Эндрю смущенно извинился, самолет взмыл в воздух.
– Сводка благоприятная, – проговорил Санта‑Клаус как ни в чем не бывало. – Обойдется без тряски.
В бойницы крепости Бергенхус сочился тусклый свет. В зале стражи недавно снова внесли стоявшую там некогда мебель – деревянный стол и лавки, точные копии, сработанные местными столярами и краснодеревщиками. Реставрация была еще в разгаре, и эта часть музея оставалась закрыта для посетителей.
Кнопф расхаживал по земляному полу. Если бы не ревущие гудки траулеров, можно было бы вообразить, что вернулись Средние века. Увидев лицо только что вошедшего человека, он был готов поверить, что фантазия обернулась явью.
– Я думал, вы ушли на покой, – сказал Эштон, подходя к нему.
– Не у всех есть на это право, – ответил Кнопф.
– Наша встреча была так необходима?
– Она здесь, – сказал Кнопф. – Я опередил ее на несколько часов.
– Матильда?
– Матильды нет в живых, я говорю о ее дочери.
– Она знает?
– Нет, конечно, знаем только мы двое.
– Что ей тогда понадобилось в Норвегии?
– Самосохранение.
– Полагаю, вы здесь для того, чтобы ей помочь.
– Надеюсь. Это во многом зависит от вас.
– От меня?
– Мне необходимо досье, Эштон. Только с его помощью можно остановить свору, идущую по ее следу.
– Боже, Кнопф, слушая вас, я начинаю думать, что вернулся на сорок лет назад.
– Точно такое же впечатление возникло и у меня при виде вас, хотя тогда многое было проще. Тогда не убивали своих.
– Ее преследуют ваши же люди? Они знают о существовании досье?
– Подозревают.
– И вы решили отдать его им, чтобы спасти внучку Лилиан?
– Она – последняя в роду Уокеров. Я поклялся ее деду до конца моих дней защищать ее.
|
– Наверное, вы пережили свой срок. Я ничего не могу сделать, Кнопф, ни для вас, ни для нее. Поверьте, мне очень жаль. Этого досье у меня нет. Даже если бы я знал, где его искать, мне все равно не удалось бы его заполучить, поскольку у меня нет нужного инструмента.
– О чем это вы?
– О ключе от сейфа, замок которого невозможно взломать, не уничтожив его содержимое.
– Значит, вам известно, где он спрятан?
– Возвращайтесь восвояси, Кнопф, напрасно вы примчались сюда. Наши пути не должны были пересекаться.
– С пустыми руками я не вернусь, Эштон, даже если мне придется…
– Убить меня? Забить палкой? Бой старых петухов… Бросьте, Кнопф, это было бы слишком жалкое зрелище!
Кнопф схватил Эштона за горло и прижал к стене.
– Для моего возраста я достаточно силен, а в ваших глазах я вижу желание протянуть еще год‑другой. Где досье?
Лицо Эштона все сильнее багровело: в легкие уже почти не поступал кислород. Его попытки сопротивляться были бесполезны: Кнопф был гораздо сильнее его. У Эштона подкосились ноги, и он сполз по стене на землю, увлекая за собой Кнопфа.
– Даю вам последний шанс! – прорычал Кнопф и ослабил хватку.
Эштон надсадно кашлял, восстанавливая дыхание.
– Два старца сошлись в смертельном бою! – просипел он. – Зачем позорить наши седины? Если бы нас увидели те, кого мы обучали, мы оба провалились бы сквозь землю от стыда.
– Я никому не рассказал о вашем обмане, Эштон. Мне было известно, что вы не довели вашу миссию до конца. Если бы я заговорил, ваша головокружительная карьера завершилась бы в какой‑нибудь дыре.
– Вам все стало известно, потому что Эдвард рассказал, поведал в пылу страсти?
|
Кнопф хлестнул Эштона по щеке, и старый разведчик покатился по земле. С трудом поднявшись, он потер горящую щеку.
