– На каких условиях?
– Я посвящаю вам несколько недель. Если нам удастся доказать невиновность вашей бабушки и если это будет представлять какой‑то интерес, я требую эксклюзивного права на использование сюжета и публикую все, что сочту нужным, без вашей редактуры и одобрения.
Сьюзи молча собрала свои вещи, встала и ушла.
– Надеюсь, это шутка? – спросил Эндрю, нагнав ее. – Вы что, не намерены даже обсуждать мои условия?
– В читальном зале разговаривать запрещено. Идите за мной в кафетерий и помалкивайте.
Сьюзи купила пирожное и подсела к Эндрю.
– Вы едите что‑нибудь, кроме сладкого?
– А вы пьете что‑нибудь, кроме спиртного? Ваши условия принимаются, но с одной оговоркой. Права на редактирование вашего текста я не требую, но прочитать, прежде чем он пойдет в печать, могу.
– Заметано, – сказал Эндрю. – Дед рассказывал вам о своих поездках в Берлин?
– Дед со мной почти не разговаривал. А почему вы спрашиваете?
– Потому что он там, вероятно, вообще не бывал. Но как тогда понимать фразу этого Эштона? Вы – мастерица расшифровки, вам и карты в руки.
– Я бьюсь над смыслом этого письма с тех пор, как оно ко мне попало. Чем я здесь, по‑вашему, все время занимаюсь? Кручу слова так и сяк, переставляю согласные и гласные, даже прибегла к компьютерной программе – а воз и ныне там.
– Вы что‑то говорили о бабушкиной записке. Не покажете?
Сьюзи достала из сумки папку‑скоросшиватель, осторожно вынула страничку и подала Эндрю. На ней рукой Лилиан было написано:
ВУДИН РОБЕРТ УЭТМОР
ПОРТНОЙ ФИШЕР СТОУН
– Что за четверка? – спросил Эндрю.
– Их не четверо, а трое. Уильям Вудин был при Рузвельте министром финансов. О Роберте Уэтморе я ничего не нашла, слишком распространенные имя и фамилия! Знали бы вы, скольких врачей зовут Робертами Уэтморами – с ума сойти! Что касается портного из Фишер Стоун…
– Где находится Фишер Стоун?
– Понятия не имею. Я проверила все прибрежные городки Восточного и Западного побережий – там таких нет. Даже Канаду проверяла – тоже ничего.
– Как насчет Норвегии и Финляндии?
– То же самое.
– Я попрошу помощи у Долорес. Если на свете есть даже крохотный хуторок с таким названием – даже в Занзибаре или на затерянном в океане атолле, – она его отыщет. У вас есть еще какие‑нибудь наводки для поисков?
– Только это непонятное послание моей бабки, ее фотографии, предназначенная Матильде фраза – маловато…
– Что за фраза?
– «Ни дождь, ни ливень, ни зной, ни ночной мрак не остановят гонцов в назначенном им пути»[1].
– Ваша бабка любила таинственность! – засмеялся Эндрю.
– Поставьте себя на ее место.
– Лучше расскажите мне о человеке, которого я видел у бакалеи.
– Я же говорила, Кнопф дружил с моим дедом.
– Если я не ошибаюсь, они не ровесники.
– Нет, Кнопф был моложе.
– Чем он занимался в жизни, кроме того, что дружил с вашим дедом?
– Он сделал карьеру в ЦРУ.
– Так это он теперь стирает все следы вашего прошлого?
– Он охраняет меня с самого детства. Дал обещание деду приглядывать за мной. Это человек слова.
– Агент ЦРУ и друг вашей семьи – как ему удавалось совмещать то и другое? Неудобно ведь сидеть между двумя стульями.
– Матильда считала, что это он предупредил Лилиан о скором аресте. Сам Кнопф всегда доказывал мне обратное. Так или иначе, в тот день моя бабка не вернулась домой. Мама с тех пор ее не видела.
Эндрю достал переданное Мортоном досье.
– Вдвоем мы изучим материалы быстрее.
