– Нет, сначала я бы заглянула на второй этаж.
– Подождите, я сейчас, – сказал бакалейщик и вышел за дверь.
Сьюзи расхаживала по комнате, скользя ладонью по стенам, спинкам кресел, подоконникам, то и дело оглядываясь, чтобы рассмотреть каждый предмет под новым углом. Эндрю молча наблюдал за ней.
Снаружи донесся рокот двигателя, и лампы в люстре под потолком загорелись сначала тусклым светом, потом ярко засияли.
– Ток дает дизельный генератор. К шуму легко привыкнуть. Если свет потухнет, значит, дизель заглох. Он стоит в садовом домике. Я запускаю его каждый месяц, бак почти полный. Он обеспечивает нормальное напряжение, только не включайте все электричество сразу. Я включил котел, через час пойдет горячая вода. Ванная и спальня на втором этаже, пойдемте туда.
На лестнице пахло кленовой смолой, перила оказались довольно шаткими. Под‑нявшись, Сьюзи заколебалась, боясь открыть дверь в спальню.
Эндрю оглянулся и жестом позвал Бруди спуститься вместе с ним.
Сьюзи не заметила их отсутствия. Взяв‑шись за ручку, она толкнула дверь и вошла в комнату Лилиан.
Здесь не было никаких чехлов. Комната выглядела готовой к приезду жильцов. Большая кровать была затянута толстым индейским покрывалом в красную и зеленую клетку, две пышные подушки так и манили в них зарыться. Между двумя окнами, за которыми извивался голый ствол дикого винограда, стоял письменный стол и табурет из березы. Сосновый паркет из широких планок был накрыт аппалачским ковром. В правом углу громоздился каменный камин с очагом, почерневшим за долгие зимние вечера.
Сьюзи выдвинула ящик комода и подняла шелковую бумагу, под которой была аккуратно сложена одежда Лилиан.
Развернув шаль, она накинула ее себе на плечи и покрутилась перед зеркалом. Потом вошла в ванную и приблизилась к эмалированной раковине. В стакане остались стоять две зубные щетки, на полочке соседствовали два флакона – женские и мужские духи. Она понюхала те и другие, закрыла флаконы и вышла.
В гостиной Эндрю снимал чехлы с мебели.
– Где Бруди?
– Уже уехал. Он решил, что мы захотим здесь переночевать. Днем его сын привезет и оставит на причале еду. Он сказал, что в сарае полно дров, я как раз собираюсь за ними сходить. Потом, если пожелаете, мы совершим обход ваших владений.
– Никак не привыкну к этой мысли…
– Странно ощутить себя наследницей такого красивого местечка?
– Странно, что у бабушки был любовник.
– Может, это просто деревенские сплет‑ни?
– Я нашла наверху мужские духи. Дед такими никогда не пользовался…
В открывшейся двери появился запыхавшийся Эллиот Бруди.
– Я забыл оставить вам свой номер телефона. Если что‑то понадобится, звоните.
– Мистер Бруди, кто был любовником моей бабушки? – выпалила Сьюзи.
– Его никто не видел. Он приезжал в пятницу вечером, после нее, когда все уже было закрыто, а уезжал в воскресенье. Мы привозили все необходимое, когда его еще не было, а в субботу и в воскресенье нам не разрешалось приближаться к острову. Мой отец не позволил бы себе нарушить запрет, ваша бабка постоянно о нем напоминала.
Эндрю подошел к Бруди:
– Насчет вашего отца я ничуть не сомневаюсь, но шестнадцатилетний парень – другое дело. Неужели вас не тянуло нарушить запрет?
Бруди потупил взор и кашлянул.
– Мне обязательно надо это узнать! – подхватила Сьюзи. – Вы сами говорите, что все это дела давно минувших дней. Что толку хранить молчание теперь?
– Я уже сорок лет слежу за состоянием этого дома, ежемесячно получаю причитающиеся мне за это деньги и ни разу не жаловался на задержку оплаты. Не все мои клиенты так пунктуальны. Зачем мне неприятности?
