Теперь представим, что наш волос закреплен в своем основании, а мы продолжим его деформировать, тогда он начнет своими «локотками» скрести по возбудителю. Что и происходит при контакте меха и кожи при ношении малицы.
Но волос не один, их множество и расположены они плотно друг к другу. Поэтому «снятая» с кожи человека, условно назовем, частичка шлака, попадая в гущу волос с «локотками», немедленно начнет перемещаться под их воздействием к основанию меха, то есть к мездре, да там и останется навсегда. Причем, благодаря своим «транспортирующим» свойствам, основная часть меха, особенно ее верхняя часть, всегда остается в чистоте и продолжает выполнять свои функции. Правда от долгого ношения малица в результате скопившейся грязи в глубине меха становится несколько тяжеловатой, перестает греть, вышаркивается, стареют, размокают швы, и ее выбрасывают. А кожа человека всегда остается чистой и эластичной.
Итак, главной теплозащитной особенностью в одежде северян является меховая прослойка между телом человека и носителем холода (холодный воздух, снег, лед и пр.). Меховая прослойка, которая концентрирует в себе тепло, создает множество зон с микроклиматом (своеобразный «климат-контроль»). Такой эффект трудно достичь с помощью иного, не мехового материала, который бы осуществлял перемещение воздуха под одеждой не вдоль тела (сквозняковое явление), а поперек самой прослойки или зазора, то есть воздух, в данном случае с малицей и осуществляет циркуляцию от холодного мездрового слоя вдоль ворсинок телу и наоборот. Но эта циркуляция чрезвычайно мала, а воздух внутри полости волоса, можно сказать, вообще неподвижен, чем и обеспечивается отличная теплозащита. И чем больше меховых слоев, тем надежнее защита от холода.
Если между мехом и телом мы пропустим (наденем) слой из ткани, то сразу же нарушится или намного уменьшится образование зон с микроклиматом для каждой части тела. При движении человека ткань в силу своих физических свойств не будет прилегать к телу, чем обеспечит циркуляцию воздуха вдоль тела (упомянутое нами сквозняковое явление). Произойдет нарушение теплового режима для отдельных зон, а это, в свою очередь, вызовет сбои в тепловом режиме тела. Отсюда и все те последствия, которые сегодня стали обычным явлением у северян в связи с переходом на ношение европейской одежды – простудные и кожные заболевания, ревматизм и другое.
Мы коснулись всего лишь незначительного фрагмента предпроектного анализа среды, в которой будет использоваться создаваемая одежда. То есть сделали «вырез» из довольно многосложного и продолжительного проектного процесса. Однако на нашем примере хорошо видно, что этот процесс «вооружен» методом, построенном на синтезе культур, для которых и создается будущая одежда. Метод концептуально свеж, насыщен новым исследовательским инструментарием...
Вероятно, с подобного исследования и надо начинать проектировщикам (сориентированных на Север) «вхождение» в аборигенную культуру за получением знаний о регионе, знаний, которые, вне всякого сомнения, являются фундаментом проектной деятельности. Для этого необходимы методы правильного или адекватного осмысления предметного и духовного мира коренных жителей, оценки целостности и монолитности автономного образа жизни оленеводов, рыбаков и охотников. Методы сбора и фиксации научного материала, его анализа, систематизации и дальнейшего применения в проектировании нового. Крайне необходимы методы диагностики той или иной проблемы, определения чистоты проектной концепции, выстраивания задач, алгоритма этапов проектного процесса и многое другое.
И все эти методы, заметим, должны быть жестко «привязаны» к региону, его особенностям. И это тоже наука, большая и серьезная работа, которую никто, кроме нас, не сделает.
К сожалению, в России сегодня нет ни модели, ни методических наработок в области регионального проектирования. Отсутствует достаточная база знаний региона. У исполнителей практикуется «экспериментаторский» подход в проектировании. Торопливо и угодливо исполняются любые коммерческие интересы заказчиков. Власти на местах спешат бесконтрольно «оцивилизовывать» коренное население и многое другое.
- А олени?
- А олени в сильные морозы или при опасности собираются в кучу, огромный круг. В центре авки, то есть маленькие оленята, и важенки, их мамы, а дальше к периферии круга самцы. Все прижимаются друг к дружке боками и время от времени, меняются местами, я имею в виду хоров, то есть самцов. – Я говорил, пока был кофе, а как закончился, посмотрел на часы.
