присутствовал, когда фюрер отдавал приказ. Когда я услышал об этом, я категорически возразил против этого. Но тогда, когда я услышал об этом, было уже поздно. О том, что нескольких расстреляли позднее, тогда ещё было неизвестно, как и о точном времени событий. Большинство из них уже были расстреляны.
В-третьих, те кто сбежал, и были захвачены в окрестностях лагеря нашей охраной были возвращены в лагерь и не передавались. Те заключенные, которые были захвачены полицией и Grossfahndung, и вернулся в лагерь до того, как фюрер отдал приказ, также не были расстреляны.
Максвелл-Файф: Вы знаете, что согласно Вилену, который собирается дать показания, отбор офицеров для расстрела — список офицеров подлежавших расстрелу — в которых эти офицеры рассматривались как неудобные элементы — заговорщики и руководители побега — список был подготовлен руководством лагеря по запросу управления 5, то есть управления Крипо РСХА. Имена были отобраны комендантом или одним из этих офицеров. В дальнейшем, расстрел офицеров упоминался согласно приказу управления 5 РСХА и соответствующими инструкциями направленными государственной полиции.
Вы говорили Трибуналу, что вы не знали о том, что ваши офицеры отбирали людей для расстрела на основании того, что они являлись зачинщиками и руководителями? Разве в других странах, попытка к побегу, не является долгом офицера, не так ли, если он является военнопленным? Это не так?
Геринг: Это верно, и я отмечал это. По вашему первому вопросу, я бы хотел, чтобы в протокол занесли очень отчетливо, что мы имеем дело с высказываниями человека, который будет допрошен как свидетель. Поскольку его спрашивали о списке, и он видел список, его высказывание нелогично. Не было никакого отбора перед расстрелом. Те, кто были схвачены полицией были расстреляны, все без исключения, и те кто не вернулся в лагерь. Офицеры не отбирались для расстрела как неблагонадежные элементы, но те кто вернулся в лагерь не были расстреляны. Те, кто был схвачен полицией за пределами лагеря был расстрелян по приказу фюрера без исключения. Следовательно, высказывание совершенно нелогичное, и несоответствующее фактам.
Мне ничего не известно о списке, про который меня спрашивали, я и не изъявлял желания о таком списке. Я лично часто указывал фюреру, на то, что долг офицеров побег, и что, вернувшись после войны, их наградят за такие попытки, насколько я помню это должно было повториться три раза, согласно английским правилам.
Максвелл-Файф: Вы помните, что правительство Германии послало официальную ноту по данному вопросу, заявив, что они были убиты при сопротивлении аресту при побеге? Вы помните?
Геринг: Я слышал, что в первый раз была нота, с целью того, чтобы на нее был дан ответ. Я не принимал участия в составлении ноты. Я знал о ее содержании, только из ответа, то есть, когда на нее дали ответ.
Максвелл-Файф: Я не указываю в данный момент на то, что каждый теперь знает, что нота являлась полной ложью. Я указываю на серьезность вопроса. Вам известно, что генерал Вестхоф сказал в своем заявлении: «Затем, когда мы прочитали ноту к Англии в газетах, мы были ошеломлены, и яростно трясли головой». Согласно господину Вилену, который будет здесь, это было обычным делом, чтобы генерал Нёбе из Крипо, до самой ночи, не ложился спать, но проводил ночь в своем кабинете. Вы не согласны с тем, свидетель, что это был серьезный и сложный вопрос? Все офицеры, занимавшиеся им считали его серьезным и сложным, не так ли?
Геринг: Не только эти офицеры считали данный вопрос серьезным и сложным, но и лично я рассматривал данный инцидент наиболее серьезным инцидентом за всю войну и выражался однозначно и четко на этот счет, позднее, когда я узнал о содержании ноты, я узнал, что нота не соответствовала действительности. Я выразил свое негодование, и более того попросил своего генерал-квартирмейстера направить в ОКВ письмо в отношении лагерей для военнопленных, потому что, в таких условиях мы не желали иметь с этим дело.