– Что за неприятности? – спросил Эндрю.
– Ваш дед заставил моего отца поклясться всю жизнь хранить молчание о личной жизни миссис Уокер. Если бы хоть кто‑то что‑то пронюхал, остров тут же был бы продан, и выплаты прекратились бы.
Эндрю порылся в кармане брюк и выудил пять двадцатидолларовых бумажек.
– У меня к вам два вопроса, мистер Бруди. Первый: кто каждый месяц переводит вам деньги?
– Я совершенно не обязан вам отвечать, тем не менее я отвечу, потому что не хочу врать, – заговорил Бруди, забирая у Эндрю деньги. – Мне платят четыре тысячи, это разумные деньги, учитывая объем работ на острове. Деньги переводит одна фирма, я ничего о ней не знаю, кроме названия, оно значится на выписках.
– Как же она называется?
– «Брюсуотер Норвиджен Инкорпорейтед».
– И второй вопрос: кто тот человек, который проводил здесь уик‑энды в обществе Лилиан Уокер?
– Мы были юнцами. Летом ваша бабушка любила с ним купаться. До чего она была красива! Иногда мы добирались сюда вплавь и прятались в зарослях над бухточкой. Он тогда еще не был известным человеком. Честное слово, я видел его всего дважды. Только гораздо позже я понял, кто это.
– Может, хватит тянуть? – не вытерпела Сьюзи. – Кто?!
– Странно, ваша бабка выражала свое нетерпение в точности так же… Он был очень богат и очень влиятелен, – продолжил Эллиот Бруди. – Не дай бог превратить такого в своего врага! Ирония в том, что ваш дед и он соперничали не только из‑за вашей бабки. Вообразите, у жены сенатора‑демократа шашни с республиканцем! Но все это в прошлом, пусть там и покоится. Чего это я с вами разоткровенничался?
Сьюзи взяла старого бакалейщика за руку.
– Эти семейные тайны принадлежат мне, – заговорила она, – к тому же отныне платить вам буду я. Так что, мистер Бруди, считайте это первым приказанием хозяйки, такой же требовательной и упрямой, как ее бабка. Выкладывайте все что знаете!
Бруди еще немного помялся.
– Проводите меня к лодке, мне пора назад.
На тропинке, ведущей к пристани, у Эллиота Бруди снова развязался язык.
– Сейчас я скажу вам то, что сказал вашему деду, когда он приехал сюда. Ваша бабушка и ее возлюбленный расстались здесь, на острове. В день их ссоры мы с приятелями были здесь, прятались вон за теми деревьями. Не знаю, из – за чего разгорелся сыр‑бор, сначала они говорили тихо, с нашего наблюдательного пункта ничего нельзя было расслышать. Но дальше больше, и до наших зрительских мест стала доноситься такая брань, какой мы раньше и не слыхивали, а ведь мы были далеко не кисейные барышни… Она называла его трусом, подонком и еще по‑всякому. Не заставляйте меня все это повторять… Она сказала, что больше не желает его видеть, что пойдет до конца, не важно, с ним или без него. Он распсиховался и отвесил ей несколько пощечин. Звонкие были оплеухи! Настолько, что мы с ребятами уже подумывали, не пора ли их разнимать. Поднимать руку на женщину – последнее дело! Но когда она упала на песок, он утих. Собрал свои вещи и уплыл в лодке, оставив ее лежать.
– И что же она? – поторопила Сьюзи рассказчика.
– Даю вам слово, мэм, если бы мой папаша отвесил мне хотя бы одну оплеуху из тех, что достались ей, я бы сутки лил слезы. А она – нет, ни единой слезинки! Мы с ума сходили, так нам хотелось броситься ей на помощь, но страх пересилил. Она постояла на коленях, потом встала и ушла по тропинке в дом. Назавтра я снова был тут как тут, хотел взглянуть, как она, но ее уже не было. Больше я ее не видел.
– Кто же он был, этот трус и подонок? – поднажал Эндрю.
