– Кого‑то он мне напоминает… – пробормотал Эндрю.
– Снегурочка, не имеющая никакого представления о любви, отвечает ему отказом. Жители деревни требуют, чтобы царь Берендей наказал Мизгиря, обманувшего невесту. Но и царь при виде Снегурочки покорен ее красотой, он отменяет свое решение и спрашивает Снегурочку, любит ли та Мизгиря. Она отвечает, что у нее ледяное сердце и что она не способна любить. Царь объявляет свою волю: тот, кто покорит ее сердце, женится на ней. В следующих двух актах Снегурочка осваивает науку чувств и влюбляется в Мизгиря. Мать предостерегала ее, что ей нельзя попадать под солнечные лучи, но Мизгирь живет на свету. Снегурочка выходит из лесу навстречу возлюбленному, и к страшному горю собравшихся и несчастного Мизгиря тает и испаряется.
– Мне очень близок этот Мизгирь, сочувствую его несчастью, – проворчал Эндрю.
– Вы еще не знаете продолжения: безутешный Мизгирь топится в озере.
– Каждому свое: у меня вместо озера фернет с колой. Как же кончается эта русская трагедия?
– Царь объявляет подданным, что следствием исчезновения Снегурочки будет конец затянувшейся русской зимы.
– Шикарно! Наконец‑то мы сделали шаг вперед!
– Зачем бабушка спрятала в абонентском ящике бумажку с этим русским словом?
– Вот и я хотел спросить вас о том же!
Эндрю уступил Сьюзи свою спальню, а сам по привычке устроился на диване. Но Сьюзи, взяв одеяло, выключила свет и растянулась на ковре рядом с ним.
– Что за выкрутасы?
– Я говорила, что не терплю кровати. Такое впечатление, что и вы, несмотря на новое постельное белье, не намерены спать на своей. Зачем в таком случае расходиться по разным помещениям?
– Может, все‑таки пустить вас на диван? Раз вам одной тоскливо, на ковре могу лечь я.
|
|
– Мне и так хорошо.
Оба молчали, пока их глаза не привыкли к темноте.
– Вы спите? – спросила Сьюзи шепотом.
– Нет.
– Не хочется?
– Еще как хочется, я страшно устал.
– Тогда почему?
– Не почему.
– Какой хороший вечер!
– Ну, не знаю, мне не очень понравилось, когда наши преследователи стали высаживать дверь!
– Я о нашем ужине, – прошептала Сьюзи.
– Ужин и вправду удался, – согласился Эндрю, поворачиваясь к ней.
До него донеслось ее тихое дыхание. Поняв, что Сьюзи уснула, Эндрю уставился на нее и долго лежал с открытыми глазами, пока и его не сморил сон.
Кнопфа разбудило дребезжание телефона.
– Для звонка в такой час должен быть исключительно важный повод.
– «Снегурочка». Ну как, ради этого стоило вас будить?
Кнопф затаил дыхание.
– Почему вы произнесли это слово? – спросил он, скрывая волнение.
– Потому что теперь оно известно нашим голубкам.
– Они поняли его смысл?
– Еще нет.
– Как они узнали?
– Согласно данным прослушки, этой ночью они забрались в подвал почтамта Фарли. Ваша Лилиан Уокер оставила записку в абонентском ящике. Я думал, мы стерли все следы…
– Похоже, не все, – со вздохом проговорил Кнопф.
– Я бы хотел знать, по какой причине была допущена такая оплошность.
– Приходится признать, что она оказалась хитрее, чем мы думали.
– Чем вы думали, Кнопф. Позволю себе напомнить, что за все это дело отвечали именно вы.
– Вы поторопились, не прислушавшись к моим доводам. Если бы мы немного подождали…
– Если бы мы подождали хотя бы еще один день, она бы все выложила, и «Снегурочке» пришел бы конец. А теперь уберите у себя под дверью и покончите с этой историей раз и навсегда.
|
|
– Не думаю, что есть повод для волнения. Даже если они догадаются, что это означает – в чем я сильно сомневаюсь, – у них все равно не будет никаких доказательств.