– Откуда это у вас? – спросила Сьюзи, листая газетные вырезки.
– Один старый коллега – он давно ушел на покой – в то время имел о деле Уокера собственное мнение, несколько отличное от общего. Статьи не представляют интереса, они написаны словно под копирку. Хотя все это оригиналы, я подозреваю, что Долорес собрала примерно то же самое. Займемся лучше записями самого Мортона, они сделаны в те самые дни, с пылу с жару, и передают дух эпохи.
Остаток дня Эндрю и Сьюзи провели в читальном зале. Потом они расстались на ступеньках библиотеки. Эндрю надеялся, что Долорес еще в редакции, но не застал ее, как ни торопился.
Он направился на свое рабочее место, решив воспользоваться безлюдьем и хорошо поработать. Разложив перед собой записи, он попытался собрать детали головоломки, выстроить целостную картину событий.
К нему направлялся Фредди Олсон, вышедший из туалета.
– Не смотри на меня так, Стилмен. Уже в туалет нельзя зайти!
– Я стараюсь смотреть на тебя как можно реже, Олсон, – бросил Эндрю, не отрывая взгляда от своих бумажек.
– Похоже, ты и впрямь вернулся к работе! О чем будет следующая статья великого репортера Стилмена? – спросил Олсон, присаживаясь на край стола Эндрю.
– Ты когда‑нибудь угомонишься? – спросил Эндрю.
– Если тебе нужна помощь, я с радостью.
– Лучше сядь на место, Фредди, терпеть не могу, когда мне заглядывают через плечо.
– Тебя интересует Центральный почтамт? Знаю, ты презираешь все, что я делаю, но два года назад я опубликовал большой материал об этом почтамте, носящем имя главного почтмейстера Джеймса Фарли.
– Не пойму, о чем ты.
– О превращении подземных помещений в вокзал. Проект был предложен сенатором США в начале 90‑х годов. На то, чтобы он стал реальностью, ушло двадцать лет. Первая стадия работ началась два года назад и должна завершиться через четыре года. Подземелья почтамта Фарли станут продолжением Пенсильванского вокзала с пересадкой под Восьмой авеню.
– Благодарю за ликбез, Олсон.
– Почему ты так меня боишься, Стилмен? Ты же считаешь себя величайшим журналистом среди нас всех, не станешь же ты опасаться, что я украду у тебя сюжет? Тем более тот, которым я уже занимался. Если бы ты потрудился сойти со своего пьедестала, я бы поделился с тобой своими записями. Если хочешь, можешь ими воспользоваться, я не буду против, обещаю.
– Да какое мне дело до Центрального почтамта?
– «Ни дождь, ни ливень, ни зной, ни ночной мрак не остановят гонцов в назначенном им пути». Ты считаешь меня идиотом? Эта фраза метров в сто длиной выгравирована на фасаде почтамта. Ты ее переписал, потому что счел поэтичной?
– Клянусь, я этого не знал… – пробормотал Эндрю.
– Поднимай иногда голову, когда перебираешь ногами, Стилмен, тогда, может, вспомнишь, что живешь в Нью‑Йорке. Кстати, на случай, если у тебя возникнет этот вопрос: небоскреб, верхушка которого меняет цвет, называется Эмпайр‑стейт‑билдинг.
Эндрю в задумчивости собрал бумаги и покинул редакцию. Зачем Лилиан Уокер переписала фразу с фасада Центрального почтамта? И что может значить эта цитата?
Кусты и вереск на болоте покрывал густой иней. Равнина была девственно белой, пруды мерцали льдом. Небо то расчищалось, то заволакивалось тучами – в зависимости от направления и силы ветра, пытавшегося завесить облаками почти полную луну. На горизонте замелькал свет. Она оперлась на руки, вскочила и побежала что было сил. Крик ворона заставил ее посмотреть вверх. Птица уставилась на нее черными глазами, терпеливо дожидаясь пира на мертвом теле.
– Еще не время, – прошептала она и ускорила бег.