– Он потом женился, захватывал все больше власти и в конце концов оказался на самой вершине, но это было уже спустя много лет. Ну все, я и так слишком много вам наговорил. Мне пора. – Эллиот Бруди сел в лодку. – Когда приплывет мой сын с продуктами, не мучайте его расспросами, он ничего не знает. Я ему ничего не рассказывал – как и всем остальным. Наслаждайтесь, это мирное, волшебное местечко!
Скоро лодка Эллиота Бруди превратилась в маленькую точку. Сьюзи и Эндрю так и не двинулись с места, только изредка ошеломленно переглядывались.
– Остается все это переварить, а потом пойти по следу, благо следов тут хоть отбавляй, – выдавил наконец Эндрю.
– Почему мой дед так цеплялся за этот остров? Ведь он был для него воплощением кошмара!
– Я не собирался начинать с этого вопроса, но он заслуживает внимания. Вы разгадывайте семейную загадку, а меня больше занимает эта компания, так щедро оплачивающая услуги нашего бакалейщика, который так и не сказал нам главного. Еще мне любопытно, что имела в виду ваша бабушка, когда грозила своему любовнику дойти до конца, либо с ним, либо без него.
– На что намекал Бруди, говоря о «самой вершине» власти?
– Боюсь даже представить… – задумчиво ответил Эндрю.
На развилке тропинок они разошлись: Эндрю направился в сарай, Сьюзи – обратно в дом.
В углу гостиной белело нечто похожее на пианино. Она отогнула край чехла, открыла крышку и положила пальцы на клавиатуру.
Вскоре вернулся Эндрю, нагруженный дровами.
– Может, сыграете что‑нибудь? – предложил Эндрю. – А то тишина слишком давит на уши.
Сьюзи молча указала взглядом на свою изувеченную кисть. Эндрю свалил дрова у камина, присел с ней рядом, извлек несколько звуков правой рукой и подтолкнул ее локтем. Она подыграла левой, узнав мелодию.
– Мы отлично друг друга дополняем! – воскликнул он, ускоряя темп.
Потом оба вернулись к своим занятиям. Эндрю натаскал больше дров, чем требовалось, – сидеть сложа руки было выше его сил. Возня на свежем воздухе помогала отгонять докучливые мысли. Сьюзи тем временем проводила скрупулезную инспекцию всех ящиков и шкафов.
– Напрасная трата времени! – сказал ей Эндрю, шаря на каминной полке. – Вы же понимаете, что дом обыскали до нас сверху донизу.
Он дернул цепь, открывавшую заслонку в дымоходе, и увидел на углях пятно света, просочившегося сверху. На золу посыпалась сажа.
– Играете в Санта‑Клауса? – осведомилась Сьюзи, видя, что он пытается заглянуть в дымоход.
– Не принесете мой фонарь?
– Что там? – спросила Сьюзи, выполнив его просьбу.
– Что‑то странное…
Сьюзи тоже исхитрилась заглянуть в дымоход.
– Смотрите! – Эндрю тыкал лучом света, как указкой. – Все в саже, раствор между кирпичами черный всюду, кроме вот этого места прямо у меня над головой… Наверняка мы найдем инструменты. Пошли!
На крыльце Сьюзи поежилась, Эндрю снял куртку и набросил ей на плечи.
– Холодает, – сказал он.
Шагая к садовому домику, они услышали тарахтенье подвесного мотора.
– Должно быть, это Бруди‑сын с ужином. Очень кстати, я смертельно проголодался. Вам задание: добыть большую отвертку и молоток. Я схожу за провизией.
Отпустив Эндрю, Сьюзи вошла в домик. Стоило ей открыть дверь, как на пол обрушились вилы, лопата, мотыга и грабли. Она наклонилась, чтобы все это поднять, и долго возилась, пытаясь аккуратно поставить на место садовый инвентарь. Над верстаком висели разнокалиберные пилы и прочие инструменты. Ее выбор пал на зубило, киянку и длинный напильник.