Максвелл-Файф: И согласно вашим показаниям по основному допросу, вы обратились к Гиммлеру, спросив его, отдавал ли он приказ, и тогда вы сказали,
«Я сказал ему, какое возбуждение будет в результате в моем ведомстве, потому что мы не можем принять такие меры; и если он получил такие приказы, он мог бы проинформировать меня, до того как исполнил их, чтобы у меня была возможность их предотвратить, если возможно» — и затем вам сказали, — «Фюрер подтвердил тот факт, что он отдал приказ и объяснил мне почему»
Вы, по вашему мнению, согласно свидетельствам, уже не имели достаточного влияния в Германии, чтобы остановить Гиммлера от принятия таких приказов — прошу прощения — исполнения таких приказов.
Геринг: Вы придаете моему заявлению совершенно неправильный смысл. Я просто сказал Гиммлеру о том, что его долгом было позвонить мне по телефону, перед тем как исполнять приказ для того, чтобы дать мне возможность, даже в тот период уменьшившегося влияния, заставить фюрера отказаться от исполнения данного распоряжения. Я не могу сказать, что я был бы успешен в этом, но это конечно вопрос, что я как начальник Люфтваффе, должен был четко сказать Гиммлеру о том, что его долгом было позвонить сначала мне, потому что я более всего занимался данным вопросом. Я очень четко говорил фюреру о том, что я чувствовал, и я понял из его ответов, что даже если бы мне было известно заранее, я не смог бы предотвратить данное распоряжение, и не следует забывать, что речь шла о двух разных способах поведения. Приказ не отдавался Люфтваффе о том, чтобы эти люди были расстреляны подчиненными Люфтваффе, но не полицией. Если бы фюрер сказал мне: «Я поддерживаю данное распоряжение, который я отдал полиции», я не смог бы вмешаться в вопрос исполнения приказа фюрера полицией. Только если бы данное распоряжение исполнялся моими людьми, мне вероятно бы удалось, обойти его, и я хочу это особо подчеркнуть.
Максвелл-Файф: Что же, может это был ваш взгляд о том, что вы не можете найти понимания с фюрером; но я предполагаю, что когда все эти офицеры знали об этом, вы знали об этом, и что вы не предотвратили расстрел этих людей, но стали соучастником подлых убийств.
Председательствующий: Сэр Дэвид, вы завершили с этим?
Максвелл-Файф: Да.
Председательствующий: Вы представили доказательства из этих двух документов?
Максвелл-Файф: Я представляю их. Я представлял их свидетелю. Д-731 будет Великобритания-278, и Д-730 будет Великобритания-279.
Председательствующий: И вы вероятно не обращались ко второму абзацу в 731?
Максвелл-Файф: Да.
Председательствующий: В нем именно показано, что в ранние часы 25 марта вопрос был доложен адъютанту рейхсмаршала — второй абзац начинается со слова «побег».
Максвелл-Файф: Да.
«О побеге субботним утром от 30 до 40 заключенных, точное число будет установлено при построении, сообщено в инспекцию по телефону из лагеря Саган рано утром 25 марта, и было передано через неё высшим властям, которые информируются о случаях массовых побегов. Это были: 1) адъютант рейхсмаршала 2)ОКВ, для управляющих военнопленными 3) генеральный инспектор по делам военнопленных; и 4) директор операций, министерства авиации».
Я крайне обязан. Вы должны помнить, что свидетель не признал вчерашним вечером того, что новости о побеге были направлены его адъютанту.
Председательствующий: Да.
Максвелл-Файф: Я вам очень благодарен.