– Мне все известно о ваших отношениях с сенатором.
– От нее?
– От кого же еще? Пока я вез ее к месту ее гибели в ста километрах отсюда, она успела поведать мне историю всей своей жизни. Не забыла и о том, как, зайдя в свою спальню, застукала дивную парочку – вас и своего мужа. Как видите, я тоже не разглашал ваших тайн. Очень трогательно, что ваши чувства к сенатору неподвластны времени, но даже если вы меня задушите, это ничего не изменит. Спасти малышку Уокер я не в силах. Защищать ее – ваш крест, а не мой.
Кнопф подошел к бойнице и отогнул закрывавший ее целлофан. Его взору предстал порт и врезающиеся в сушу фьорды. Сколько лет пройдет, пока поднявшееся Северное море поглотит все это? Двадцать, тридцать, сорок? Или больше? Тогда с этих старинных укреплений будут видны в северной ночи только огни гигантских буровых платформ – огненная эскадра, подожженная человеческим безумием…
– Оно ведь там? – задумчиво проговорил Кнопф. – Вы спрятали его в ее мантии. Снегурочка сама хранит тайну, обрекшую ее на смерть. Хитро придумано, кто бы мог догадаться?
– Я, – сказал Эштон, подкрадываясь к нему сзади.
Лезвие вонзилось в спину Кнопфа в области почек. Эштон загнал его по самую рукоятку.
Кнопф испытал невыносимую боль, скорчился, задрожал.
– Она сохранит его до самой смерти, – прошептал Эштон ему на ухо. – Досье исчезнет вместе с ней.
– Почему?.. – пробормотал Кнопф, оседая на землю.
|
Эштон осторожно, почти с нежностью усадил его на землю, прислонив к стене, опустился перед ним на колени и тяжко вздохнул.
– Мне никогда не доставляло удовольствия убивать. Всякий раз, когда приходилось это делать, для меня это становилось жестоким испытанием. Смерть у меня на глазах старого соратника – удручающее зрелище. Вашей задачей было охранять дочь и внучку сенатора Уокера, моей – охранять его жену. Нас столкнуло лбами ваше упрямство, и у меня не осталось другого выхода.
Кнопф криво улыбнулся. Эштон взял его за руку.
– Вам очень больно?
– Меньше, чем вы думаете.
– Я останусь с вами до конца, исполню хотя бы этот свой долг.
– Нет, – пробормотал Кнопф, – мне лучше будет одному.
Эштон похлопал его по руке, встал и нетвердой походкой направился к двери зала стражи. Прежде чем выйти, он оглянулся на Кнопфа: его взгляд был печален.
– Мне искренне жаль.
– Знаю, – ответил Кнопф. – А теперь уходите.
Эштон поднес ладонь к виску и по‑военному отдал честь. То было прощание со старым боевым товарищем.
– Скоро будем на месте! – крикнул пилот, указывая на появившиеся вдали деревянные домики Бергена. – Только на море волнение, я сяду у начала фарватера. Пристегните ремни, посадка гидросамолета – всегда риск, кабрирование – опасная штука!
– Кто такой Бергенхус, которому мы должны позвонить по прилету? – спросил Эндрю у Сьюзи.
– Не имею ни малейшего представления, разберемся на месте. Может, ресторан, где подают селедку? Если так, то Кнопф оставит нам записку в ближайшей телефонной кабинке.
– Бергенхус – не ресторан! – не выдержал летчик. – Это старинная крепость. Сейчас она прямо под нами, посмотрите вправо. – Он наклонил аппарат. – Самые старые ее постройки датируются 1240 годом. Во время войны в крепость врезалось голландское грузовое судно со взрывчаткой. Взрыв и пожар почти все уничтожили. Такая жалость… Все, хватит болтать, садимся!
Элиас Литтлфилд запер дверь кабинета, опустился в кресло и снял телефонную трубку.
– Это я, господин вице‑президент.