– Сьюзи Уокер и Эндрю Стилмен сумели в считаные дни завладеть документом, о существовании которого мы не знали сорок шесть лет, так что не надо их недооценивать. Вы уверены, что досье на «Снегурочку» уничтожено? События этого вечера, похоже, доказывают обратное.
– И все‑таки я уверен.
– Кто же тогда интересуется нашими двумя подопечными, кроме нас самих, и почему?
– Простите?..
– Цитирую из отчета: «Мне не очень понравилось, когда наши преследователи стали высаживать дверь». Это наши люди сели им на хвост?
– Нет, мы их упустили. Они ухитрились улизнуть из дома незаметно.
– Вы действуете как любитель, а не как профессионал, Кнопф! – Гнусавый голос звучал возмущенно. – «Снегурочка» должна быть защищена! Причем сегодня это важнее, чем когда‑либо раньше. В нынешних условиях информация о ее существовании стала бы настоящей катастрофой, вы меня слышите?
– Я прекрасно вас слышу, сэр.
– Тогда сделайте все необходимое!
И собеседник Кнопфа бросил трубку, не попрощавшись.
Сьюзи спала, свернувшись калачиком на полу.
Эндрю побрел на кухню с бумагами, полученными от Бена Мортона. Сварив себе кофе, он присел к столу. Рука дрожала все сильнее, ему потребовалось две попытки, чтобы поднести чашку к губам. Вытирая пятна от кофе на обложке папки, он заметил, что она толще, чем он думал, порылся и нашел еще два машинописных листа.
|
|
Мортон потратил на это расследование куда больше сил и времени, чем рассказывал, когда они с Эндрю беседовали у него в доме. Бен сохранил свидетельства близких Лилиан Уокер. Немногие согласились говорить с ним.
Человек по фамилии Джекобсон, учивший Лилиан играть на фортепьяно, сказал журналисту по телефону, что ученица была с ним откровенна. Он назначил журналисту встречу, но она не состоялась: накануне Джекобсон слег с сердечным приступом.
Джеремайя Фишберн, управляющий благотворительным фондом клана Уокеров, выразил удивление, что никто из представителей прессы не заметил весьма очевидного противоречия: зачем было Лилиан тратить столько времени и денег на помощь ветеранам и при этом ставить под угрозу жизнь солдат?
Женщина из окружения семьи, не пожелавшая назвать свое имя, сказала репортеру, что жизнь Лилиан складывалась не так гладко, как пыталась изобразить она сама. Она слышала о каком‑то тайном соглашении между миссис Уокер и одной ее знакомой, утверждавшей, будто они вместе ездили на остров Кларкс.
Эндрю записал название острова в свой блокнот и продолжил чтение.
Он услышал плеск воды в душе, подождал, пока плеск прекратится, налил чашку кофе и заглянул к Сьюзи, закутавшейся в его халат.
– Вы знали, что ваша бабушка играла на фортепьяно?
– Я разучивала гаммы на ее «Стейнвее». Похоже, она была виртуозной пианисткой. На приемах, которые давал дед, она играла для гостей джаз.
– Вам что‑нибудь говорит название такого места – остров Кларкс?
– А должно?
Эндрю достал из шкафа две пары брюк, два теплых свитера и чемоданчик.
– Заглянем к вам, вам кое‑что нужно забрать. Одевайтесь!
Одномоторный «Пилатус» компании «Аме‑рикэн Игл» сел на полосу городского аэродрома Тикондерога во второй половине дня. В горах Адирондак зима была в разгаре, лес засыпало свежим снегом.
– Отсюда недалеко до канадской границы, – сообщил Эндрю, садясь в арендованный автомобиль.
– Сколько? – спросила Сьюзи, включая отопление.
– Полчаса езды. В такую погоду, возможно, чуть дольше. По‑моему, вот‑вот начнется метель.