Геринг: Каждый раз сообщение о побеге доставлялось относительно быстро. Я хочу привести свой взгляд на заявление, сделанное ранее — это касается утверждений, сделанных вами — но я все еще утверждаю, что я не слышал об этом до того, как это случилось
Максвелл-Файф: Я уже задал свои вопросы об инциденте. Я перехожу к другому вопросу. Я хочу задать вам два или три вопроса о показаниях, которые вы давали 2 дня назад, относительно показаний вашего свидетеля, господина Далеруса, который совершил свой первый визит в Лондон 25 августа 1939, после разговора и телефонных переговоров с вами 24-го. Я просто хочу уточнить дату, потому что иногда сложно вспомнить, когда это было. Тогда, вы были настроены так, что он должен был убедить британское правительство представить уполномоченных для обсуждения вопросов Данцига и коридора. Правильно?
Геринг: Верно.
Максвелл-Файф: Вы прекрасно знали, не так ли, что касается фюрера, Данциг и коридор не являлись настоящим предметом, которым был занят его ум. Позвольте напомнить вам, что он сказал 23 мая:
«Данциг вообще не является предметом обсуждений; это вопрос расширения нашего жизненного пространства на Востоке, или обеспечения безопасности наших продовольственных поставок, и урегулирования балтийской проблемы».
Вы знали об этом?
Геринг: Я знал о том, что он говорил такое тогда, но я уже неоднократно отмечал, что такие дискуссии следует рассматривать, в совокупности со всей политической ситуацией. В тот момент тех переговоров с Англией, мы лишь рассматривали Данциг и коридор.
Максвелл-Файф: Что же, вы сказали о том, что, несмотря на то, что Гитлер говорил 23 мая, в тот момент Гитлер был озабочен только Данцигом и коридором? Вы это серьезно заявляете?
Геринг: Я утверждаю со всей серьезностью, что в той ситуации, это было реальным. В противном случае было бы невозможно понять причины поступков Гитлера. Вы можете просто посмотреть на его книгу «Mein Kampf» в качестве основы для объяснения его поступков.
Максвелл-Файф: Меня сейчас интересует последняя неделя августа. Я хочу, чтобы вы вспомнили, два положения, о которых вы говорили, касаясь Далеруса, утром 25-го. Вы помните, что у вас состоялся телефонный разговор с ним в 11:30 24-го? А 25-го, вы являлись достаточно доверенным лицом Гитлера, чтобы знать об устной ноте сэру Невилу Гендерсону, британскому послу, 25-го? Вы знали об этом?
Геринг: Да, конечно.
Максвелл-Файф: Тогда, когда вы посылали Далеруса, и вербальная нота была передана британскому послу, подготовка и приказ о нападении на Польшу была намечена на 26-ое, не так ли?
Геринг: Проблемы связи.
Председательствующий: Технические неполадки. Вероятно, нам следует прерваться на несколько минут.
(Объявлен перерыв)
Максвелл-Файф: Свидетель, вы сказали мне, что подготовка нападения на Польшу 26-го, была изменена вечером 25-го. Прежде чем я дойду до этого, я задам один или два вопроса об этом.
Геринг: Я не говорил этого.
Максвелл-Файф: Секундочку. Прошу прощения, но это то, что я понял из сказанного вами.
Геринг: Нет. Я четко сказал, что уже 25-го, атака на утро 26-го была отменена. Технически и с военной точки, невозможно было отменить крупномасштабную атаку целой армии вечером перед атакой. Кратчайшее время, которое требовалось для этого от 24 до 48 часов.
Я четко отметил, что 25-го ситуация была ясной.
Максвелл-Файф: И тогда, вы попросили Далеруса отправиться в Англию 24-го. Тогда как план предусматривал 26-ое. Не являлось ли вашей целью отправляя Далеруса для переговоров с британским правительством в то же время начать атаку, с целью затруднить обстановку для британского правительства?
Геринг: Нет, и я хочу это отметить — и вероятно я должен иметь документы о дате — что когда я посылал Далеруса, в то же время была вручена нота сэру Невиллу по поручению фюрера, и нападение 26-го было отменено и отложено.