– Дорогой Элиас, вы единственный, кто еще величает меня «господином вице‑президентом»! Как наши дела?
– Они затащили нас в порт Осло, но нам известен пункт их назначения. Одна из наших групп быстро их там настигнет.
– Я думал, вы устроили им ловушку.
– Кнопф что‑то заподозрил и, видимо, нашел способ их предупредить. Они не пришли на встречу.
– Где они?
– В Бергене. Нашим группам приходится добираться туда на автомобилях. У Уокер с ее журналистом часа четыре форы, но я уверен, что мы их сцапаем.
– Зачем они туда направились?
– Думаю, встретиться с Кнопфом.
– Он тоже от вас ушел?
– Это искушенный противник, знаток наших профессиональных приемов. Такую дичь нелегко…
– Избавьте меня от ваших оправданий. Досье у него? Да или нет?
– Надеюсь, у него. Если это так, то он захочет обменять его на жизнь своей подопечной. Потому я вам и звоню: как прикажете поступить?
Вице‑президент велел дворецкому, вошедшему с лекарствами, немедленно убираться.
– Документы забрать. А они, и Кнопф с ними заодно, должны исчезнуть. Клан Уокеров всегда портил мне жизнь. Пора ей присоединиться в аду к своему дедуле, он там ее заждался! Знаю, о чем вы сейчас подумали, Литтлфилд: я тоже совсем скоро туда попаду. Что ж, у каждого свое проклятье! Досье «Снегурочка» должно испариться, это вопрос национальной безопасности.
– Знаю, господин вице‑президент. Можете на меня положиться.
Вице‑президент потянулся к ящику ночного столика, достал оттуда Библию и посмотрел на фотографию, служившую в ней закладкой. Он сам сделал этот снимок сорок шесть лет назад, солнечным летним деньком на острове Кларкс.
– Перезвоните мне, когда покончите с этим. Вынужден с вами попрощаться, меня ждет другой разговор.
Вице‑президент закончил разговор с Эли‑асом Литтлфилдом и включил вторую линию.
– Кнопф мертв, – раздалось в трубке.
– Вы уверены? Этот человек полон сюрпризов.
Эштон не стал отвечать.
– В чем дело, что за странное настроение? – спросил вице‑президент. – Досье у него?
– Досье никому не достанется, условия нашего соглашения неизменны.
– Зачем тогда было убивать Кнопфа?
– Он подобрался к нему слишком близко и собирался воспользоваться им, чтобы сохранить жизнь внучке Лилиан.
– Где ваши мозги, Эштон? Мы старики, наше соглашение нас не переживет. Будут новые Кнопфы, новые Сьюзи Уокер, новые не в меру любопытные журналисты. Необходимо уничтожить доказательства сделанного нами, прежде чем…
– Сделанного вами, – поправил его Эштон. – Кнопфа я убил потому, что он мог допустить слабость: он мог отдать его вам, а вам я никогда не доверял. Оставьте малышку Уокер в покое, без Кнопфа она совершенно неопасна.
– Она, может, и неопасна, но журналист – другое дело, а они заодно. Доставьте мне досье – и я прикажу ее не трогать, раз это для вас так важно.
– Повторяю, наше соглашение остается в силе. Если с малышкой Уокер что‑нибудь случится, пеняйте на себя.
– Перестаньте мне угрожать, Эштон, это никогда не шло на пользу тем, кто осмеливался играть со мной в подобные игры.
– В последние сорок шесть лет мне везло.
Эштон бросил трубку. Бывший вице‑президент в бешенстве стал звонить Элиасу Литтлфилду.
Сьюзи и Эндрю расхаживали по крепости Бергенхус вместе с несколькими туристами‑англичанами, слушавшими экскурсовода.
– Что‑то я не вижу твоего друга, – сказал Эндрю.
Сьюзи спросила экскурсовода, нет ли поблизости места, где можно поесть селедку.