Вечерний ветер гнул голые березовые ветки. Сьюзи машинально бросила взгляд на часы и забеспокоилась: Эндрю пора было возвращаться. Ей пришло в голову, что он не устоял перед соблазном что‑нибудь вытянуть из сына бакалейщика. У нее не было желания долго оставаться на ветру, но мысль, что Эндрю надо помочь с тяжелой поклажей, заставила ее сложить инструменты у крыльца и зашагать к озеру, спрятав руки в карманы.
Подходя к пристани, она услышала всплеск и глухое бульканье. Звуки нарастали, она ускорила шаг. Сдавленные крики заставили ее замереть. На краю причала стоял на коленях человек крепкого телосложения, склонившись к воде и по самые локти опустив в нее руки. Внезапно из воды вынырнула багровая физиономия Эндрю, которую человек на коленях поспешил опять толкнуть вниз.
Она не испугалась, ей показалось, будто время пошло очень медленно, и она сейчас в точности знает, что собирается сделать в следующий миг, и каждое движение ее будет очень точно рассчитано. Голова Эндрю снова вынырнула, и в этот момент Сьюзи помчалась к нему. Прежде чем коленопреклоненный незнакомец обернулся на шум, она выхватила из кармана куртки Эндрю револьвер, сняла его с предохранителя и дважды выстрелила в упор.
Первая пуля угодила незнакомцу под лопатку, и он с воплем вскочил. Вторая попала в затылок, раздробила позвоночник и прошила артерию. Человек ткнулся лицом в доски, кровь закапала в озеро.
Сьюзи выронила револьвер и плюхнулась на живот, протянув руку вынырнувшему Эндрю. Он ухватился за швартовочное кольцо и из последних сил выполз на берег.
– Тихо! – приказала Сьюзи, растирая его. – Теперь все хорошо, дышите и ни о чем больше не думайте. – Она ласково погладила его по щеке.
Эндрю перевернулся на бок и закашлялся, выплевывая воду. Сьюзи стянула с себя куртку и укрыла его.
Эндрю отстранил ее и, наклонившись над трупом, обхватил руками голову. Сьюзи молчала, готовая его удержать, если он потеряет равновесие.
– Я думал, это сын Бруди, – забормотал он, икая. – Я даже помог ему причалить. Увидел, что это не он, но не испугался. Он вылез на берег и, прежде чем я успел вымолвить слово, схватил меня за горло и давай душить, а потом спихнул меня в озеро…
– И тут подоспела я, – подсказала Сьюзи, глядя на неподвижное тело.
– Сядем в его моторку и поедем за полицейскими, – решил Эндрю, выбивая зубами дробь.
– Первым делом идем переодеваться, а то вы насмерть замерзнете. Полиция подождет, – решила Сьюзи.
Она помогла ему подняться и повела к дому. Потащила его на второй этаж, в спальню, и, приказав раздеваться, скрылась в ванной. До Эндрю донесся шум воды. Сьюзи вернулась с большим полотенцем.
– Жесткое, как деревяшка, но лучше такое, чем ничего. – Она кинула ему полотенце. – Скорее под душ, а то заработаете воспаление легких!
Эндрю побрел в ванную, волоча за собой полотенце.
Он не сразу согрелся. Струящаяся по лицу вода не могла прогнать страшную картину – окровавленный человек на узком дощатом причале.
Наконец он, закрутив кран, тщательно вытерся и обмотался полотенцем. Поморщившись от собственного отражения в зеркале над раковиной, он машинально открыл дверцу шкафчика для лекарств. Там в круглой лакированной коробочке, с виду китайской, обнаружилась кисточка, безопасная бритва и кусок мыла. Он наполнил раковину, окунул в горячую воду кисточку, намылил бороду и, чуть помедлив, приступил к бритью.
Постепенно открылось его прежнее лицо.
Выйдя из ванной, он нашел на кровати приготовленные для него льняные брюки, рубашку и шерстяной жилет. Натянув все это, он спустился в гостиную, к Сьюзи.