Максвелл-Файф: Позвольте мне напомнить то, что вы говорили 29 августа:
«В тот день, когда Англия дала официальную гарантию Польше это было 5:30 25 августа, фюрер вызвал меня по телефону и сказал мне о том, что он остановил планируемую атаку на Польшу. Я спросил его о том временно или навсегда. Он сказал: «Нет, я хочу посмотреть сможем ли мы устранить вмешательство Англии. Я спросил его: «Вы думаете, это определится за 4 или 5 дней?»
Верно ли это?
Геринг: Так я говорил, но я не говорил о том, что это случилось 25-го, но когда фюреру стало ясно, что гарантия будет дана. Я отмечаю еще раз…
Максвелл-Файф: Это было, так как я вас процитировал. Когда была дана официальная гарантия, договор был подписан в 5:30 вечера 25-го августа. Я представил вам ваши слова. После этого, фюрер позвонил вам и сказал, что вторжение отменяется. Вы хотите отозвать заявление, что это было после официальной гарантии данной Польше?
Геринг: Я отмечаю еще раз — после того как мы узнали, что гарантия будет дана. Вам может быть понятно, что если они подписали его в 5:30 вечера 25-го, фюрер мог узнать об этом немного позднее. Но до этого Фюрер созвал совещание, и в таком случае атака 26-го могла быть отменена в ночь с 25-го на 26-е. Каждый военный эксперт должен знать, что это абсолютно невозможно. Я подразумевал в своем заявлении «когда для Фюрера было четко ясно, что гарантия будет дана».
Я отмечаю еще раз, что я не видел данного протокола и не клялся.
Максвелл-Файф: Я признаю, что об этом мне ничего не известно. Я не знаю, находились ли вы в доверии у Гитлера в то время. Но не являлось ли фактом, то, что господин Аттолико[355] прибыл 25-го и сказал Гитлеру о том, что итальянские армия и воздушные силы не готовы к кампании? Вы так говорили?
Геринг: Да конечно, я говорил это.
Максвелл-Файф: Именно поэтому приказы на нападение 26-го были отменены, не так ли?
Геринг: Нет совершенно неверно, потому что когда был поднят вопрос итальянского содействия, факт того, что оно будет ценным, подвергался сомнению во многих ведомствах. В ходе напряжения предшествующих дней требования, выдвигаемые итальянцами которые не могли быть удовлетворены, убедили нас, что лучше не втягивать Италию в войну. Фюрер был убежден, что Англия дала такую четкую гарантию Польше, потому что британское правительство было убеждено, что у Италии не было намерения вступать в войну, как партнер Оси.
Максвелл-Файф: Я отношу на ваш счет, то, что фюрер сказал: «Я буду стремиться устранить британскую интервенцию». Верно ли то, что вы с помощью господина Далеруса, любым путем, пытались устранить британскую интервенцию?
Геринг: Я никогда не отрицал этого. Моим абсолютным стремлением было избежать войны с Англией. Если бы было возможно избежать этой войны придя к соглашению с Польшей, это бы произошло само собой. Если бы война с Польшей все же началась, то войны с Англией тоже следовало избегать. Это следует из того факта, что даже после начала польской кампании 1 сентября 1939 я все еще предпринимал попытки договорится с Англией и не допустить распространения войны.
Максвелл-Файф: Другими словами то, что вы пытались сделать до с 25-го являлось попытками убедить Англию согласиться и помочь Рейху вернуть Данциг и польский коридор, не так ли?
Геринг: Это вполне четко выражалось.
Максвелл-Файф: Теперь, вспомним беседу с господином Далерусом. В ходе этой беседы вы разрисовали карту. Я только хочу, чтобы вы об этом подумали. Если я скажу, что в 11:30 29 августа это для вас ничего не значило. Я хочу, чтобы вы поняли то, что я хочу задать вам один или два вопроса об этом.
Вы помните, что тогда, когда вы расстроенный беседовали с господином Далерусом, Гитлер вручил Гендерсону немецкий ответ, и было замечание об ультиматуме. Вы помните это?