Слева темнела насыпь, сулившая укрытие, и она свернула туда. Лишь бы оказаться за насыпью – потом ее уже не догонят.
Она выбивалась из сил, но все напрасно: ночь была слишком светла. Раздалось три выстрела. Ей обожгло спину, дыхание прервалось, ноги подкосились, и она рухнула ничком.
Набившийся в рот снег подействовал умиротворяюще. Умирать оказалось не так страшно, как она боялась. Отказ от борьбы принес покой.
Она слышала, как хрустит мерзлая земля под ногами приближающихся людей. Ей хотелось умереть, лишь бы не видеть их лиц, лишь бы последним ее воспоминанием остались глаза Матильды. Только бы найти силы, чтобы попросить прощения у дочери за свой эгоизм: ведь она лишила дочь матери.
Как смириться с тем, что ты бросаешь свое дитя, что никогда уже не сможешь прижать ее к себе, почувствовать ее дыхание, когда она шепчет тебе на ухо свои секреты, услышать ее смех, заставляющий забыть о взрослых заботах, обо всем, что мешает вам быть вместе? Сама по себе смерть – ничто, лишиться родных людей – вот что хуже ада!
Ее сердце колотилось как бешеное, она попыталась приподняться, но земля перед ней разверзлась, и она увидела в бездне под собой стремительно вращающееся лицо Матильды.
Сьюзи проснулась вся в поту. Этот кошмар преследовал ее с детства, и она всегда просыпалась после него в ярости.
Кто‑то барабанил в дверь. Она откинула простыни, пересекла гостиную и спросила, кто там.
– Эндрю Стилмен! – крикнули из‑за двери.
Она отперла дверь.
– Утренняя гимнастика? – спросил он вместо того, чтобы поздороваться.
Мокрая от пота футболка облепила ее грудь, и он целомудренно отвел взгляд. Впервые за долгое время он почувствовал плотское желание.
– Который час? – пробормотала Сьюзи.
– Половина восьмого. Я принес вам кофе и булочку. Марш в душ – и одеваться!
– Вы что, с кровати свалились, Стилмен?
– Я‑то нет. Может, у вас найдется халатик или что‑нибудь пристойное, чтобы прикрыться?
Сьюзи отняла у него кофе и впилась зубами в булочку.
– Чему обязана услуге – доставке завтрака на дом?
– Сегодня ночью благодаря одному коллеге я получил важную информацию.
– Сначала эта ваша Долорес, потом какой‑то коллега… Наверное, теперь судьба моей бабки интересна всей «Нью‑Йорк таймс»? Мы хотели вести себя тихо, но из‑за вас это будет трудновато…
– Олсон ничего не знает. И избавьте меня от нотаций! Вы намерены одеться?
– Что вы узнали?! – крикнула Сьюзи из спальни.
– Увидите на месте, – ответил Эндрю, заглядывая туда.
– Если не возражаете, я бы хотела принять душ в одиночестве.
Эндрю смутился и отвернулся к окну.
Сьюзи появилась спустя десять минут в джинсах, свитере крупной вязки и стильном берете.
– Идем?
– Наденьте мой плащ, – скомандовал Эндрю. – И натяните берет на глаза. Выйдете одна, дойдете до проулка, уходящего вправо, – там решетка всегда отперта. Попадете на Лерой‑стрит, добежите до Седьмой авеню, там сядете в такси. Доедете до входа на Пенсильванский вокзал на перекрестке Восьмой авеню и 31‑й стрит. Встретимся там.
– Не рановато для игры в «казаки‑разбойники»? Что вы затеяли?
– У вашего дома стоит такси. Пока вы принимали душ, оно ни на метр не сдвинулось, – сообщил Эндрю, глядя в окно.
– Может, водитель пошел выпить кофе?
– А что, разве поблизости есть кафе? Водитель не вылезает из‑за руля и не отрывает глаз от ваших окон, так что делайте, что вам говорят.
