Зейсс-Инкварт: 13-го ночью, я доложил закон об аншлюсе фюреру; и пользуясь возможностью непосредственно обсудил с ним три вопроса. Однако, это было непросто, так как фюрер был сильно взволнован и напряжён.
Первое, я попросил, чтобы австрийская партия могла сохранить относительную независимость и возглавлялась австрийцем в качестве провинциального руководителя; второе, чтобы Австрия как государство могла также пользоваться некоторой степенью независимости. На первую просьбу фюрер сказал: «Возможно»; на вторую, он сказал: «Да»; Австрия получит своего губернатора, рейхсштатгальтера[2779]. Затем я встал и попросил фюрера, чтобы мне позволили вернуть мне мою частную практику как адвоката. В качестве третьей просьбы, я попросил, чтобы несправедливый обменный курс 2 шиллингов к 1 марке был изменен на 1, 50. Фюрер также на это согласился.
К 15 марта по поводу празднования, которое здесь уже упоминалось, фюрер сказал радиоведущему: «Объявите, что теперь говорит рейхсштатгальтер Зейсс-Инкварт». Это являлось действительно первой новостью о моём назначении рейхсштатгальтером. Я занимал этот пост до конца апреля 1939.
Штейнбауэр: Кто в действительности руководил политикой в Австрии после аншлюса?
Зейсс-Инкварт: Бюркель[2780] был направлен в Австрию, непосредственно с задачей реорганизации партии и подготовки плебисцита. Вмешательство Бюркеля и его сотрудников и различные планы чего-то странного и противоречащего австрийским концепциям, заставили меня, 8 апреля, в присутствии Бюркеля, обратить внимание фюрера на такого рода взаимодействие и выслушав меня фюрер сказал Бюркелю: «Бюркель, вы не должны этого делать, иначе энтузиазм австрийцев об аншлюсе сменится на неудовлетворение Рейхом».
|
|
Вместе с тем, несколькими неделями спустя, он сделал Бюркеля рейхскомиссаром по воссоединению. Он контролировал партию и политику и пропаганду, включая церковную политику, и он имел право принимать инструкции для меня по государственным делам.
Штейнбауэр: Вам известно, что обвинение выдвинуло против вас обвинения в связи с политикой в Австрии вскоре после аншлюса. Первое обвинение в данном отношении по еврейскому вопросу, а именно, что вы участвовали в этом отвратительном обращении с еврейским населением или за то, что вы являлись ответственным.
Что вы об этом скажете?
Зейсс-Инкварт: Я вообще не могу отрицать этого; разумеется, в качестве начальника гражданской администрации, я отдавал приказы в таких линиях сферы своей власти, хотя Бюркель просил, чтобы еврейский вопрос как таковой являлся частью его сферы; и в документе, который представлялся здесь, он называл еврейский вопрос вопросом вытекающим впоследствии аншлюса.
Штейнбауэр: Могу я, в связи с этим, сослаться на два документа. Один из документов номер Зейсс-Инкварт-64, распоряжение на странице 154. Это распоряжение фюрера о назначении Бюркеля в качестве рейхскомиссара по воссоединению Австрии с Рейхом. Я подчеркиваю тут особо статью 4, которая давала Бюркелю подробную власть отдавать приказы свидетелю. Второй документ это экземпляр номер Зейсс-Инкварт-67, страница 163; у суда уже он есть; это документ номер 2237-ПС. Этим долгим документом, я хочу продемонстрировать, что всё решение еврейской проблемы, в частности в ноябре 1938[2781], являлось вопросом, к которому подсудимый не имел никакого отношения.
|
|
Отношение самого подсудимого я хочу показать, приобщив письменные показания, которые поступили ко мне незаверенными из Австралии. Это документ номер Зейсс-Инкварт-70, страница 175. Я полностью осведомлен о взгляде Трибунала на то, что у него не самые весомые доказательства, в том, что некоторые подсудимые представляют письма им от евреев; «Одна ласточка весны не сделает», как гласит пословица. Причина для приобщения мной документа это параграф 12 на странице 4, в котором свидетель, доктор Вальтер Штрикер[2782], который происходит из высокоуважаемой еврейской семьи Линца, говорит следующее:
«После моего отъезда из Австрии, я услышал о других случаях, в которых доктор Зейсс оказывал похожую помощь евреям и что в мае 1938, когда преследование евреев стало в особенности жестоким, он протестовал гауляйтеру Бюркелю».