- Действительно, что же делать? – перехватила взгляд Наталья Ивановна, поняв мой жест, будто я волнуюсь за конференцию. – У Вас же доклад. Я оглядел зал. Шум стоял как на базаре. Люди курили, говорили, кричали, многие перешли на алкоголь, разогревая тем самым и себя и время.
- Думаю, на сегодня все, – вынес я приговор.
- Тогда надо срываться отсюда по быстрому, - опередил всех Игорек, - не ждать же когда все засохнем на этом холоде.
Действительно надо было срочно что-то предпринимать. У меня, как и у многих билеты были на завтра. Я извинился перед собеседниками и пошел звонить своему старому приятелю Валере Шемякину, старшему диспетчеру по грузовым перевозкам. Когда я услышал его голос, то сразу понял, что и в аэропорту проблемы. И не ошибся.
- Знаешь старик, только пока никому, авария у нас тут небольшая, – проговорил он виновато. И добавил еще более обреченно, - советую выбираться поездом из Лабытнанг.
- Что?! - у меня даже голос сорвался, - ты с ума сошел Валера! Какой поезд?! Ты что?! А мороз?!
- Я как раз про мороз. В системе сгорела «команда» по приему самолетов. Заказали, но пока подготовят, привезут, наладят – аккурат дня три четыре пройдет, – уже жестче проговорил Валерий.
- Ни хрена себе! Ну, ты обрадовал меня дружище! - я несколько секунд думал, а Валерий ждал.
- Так что ты предлагаешь? – я немного успокоился и перешел на миролюбивый тон.
- А я и говорю – железной дорогой, из Лабытнанг. С билетом помогу и машину пошлю, через Обь перебраться.
- Слушай старина, неужели так безнадежно, я имею ввиду твою авиацию?!
- От трех до пяти дней, а, скорее всего, не меньше пяти. Понимаешь, мы еще борт не отправили, за этой х…ной. Тут такое творится!.. Кроме того, чтобы всех вас вывезти надо, по меньшей мере, рейса три-четыре планировать. Ну, это если «Ан-24», а «Як-40», ну ты понимаешь…
- Хорошо! - оборвал я его решительно, - заказывай четыре билета до Москвы.
- Ух, ты, куда столько?!
- Брать так все купе, - уклонился я от ответа.
- Добро! На станции пройдешь к диспетчеру и назовешь меня, он будет в курсах.
- Спасибо!
- Удачи!
В ресторане по-прежнему стоял беззаботный гвалт ученой публики, которая, судя по накалу, хватила по второй, а может и больше. «Да-а, - навернулось на язык, - а по утру, они проснулись…»
- Неприятности? – осторожно спросила Наталья Ивановна. В чуткости ей было не занимать.
- Небольшие, - улыбнулся я в ответ.
- За бортом минус шестьдесят? – услышав мой ответ, насторожился Дмитрий Николаевич, на самом деле имея в виду настоящие неприятности.
- Что? Что такое? Какие шестьдесят? – насторожил ушки Игорек.
Я посмотрел на часы. – Может, есть смысл затовариться, я имею в виду алкоголем и закуской, да и продолжить нашу конференцию? – я сделал ударение на «нашу».
- Да, да! Конечно! – тут же завозилась Наталья Ивановна, собираясь немедленно последовать совету.
Уже в номере, когда я поведал об аварии, все трое притихли. Мне даже стало, искренне жаль их. Они как воробушки в непогоду понуро нахохлились, опустив головы.
- А если выбираться отсюда перекладными? – с надеждой спросила Наталья Ивановна. Фотограф с Игорьком тут же вскинули головы. Они смотрели на меня так, словно перед ними был, по меньшей мере, заместитель министра транспорта.
- Исключено. Собственных бортов, я имею в виду и самолеты и вертолеты, у них считайте, что нет. А во-вторых, вечером или в лучшем случае завтра утром все узнают про аварию…
- Так что же делать?! Устраиваться на работу в местную газету?! – ровным голосом проговорил сдержанный фотограф.
- Да вы что! Если мы через два дня не будем в Москве!.. – Точно дуплетом выстрелила Наталья Ивановна своими милыми глазками. – А Вы что думаете, Павел Иванович?! – она коснулась взглядом самого сердца.