Сьюзи влезла в плащ, Эндрю натянул берет ей на уши и полюбовался результатом.
– Так вы на себя не похожи. Что вы на меня смотрите? Не за мной же слежка!
– Воображаете, что такое чучело примут за вас?
– Главное, чтобы вас не узнали.
Эндрю вернулся на свой наблюдательный пост. Сьюзи вышла из подъезда, такси не тронулось с места.
Подождав несколько минут, Эндрю тоже вышел.
Она ждала его на тротуаре, у газетного киоска.
– Кто караулил меня около дома?
– Я записал номер, постараюсь выяснить.
– Мы поедем на поезде? – спросила Сьюзи, поворачиваясь к Пенн‑Стейшн[2].
– Нет, – тихо ответил Эндрю. – Лучше посмотрите на ту сторону улицы.
Она повернулась:
– Вы собираетесь отправлять почту?
– Сейчас не до шуток. Полюбуйтесь, что написано наверху.
Сьюзи, узнав строку на фасаде почтамта Фарли, вытаращила глаза.
– А теперь мне хотелось бы разобраться, зачем вашей бабке понадобилось переписывать это высказывание.
– Матильда упоминала ящик, в котором Лили оставила документы. Может, это был абонентский ящик?
– Тогда это плохая новость. Сомневаюсь, чтобы его сохранили за ней на такой долгий срок. Да и как его найти?
Они пересекли улицу и вошли в зал. Здание подавляло своими размерами. Эндрю справился у одного из служащих, где находятся абонентские ящики, служащий ткнул пальцем вправо.
Сьюзи сняла берет, открыв нежный затылок, и у Эндрю перехватило дыхание.
– Как его найти? Их здесь тысячи… – уныло пробормотала она, глядя на ряды ящиков, тянувшиеся вдоль коридора.
– Ваша бабушка хотела, чтобы ящик открыли. Тому, кто должен был это сделать, требовалась подсказка – как нам сейчас.
Эндрю позвонил в газету.
– Олсон, мне нужна помощь.
– Передайте трубку настоящему Эндрю Стилмену, – заявил Фредди. – Вы удачно ему подражаете, но он бы скорее сдох, чем обратился ко мне за помощью.
– Я серьезно, Фредди. Я жду тебя у главного входа в почтамт Фарли.
– Так‑то лучше, Стилмен. А что я за это получу?
– Мою признательность и уверенность, что при необходимости ты тоже сможешь на меня рассчитывать.
– Согласен, – ответил Олсон после короткого раздумья.
Эндрю и Сьюзи ждали Фредди на ступеньках. Он вылез из такси и отдал Эндрю чек.
– Не хотелось идти пешком. С тебя десятка. Чего это тебя понесло на почтамт?
– Расскажи все, что знаешь об этом учреждении.
Олсон так таращился на Сьюзи, что ей стало неловко.
– Я – подруга бывшей жены Эндрю, – объяснила она, уже зная, кто перед ней. – Завершаю учебу по специальности «городское обустройство». Меня угораздило передрать из Интернета целую главу – думала украсить свой диплом. Профессор согласен закрыть на это глаза, но при условии, что я заменю чужой текст другим – о значении архитектуры первого десятилетия двадцатого века для нью‑йоркской городской среды. Профессор – старая шельма. Он назначил мне срок до понедельника, времени в обрез, но выбора нет, иначе диплома мне не видать. Этот почтамт считается одним из самых ярких образчиков архитектуры той эпохи. Эндрю уверяет, что вы знаете его лучше, чем архитектор, построивший его.
– Лучше Джеймса Уэтмора? Вы мне льстите, мэм, хотя не буду скрывать, кое‑что я и вправду знаю. У меня была на эту тему отличная статья, жаль, что вы не начали с нее. Дайте мне свой адрес, сегодня же вечером я принесу вам свою статью…
– Какое имя вы назвали?
– Архитектора, руководившего строительством. Вы о нем не знали?