Сьюзи задумчиво разглядывала окрестности. Набиравший силу ветер гнал поземку, усугубляя мрачность пейзажа, его завывание было слышно даже в машине. Сьюзи опустила стекло, высунула наружу голову и похлопала Эндрю по колену, прося остановиться.
Машина резко затормозила, Сьюзи выскочила и бросилась на обочину, где ее стошнило съеденным в аэропорту сэндвичем.
Эндрю подошел и взял ее за плечи, чтобы поддержать. Когда спазмы прекратились, он усадил ее в машину и вернулся за руль.
– Мне очень стыдно, простите, – выдавила она.
– Никогда не знаешь, что они суют в этот целлофан…
– Сначала, – заговорила она еле слышно, – я просыпалась с мыслью, что это всего лишь дурной сон, что он поднялся раньше меня и я найду его в кухне… Я всегда просыпалась раньше его, но притворялась спящей, чтобы дать ему приготовить завтрак. Свист чайника служил сигналом, что пора вставать. Я ведь лентяйка. В первые месяцы после его смерти я машинально одевалась и брела, сама не зная куда. Иногда заходила в гипермаркеты и слонялась по проходам с пустой тележкой, ничего не покупая. Смотрела на людей и завидовала. Дни становятся бесконечными, когда рядом нет любимого человека.
Эндрю медленно опустил стекло и поправил зеркало, подыскивая слова.
– После больницы, – наконец заговорил он, – я целыми днями торчал у Вэлери под окнами. Часами просиживал на скамейке, уставившись на дверь ее подъезда.
– И вы ни разу не встретились?
– Нет, ведь она переехала. Мы с вами два сапога пара.
Сьюзи молчала, наблюдая, как к ним приближается набухшая снегом туча. В начале очередного виража машину занесло, Эндрю снял ногу с акселератора, но «форд» продолжал скользить. К счастью, он вскоре уткнулся в выросший на пути сугроб и остановился.
– Настоящий каток! – констатировал Эндрю и хихикнул.
– Вы что, пили?
– Самую малость, в самолете, это не считается.
– Немедленно заглушите мотор!
Видя, что Эндрю не подчиняется, Сьюзи стала колотить его по плечу и в бок. Эндрю поймал ее руки и заставил уняться.
– Шамир мертв, Вэлери ушла, мы одиноки и ничего не можем с этим поделать. Успокойтесь! Если хотите, можете сами сесть за руль, но даже кристально трезвый водитель не совладает с таким гололедом.
Сьюзи вырвалась и сердито уставилась прямо перед собой.
Эндрю осторожно тронулся с места. Порывы ветра усиливались с каждой секундой, раскачивая «форд», как утлое суденышко. Темнело, видимость все ухудшалась. Проезжая через крохотный поселок, Эндрю недоумевал, как люди могут здесь жить. Сквозь метель блеснула реклама ресторанчика сети «Дикси Ли», и он свернул на стоянку.
– На сегодня хватит, – постановил он, выключая зажигание.
Интерьер и атмосфера ресторанчика словно были перенесены сюда с картины Эдварда Хоппера. За столиками сидели всего два посетителя. Эндрю и Сьюзи устроились в стороне, за небольшой перегородкой. Официантка принесла кофе и два меню. Эндрю заказал блинчики, Сьюзи отодвинула меню, ничего не выбрав.
– Вам надо поесть.
– Я не голодна.
– Вам приходило в голову, что ваша бабушка может быть виновна?
– Нет, никогда.
– Я не утверждаю, что это так, но бессмысленно приступать к расследованию, будучи заранее в чем‑то уверенным.
Сидевший у стойки водитель грузовика нагло разглядывал Сьюзи. Эндрю попытался поставить его на место суровым взглядом.
– Не корчите из себя ковбоя, – сказала Сьюзи.
– Этот тип меня раздражает.
Сьюзи встала и подошла к дальнобойщику.
– Хотите к нам присоединиться? Весь день один за рулем, за едой тоже один, нужна же вам компания! – В ее тоне не было и тени иронии.
Бедняга растерялся.