- Я предлагаю железной дорогой, - произнес я осторожно, ожидая естественной реакции на такое высказывание. И тут же пояснил: - Двое суток и мы в Москве.
Видимо своим пояснением я погасил неминуемый взрыв негодования. Мои приятели снова нахохлились, опустив головы.
- И что для этого надо? – по-деловому спросила редактор журнала «Планета Север».
- Ничего. Билеты я заказал. Утром придет машина и увезет нас в Лабытнанги, на тот берег Оби, это десяток километров.
- Вот я понимаю северную хватку, - ни с того ни с сего похвалил меня Игорек. Остальные же только кивнули головами.
- Я предлагаю отнестись к предстоящей поездке как к неожиданной экспедиции. Вам, как журналистам в поезде будет весьма полезно увидеть и поговорить с людьми, которые здесь живут давно и с теми которые совсем недавно. Увидеть Полярный Урал, кстати, железная дорога проходит ровно по самому первому пути через Каменный пояс. Скучно не будет.
- Да уж это точно. Но что же все-таки там произошло, в аэропорту? – спросил погрустневший Дмитрий Николаевич. - Как-то с трудом верится, что в наше время такое возможно.
Что мне было сказать, если сам толком ничего не понял из объяснения Валерия. Полетела какая-то штуковина, без которой ну никак нельзя принимать самолеты. И что?!
- Слушайте, - неожиданно для себя проговорил я, - а если представить, чисто гипотетически, - продолжил я бесстрастно, - что в этом городе, Салехарде отключили электроэнергию. То есть не лампочки враз перегорели и не предохранители повылетали, а вообще во всем городе не стало электричества. А?! И помощи ждать неоткуда, связи то не стало.
У моих приятелей пооткрывались рты.
- Это как понимать?! – испуганно выдавил из себя Игорек.
- Я же говорю - представим.
- Ну и что! – по мальчишески бодро и даже задиристо произнес все тот же Игорь. И тут же тихо закончил, – как-нибудь потерпим….
Я сделал длинную паузу. Обвел взглядом присутствующих, убеждаясь, что все крепко задумались.
- Остановится котельная. Через полчаса, а может и раньше, люди начнут сжигать все, что может гореть. Через два-три часа сожгут мебель, полы, если они деревянные, межкомнатные двери. Потом все что может гореть вокруг дома – деревья, детские площадки, заборы ну и так далее. И все равно к вечеру температура в домах и на улице будет одинаковая.
- Ну, Павел Иванович, Вы какой-то апокалипсис рисуете. Типун Вам на язык.
- Нет, нет, пусть продолжает. Тем более что это далеко не фантазия. Это может произойти с любым городом и в любую минуту.
- Давайте я продолжу, - у Игорька нездорово заблестели глаза и раздулись ноздри. – Начнется паника. Люди побегут добывать топливо и еду. Будет действовать закон сильного, как на зоне, или у зверей.
- Послушайте, а что потом?! Это же чудовищно! А помощь?! – У Натальи Ивановны заполыхали глаза и щеки.
- А помощь, предположим, уже идет, но в связи с тем-то и тем-то придет через два-три дня, а может и более.
- Ну ладно, а Власть, Органы, в конце-концов?!
- А что Власть?! Власть тоже люди и у них семьи, родственники….
- Получается что все мы заложники нами же созданной цивилизации?!
- Получается так.
- А где-то, недалеко отсюда в тундре стоят чумы и люди…, - начал, было, я, но Игорек, с присущей ему бестактностью перебил: - Пьют чай! Мы уже поняли Павел Иванович, что аборигены живут экологически чисто и независимо от так называемой нашей цивилизации.
- Правильно, - будто не заметив резкости молодого человека, продолжил я. – Но я хотел сказать, что все зависит от меры, некоего сочетания, а именно – необходимого и достаточного. Помните, я об этом уже говорил?
Так вот сегодня я, как и хотел сделать доклад на конференции по этому поводу. Иначе говоря, «Экология человека - модуль жизнеобеспечения».
- Ну-ка, ну-ка? – Наталья Ивановна тут же навострила ушки. – Вот это уже интереснее, а то запугали меня до смерти.
- Но то чем я Вас так напугал как раз и вытекает о необходимости создания неких модулей жизнеобеспечения, с помощью которых ни мороз, ни какие другие катаклизмы были бы человеку не страшны.