– Знала, но забыла, – ответила Сьюзи, задумавшись. – А «Фишер Стоун» – это вам что‑то говорит? Может, это какое‑то конкретное место внутри почтамта?
– Слушайте, что вы за студентка?
– Честно говоря, ленивая, – созналась Сьюзи.
– Да я уж вижу… Идите за мной! – скомандовал Олсон.
Он подвел Сьюзи и Эндрю к стене, на которой красовалась мемориальная доска в честь открытия Центрального почтамта с целым списком имен.
Уильям Х. Вудин,
Министр финансов
Лоррейнс У. Роберт‑мл.,
Заместитель министра
Джеймс А. Уэтмор,
руководитель строительства «Тейлор и Фишер»
Уильям Ф. Стоун‑мл.
архитектурно‑проектная компания
– Вот и номер абонентского ящика, – шепнул Эндрю на ухо Сьюзи.
– Ну, с чего желаете начать экскурсию? – спросил Олсон, чрезвычайно гордый собой.
– Вы экскурсовод, вам и решать, – сказала Сьюзи.
Битых два часа Олсон поражал их своими лекторскими способностями. Его познания произвели впечатление даже на Эндрю. На каждом шагу он останавливался, чтобы рассказать Сьюзи о происхождении очередного фриза или мрамора на полу, назвать скульптора, создавшего барельеф, или авторов кессонных потолков. Сьюзи нравилось это погружение в историю, она засыпала Фредди вопросами, чем быстро привела Эндрю в раздражение, которое тот даже не пытался скрыть.
Вернувшись к абонентским ящикам для почты до востребования, Сьюзи и Эндрю убедились, что ящика под номером 1933 не существует.
– В начале восьмидесятых годов была внедрена система автоматической сортировки почты, после чего всю подземную часть закрыли для посетителей.
– Там тоже были ящики? – спросила Сьюзи.
– Быть‑то были, ну и что? Ими все равно пользовались все реже. Те, что вы видите здесь, – всего лишь декорация. На верхние этажи тоже не пускают, но у меня хорошие отношения с одним из здешних начальников. Хотите там побывать? Могу это устроить в ближайшие дни. Можно перед эти пообедать. Или поужинать потом.
– Превосходная идея! – одобрила Сьюзи.
Она поблагодарила Фредди Олсона за познавательную экскурсию и заявила, что отправится домой, чтобы записать все, что от него услышала.
Олсон нацарапал в своем блокнотике номер ее телефона и заверил, что он всегда в ее распоряжении.
Сьюзи отдала Эндрю плащ и убежала. Олсон подождал, пока она удалится на достаточное расстояние, и обратился к Эндрю:
– Слушай, Стилмен, ты ведь все еще в трауре по своему браку? – Он проводил взглядом Сьюзи, пересекавшую Восьмую авеню.
– Тебе‑то какое дело? – огрызнулся Эндрю.
– Так я и думал. Раз так, ты не будешь возражать, если я сегодня приглашу твою знакомую поужинать? Возможно, я ошибаюсь, но у меня впечатление, что я ей понравился.
– Если у тебя впечатление, что ты кому‑то понравился, обязательно воспользуйся этим редчайшим случаем!
– У тебя всегда найдется для меня доброе слово, Стилмен.
– Эта женщина свободна, Фредди, поступай как знаешь.
Войдя в ресторан «Фрэнки», Эндрю увидел за своим столиком в глубине зала Сьюзи.
– Я сказала официантке, что ужинаю с вами.
– Вижу, – ответил Эндрю, садясь.
– Вам удалось избавиться от коллеги‑эрудита?
– Вы мне плохо в этом помогали.
– Что у вас запланировано дальше?
– Первым делом – ужин. Потом мы совершим глупость. Будем надеяться, что нам не придется о ней сожалеть.
– Что за глупость? – осведомилась Сьюзи, принимая соблазнительную позу.
Эндрю закатил глаза, вынул из портфеля фонарь и положил на стол. Сьюзи зажгла его и направила луч в потолок.