– Чья это одежда? – спросил он.
– Точно не бабушкина. О ее любовнике я теперь знаю хотя бы, что он был одного с вами телосложения.
Подойдя, она провела ладонью по его щеке.
– Сейчас со мной совсем другой человек, – проговорила она.
– Прежний был вам больше по душе? – спросил Эндрю, отводя ее руку.
– Один стоит другого, – отрезала Сьюзи.
– Нам пора.
– Никуда мы не поедем!
– Вы действительно странная!
– Это комплимент?
– Вы только что убили человека. Можно подумать, вам все равно.
– Я разучилась удивляться, когда Шамир пожертвовал собой, спасая меня. Да, я кого‑то убила, это ужас, конечно, но ведь он пытался вас утопить, мне что же, оплакивать его горькую судьбу?
– Возможно. Меня хотя бы подташнивает, а вы, я смотрю, не испытываете ни малейших угрызений совести.
– Согласна, я чокнутая, совершенно чокнутая! Я всегда такой была, а вам‑то что? Не терпится все вывалить легавым? Ну и ступайте, скатертью дорога!
– Уже слишком поздно, чтобы плыть на тот берег, – тихо ответил Эндрю, глядя в окно, за которым опускались вечерние сумерки. – Мой мобильный телефон в кармане куртки, я им позвоню.
– Уже пыталась. Сигнал отсутствует.
Мертвенно‑бледный Эндрю опустился на стул. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним возникала сцена на причале.
Сьюзи села на пол рядом с ним и положила голову ему на колени.
– Хотелось бы мне вернуться в прошлое и никогда не ступать на этот злосчастный остров…
Теперь руки дрожали у нее, и Эндрю не мог оторвать от них взгляд.
Они долго сидели молча. Сьюзи колотило, Эндрю гладил ее по голове.
– Зачем Бруди вернулся и оставил нам номер своего телефона, если отсюда все равно не позвонить? – пробормотала она.
– Чтобы у нас не было никаких подозрений. Уплыв в лодке, он отрезал нас от мира.
– Вы подозреваете, что он все подстроил?
– Кто еще знал о нашем приезде? – Эндрю встал и подошел к камину. – Давно вы получали известия о подруге, у которой снимаете квартиру на Мортон‑стрит?
– Давно. Почему вы спрашиваете?
– Если бы не ваши старания вызвать у меня интерес к вашим делам, я бы решил, что вы принимаете меня за идиота.
– Вовсе я не старалась!
– Еще одна ложь – и я уеду в Нью‑Йорк, – припугнул ее Эндрю.
– Ну и уезжайте, я не вправе подвергать вас опасности.
– Да уж, такого права у вас нет. Но вернемся к вашей подруге: давно вы с ней знакомы?
Сьюзи не ответила.
– Мне уже приходилось становиться объектом манипуляций, я дорого за это заплатил, и больше мне платить нечем. Того, что произошло здесь сегодня, я никогда не смогу забыть. Вчера в «Дикси Ли», когда вы схватились за телефон, едва я отвернулся, мне захотелось бросить вас на произвол судьбы.
– Почему же вы передумали?
– Не знаю, передавала ваша бабушка документы на Восток или нет, но отныне я совершенно уверен, что кое‑кто ни перед чем не остановится, лишь бы помешать вам узнать о ней больше.
– Кнопф меня предупреждал. Какая же я дура!
– Возможно, ваша бабка действовала не в одиночку. Если ее сообщникам или сообщницам столько лет удавалось выходить сухими из воды, то они пойдут на все, чтобы до них никто не добрался. Случившееся на причале – тому доказательство. А теперь признавайтесь, кому вы звонили из «Дикси Ли»?
– Кнопфу, – прошептала Сьюзи.
– Сейчас, прежде чем убедиться, что здесь нет связи, вы тоже пытались позвонить ему?
– У меня на совести труп. Напавший на вас не был вооружен, в отличие от меня. Обратимся в полицию – и нашему расследованию конец. Кнопф – мастер выходить из таких ситуаций, вот я и хотела спросить у него совета.