Следовательно, совершенно чётко, что подсудимый не участвовал в преследовании, но отвергал такую радикальную политику.
Свидетель, вам известно из судебного обзора, что вам вменяют двойную игру. Каким было отношение партии к вам после аншлюса?
Зейсс-Инкварт: Я знаю, что данное обвинение выдвинуто против меня и выдвигалось против меня раньше. Радикальные круги партии предъявляли мне такое же обвинение, и я открыто признаю, что я могу понять, почему это делалось. Я пытался объединить две группы, которые, как показала история, просто не могут быть вместе; и поскольку этого тогда нельзя было достичь, радикальные элементы в обеих группах должны были придти в выводу, что человек, который пытается сделать это нечестен в своих усилиях. Но более важно другое. Окончательное решение австрийского вопроса вообще не являлось моим решением, но решением радикальных элементов в партии. Однако, я сам, с 8 часов вечера 11 марта, участвовал в этом решении. Как результат, людям проще говорить, что я участвовал в нём заранее и готовился к этому; но это неправда. Только к 8 часам вечера, после отставки Шушнига и Отечественного фронта, я также занял такую точку зрения, потому что в данных политических условиях не было другой возможности. Так как в Австрии не было политической силы иной, чем национал-социалисты; альтернативой была гражданская война.
|
|
Я сам приветствовал закон об аншлюсе, и моё решение также определялось моими коллегами. 13 марта, конечно, я приветствовал подходящий момент. В большинстве, там могло быть некого рода задержка о том, как действительно следует проводить аншлюс. Я учитывал это, но как я это видел, там не было необходимости в сомнениях с внешнеполитической точки зрения, потому что согласно, всем докладам, всё прошло спокойно. Внутренне, никогда в Австрии не было такого энтузиазма. Я чувствовал, что ни один австрийский государственный деятель, ни один человек на ответственном посту, никогда не имел за собой всего населения как я. Но закон об аншлюсе был ценным и полезным, поскольку постольку в любом случае Рейх в реальности имел власть и таким образом было бы точно лучше иметь за него полную ответственность также для мира.
Штейнбауэр: Подсудимый Кальтенбруннер рассказал мне, что он и вы тогда очень плотно были окружены Гейдрихом[2783]. Это верно?
Зейсс-Инкварт: Гейдрих в частности был среди тех, кто не доверял нам, и «нам» включало Кальтенбруннера. В конце 1937 Гейдрих написал секретный доклад, который я получил позднее. В этом докладе он говорил, что решение австрийского вопроса в пользу партии был неминуемым, что однако государственный советник Зейсс-Инкварт, подтверждался лишь как препятствие, так как он был бы в состоянии создать нечто типа австрийского национал-социализма. После аншлюса так называемое подразделение «эскорта» была прикреплено ко мне с единственной задачей направлять Гейдриху постоянные доклады о том, что я делал. Как небольшое возражение данному факту было, то, что меня австрийского министра безопасности, прослушивали.
Штейнбауэр: После того как вы предположительно играли основную роль в данном деле, какую награду вы получили за свою деятельность? Вам дали поместье или даровали несколько сотен тысяч марок? Вы когда-либо получали, что-либо такое?
Зейсс-Инкварт: Нет, и не было вопроса чего-либо такого. Моей наградой было то, что я знал, что поработал на формирование великой Германии.