– У меня одна просьба: хватит глазеть на мою грудь, моему другу это неприятно. Уверена, вашей жене это бы тоже не понравилось. – Она указала подбородком на обручальное кольцо у него на пальце.
Дальнобойщик расплатился и вышел. Сьюзи опять уселась напротив Эндрю.
– Знаете, с чем у вас, мужчин, проблема? Со словарным запасом!
– Тут через дорогу мотель, лучше переночуем там, – предложил Эндрю.
– А рядом с мотелем бар, верно? – Сьюзи повернулась к окну. – Думаете засесть там, когда я усну?
– Не исключено. Вам‑то что?
– Мне – ничего. Просто противно смотреть на ваши трясущиеся руки.
Официантка поставила перед Эндрю его заказ. Он передвинул тарелку на середину стола.
– Если вы поедите, то я сегодня вечером не выпью ни капли.
Сьюзи взглянула на него, взяла вилку, разделила стопку блинов надвое и налила в тарелку кленового сиропа.
– Шрун‑Лейк в тридцати милях отсюда, – сказала она. – Приедем туда – и что?
– Сам не знаю. Разберемся завтра.
Насытившись, Эндрю направился в туалет. Как только он отвернулся, Сьюзи схватила свой мобильник.
– Куда ты подевалась? Я ищу тебя уже два дня.
– Гуляю, – ответила Сьюзи.
– У тебя неприятности?
– Вы слыхали что‑нибудь об острове, куда ездила время от времени моя бабушка?
Кнопф смолчал.
– Надо понимать это как «да»?
– Не вздумай туда отправиться, – выдавил Кнопф.
– Что еще вы от меня скрывали?
– Только то, что может причинить тебе вред.
– А что может причинить мне вред, Кнопф?
– Утрата иллюзий. Они были твоей колыбельной в детстве, но как тебя за это упрекать, при твоем‑то одиночестве!
– Вы на что‑то намекаете?
– Твоей героиней была Лилиан, ты сочиняла ее историю, слушая бредни своей матери. Мне очень жаль, Сьюзи, но Лилиан была совсем не такой, какой ты ее себе выдумала.
– Можете не ходить вокруг да около, Кнопф, я давно выросла.
– Лили обманывала твоего деда! – выпалил Кнопф.
– Он об этом знал?
– Знал, разумеется, но закрывал на это глаза. Он слишком ее любил, чтобы рискнуть ее потерять.
– Я вам не верю.
– Как хочешь. Все равно ты скоро сама откроешь правду. Полагаю, вы уже на пути к озеру.
Настала очередь Сьюзи задержать дыхание.
– Когда доберетесь до Шруна, обратитесь к хозяину магазинчика – он там один. Дальше поступайте по своему усмотрению. Позволь только дать совет, идущий от самого сердца: лучше разворачивайтесь и поезжайте обратно.
– Почему?
– Потому что ты не такая крепкая, как воображаешь. Ты слишком цепляешься за иллюзии.
– Кто был ее любовником? – спросила она сквозь стиснутые зубы.
Но Кнопф уже бросил трубку.
Эндрю ждал, опершись об автомат с сигаретами, пока Сьюзи спрячет телефон.
Повесив трубку, Кнопф заложил руки за голову.
– Будет когда‑нибудь такая ночь, когда нас ни разу не побеспокоят? – раздался голос с соседней подушки.
– Спи, уже поздно.
– А ты будешь мучиться бессонницей? Ты бы себя видел! Что тебя гложет?
– Ничего, просто устал.
– Это она?
– Да.
– Ты на нее зол?
– Даже не знаю. По‑разному.
– Еще чего ты не знаешь? – Друг мягко сжал его руку.
– Я не знаю, где истина, Стэн.
– Сколько я тебя знаю, эта семейка портит тебе жизнь. А ведь мы вместе давно, почти сорок лет. Когда наступит развязка, если, конечно, эта история вообще когда‑нибудь закончится, я вздохну с облегчением.
– Мое давнее обещание – вот что отравляет нам существование.