– Какие у вас интересные знакомые! Какого же совета вы от него ждали?
– Он бы кого‑нибудь прислал.
– А вам не приходило в голову, что он уже сделал это, хотя вы его не просили?
– Чтобы Кнопф подослал убийцу?! Это невозможно! Он – мой ангел‑хранитель с самого детства, он волосу не позволит упасть с моей головы.
– С вашей – допустим, а как насчет моей? Бруди не успел бы спланировать это нападение. А Кнопф по вашей милости еще со вчерашнего дня в курсе, куда мы отправились.
– Что, если бакалейщик мечтал оставить этот дом себе, и наш приезд нарушил его планы?
– Не мелите чушь! По‑вашему, он похож на убийцу, с его очечками и гроссбухом?
– Разве та женщина, которая вас пырнула, была на вид прирожденной убийцей?
Эндрю безропотно снес удар.
– И что же мы будем делать? – спросила Сьюзи.
Эндрю принялся шагать по комнате взад‑вперед, собираясь с мыслями. Отсутствие алкоголя мешало ему думать, сопротивляться решению, шедшему вразрез со всеми его принципами. Он бросил на Сьюзи испепеляющий взгляд и выскочил из дома, хлопнув дверью.
Выйдя, она увидела, что он сидит с отсутствующим видом на перилах крыльца.
– Мы зароем тело, – процедил он.
– Почему не сбросить его в воду?
– Вы на все способны, да?
– А вы собрались копать могилу в темноте? Мрачноватая перспектива!
Эндрю спрыгнул с перил и негодующе уставился на Сьюзи.
– Согласен, надо только найти груз, который утащит его на дно.
Он зажег фитиль керосинового фонаря, висевшего у входной двери, и повел Сьюзи в темноту чащи.
– Как же моя бабка не боялась проводить тут в полном одиночестве воскресные дни?
– Наверное, она была находчивой особой, прямо как вы, – отозвался Эндрю, заглядывая в сарай. – В самый раз! – Он поднял с верстака тяжелый ящик с инструментами.
– Бруди хватится своего имущества.
– Раз вы считаете его заказчиком несостоявшегося убийства, то ему не придется долго ломать голову. Вряд ли нападавший, сделав свое грязное дело, оставил бы наши трупы в доме. Вот только мне как‑то не верится в виновность Бруди.
– Уверяю вас, Кнопф ни при чем.
– Поживем – увидим. Берите этот моток веревки – и вперед.
Они вернулись на причал. Эндрю поставил керосиновую лампу рядом с мертвецом, привязал конец веревки к ручке ящика и крепко обмотал ею туловище трупа.
– Помогите!
Сьюзи, ежась от отвращения, подхватила тело за ноги, Эндрю поднял его за плечи. Они перенесли свою ношу в лодку, Эндрю сел к мотору.
– Ждите здесь с лампой, она послужит мне маяком при возвращении.
Сьюзи оставила лампу на досках и спрыгнула в лодку.
– Я с вами!
– Вижу… – буркнул Эндрю, запуская мотор.
Лодка стала удаляться от берега.
– Если лампа погаснет, нам ни за что не найти причал, – уныло произнес Эндрю, оглядываясь.
Свет лампы становился все слабее. Эндрю заглушил мотор, лодка проплыла по инерции еще немного и замерла.
Вдвоем они сбросили убитого и ящик с инструментами за борт. Труп медленно погрузился в черную воду.
– Надо было привязать его за ноги! – спохватилась Сьюзи, наблюдая, как исчезают пузыри на воде.
– Почему?
– Потому что он будет болтаться у дна вниз головой. «Это кем же надо быть, чтобы такое натворить?!» – передразнила она официантку Аниту.
– От вашего цинизма у меня волосы ды‑бом.
– Убийца – я, ваше дело – проливать слезы по невинно убиенному. Плывем обратно, а то ветер потушит наш маяк.