- Вы хотите сказать, что и это тоже в вашем формате дизайна, культуры, севера и экологии.
- Безусловно.
- Так расскажите... – Дмитрий Николаевич оторвался от нарезания колбасы, – подозреваю, что в этом кроется маленькая сенсация.
- Да куда там. Во-первых, все давно открыто и известно, а вот собрать воедино, в некую гармоничную композицию, через красоту и пользу сегодня пока доступнее всего именно дизайну. А во-вторых, это огромная тема. Одним часом или двумя здесь не отделаешься.
- А мы разве куда спешим?
Я не был уверен, что надо поднимать такую тему «на кухне». С другой стороны, доклад не состоялся, а выговориться, выслушать другие мнения, поспорить хотелось. А почему бы и нет?! Для кого, в конце концов, все это делается? Взять хотя бы вот эти глаза! Да ради них, этого мягкого, обволакивающего взгляда можно говорить часами, если они не утратят своего блеска.
И вообще - «искусство – это «я»; наука – это «мы». – Процитировал я любимый афоризм Клода Бернара. Поскольку дизайн это синтез науки и искусства.
- Хорошо! – проговорил я твердо. Только я начну несколько издалека. А именно опять с тех же самых аборигенов… - но я не закончил предложение.
- Которые сейчас сидят в своих чумах и пьют горячий чай….
- А это уже хамство Игорек! – Наталья Ивановна резанула своего стажера металлическим взглядом.
- Извините, Павел Иванович, - пролепетал паренек.
Я его понимал. Молодость любит контрасты, лезть напролом, совершать революции…
- Так вот, - продолжил я, великодушно прощая паренька, - я хотел бы показать предметно-вещный ряд в сравнении, а именно туземного, как модно сейчас говорить населения Севера и наш, жителей средней полосы России.
- Интересно.
- Может… по одной, и закусим? - осторожно напомнил о себе Дмитрий Николаевич. Протягивая одновременно мне и Наталье Ивановне бокалы с солнечной жидкостью.
- Очень кстати! – заверил я его с серьезным видом.
Мы выпили не чокаясь, словно тайные заговорщики. Закусили и, прожевав, приготовились, и слушать и говорить.
- Я начну с общей, довольно известной информации, но вы уж потерпите. Как говорил академик Павлов – «В науке главное последовательность».
Мои слушатели, молча и безропотно закивали.
- Начнем с мировоззрения, - я разместился поудобнее в кресле и продолжил. - По утверждениям этнографов у туземного населения Севера Западной Сибири, впрочем, как и у других народов Севера, мировоззрение заключается в неразрывной связи человека со всем окружающим миром: животными, растениями, водой, землей, сторонами горизонта, небесными светилами и так далее. На Севере вещам всегда доверяли больше, чем человеку. При помощи вещей представляли будущее, излечивали болезни, насылали порчу, изменяли погоду и т. д. «Если не будешь уважать вещи, они тебе отомстят» - говорят на Севере.
Вещи, сделанные по одним и тем же правилам, технологии, материалам и так далее, отличаются друг от друга так же, как и люди; отличаются не только лыжи и нарты, но и след оставленный на снегу. Ниже я это продемонстрирую.
«Духовная культура – это уважение людей к вещам» - говорил Кендзи Экуан» - известный японский дизайнер.
Обзор мира вещей коренного населения Крайнего Севера, следует начать с их образа жизни. Поняв основы жизнедеятельности северян, мы сможем убедиться, что мир вещей находится в полном единстве или, если хотите «родстве» как с человеком, так и с Природой. Этот мир вещей целостен, самодостаточен, самовостанавливаем, ограничен по количественным характеристикам и безупречен по качественным.
Исходя из наибольшей наглядности, рассмотрим предметно-вещное содержание кочевогообраза жизни. Именно образ жизни кочевников Западной Сибири, сохранился в своей изначальной монокультурной стадии, донес до нас свою материальную культуру из далекой истории почти в неизменном виде. Которая сегодня предстала перед нами образцом экологической чистоты.