– Ты дал это обещание потому, что был молод и неравнодушен к сенатору. А еще потому, что у нас не было детей и что ты взялся играть чужую роль. Сколько раз я тебя предостерегал? Ты не можешь и дальше вести двойную игру. Рано или поздно это тебя погубит.
– Чего мне бояться, в моем‑то возрасте? И не болтай глупостей: я просто восхищался Уокером, он был моим наставником.
– Если бы только это… Ну что, гасим свет? – спросил Стэнли.
– Надеюсь, я отсутствовал не очень долго, – спросил Эндрю, садясь.
– Нет, я любовалась снежинками. Это как огонь в камине: никогда не надоедает на них смотреть.
Официантка подлила им кофе. Эндрю прочел имя на табличке у нее на груди и спросил:
– Что скажете о мотеле напротив, Анита?
Аните шел седьмой десяток, накладные ресницы у нее были длинные, как у восковой куклы, губы густо намазаны ярко‑красной помадой, румяна на щеках только подчеркивали глубокие морщины, прорезанные скучной жизнью при кухне придорожного ресторана на окраине штата.
– Вы из Нью‑Йорка? – спросила она, громко чавкая жевательной резинкой. – Была там однажды, как же! Таймс‑сквер, Бродвей – шик, ничего не скажешь! Часами там бродила, так задирала голову на небоскребы, что чуть шею не свернула. Какой ужас с этими башнями‑близнецами, надо же! Я на них поднималась, прямо сердце болит, стоит только подумать… Это кем же надо быть, чтобы такое натворить?!
– Даже не знаю, кем надо быть! – подхватил Эндрю.
– Когда укокошили этого подонка, мы тут все плакали от радости. Представляю, какой праздник вы устроили по этому случаю у себя на Бродвее!
– Жаль, меня там тогда не было, – сказал Эндрю со вздохом.
– Да уж, не повезло. Мы с мужем решили отметить там мое семидесятилетие. К счастью, это еще не скоро, пока рано паковать чемоданы.
– Так что скажете о мотеле, Анита?
– Чистенький, это уже неплохо. Но, конечно, не Копакабана, для свадебного путешествия с такой красоткой не подойдет. – Голос у официантки был пронзительный, неприятный. – Милях в двадцати отсюда есть «Холидей Инн», он будет пошикарней, но в такую погоду я бы поостереглась ехать дальше. Когда есть любовь, все, что нужно, – хорошая подушка. Принести вам что‑нибудь еще? Кухня скоро закроется.
Эндрю дал ей двадцать долларов, поблагодарил за деликатность – комплимент, который она приняла всерьез, – и жестом отказался от сдачи.
– Скажете хозяину, что это я вас прислала, он сделает вам скидку. Попросите номер с окнами во двор, иначе вас разбудят грузовики, их здесь поутру полным‑полно, грохот стоит, как на полигоне!
Эндрю и Сьюзи перешли через улицу. Эндрю попросил два номера, но Сьюзи возразила, что хватит и одного.
Большая кровать, вытертый ковер, еще более вытертое кресло, сервировочный столик – реликвия 70‑х годов, и телевизор той же эпохи – вот и все убранство номера на втором этаже безликого здания.
Ванная комната тоже не отличалась изяществом, зато горячая вода текла бесперебойно.
Эндрю достал из стенного шкафа одеяло, взял с кровати подушку и устроил ложе у окна. Улегшись, он оставил включенной лампу над кроватью и стал ждать, пока Сьюзи выйдет из ванной. Она появилась с полотенцем на бедрах, с голой грудью, и легла рядом с ним.
– Не делайте этого, – попросил он.
– Я еще ничего не сделала.
– Я слишком давно не видел обнаженную женщину.
– Ну и как, действует? – спросила она шепотом, запуская руку под простыню.
Ее рука двигалась неторопливо и ритмично. У Эндрю свело горло, он не мог издать ни звука. Она не унималась, пока не довела его до оргазма. Желая в ответ доставить ей удовольствие, он повернулся и потянулся губами к ее груди, но она мягко отстранилась и погасила свет.