Штейнбауэр: Я всё ещё хочу вас спросить: вы когда-либо получали что-либо?
Зейсс-Инкварт: Нет. На свой пятидесятый день рождения…
Штейнбауэр: Но вы получили титул, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Вы имеете в виду титул группенфюрера СС? 15 марта я был назван группенфюрером СС, как почетным званием. Я должен добавить, что я не пытался получить его и что я не проходил экзаменов или подобных вещей. Как правило, почётное звание в СС не означало членства в общих СС; этим не жаловалось носителю ни командования, ни дисциплинарной власти. Я сам узнал, про это, когда я пожаловался Гиммлеру[2784] на Бюркеля и потребовал слушаний — это письмо представлялось здесь. Гиммлер сказал мне, что у него нет дисциплинарной власти над Бюркелем, который имел только почетное звание. Я сам, относительно СС…
Штейнбауэр: Я думаю этого достаточно.
Председательствующий: Доктор Штейнбауэр, как я понял, подсудимый сказал, что он получил второй пост для оформления докладов Гейдриху. Каким был этот второй пост? Вы так сказали?
Зейсс-Инкварт: Гейдрих написал секретный доклад против меня. Нет, извиняюсь, Гейдрих направил подразделение «эскорта»…
Председательствующий: Вы сказали, что в 1937 Гейдрих сделал секретный доклад об Австрии, и затем сказали, что решение было неоспоримым за исключением политики Зейсс-Инкварта. Сущность в этом, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Я не совсем это понял.
Председательствующий: И после этого, я понял, что вы сказали, что вы получили второй пост для оформления докладов Гейдриху.
Зейсс-Инкварт: Нет, Гейдрих направил от четырех или пяти людей для моего сопровождения в качестве почётного эскорта, и у этих людей были приказы докладывать ему о моих перемещениях.
Председательствующий: Я понял; я должно быть неправильно понял перевод.
Штейнбауэр: Подытоживая, я могу сказать, что помимо вашего назначения группенфюрером СС вы не получали наград, за исключением обещания, что вы станете в течение года министром Рейха? Правильно?
Зейсс-Инкварт: Обещание было дано в конце апреля 1938. Я сошлюсь на вопрос в перекрестном допросе рейхсмаршала. До 13 марта 1938 я не получал не малейшего обещания из Рейха о чём-либо и никоим образом каких-либо обязательств кому-либо или обязанности к кому-либо в Рейхе.
Штейнбауэр: Этим я могу закрыть главу об Австрии и кратко обсужу чехословацкий вопрос.
Вас обвинили на основании поздравительного письма направленного фюреру Генлейном[2785] в активном участии в аннексии Чехословакии.
Зейсс-Инкварт: В делах сентября 1938 я не участвовал по-другому, нежели принимая, как рейхсштатгальтер в Австрии, беженцев из пограничных районов, размещая и заботясь о них в Австрии. Генлейна и нескольких других руководителей, я знал лично, но не вмешивался в их политику и не был хорошо знаком с их отношениями с Рейхом.
Штейнбауэр: Что вы можете сказать о Словакии?