Итак, как я уже говорил в основе кочевого образа жизни – движение. Систематическое передвижение или каслание людей со своими семьями, скарбом, традициями и так далее. Оленеводы тундровых и лесотундровых зон Западно-Сибирского Севера кочуют за оленьими стадами всю свою жизнь, рождаясь, проживая жизнь и умирая в движении. Причина этого вечного движения – исторически сложившаяся миграция оленей. Дикие стада этих животных испокон веков по законам природы с приближением лета мигрировали к более прохладному побережью Ледовитого океана, а к зиме опускались в «теплые» лесотундровые зоны. Человек приспособился «ходить» за стадами, за мясом и шкурами. Позже, «одомашнил» животных, стал их стеречь, приучил к упряжному транспортному средству, создал целую оленеводческую отрасль хозяйствования.
Из года в год по челночному принципу, с севера на юг, более пятисот километров и столько же обратно на север, человек продолжает движение, и по сей день. За столетия касланий у него отработались уникальные приемы природопользования. Возникли вещи, с помощью которых экстремальность окружающей среды не просто отступила, а органически вплелась в жизнедеятельность человека, помогла ему создать удивительную культуру, сделала полноценной жизнь. Другими словами достигнут некий баланс или своего рода «примирение» между крайне агрессивной по своей сути природой и человеком. В результате возникли по истине невероятные, на наш взгляд взаимоотношения, при которых отрицательные свойства одной стороны вдруг стали положительно воздействовать на другую. Так фактор холода из негативного коренными северянами превращен в позитивный и не вызывает у них ни беспокойства, ни озабоченности. И наоборот, хозяйственная деятельность кочевников тундры положительно влияет на окружающую среду Севера. Помните вчерашний разговор об экологии?
Иными словами, образ жизни кочевников тундры в результате своего развития создали законченную и полноценную систему жизнеобеспечения.
Я сделал паузу. Обвел слушателей вопросительным взглядом. - Ну, как, интересно? – журналисты молчали.
- Вы скажите, если не очень, то я могу излагать и короче, и проще.
- Да нет, ничего, - не особенно бойко ответил бойкий Игорек.
- Мне очень интересно, - задумчиво проговорил Дмитрий Николаевич, глядя в пустой бокал.
- Вы знаете, Павел Иванович, в журнале «Планета Север» я работаю уже пятый год, но только сейчас, как мне кажется, я начинаю понимать, почему он так называется. Север это действительно иная планета. – Наталья Ивановна смотрела на меня почти влюблено. – Я Вам очень благодарна. Спасибо!
- Да! – вдруг встрепенулся Игорек, - я бы тоже слушал бы Вас и слушал.
- Ну что ж, тогда поехали дальше. - Мне вдруг самому захотелось выстроить логику рассуждений в более упрощенном формате и в простом изложении.
Начнем со стойбища
Нам с вами привычнее представить образ жизни хоть и кочевников, но в их стационарном, что ли положении. То есть в те редкие дни и даже часы, когда оленеводы встают на отдых. Будь это ночь, дневка или многодневка, вызванная специфическими технологическими особенностями ухода за животными. Это забой, лечение, прививки, отел и так далее.
Итак, посещая временное стойбище, мы, обратим внимание и это очевидно на их конические укрытия–чумы, собранные всего, я подчеркиваю всего лишь из двух типоэлементов. А именно деревянных шестов и покрышек–нюков, сшитых примерно из пятидесяти оленьих шкур. Веревка, которой обвязывают – прижимают нюки к шестам ни в счет.
Вокруг каждого чума, казалось бы, в хаотическом беспорядке разбросаны нарты. На самом деле у каждой нарты есть свое место, расстояние до чума и других нарт и все они ориентированы носами в сторону дальнейшего каслания. Часть нарт привезли на себе конструкции чума, общие предметы быта, другая часть вещи, третья – продукты. Ниже когда я буду рассказывать про аргиш, я подробно опишу эти нарты. Это на самом деле интересно, поскольку в современном понимании нарты выполняют ту же функцию что и наша мебель - шкафы, тумбочки, сундуки, холодильники, амбары и так далее только иного вида и состояния. Этим они разгружают пространство чума, хозяйственные процессы делают оперативными, рациональными, мобильными.
Когда я впервые вошел в чум, то все мои органы чувств точно проснулись. Гамма натуральных запахов человеческого жилья – дыма, сырого и вареного мяса, шкур, подгнивающего дерева, псины, «аромата» колыбельных детишек и многого другого на какое-то мгновение через генетические коды вернуло меня в далекое, далекое прошлое. Мягкий полумрак с бегающими по стенам отблесками огня и разложенными на полу оленьими шкурами придавал чуму потрясающий уют. Этот уют окутывал, вбирая в себя тревоги прошедшего дня, неприветливость погоды, усталость, раздражение и прочее. Знаете, как в детстве тебя прижимает к себе и успокаивает мать. Поэтому, едва войдя в чум, и почувствовав все это, ноги сами подкосились, и я опустился на пружинистую «перину», зарываясь в ее мехе.