– Я не могу, – прошептала она. – Еще рано.
Она прижалась к нему и закрыла глаза.
Эндрю лежал на спине, глядя в потолок и стараясь не дышать. В паху было мокро, простыня прилипла к животу – неприятное ощущение. Он допустил ошибку, позволил себе грешок, не воспротивившись ей, и теперь, когда возбуждение прошло, чувствовал себя грязным.
Сьюзи мерно дышала. Эндрю осторожно встал и подошел к телевизору. Под ним был мини‑бар. Он распахнул дверцу, окинул жадным взглядом батарею бутылочек с крепкими напитками – и мужественно закрыл холодильник.
В темной ванной он приник к окну. Метель не позволяла разглядеть горизонт. Ржавый ветряк издавал душераздирающий скрип, крыша сарая громыхала, грустное чучело, похожее на отощавшего танцора, причудливо плясало на ветру. Нью‑Йорк остался далеко, и здесь, в этом захолустье, Эндрю встречала Америка его детства. Ему захотелось снова увидеть, хотя бы мельком, отца, наполниться уверенностью от его любящего взгляда.
Он вернулся в комнату. Сьюзи крепко спала на полу.
В «Дикси Ли» все было совсем по‑другому, чем накануне. От какофонии голосов впору было оглохнуть, все столики и табуреты у стойки, пустовавшие накануне, были заняты. Анита сновала между столиками, нагрузившись стопками тарелок, и метала их клиентам с ловкостью циркачки.
Подмигнув Эндрю, она указала ему на столик, из‑за которого как раз вставали два дальнобойщика.
Сьюзи и Эндрю уселись.
– Как спалось, голубки? Ну и завывало ночью! Видели бы вы дорогу на рассвете: вся в снегу, белая как молоко. Сейчас‑то все растаяло, а ведь нападало с целый фут! Гамбургер с утра пораньше? Шучу! На ужин у вас были блинчики, так что…
– Два омлета, только мне без бекона, – сказала Сьюзи.
– У принцессы прорезался голос! Вчера я приняла вас за немую. Два омлета, один без бекона, два кофе! – пропела Анита, торопясь к стойке.
– Надо же, в одной с ней постели спит мужчина… – прошептала Сьюзи.
– А она ничего! В свое время даже была хорошенькой.
– «Бродвей – это шик!» – передразнила она официантку, изображая, будто ожесточенно жует резинку.
– Я вырос в таком же городишке, – сообщил Эндрю. – Здешний люд гораздо душевнее моих нью‑йоркских соседей.
– Ну, так поменяйте квартал!
– Можно узнать причину вашего веселого настроения?
– Я плохо спала и не люблю шум на пустой желудок.
– Вчера вечером…
– Это было вчера. Сегодня я не желаю об этом говорить.
Анита принесла им завтрак.
– Каким ветром вас сюда занесло? – поинтересовалась она, расставляя на столе тарелки и чашки.
– Мы заслужили отпуск, – ответил Эндрю. – Решили побывать в горах Ади‑рондак.
– Тогда вам надо в заповедник Тапер‑Лейк. Сейчас не лучшее время года, но там великолепно даже зимой.
– Тапер‑Лейк так Тапер‑Лейк, – согласился Эндрю.
– По пути заверните в Музей естественной истории. Он того стоит!
Сьюзи надоела болтовня, и она потребовала счет, дав понять Аните, что ее присутствие нежелательно. Официантка накорябала что‑то на листке, вырвала его из блокнота и сунула Сьюзи.
– Обслуживание входит в счет, – бросила она и удалилась с высокомерным видом.
Через полчаса они добрались до деревни Шрун‑Лейк. Эндрю затормозил на главной улице.
– Лучше встаньте у бакалеи, – посоветовала Сьюзи.
– И что будет?
– В такой дыре, как эта, бакалея – центр притяжения. Я знаю что говорю.