Зейсс-Инкварт: Отношения между Веной и Братиславой были очень хорошими даже во время старой австрийской монархии. У меня самого были родственники в Братиславе. Поэтому словаки и немцы хорошо знали друг друга. Мы в частности знали жалобы словаков, о том, что обещание Питтсбурга[2786] не сдержали, что они не получили полной автономии Словакии. Отец Глинка[2787] был в пользу полной автономии; он почитался в Словакии святым и по крайней мере три четверти словацкого народа были за ним; он оправдывал независимость от парламента в Праге и принятие словацкого официальным языком. После марта 1938 — чтобы быть точным, после сентября 1938 — я встретил нескольких словацких политиков, Сидора[2788], доктора Тисо[2789], доктора Чурчанского и вероятно одного или двух других. Сам фюрер однажды попросил меня проинформировать его и послать доклад о словацких условиях; и я поручил двум своим коллегам, у которых были очень близкие личные связи со Словакией, получить требуемую информацию. В марте 1939 я разговаривал с Сидором и доктором Тисо, потому что они хотели посоветоваться со мной о возможном берлинско-пражском развитии и его последствиях для Словакии; по крайней мере, так мне было сказано моими коллегами, которые меня пригласили. В этих дискуссиях упоминалась возможность берлинско-пражской стычки и забота о целостности Словакии, потому что была опасность, что венгры и также поляки, могли воспользоваться преимуществом оккупировав словацкую территорию. Словацкие господа хотели гарантий того, что намеревался сделать Берлин и что он мог сделать для сохранения целостности их страны. Я говорил очень открыто с этими господами; но я не просил их объявлять независимость, так как они сами должны были принять решение. Мы обсуждали скорее вопрос о том существуют ли разногласия в словацких и немецких интересах, и установили, что таких нет.
Штейнбауэр: В этой связи я хочу сослаться на два документа. Один это документ номер Зейсс-Инкварт-71 страница 181. Это ссылка к Питтсбургскому договору. Второй документ это экземпляр номер Зейсс-Инкварт-72, страница 183, представленный обвинением как экземпляр номер США-112, в качестве подтверждения, что подсудимый был не вправе контактировать со словаками.
Вы, конечно, знакомы с данным документом, свидетель. Это доклад виконта Галифакса[2790] от 21 марта 1939. Кто был в Братиславе с вами тогда? И были ли вы там вообще?
Зейсс-Инкварт: Государственный секретарь Кеплер был тогда направлен из Берлина в Вену с задачей поставить определенные вопросы словацкому правительству. Оба Бюркель и я отказались принять такую задачу; это был один из примеров, в которых я соглашался с Бюркелем. В качестве начальника территориальной администрации на меня легла подготовка визита в Братиславу и было согласовано, что государственный секретарь Кеплер поедет в Братиславу на моей машине. Бюркель и я сопровождали Кеплера. Никаких генералов или других представителей Вермахта не присутствовало. Протокол разговоров можно считать точным.
Штейнбауэр: В документе говорится «и пять немецких генералов».
Зейсс-Инкварт: Это ошибка.
Я хочу обратить внимание суда на факт, что словацкий министр Сидор и господин Тисо, который позже стал президентом, заявили в этом документе, что они вели переговоры только с Бюркелем; имя Зейсс-Инкварта там вообще не появляется.
Штейнбауэр: Тогда, подытоживая, могу я сказать, что вы не участвовали в деятельности, в которой обвинение обвинило вас в связи с Чехословакией или Словакией. Это правильно?
Зейсс-Инкварт: В любом случае, я не думаю, что преследуя интересы Рейха, я переступал эти границы, которые в таких переговорах следовало вести с кем-либо ответственным представляющим законные интересы. Я не участвовал, когда 12 марта доктор Тисо через Бюркеля — я не переступал границ оправданных для представления законных интересов Германского Рейха.
Штейнбауэр: Спасибо, этого достаточно.
Затем в 1939, 1 мая 1939 вы стали министром без портфеля. Это правильно?
Зейсс-Инкварт: Да.
Штейнбауэр: Вы когда-либо участвовали в заседании кабинета или заседания секретного правительственного совета?
Зейсс-Инкварт: Такого более не было.
Штейнбауэр: Вы имели какое-либо влияние на решения о войне с Польшей?
Зейсс-Инкварт: Вообще никак.
Штейнбауэр: Когда война с Польшей действительно началась, вы выражали своё мнение Гитлеру?