– Поиграем! Кто из нас двоих лучше изобразит статую Свободы? – Она направила луч Эндрю в глаза. – Выкладывайте все, что знаете, мистер Стилмен! – Теперь она изображала сурового следователя.
– Мы не в цирке. Хотя ваше хорошее настроение меня радует.
– Ну так зачем нам фонарь?
– Чтобы найти абонентский ящик в подземелье почтамта.
– Но как?
– Бесшумно.
– Какая замечательная мысль!
– Мне так не кажется.
Эндрю разложил на столе схему.
– Долорес добыла это в мэрии. Схему опубликовали во время городского опроса. Старые абонентские ящики замурованы вот здесь. – Он указал на черную линию на карте. Я придумал, как туда попасть.
– Вы научились проходить сквозь стены?
– Видите штриховку? Так помечены тонкие гипсовые перегородки. Вижу, вас все это развеселило. Пожалуй, лучше я посмотрю дома телевизор. Куда приятнее отдыхать, чем рисковать собой, бродя в подземелье почтамта.
Сьюзи накрыла ладонью пальцы Эндрю.
– Мне просто захотелось заставить вас улыбнуться. Ни разу еще не видела вашей улыбки!
Эндрю скорчил гримасу.
– Вылитый Джек Николсон в роли Джокера!
– Что ж, значит, я – человек, который не смеется, – пробормотал Эндрю, складывая план. – Доедайте ваши макароны, я продолжу объяснения на месте. – Он убрал руку со стола.
Сьюзи попросила официантку принести ей еще один бокал вина. Эндрю жестом потребовал счет.
– Как вы с ней познакомились?
– В школе. Мы оба выросли в Покипси.
– Вы были вместе с таких юных лет?
– Если не считать двадцатилетнего перерыва. По прошествии двадцати лет случайно столкнулись у выхода из бара. Вэлери стала взрослой женщиной, и какой! Но в тот вечер я узнал в ней девчонку из моего детства. Чувства не стареют.
– Почему вы расстались?
– В первый раз ушла она. У каждого есть детские мечты, у нее не было времени меня дожидаться. Юность нетерпелива!
– А во второй раз?
– Я не сумел ее обмануть.
– Вы ей изменили?
– До этого даже не дошло.
– Странный вы тип, Стилмен.
– Ну да, не умеющий улыбаться.
– Вы ее по‑прежнему любите?
– Что это меняет?
– Она жива, и это все меняет.
– Шамир любил вас, вы – его. В каком‑то смысле вы с ним по‑прежнему вместе. А я один.
Сьюзи потянулась через стол и поцеловала Эндрю. Это был мимолетный поцелуй, сотканный из грусти и страха, признание своего и его отчаяния.
– Так мы идем на дело? – спросила она, гладя его по щеке.
Эндрю поймал ее руку, посмотрел на пальцы с отсутствующими фалангами и поцеловал ее ладонь.
– На дело так на дело, – сказал он, вставая.
Такси миновало Уэст‑Виллидж, Челси, район Адская кухня, свернуло на восток. Эндрю то и дело оглядывался назад.
– Только без паранойи! – тихонько взмолилась Сьюзи.
– Такси у вашего дома на самом деле было полицейской машиной.
– Водитель раскололся? – спросила она насмешливо.
– Не у одного Олсона есть связи. Он якшается с почтальоном, я – с бывшим инспектором нашего участка. Я звонил ему днем. С такими номерами, как у того такси, ездит полиция.
– Если в нашем квартале орудует взломщик, это все объясняет.
– Я был бы очень рад, если бы все оказалось так просто. Инспектор Пильгес всегда старается найти для меня ответ, но в этот раз… Я попросил его выяснить, кого выслеживает полиция. Его бывшие коллеги были категоричны: сегодня никого из них не направляли на Гудзон‑авеню.
– Что‑то я не пойму, это была полицейская машина или нет?
– С виду такси, если покопаться, то полиция, а на самом деле – не то и не другое… Такое позволяет себе одна‑единственная государственная организация. Теперь понимаете?