- Ой, я тоже хочу побывать в чуме! – чуть капризно проговорил Игорек и даже облизнулся.
- Да погоди ты! – шикнула на него Наталья Ивановна.
- Несмотря на отсутствие привычных нам вещей, мебели, стульев и так далее в чуме было все самое необходимое. В центре печь-буржуйка, перед ней дрова. Справа и слева постели из многослойных оленьих шкур. Детская люлька. Умывальник. За печкой в плоском подвешенном к шестам ящике иконостас. Ниже кухонный столик на коротеньких ножках. В нем кружки, ложки, деревянные тарелки. На уровне головы скатанные пологи чаще всего из обыкновенного ситца, которые на ночь опускаются, образуя маленькие внутренние пространства. Этот принцип «чум в чуме» сохраняет тепло, защищает от комара, когда очаг погашен, и создает отдельные «комнатки».
Свет в чум попадает через макадаси – дымоходное отверстие в месте соединения шестов.
Аэродинамический эффект действующий на форму конуса удивителен, - результирующие силы равномерно прижимают его к основанию по всему периметру.
- Это как? – не выдержала ведущий редактор журнала «Планета Север».
- Ах, да! - спохватился я, - это значит чем сильнее ветер, тем сильнее чум прижимается к земле, вот и все.
И последнее, конус чума очень органичен в любом ландшафте. И в тундре и таежной местности. Вспомните форму горы, холма, ели, волны….
- Удивительно и невероятно! – Игорь, как и в прошлый раз, пересел поближе. – Скажите Павел Иванович, а почему в чуме тепло, если вверху у него дыра? Через нее и холод, и снег, а летом комары….
- Отверстие, - поправил я его.
- Ну, отверстие.
- И здесь все дело в форме, - начал я объяснение. – Предположим, что форма чума не конус, а, скажем цилиндр.
- И что?
- Мы разводим костер в середине цилиндрического пространства и все тепло от огня, по законам физики, поднимается вертикально вверх, не встречая препятствий. Так, нет?
- Ну.
- А в коническом пространстве, тепло, поднимаясь вверх, встречает наклонную плоскость, то есть стену чума и по ней скользит все более, и более уплотняясь. Так? В результате в самой верхней части конуса у отверстия возникает так называемая «пробка» из теплого, уплотненного воздуха. Летом это дымовая пробка. Через нее ни какой комар, ни даже птица….
Габариты чума, его диаметр в основании, длинна шестов, их угол наклона, величина макадаси все отработано временем до оптимальности. Летом при разжигании очага, дым сначала заполняет весь объем чума, затем воздух прогревается, знаете, как если ты затапливаешь холодную печь. Пока теплый дым не пробьет себе «трубу» он будет коптить, вырываясь в помещение. Но вот «труба» из прогретого воздуха возникла, и дым стал подниматься. И поднимется он в чуме ровно до уровня чуть выше головы, и так остается пока горит очаг
Это я рассказал, как ведет себя форма чума при открытом очаге, то есть летом. А зимой все оленеводы возят с собой печки-буржуйки. Вот тогда макадаси на ночь, в сильные морозы закрывают куском из старых шкур.
- Здорово!
- Ну, это если совсем коротко о чуме, - успокоил я юношу.
- Ничего себе коротко.
- Да, о чуме, я думаю можно не одну диссертацию написать или книжку, - я посмотрел на Наталью Ивановну.
- Так в чем же дело? – ответила она игриво.
- Знаете, интересно, когда процесс исследования и написания идет одновременно или один сразу за другим. А писать по результатам, да еще полученным давненько, особого желания нет.
- Ну, кто-то же написал об этом?
- Может быть, - ответил я уклончиво, - но пока не встречал.
- Так напишите! – ведущий редактор аж слегка привстала.
- Павел Иванович, вы хотели еще про нарты рассказать, - неожиданно проговорил фотограф Дмитрий Николаевич.
- Да, да, конечно.