Бакалея скорее напоминала базар. По обе стороны двери громоздились ящики с овощами и бочки с соленьями. Посредине высились стеллажи с хозяйственными товарами, в глубине продавались скобяные изделия и всевозможные инструменты. В магазине «Бруди и сыновья» можно было найти все что угодно, но ни единого признака современности. Сьюзи подошла к человеку за кассой и спросила хозяина.
– Он перед вами, – ответил тридцатилетний Дилон Бруди.
– Тот, кого я ищу, старше вас.
– Джек в Афганистане, Джейсон в Ираке. Надеюсь, вы не с дурными вестями?
– Нет, мне нужно старшее поколение. Не бойтесь, я не принесла дурных вестей.
– Отец разбирается со счетами в заднем помещении, сейчас его лучше не беспокоить.
Сьюзи прошла через магазин к подсобке и постучала в дверь. Эндрю последовал за ней.
– Отстань, Дилон, я еще не закончил, – раздался голос из‑за двери.
Сьюзи вошла первой. Эллиот Бруди был человеком невысокого роста с выразительным лицом. Он поднял глаза от своего гроссбуха и, прищурившись, устремил взгляд на непрошеную гостью. Потом поправил на носу очки и снова погрузился в вычисления.
– Если вы хотите мне что‑то продать, то вы ошиблись адресом. Я занят инвентаризацией. Мой балбес‑сынок вечно ошибается с заказом.
Сьюзи достала фотографию и положила ее на гроссбух.
– Вы знаете эту женщину?
Бакалейщик скосил глаза на пожелтевший от времени снимок. Сначала он внимательно смотрел на него, потом перевел взгляд на Сьюзи. Встав, он взял черно‑белую фотографию Лилиан Уокер и поднес ее к бледному лицу внучки.
– Ну и сходство! – пробормотал старик. – Сколько времени прошло! Только я не пойму, для ее дочери вы слишком молоды…
– Лилиан была моей бабушкой. Так вы ее знали?
– Закройте дверь и сядьте. Нет, не сюда!
Он повесил на вешалку свою меховую куртку и распахнул дверцу, за которой темнел чулан.
– Здесь я тайком курю, – признался Эллиот, снимая крышку с ведерка и доставая оттуда пачку сигарет. Сначала предложив закурить Эндрю и Сьюзи, он сунул в рот сигарету и чиркнул спичкой.
– Потом я напою вас кофе, хорошо?
Эндрю чувствовал, что Сьюзи напряжена до предела. Он положил руку ей на плечо и пристально взглянул в глаза, призывая взять себя в руки.
– В деревне у вашей бабки было прозвище Мата Хари.
– Почему?
– То, зачем она сюда повадилась, ни для кого здесь не составляло тайны. Сначала на нее косились, но она умела завоевывать расположение. Такая была милая, такая внимательная! В конце концов местные закрыли глаза на все ее проделки. И приняли ее такой, какая есть.
– На что именно они закрыли глаза? – спросила Сьюзи дрожащим голосом.
– Все это теперь не важно, было, да быльем поросло. Важно другое – то, что она оставила вам. Я знал, что рано или поздно сюда кто‑нибудь явится, только я ждал ее дочь.
– Моя бабка оставила что‑то для меня здесь, в вашем магазине?
Эллиот Бруди громко расхохотался.
– Ну нет, здесь для этого не хватило бы места!
– Что это такое?
– Пойдемте, – сказал Эллиот, доставая из кармана связку ключей.
Он захромал к пикапу, стоявшему на пустыре.
– Спереди помещаются трое. Полезайте!
Кожа сиденья была старой, как и сам Эллиот. В салоне пахло бензином. Мотор прочихался и заработал. Бруди включил передачу рычагом на рулевой колонке, и пикап тронулся с места.
Проезжая мимо витрины своего магазина, бакалейщик погудел и помахал рукой удивленному сыну. Через три километра он свернул на проселок и подъехал к пристани.