Зейсс-Инкварт: Во вторую неделю сентября, я написал письмо Гитлеру. Я надеюсь это письмо в моих венских делах. Я читал его копию около полутора лет назад, и я хорошо помню содержание. Я обращал внимание Гитлера на факт, что среди немецкого народа не было энтузиазма вообще; но, напротив, тяжкая озабоченность о том, что будет борьба не жизнь, а на смерть. Я выразил своё мнение, что война не окончится политическим решением, но должна быть разрешена политически и что основой такого решения был бы альянс с Советами, который вероятно разросся бы до военного альянса. Следовало учитывать факт, что Советы, как и царская Россия, никогда не оставят свои интересы на Балканах и что панславизм также играет роль; соответственно, Россия была бы занята чехословацкими и польскими вопросами. Я сказал, что было необходимо любой ценой поддерживать кольцо нейтральных государств. Затем конечно возникла война на Западном фронте. Однако, итальянская политика, не должна была быть бременем для Германии; но следовало достичь соглашения с Грецией и Турцией. Англия не могла быть побеждена по воздуху или подводными лодками; следовало атаковать её позиции в Средиземноморье для принуждения её к заключению мира.
Штейнбауэр: Вы получили ответ на это письмо от фюрера?
Зейсс-Инкварт: Я не получил прямого ответа, но однажды в разговоре он сделал замечание ясно показывающее, что он читал письмо. Он сказал мне: «Я вообще не хочу уничтожать Британскую империю», однако, соответственно, он показал, что неправильно понял моё письмо.
Штейнбауэр: Господин Председательствующий, если Трибунал согласен, я думаю, что подходящее время прерваться.
Председательствующий: Да.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Штейнбауэр: Последнее о чём мы говорили было вашим отношением относительно вопроса Чехословакии. Вы говорили о вашем положении как рейхсштатгальтера в Вене, и описали ваши разногласия в отношениях с Бюркелем, который являлся причиной, почему вы сменили свою работу и поехали в Польшу? Какими были ваши функции в Польше?
Зейсс-Инкварт: Прежде всего, я был назначен административным начальником южной Польши, должность, которая возникла внутри организации вооруженных сил. Однако, этот административный пост никогда не был создан, поскольку Генерал-губернаторство[2791] было позднее создано и я стал заместителем генерал-губернатора. Моя сфера влияния юридически определялась, но зависела, конечно, от различных случаев в которых генерал-губернатор нуждался во мне в качестве своего заместителя. 19 января 1940 он определил это на совещании.
Штейнбауэр: В этой связи я хочу сослаться на документ Зейсс-Инкварт-73, на странице 185, который является выдержкой из дневника доктора Франка. На странице 14 этого дневника он описывает функции Зейсс-Инкварта и затем на странице 30 он говорит нечто, что он повторил мне лично, а именно, что он нёс ответственность за происходившее там.
Итак, вы стали заместителем генерал-губернатора — хотя в звании министра Рейха вы действительно стояли выше — и вы осуществляли там некие функции, которые как мы услышали, заключались в основном в подготовке докладов. Под документом номер 2278-ПС есть доклад, который вы написали сами, в котором есть некие вещи, в которых вы обвиняетесь. Пожалуйста, расскажите нам, что вы скажете по докладу о ваших официальных поездках.
Зейсс-Инкварт: Мой секретарь написал этот доклад. Я, конечно, его читал.
Штейнбауэр: Это экземпляр США-706.
Зейсс-Инкварт: Его предъявили мне, помимо прочего, в том, что губернатор Люблина предложил, чтобы евреев из Люблина перевели в округ Чичов и затем истребить. Само обвинение заявило, что данная вставка сделана написавшим. В любом случае это не был официальный доклад о встрече.