Однако осторожный стук в дверь оборвал все мысли.
Дмитрий Николаевич пошел открывать.
- Добрый день! Извините великодушно, - в дверях стояла молоденькая девушка, - в холле правого крыла гостиницы начинает свою работу секция «цифрового программирования погоды». Если у вас есть желание?…
- Очень кстати! Это я про погоду, – улыбаясь ей, ответил фотокорреспондент, - Спасибо большое! Мы приняли к сведению.
- Извините еще раз, - проговорила девушка и исчезла.
- Так Вы Павел Иванович про нарты хотели…. – вернувшись на прежнее место, проговорил Дмитрий Николаевич.
- Да, но прежде я хотел бы напомнить, что мы говорим о северном дизайне. Не так ли?! Вы не забыли?
- Да, да! – спохватилась ведущая редакторша. – И какое же отношение имеет чум к дизайну? – спросила она осторожно, видимо боясь, снова попасть впросак.
- Самое непосредственное, – ответил я охотно.
- Как это? – подключился Игорь.
- Я вам только что рассказал, почему укрытие аборигенов Севера в виде конуса. Устойчивость при сильном ветре, эффект сохранения тепла внутреннего пространства.
- И что? Значит, на Севере надо строить все жилища в виде конусов? – Игорь сделал недоуменное выражение лица.
- Совсем не обязательно. Важно через предметную форму северян понять саму среду, ее специфичность. Так форма конуса совершенно очевидно показывает на сколько частые и значительные бывают здесь ветра. А вот как раз этой особенности проектировщики, к сожалению особого внимания не уделяют. А зря. Север, тундра это главным образом ветер. Второе, конус это самая устойчивая конструкция, а при опять же ветре он становится, еще более устойчив. Третье, внутри конус аккумулирует тепло. Четвертое, поверхность конуса имеет минимальную площадь, а это как вы понимаете при теплообмене весьма важно. Пятое, форма предельно проста, лаконична и органична в окружающей среде. Ну и последнее, хотя перечень можно было продолжить, чум собирается из, примерно тридцати одинаковых деревянных шестов самой простой обработки. Собирается женщинами, собирается легко и быстро. Время на полную сборку чума уходит примерно минут двадцать-тридцать.
Для сравнения, все укрытия промышленного образца, разработанные солидными научно-проектными учреждениями вплоть до наших дней, и близко не подобрались к выше перечисленным показателям чума.
Материальная культура аборигенного населения Севера является продуктом творчества, в котором учтены все типы отношений, существующие между природными условиями и формами жизнедеятельности человека, в которых он преследует свои насущные цели. Это инструмент для проектировщика, раскрывающий все типы связей между формой вещей, их функцией и природно-климатическими условиями. Это то без чего нельзя, а порой даже преступно подходить к решению проблем Севера. Помните, я вам про свой экзамен рассказывал?
- Да, да, да! – задумчиво произнесла Наталья Ивановна, - я понимаю, что в дизайне есть свои особенности, свой язык, свои исследовательские и проектные методы. Вот так сходу, не скрою, не просто и не легко проникнуть в его главную суть. – Наталья Ивановна красиво зарделась от своего монолога. – Может дальше я больше пойму, - намекнула она о продолжении нашей беседы, вернее моего выступления. – Только, если можно говорите проще, мы же не научная среда…., - она обвела взглядом своих коллег и те почти одновременно закивали.
- Хорошо. Давайте вспомним, как Дмитрий Николаевич утром ощутил на себе пятьдесят семь градусов со знаком минус. И это заметьте при полном штиле. А если при такой температуре проехаться на транспорте со скоростью в шестьдесят километров в час! Температура будет иной. Думаю градусов под сто все с тем же минусом. А теперь переиначим. Температура минус тридцать, а ветер десять метров в секунду. А в тундре за редким исключением дует постоянно. Думаю, что и в этом случае температура будет где-нибудь под шестьдесят-восемьдесят все с тем же минусом. Вот вам и получается что, накладывая два фактора, получаем новый, совсем другой эффект. А если ветер, холод и дождь?! Когда все вокруг покрывается коркой льда!
- Ой, Павел Иванович, Вы опять ужасы рисуете!
- Ну ладно, если не устали слушать перейдем к аргишу.
- Подождите, Вы же хотели про нарты рассказать, - опять напомнил фотокорреспондент.