Геринг: Да, конечно я был расстроен, поскольку это совершенно внезапно нарушило мои планы.
Максвелл-Файф: И это верно? Господин Далерус на странице 72 своей книги говорит о том, что вы разразились тирадой, грубыми словами в отношении поляков. Вы помните, как он цитировал ваши слова: «Wir kennen die Polen[356]«? Вы помните это?
Геринг: Да, конечно. Вы должны учитывать ситуацию в то время. Я слышал об эксцессах и не говорил о них Далерусу, нейтральному человеку, что я рассматриваю только Германию полностью виновной и поляков полностью невинными. Верно то, что сказанное мной вытекало из ситуации.
Максвелл-Файф: И вы все еще восхищаетесь Бисмарком[357]?
Геринг: Я совершенно восхищен Бисмарком, но я никогда не говорил, что я Бисмарк.
Максвелл-Файф: Нет, я не предлагаю этого. Я думаю, вы могли запомнить его замечание о поляках. Вы помните «Haut doch die Polen, dass sie am Leben verzagen[358]«?. Вы думали тогда об этом?
Геринг: Нет, у меня не было таких мыслей, потому что годами я имел прекрасные дружеские отношения с Польшей.
Максвелл-Файф: Вы были вполне честны в своём общем стремлении, и я, чтобы не тратить время, хочу выяснить один или два дополнительных положения.
Вы помните отрывок, который я читал из книги господина Далеруса о самолете и теракте, что он говорил о том, что вы сказали ему, упоминая подсудимого Риббентропа — вы помните этот отрывок? Вы уже давали объяснения и я просто хочу…
Геринг: Да, да, я давал вполне четкие пояснения.
Максвелл-Файф: Итак, ваши объяснения сводились к тому, что господин Далерус был озабочен тем, что его самолет в полете может быть сбит. Так выглядели ваши пояснения, не так ли? Вы сказали, что господин Далерус был потрясен. И вы пояснили ему, что его самолет не собьют. Не так ли? Я так это понял.
Геринг: Нет, я думаю, заявил это очень четко. Можно мне снова повторить его? Я повторю.
Далерус, который давал здесь показания, использовал слова «я должен поправить себя» когда он говорил про Риббентропа. Я цитирую Далеруса. Он сказал: «Я связывал это с Риббентропом, поскольку его имя упоминалось в связи с иными событиями».
Впоследствии я объяснял, что переживал, что может случиться, что-нибудь. Я объяснял это очень четко и мне не нужно повторять это.
Максвелл-Файф: Свидетель, вопрос, который я ставлю перед вами, — я думаю, мы согласимся в этом — ваши переживания были о самолете, и я хочу прояснить сейчас, что инцидент не произошел в тот день, когда Далерус готовился к своему третьему визиту, но случился, когда он был в Англии и звонил вам в ходе второго визита. Он позвонил вам вечером 27 августа, и на странице 59 своей книги он пишет:
«Перед тем, как покинуть министерство иностранных дел, я позвонил Герингу, чтобы подтвердить, что я отбываю в Берлин на самолете в 7:00 вечера. Он думал, что это произойдет позднее. Будет темно и он волновался о том, что мой самолет может быть сбит британцами или над немецкой территорией. Он попросил меня находится на связи, и минуту спустя вернулся и дал мне четкое описание маршрута над Германией, чтобы избежать огня. Он также заверил меня, что противовоздушные станции по пути нашего маршрута проинформированы о нашем полете».
То, что я предполагаю, это то, что ваше объяснение ошибочно, что вы были расстроены ранее инцидентом с господином Далерусом, и что господин Далерус совершенно точен, когда он говорит, что второй инцидент, произошел 2 дня позже.
Геринг: Это непротиворечиво. Относительно первого полета было темнее, что значило большую опасность; и я снова указываю на то, что в связи со вторым путешествием, готовность к войне во всех странах достигла такого градуса, что полет являлся опасным.