Вопрос развеселил норвежца, и он ответил, что этого добра полно в городе, а в крепости кухни нет уже много столетий.
– А где в старину находилась трапезная? – осведомился Эндрю.
– Солдаты ели в зале стражи, но он закрыт для посетителей, – объяснил экскурсовод.
Затем он дал понять, что должен уделить вре‑мя и остальным экскурсантам, и занялся ими.
– В Средние века, – заговорил он, поднимаясь по лестнице, – эта местность называлась Холмен – то есть «островок» или «скала», – потому что была окружена водой. В крепости было несколько церквей, среди них знаменитая Кристкиркен, церковь Христа, усыпальница средневековых монархов Бергена…
Сьюзи схватила Эндрю за руку и показала на красную ленту в нише, запрещавшую проход. Они замедлили шаг. Экскурсовод уводил свою группу на вершину башни.
– Зал построили при Хаконе Четвертом, в середине тринадцатого века…
Его голос удалялся. Сьюзи и Эндрю дождались, пока все ушли, перешагнули через ленту и заспешили по узкому коридору, поднялись на несколько ступенек, свернули под прямым углом вправо, толкнули дверь, преградившую им путь.
Кнопф сидел, привалившись спиной к стене. Земля вокруг него была залита почерневшей кровью. При их появлении он приподнял голову, на мертвенно‑белом лице появилась слабая улыбка. Сьюзи бросилась к нему, схватила мобильный телефон, чтобы вызвать «скорую», но Кнопф накрыл телефон ладонью.
– Еще успеешь, милая, – сказал он, кривясь от боли. – Я уж думал, что не дождусь вас.
– Ничего не говорите, берегите силы, мы отвезем вас в больницу.
– Мне хотелось бы избежать перед уходом громких тирад, но, боюсь, уже поздно.
– Не бросайте меня, Кнопф, умоляю, кроме вас, у меня никого нет!
– Ну вот, теперь ты произносишь высокопарные речи! Прошу тебя, не плачь, я этого не вынесу, к тому же я этого не заслуживаю. Я тебя предал.
– Замолчите, – пролепетала Сьюзи, давясь рыданиями, – что вы такое говорите?
– Уверяю тебя, я знаю, что говорю. Я хотел любой ценой завладеть этим досье и использовал для этого тебя. Хотел купить за него твою безопасность, но досье это бы не спасло: я бы его все равно уничтожил. Любовь к родине для меня превыше всего остального. Ничего не поделаешь, в моем возрасте трудно стать другим человеком. А теперь слушайте внимательно. Я сберег последние силы, чтобы рассказать то, что знаю.
– Кто это сделал? – спросила Сьюзи, держа окровавленную руку своего покровителя.
– Сейчас, дай договорить. Кажется, я знаю, где находятся доказательства операции «Снегурочка». Они – твоя охранная грамота. Только сперва обещайте мне кое‑что…
– Что обещать? – спросил Эндрю.
– Как раз к вам я и хотел обратиться. Ничего не публикуйте. Конечно, таким разоблачением вы бы заслужили Пулитце‑ровскую премию, вам бы преподнесли ее на блюдечке, но последствия были бы катастрофическими. Я взываю к вашему патриотизму.
– К моему патриотизму? – усмехнулся Эндрю. – Знаете, сколько людей погибло за считаные дни из‑за вашего поганого патриотизма?
– Считая меня самого, – саркастически подытожил Кнопф. – Они умерли во имя своей страны. Скорбный список побочного ущерба, я в нем замыкающий. Если вы раструбите о том, что я намерен вам сообщить, вся вина будет возложена на нашу страну. Весь мир ополчится против нее, запылают наши посольства, на нас будут лить грязь. Даже в самой Америке произойдет раскол, нацию охватит паранойя, она помешается на национальной безопасности и пожрет сама себя. Не слушайте сирен, поющих вам о славе, подумайте о последствиях. А пока послушайте то, что я сейчас вам расскажу.