Эндрю и Сьюзи прошли Пенн‑Стейшн насквозь, затем спустились на эскалаторе на подземный этаж. В этот поздний час вокзал был почти безлюден. Коридор, куда они свернули, походил на зловещий темный провал. Еще один поворот – и они увидели перила, напротив которых были вывешены копии разрешений на строительство.
– Принимаемся за дело, – сказал Эндрю и достал гайковерт.
Вскрыть деревянную дверь не составило труда.
– Да вы, оказывается, мастер взлома! – похвалила его Сьюзи.
– Весь в дедушку, мастера на все руки! – похвастался Эндрю.
Перед ними открылся подземный проход с редкими тусклыми лампочками на провисшем проводе под потолком. Эндрю включил на всякий случай фонарь и поманил за собой Сьюзи.
– Над нами Восьмая авеню? – спросила она.
– Она самая. Если верить схеме, этот тоннель приведет нас прямиком в подвал почтамта.
Помещение, в которое они вошли, тонуло в беспросветной тьме. Эндрю отдал фонарь Сьюзи и попросил ее посветить на схему у него в руках.
– Направо! – скомандовал он.
Их шаги отдавались многократным эхом. Эндрю жестом остановил Сьюзи и приложил палец к губам, потом немного постоял с выключенным фонарем.
– В чем дело? – спросила она шепотом.
– Мы здесь не одни.
– Это крысы. Их тут тьма!
– Крысы не носят обувь, – возразил Эндрю. – Я слышал шаги.
– Тогда бежим отсюда!
– Я думал, вы смелая! Идите за мной. Может, это действительно всего лишь крысы. Я больше ничего не слышу.
И Эндрю снова зажег фонарь.
Они вошли в бывший сортировочный зал, заставленный старыми деревянными столами, на которых громоздились железные ящики – в их отсеки почтальоны былых времен раскладывали письма. Теперь все покрывал густой слой пыли. Дальше у них на пути были столовая, гардероб, вереница кабинетов в самом плачевном состоянии. Эндрю казалось, что он проник в трюм затонувшего судна.
Снова заглянув в схему, он понял, что они заблудились.
– Мы проскочили винтовую лестницу, она должна была находиться по левую руку. Старые абонентские ящики прямо у нас над головой. Теперь надо придумать, как до них добраться.
Отдав Сьюзи фонарь, Эндрю развалил нагромождение коробок и обнажил ржавые перила шаткой лестницы, исчезавшей в люке наверху.
– Нам сюда! – сказал Эндрю, стряхивая с себя пыль.
Он полез первым, проверяя прочность каждой ступеньки. Сьюзи не стала дожидаться его разрешения следовать за ним. Она альпинистка, вспомнил он, старая лестница для нее пустяк.
Выбравшись на полуэтаж, Эндрю посветил вокруг и увидел громоздящиеся до потолка ящики с оловянными затычками в замочных скважинах. На каждом красовался позолоченный номер.
Сьюзи благоговейно приблизилась к ящику номер 1933. Эндрю изловчился и своим инструментом протолкнул личинку замка внутрь.
– Теперь ваша очередь.
Распахнув дверцу ящика, он жестом пригласил Сьюзи подойти. Она достала из ящика конверт, надорвала его дрожащими пальцами и прочла на лежавшей в нем визитной карточке единственное слово: «Sne‑gourochka».
Эндрю приложил палец к губам Сьюзи и опять выключил фонарь.
В этот раз оба услышали шорох и дыхание. Крысы так не дышат. Эндрю замер, стараясь вспомнить схему, которую он заучивал наизусть именно для такого случая. Схватив Сьюзи за руку, он потащил ее вдоль стены с ящиками к краю полуэтажа.
Сьюзи обо что‑то споткнулась и вскрикнула. Эндрю включил фонарь и навел луч на ведущие вверх ступеньки.
– Сюда! – Он ускорил шаг.
Теперь даже эхо их шагов не могло заглушить гулкий топот двух преследователей.