Чичов сам был поселением населенным группой немцев, и под задействованием евреев в том районе я вряд ли подозревал желание уничтожить евреев в том округе, в силу погодных условий. Однако, я знал, что желанием губернатора было устранить очень большое еврейское население Люблина из города. Я не помню никакого особого намерения выражавшего слова «истребить» — в смысле уничтожения. Губернатор Радома докладывал мне, что расстреливались отчаянные преступники. Это правда, он мне это рассказывал. У меня сложилось впечатление, что это делалось военно-полевыми судами, которые тогда ещё действовали. Но в том же докладе есть несколько отрывков, где я всегда указывал на то, что следует вводить немецкие суды, и что никакой приговор не может осуществляться без надлежащей судебной процедуры. Я думаю, что совершенно возможно я сказал похожую вещь, когда находился в Радоме — только это не упоминалось в докладе.
Меня обвиняют в желании монополизировать некоторые жизненно важные продукты, такие как соль, и т. д. Это было совершенно естественно, учитывая экономический хаос, который мы обнаружили в Польше. Мы дошли до «натуральной» экономической системы, и снабжению сельского населения определенным продуктами для того, чтобы они могли обеспечивать продовольствием польское городское население. В этой связи с желаю указать на то, что я потребовал воссоздать Польскую национальную организации поддержки с бывшим польским руководством, и что я просил 9 миллионов злотых для передачи в моё распоряжение также транспорта, и т. д. Дополнительно к этому я сказал, что обязательная работа будет заменена обычным трудоустройством как можно скорее.
Штейнбауэр: Свидетель, так называемая «акция АБ[2792]«играет значительную часть в польском вопросе. Это сокращение от «чрезвычайной акции по умиротворению» Поскольку это случилось ещё в ваше время, я хочу спросить известно ли вам об этом что-нибудь.
Зейсс-Инкварт: Это дело проходило в самый последний период моего пребывания в Польше. С началом норвежской кампании движение сопротивления в Польше чрезвычайно активизировалось, и выросло в результате кампании на Западе. Полиция безопасности требовала жесточайших контрмер. Бюлер[2793] действительно заявлял возражения, о которых он здесь заявлял давая показания. Я всегда понимал слова генерал-губернатора так как понимал их Бюлер. Но Бюлер был совершенно прав заявляя своё возражение, потому что полиция могла интерпретировать эти слова как дающие ей больше полномочий чем генерал-губернатор намеревался предоставить ей.
Доктор Франк всегда возражал приговорам этих военно-полевых судов, он создал свою комиссию по расследованию. Я был председателем этой комиссии пока я находился в Польше, и иногда мы отменяли почти 50 процентов вынесенных приговоров.
Штейнбауэр: Сколько вы действительно являлись заместителем в период работы, когда доктора Франка не допускали к осуществлению своих обязанностей?
Зейсс-Инкварт: Мне кажется, десять дней.
Штейнбауэр: Десять дней. Что же, тогда, я думаю я могу быстро снять польский вопрос, спросив: вы вводили какие-либо меры, о которых действительно можно сказать, что они были в интересах польского населения.
Зейсс-Инкварт: В течение зимы 1939–40 в польских городах был голод. Я сам обращался к государственному секретарю Бакке[2794] и по одному поводу, например, я получил 6000 тонн пшеницы для крупных городов. Я обращался к рейхсмаршалу Герингу и также фюреру и просил оставить город Лодзь под управлением Генерал-губернаторства. Я делал то же самое для угольных районов к западу от Кракова.
Штейнбауэр: Теперь я перехожу к основной части обвинения против вас, и это вопрос вашей деятельности в Нидерландах.
Мой первый вопрос такой: как вы стали рейхскомиссаром Нидерландов?
Зейсс-Инкварт: Меня назначил фюрер.
Штейнбауэр: И где вы тогда находились?
Зейсс-Инкварт: Я был в командировке в Генерал-губернаторстве, и доктор Ламмерс[2795] вызвал меня в штаб-квартиру.
Штейнбауэр: Значит, вы не обращались за этой работой?
Зейсс-Инкварт: Нет, это мне даже не приходило в голову. Тогда я просил у фюрера разрешения вступить в вооруженные силы.
Штейнбауэр: Но ваше ранение не исключало ваше вступление в вооруженные силы?