В пятидесятые годы Соединенные Штаты были крупнейшим производителем нефти и гарантом стабильности для своих союзников. Тогда баррель стоил доллар. В 1956 году, когда поставки с Ближнего Востока прервались из‑за Суэцкого кризиса, мы сумели удовлетворить потребности европейцев и избежать катастрофической нехватки энергоносителей. Но в 1959 году президент Эйзенхауэр, подстрекаемый лоббистами американских нефтяных компаний, которые боялись разорения из‑за дешевизны ближневосточной нефти, ввел протекционистские меры. Сторонники этой политики доказывали, что она будет способствовать добыче нефти в Америке, а противники предрекали, что это, наоборот, приведет к истощению наших нефтяных залежей. Правы оказались вторые: с 1960 года американские месторождения стали давать все меньше нефти. За десять лет исчерпалось семьдесят процентов наших природных запасов. Мы довольно быстро убедились в том, что наше энергетическое превосходство превратилось в сладкую мечту и что для сохранения энергетической независимости нам придется разрабатывать залежи на Крайнем Севере. «Стандард Ойл», «Бритиш Петролиум», ARСO начали разведывательное бурение на Аляске, но оно не принесло убедительных результатов. Платформам в Мексиканском заливе угрожали тропические ураганы, а за Полярным кругом нам противостояли вечные льды – если их не уничтожить. Твоя бабка нашла в кабинете мужа одно досье, которое ей не следовало видеть…
– Досье операции «Снегурочка», – подсказал Эндрю.
– Оно самое. У людей, в силу амбиций наплевавших на любые законы, появилась мания величия. Было решено обстрелять ядерными зарядами с подводных лодок глубинные слои вечных льдов. Зарождение самой этой безумной идеи – захватывающая история. Один наш магнат, большой любитель виски, обнаружил, что при равной температуре брусок льда тает вдвое медленнее, чем кусочки льда. Сам процесс предстал перед ним в подкупающей простоте: раздробить паковый лед снизу и подождать, пока океан доделает остальное. Оптимисты считали, что за полвека льды развалятся настолько, что за зимний период уже не смогут достаточно укрепляться. Но у оптимистов были противники. Твоя бабка ознакомилась с докладом об экологических последствиях подобного проекта: в нем говорилось о катастрофе планетарного масштаба, угрожающей жизни миллионов людей. Она не сомневалась, что муж выступил против проекта. Известно, что стало с джунглями Амазонки из‑за того, что люди покусились на их лесные запасы. А представьте их аппетиты, когда речь заходит о нефти! Лилиан была такой же наивной, как ты: Эдвард оказался одним из главных инициаторов «Снегурочки». После этого их отношения разладились, они постепенно стали друг другу чужими и почти перестали разговаривать. Месяцами твоя бабушка следила за мужем. При помощи своего друга, служившего в подразделении, отвечавшем за безопасность сенатора, она раздобыла шифр от сейфа. По ночам она тайком забиралась в кабинет мужа и копировала страницы из докладов, которые там находила. Потом решила окончательно погубить проект, предоставив информацию о нем политическим противникам мужа, даже если это будет стоить ей жизни. Один молодой честолюбивый политик, протеже влиятельной персоны из правительства, на официальном приеме не устоял перед ее чарами. Они стали любовниками. Сенатор узнал об этом, но решил закрыть глаза на похождения жены. Он метил в вице‑президенты, поэтому скандал был ему не нужен. Он дал понять Лилиан, что она может утолять свою страсть, как ей вздумается, но только тайком. Она владела недвижимостью на острове Кларкс, и этот дом стал ее убежищем. Там она и решила однажды все выложить своему возлюбленному. Тот сначала счел, что благодаря этому сумеет ослабить политических противников и добиться признательности от своего покровителя. Но его пыл