Дойдя до края пристани, он поманил Сьюзи и Эндрю к привязанной лодке. Прежде чем дернуть изо всех сил за пусковой тросик, он поплевал себе на ладони, точно знал, что дергать придется не раз и не два. Ответом на предложенную Эндрю помощь стал негодующий взгляд. Наконец двухтактный мотор завелся.
След от лодки всего несколько секунд держался на неподвижной озерной воде. Они приближались к длинному лесистому ост‑ровку. Он напоминал баржу, севшую на песчаную мель.
– Куда мы плывем? – не выдержала Сьюзи.
Эллиот Бруди улыбнулся и ответил:
– В прошлое, на встречу с вашей бабушкой.
Лодка обогнула остров и подошла к маленькому причалу. Эллиот заглушил мотор, вылез на берег и намотал канат на причальную тумбу. Было видно, что эти действия ему привычны. Сьюзи и Эндрю последовали за ним.
Они зашагали по извилистой лесной тропе. Впереди на фоне блеклого неба, грозившего дождем и снегом, вырисовывалась дымовая труба из камня – серого, как сухая глинистая почва у них под ногами.
– Сюда! – скомандовал Эллиот Бруди на развилке, указывая на садовый домик. – Если идти не сворачивая, выйдем к маленькому пляжу. Ваша бабушка очень любила гулять там на закате, но сейчас время года неподходящее. Уже почти пришли, – добавил бакалейщик.
За частоколом покрытых инеем сосен Сьюзи и Эндрю ждал спящий дом.
– Вот и он, домик вашей бабушки, – сказал Эллиот Бруди. – Ей принадлежал весь остров. Теперь, думаю, он ваш.
– Не понимаю… – пробормотала Сьюзи.
– Раньше к северу от деревни был аэродром. Дважды в месяц по пятницам на нем садился «Пайпер‑Чероки»: на нем прилетала ваша бабушка. Она проводила здесь уик‑энд и в понедельник улетала. За домом следил мой отец. Мне было шестнадцать лет, я ему помогал. В доме никто не живет с конца лета 1966 года. Через год после исчезновения вашей бабушки у нас побывал ее муж. Мы видели его впервые, что неудивительно. Он сказал, что сделает все возможное, чтобы сохранить дом как семейную собственность. Оказалось, это единственное имущество, не конфискованное государством. Он объяснил нам, что дом записан на компанию, поэтому его не отнимут. В общем, все это нас не касалось, история и без того была печальная, и мы старались не задавать лишних вопросов. Каждый месяц мы получали денежный перевод на поддержание дома и на расчистку леса. Когда не стало моего отца, эту обязанность взял на себя я.
– Добровольно? – спросил Эндрю.
– Нет, просто переводы продолжали поступать, и с каждым годом сумма понемногу увеличивалась. Дом в безукоризненном состоянии. Не скажу, что вы не найдете там ни пылинки, но мы с сыновьями делаем все, что можем, хотя сейчас двое из них в армии, и мне приходится туго. Все работает, котел поменяли в прошлом году, крышу чиним по мере надобности, тяга отличная, газа в баллонах полно. Генеральная уборка – и домик засияет как новенький. Вы у себя дома, мэм, такова была воля вашего деда. – С этими словами Эллиот отдал Сьюзи ключ.
Сьюзи засмотрелась на дом, потом, опомнившись, поднялась на крыльцо и вставила ключ в замок.
– Дайте я помогу, – подойдя, предложил Эллиот. – Эта дверь с норовом, к ней надо привыкнуть.
За дверью обнаружилась просторная гостиная с накрытой белыми чехлами мебелью. Эллиот раздвинул шторы, впустив в комнату свет. Над внушительным камином висел женский портрет. Сьюзи узнала в улыбающейся женщине свою бабушку.
– Просто поразительно, как вы на нее похожи! – сказал Эндрю. – Взгляд, разрез глаз, губы – редкое сходство!
Сьюзи в смятении подошла к картине, привстала на цыпочки и со смесью нежности и грусти провела пальцами по полотну. Обернувшись, она окинула взглядом гостиную.
– Хотите, сниму чехлы? – предложил Эллиот Бруди.