Зейсс-Инкварт: Я надеялся, что буду полезен, так или иначе.
Штейнбауэр: И какими были инструкции фюрера данные вам в связи с вашей новой должностью?
Зейсс-Инкварт: Инструкции описаны в документе 997-ПС, который представлен обвинением. Он даёт их честную картину.
Штейнбауэр: Это экземпляр Франция-122.
Зейсс-Инкварт: Я был ответственным за гражданскую администрацию, и внутри данной административной задачи, я следил за интересами Рейха. Помимо этого у меня была политическая задача. Я следил за тем, пока голландская независимость сохранялась, чтобы Нидерланды были убеждены изменить своё пробританское отношение на прогерманское и вошли в тесное экономическое сотрудничество.
Я желаю обратить внимании на параграф 3 этого документа, в котором я указывал на сложности связанные с этими двумя задачами, и сложностями в их координации. Я показывал, что нельзя координировать две так просто. Как оккупационная власть, я говорил, требовал подавления всей официальной деятельности и пробуждения общеполитической воли, но давал такую свободу, которая могла привести голландцев к чувству зависимости от своих собственных решений. Поэтому, не моим намерением было, принуждать голландский народ к какой-либо определенной политической воле.
Штейнбауэр: Приказ фюрера когда-либо изменялся?
Зейсс-Инкварт: Нет, приказ никогда не изменялся.
Штейнбауэр: Как вы осуществляли эту задачу с политической точки зрения? Вы просили существовавшие партии в Голландии сотрудничать?
Зейсс-Инкварт: За исключением марксистов я разрешил всем партиям оставаться, и дал столько свободы для продолжения своей деятельности, сколько было совместимо с интересами оккупационных войск. В частности я помогал национал-социалистическим партиям.
Штейнбауэр: Обвинение вменило вам, что в своих речах вы часто описывали вещи совершенно иначе чем вы их осуществляли. В этом отношении я сошлюсь на документ 3430-ПС, экземпляр США-708.
Здесь утверждается, что вы пытались насадить национал-социализм у голландцев. Это экземпляр Зейсс-Инкварт-76, на странице 197 моей документальной книги.
Зейсс-Инкварт: Разумеется, это правильно, что цель, которую я поставил для себя и которую я провозглашал в своих речах, не достигалась на практике и не могла быть достигнута. Однако, могло быть возможно, что это создавало у голландцев впечатление, что я пытался насадить у них национал-социализм, потому что, в конце концов, позднее я смог признавать только национал-социалистические партии, в то время как я распускал остальные. Я никогда не использовал государственные методы принуждения силой какого-либо голландца, чтобы становится национал-социалистом, ни делал членство в Национал-социалистической партии условием для осуществления основных прав и привилегий на которые были вправе голландцы.
Между тем, я ссылался на это очень чётко в своих речах. Я говорил:
«Я всегда действую как национал-социалист…Но это не означает, что я принудил к национал-социализму хоть одного человека. Национал-социализм это вопрос внутреннего убеждения.
«Есть две группы организаций. Есть политические, в случае которых я придаю значимость требованию того, чтобы каждый и всякий член шёл к национал-социализму — но они являются абсолютно добровольными организациями…Затем есть разговоры… в которых не неважно какие политические взгляды имеет человек, пока он выполняет свои обязанности в своей профессии».
Штейнбауэр: Почему и когда вы распустили политические партии в Голландии?
Зейсс-Инкварт: Это случилось во время второй половины 1941. С началом восточной кампании все политические партии за исключением национал-социалистов, заняли активно враждебное отношение к оккупационным войскам. В интересах оккупационных сил было больше не допускать это.
Я думаю примечательно, по крайней мере, сказать, что 1 ½ года я разрешал этим партиям свою работу, поскольку, в конце концов, они были не менее враждебны национал-социализму чем национал-социализм сегодня относительно демократических партий.