Назад они плыли в гробовом молчании. Холодный ветер, хлеставший их по щекам, принес запах снега и смолы. Зимний аромат, источаемый лесом, вернул их к жизни.
– Бруди‑сын оставил нас без еды, – молвила Сьюзи, входя в дом.
Эндрю задул лампу, повесил ее на место и направился в кухню.
– Проголодались? – спросил он, моя руки под краном.
– А вы?
– Я – нет.
– Тогда я с вами не поделюсь. – Она достала из кармана пальто батончик мюсли.
Жуя, она насмешливо поглядывала на Эндрю. Наконец не выдержала, достала еще один батончик и протянула ему.
– По‑моему, нам ничего не остается, кроме как отправиться спать. Если вам так необходимо облегчить совесть, то завтра мы пойдем в полицию.
Она поднялась наверх и скрылась в спальне.
Немного погодя Эндрю присоединился к ней. Она лежала в постели совершенно голая. Он разделся и навалился на нее, пылкий и неуклюжий. Жар ее тела разбудил желание. Она почувствовала напор его члена, обняла Эндрю, провела кончиком языка по его шее.
Он осыпал поцелуями ее грудь, плечи, впился в губы. Она стиснула его ногами. Он врывался в нее, она его отталкивала – и снова тянула к себе. Их дыхание смешивалось и, полное нетерпения и жизни, гнало прочь недавние мрачные картины. Они перевернулись, она оседлала его, откинулась назад, крепко, до боли, вцепилась пальцами в его бедра. Ее живот напрягался и опадал в нарастающем ритме, груди подпрыгивали вверх и тяжело шлепались вниз. Эндрю кончил в нее, она закричала, забилась и долго не могла успокоиться.
Она вытянулась рядом с ним, он нашарил ее руку и хотел поцеловать, но она молча встала и заперлась в ванной.
Когда она вернулась в спальню, Эндрю там уже не было, из гостиной доносились его шаги. Она скользнула под простыню, погасила свет и впилась зубами в подушку, чтобы он не слышал ее рыданий.
Ее разбудил назойливый стук. Открыв глаза, она с удивлением обнаружила, что спала в постели. Шум не утихал. Она оделась и спустилась вниз.
Эндрю залез так глубоко в дымоход, что в камине виднелись только его ноги.
– Ты никогда не спишь? – спросила она, зевая.
– Я сплю мало, зато крепко, – гулко прозвучало из дымохода под аккомпанемент молотка.
– Можно поинтересоваться, что ты там делаешь?
– Не спится, вот и придумал себе дело. Ни черта не видно!
Она принесла с крыльца керосиновую лампу, зажгла фитиль и поставила лампу на золу.
– Так лучше?
– Другое дело! – И он отдал ей чистый, совершенно без копоти, кирпич.
– Собираешься разломать весь дымоход?
Под его гулкий смех сверху в камин свалился еще один кирпич, разлетевшийся на куски.
– Подними‑ка лампу! – скомандовал он.
Сьюзи постаралась его не разочаровать. Он жестом приказал ей отодвинуться, вылез из камина и встретился с ней взглядом.
– В чем дело?
– Ни в чем. Я провожу ночь с мужчиной, который делает выбор в пользу дымохода. А так все в порядке.
– Получай! – Эндрю отдал ей какой‑то предмет, завернутый в крафт‑бумагу.
Сьюзи от неожиданности вскрикнула:
– Что это?!
– Схожу за ножом. Сейчас увидим.
Она бросилась за ним в кухню, и они уселись за стол.
Сверток оказался пачкой фотографий Лилиан, сделанных, без сомнения, ее возлюбленным, с которым она уединялась на этом острове, затерянном в горах Адирондак. Здесь же были ноты и конверт с выведенным от руки словом «Матильда».
Сьюзи схватила конверт.
– Как насчет того, чтобы передать его адресату? – спросил Эндрю.
– Через год после заплыва в бостонском порту мама снова бросилась в воду. На этот раз полицейского патруля поблизости не случилось…
Сьюзи вскрыла конверт и развернула письмо.