Эндрю перешел на бег, таща за собой Сьюзи. Путь им преградила дверь, которую Эндрю двинул ногой. Дверь устояла, но второго удара щеколда не выдержала. Он захлопнул дверь за собой и заблокировал железным ящиком.
Они выскочили в забитый рухлядью зал, где им в нос ударила густая вонь мочи и экскрементов. Видимо, когда‑то здесь было логово бездомных. Это значило, что отсюда есть лаз наружу. Эндрю нашарил лучом фонаря дыру в потолке, пододвинул под нее каркас стола, поднял на него Сьюзи. Та с поразительной ловкостью подтянулась и исчезла в люке. Торопясь следом за ней, Эндрю услышал за спиной удары в дверь, потом грохот: это рухнули ящики – оставленная им шаткая баррикада.
Сьюзи указала на маленькое незарешеченное окно: похоже, через него бездомные проникали в свое жилище. Окошко вело в бетонный желоб, тянувшийся вдоль фасада почтамта на 31‑й стрит. Хорошо, что в желобе не было воды.
Обоим пора было вдохнуть свежего воздуха. Эндрю прикинул, что они, вероятно, опередили преследователей на пару минут. В этом темном рву ниже уровня улицы их могли настигнуть и…
– Сматываемся! – распорядился Эндрю.
Выбравшись на тротуар, они перебежали попутные полосы Восьмой авеню и, стоя на осевой, остановили такси. Эндрю велел водителю доставить их в Гарлем. Когда они миновали 80‑ю улицу, он сказал, что передумал, и попросил везти их назад, в Гринвич‑Виллидж.
Пока такси ехало по Вест‑Сайд‑Хайвей, Эндрю бурлил от негодования.
– Вы говорили кому‑нибудь, куда мы собираемся сегодня вечером? – спросил он, играя желваками.
– Конечно нет! За кого вы меня принимаете?
– Как вы тогда объясните случившееся?
– Почему бы им не быть просто бездомными?
– Там, где я впервые услышал шаги, людей не бывало много лет.
– Откуда вы знаете?
– Пыль на полу была нетронутой, как снег в Антарктиде. Нет, наши преследователи вели нас еще с вокзала. Могу гарантировать, что, когда мы выходили от вас, слежки еще не было.
– Клянусь, я никому ничего не говорила! – воскликнула Сьюзи.
– Верю, – сказал Эндрю. – Но теперь нам придется утроить бдительность.
Сьюзи отдала Эндрю конверт из абонентского ящика.
– У вас есть предположения, что бы это могло значить? – спросил он, открывая конверт.
– Ни малейшего.
– Вроде бы русское слово, – сказал Эндрю. – И это свидетельствует не в пользу вашей бабушки…
Сьюзи промолчала.
Войдя в квартиру Эндрю, замерзшая Сьюзи первым делом согрела чаю.
– «Снегурочка»! – вскричал Эндрю.
Сьюзи вошла в гостиную, поставила поднос и наклонилась к монитору компьютера:
– Опера Римского‑Корсакова, написана в 1881 году по мотивам пьесы какого‑то Александра Островского.
– Лилиан признавала только джаз, – сообщила Сьюзи.
– Раз ваша бабушка заперла бумажку с названием этой оперы в абонентском ящике на почтамте, значит, это не просто так.
– Про что опера?
– Про вечный конфликт стихий, – ответил Эндрю. – Сами читайте, у меня устают глаза. – Он встал и, пряча за спину дрожащие руки, улегся на диван.
Сьюзи села в его рабочее кресло и стала читать вслух:
– В этой истории сталкиваются живые люди и мифологические персонажи. Снегурочка мечтает жить среди людей. Ее мать Весна‑Красна и отец Мороз согласны, чтобы ее удочерила крестьянская семья. Во втором акте женщина по имени Купава сообщает о своем браке с Мизгирем. Но за несколько дней до свадьбы Мизгирь встречает в лесу Снегурочку, безумно в нее влюбляется и умоляет ответить на его чувство.