Я отмечаю, еще раз, что я поправил Далеруса, когда он допрашивался моим защитником в том, что я не говорил ему о том, что Риббентроп планировал устранить его. Я подчёркиваю так как, в последнее время фон Риббентропу ничего не известно о моих переговорах с Далерусом.
Максвелл-Файф: Вы реально так говорили? Вы помните, что 29 августа — прежде всего 28 августа в 10:30 вечера, когда беседовали Гендерсон и Гитлер. Это было до того, как возникли сложности. Это была беседа, когда он рассматривал прямые переговоры с поляками. Он сказал: «Мы должны вызвать фельдмаршала Герин г а и обсудить это с ним». Это в нашей «Синей книге[359]«, и насколько я знаю это никогда не отвергалось. Вас вызвали на беседу. Вы были вызваны на переговоры Гитлера и Риббентропа с сэром Невилом Гендерсоном.
Геринг: Нет, я прерву вас. Фюрер сказал: «Мы пошлем за ним», но я не был приглашен и об этом также не говорится в «Синей книге».
Максвелл-Файф: Но согласно господину Далерусу, он сказал:
«В ходе нашего разговора с Герингом описано, как он был внезапно вызван к Гитлеру после отправления Гендерсона, как Гитлер, Геринг и Риббентроп обсуждали совещание с Гендерсоном, и как все трое были удовлетворены результатом. В связи с этим Гитлер обратился Риббентропу и сказал ему насмешливо: «Вы все еще думаете, что Далерус английский агент»? Нечто едкое Риббентроп ответил на это»
Вы говорите, что это неправда?
Геринг: Господин Далерус описал события, на которых не присутствовал. Из этого описания, также, становится ясно, что я прибыл после того, как Гендерсон уже ушел. Описание слишком красочное. Риббентроп не знал о том, что я веду переговоры через Далеруса, и фюрер не говорил ему об этом. Он просто знал, что я использую Далеруса как переговорщика, и он бы конечно, противостоял ему, потому что он, как министр иностранных дел, был против использования иных каналов.
Максвелл-Файф: Это была именно та мыслы, вы знаете, которую я представил 7 минут назад о том, что Риббентроп знал о том, что вы используете Далеруса, с которым вы были несогласны. Вы теперь согласны с тем, что он знал о том, что вы использовали Далеруса, и пройдем это.
Геринг: Нет, я прошу прощения. Я также скажу — пожалуйста, не передергивайте мои слова — о том, что Риббентроп не знал о том, что я веду переговоры с Далерусом, и что он даже не слышал об этом от фюрера.
Максвелл-Файф: Вы сказали «передергиваете мои слова». Я специально не говорил вам, о том, что он знал о переговорах. Я сказал, что он знал, что вы используете Далеруса, и что вы согласны с этим. Я ограничился этим, не так ли? И это верно?
Геринг: Он даже не знал о том, что тогда я вёл переговоры с Англией через Далеруса. Он не знал ничего о полетах.
Максвелл-Файф: Что же, теперь я хочу, чтобы вы помогли мне в одном или двух вопросах.
Вы помните, что в январе 1937, и в октябре 1937, германское правительство дало строжайшие гарантии о неприкосновенности нейтралитета Бельгии и Голландии. Вы помните это?
Геринг: Я не помню этого в подробностях, но об этом упоминалось в суде.
Максвелл-Файф: И вы помните, что 25 августа 1938 воздушный штаб принял меморандум с предположением о том, что Франция и Великобритания — о нет о том, что Франция объявит войну в ходе плана «Зелёный», и что Великобритания поддержит её? Вы помните его? Это документ номер 375-ПС, экземпляр номер США-84. Я хочу, чтобы вы запомнили его, я покажу вам отрывок.
Геринг: Могу ли я спросить здесь подпись Вольтер? В — о — л — ь — т — е — р?
Максвелл-Файф: Можете в этом убедиться. Да, это так.