Матильда,
остров, откуда я тебе пишу, приютил женщину, не похожую на твою мать. Эта женщина любила одного мужчину, но он любил ее гораздо меньше, чем она его. В полдень он уплыл и больше не вернется.
Не думай, что я предала твоего отца. Он преподнес мне чудеснейший подарок, о каком я только могла мечтать, – тебя, мое дитя, наполнившее мою жизнь. Но когда тебе было пять лет, я застала его в нашей постели. Он был в ней не один… Мне понадобилось время, чтобы его простить. Прощение пришло тогда, когда я сама полюбила и поняла, что границы приличий делали его узником собственной жизни. Возможно, придет день, когда мир станет таким же терпимым, как я, научившаяся терпимости. Как можно осуждать тех, кто любит?
Дом, где я пишу это письмо, приютил того, кто не был твоим отцом. Этот человек говорил мне то, что я всегда мечтала услышать. Мы с ним беседовали о будущем, о наших общих ценностях, о политике во благо народа, а не власти. Забыв о том, что он политический противник твоего отца, я поверила ему, поверила его пылу, страсти, искренности.
Но жажда власти всесильна, она обращает в прах самые благие намерения.
Я наслушалась стольких альковных тайн, такой лжи, но молчала до тех пор, пока из любопытства не прочла то, что не предназначалось для моих глаз.
Люди, обладающие властью и желающие создавать у нас иллюзии, первым делом нуждаются в нашем доверии. Иллюзия должна выглядеть такой же естественной, как скрываемая за ней реальность. Малейшее несовершенство – и иллюзия лопается, как шарик, проткнутый иголкой. И тогда наружу вылезает кричащая реальность.
Мне пора уходить, Матильда, отступать назад слишком поздно. Если меня постигнет неудача, то тебе наговорят о твоей матери много всякого, но ты ни за что не верь.
Думая об этом, я пишу тебе сегодня вечером, молясь, чтобы тебе никогда не пришлось это читать.
Завтра я вручу пакет своему единственному другу, чтобы он передал его тебе, когда станешь достаточно взрослой, чтобы все понять – и начать действовать. Ты найдешь здесь музыкальную партитуру, которую сумеешь прочесть, и ключ. Если со мной произойдет худшее, то, скучая по мне, вспоминай то место, где мы с тобой бывали тайком, когда уезжал твой отец. Там и горюй по мне.
Поступай так, как подскажет совесть. Тебе самой решать, встать ли на мое место. Ты не обязана это делать.
Если решишься, то я прошу тебя только об одном: никому не доверяй.
Люблю тебя, доченька, люблю так сильно, что ты не сможешь этого понять, пока сама не станешь матерью.
Прости меня за то, что меня нет с тобой, за то, что я выбрала путь, лишивший тебя матери. Мысль, что я тебя больше не увижу, чудовищна и невыносима. Но есть вещи важнее собственной жизни. Хочется верить, что на моем месте ты поступила бы так же.
Знай, где бы я ни находилась, я никогда не перестану тебя любить. Ты со мной каждое мгновение, навсегда.
В тебе весь смысл моей жизни.
Твоя любящая мама.
Сьюзи отдала письмо Эндрю, дождалась, пока он его прочтет, и прошептала:
– Как жаль, что я ее не знала!
– Ты догадываешься, о каком месте она говорит?
– Не могу даже представить!
– А эта музыкальная пьеса? Ты сможешь ее сыграть?
– Я так давно не играла! Сыграть – нет, но прочесть, пожалуй, смогла бы…
– Когда те, кто хотел от нас избавиться, узнают о своем провале, у нас уже не будет времени. Так что попытайся вспомнить. Матильда никогда тебе не рассказывала, куда они с матерью ходили тайком?
– Теперь и ты называешь ее Матильдой! Нет, я же говорю: не имею ни малейшего представления. Кнопф – другое дело. Хотелось бы верить, что друг, которому она хотела доверить этот пакет, – это он.