быстро остудили. Республиканцы и демократы гораздо больше схожи между собой, нежели принято считать, – особенно когда они чуют запах денег, золотого дождя из миллиардов долларов. Покровитель велел ему помалкивать не только об операции «Снегурочка», но и о заговоре против твоей бабки: ей решили помешать во что бы то ни стало. Покровитель молодого политика убивал одним выстрелом двух зайцев: Лилиан затыкали рот, карьера сенатора шла под откос. Все было настолько серьезно, что президенту Джонсону пришлось отказаться баллотироваться на второй полный срок. Лилиан грозило обвинение в государственной измене. Ты знаешь, какое дело ей шили. За несколько дней до ее ареста любовник, уже продвинувшийся по службе, дал слабину и в их последнее совместное воскресенье на острове Кларкс предупредил Лилиан о предстоящем аресте. Она надеялась, что единственный человек, на которого она могла положиться, устроит ей побег. Свои последние дни на свободе она заметала следы, мечтая, что ее дочь Матильда когда‑нибудь сумеет раскрыть всему миру тайну «Снегурочки». Сделав вид, будто в очередной раз отправляется на остров Кларкс, Лилиан велела пилоту приземлиться в Канаде, а там села на корабль, отплывавший в Норвегию, вместе с человеком, помогавшим ей бежать. При ней было досье. Она намеревалась передать его норвежским властям, не состоявшим в союзе с Советами, но и не подчинявшимся Штатам. Но судьба обошлась с ней невероятно жестоко. Тот человек, которому она так верила, сотрудник сил безопасности, получил от сенатора приказ с ней разделаться и, будучи послушным солдатом, подчинился. Лилиан пропала назавтра после прибытия в Осло, и досье вместе с ней.
– Кто он, убийца моей бабушки?
– Тот, кто сегодня вечером всадил в меня нож.
Кнопф закашлялся и выплюнул сгусток крови. Ему становилось все труднее дышать, он судорожно ловил ртом воздух.
– Где досье?! – крикнула Сьюзи.
Взгляд Кнопфа затуманился, сделался бессмысленным.
– В кармане ее прекрасного белого наряда, – выдавил он с болезненной усмешкой.
– Что за наряд?!
– Какой положен Снегурочке. Он пожелал утопить ее прямо в нем. Такой он придумал способ, чтобы сохранить свою тайну.
– О чем вы, Кнопф?
– Там… – Он из последних сил приподнял руку и указал пальцем на бойницу. – Полярный круг. Эштон знает точное место.
– Кто такой Эштон?
– У меня к тебе последняя просьба. Ничего не говори Стэнли, его надо поберечь. Скажи ему, что я умер от инфаркта, что не мучился. И что очень его любил. А теперь оставьте меня, в смерти нет ничего веселого.
Кнопф закрыл глаза. Сьюзи взяла его за руку и осталась рядом до его последнего вздоха. Эндрю сидел бок о бок с ней.
Кнопф угас четверть часа спустя. Сьюзи встала и погладила его по голове. Эндрю вывел ее из крепости.
Они нашли временное пристанище в бергенском кафе, забитом туристами. Сьюзи гневно сверкала глазами и упорно молчала. Смерть Кнопфа заставила ее передумать: она больше не желала отказываться от борьбы, хотя говорила об этом перед отъездом в Норвегию.
Она открыла сумку, порылась там и достала папку с заветными бумагами. Среди них находился видавший виды конверт. Эндрю сразу его узнал.
– Это письмо, которое ты нашла на трупе индийского дипломата в горах?
– Взгляни на подпись.
Эндрю развернул письмо.
Дорогой Эдвард,
произошло то, что должно было произойти, мне остается только сердечно Вам сочувствовать. Всякая опасность теперь устранена. Причина находится там, куда никому не попасть, если обещание будет выполнено. Я сообщу точные координаты в двух отдельных посланиях, которые Вам доставят тем же способом.
Могу себе представить смятение, в которое Вас повергла эта трагическая развязка, но если это облегчит Вашу совесть, то знайте, что при подобных обстоятельствах я поступил бы так же. Государственные интересы превыше всего, и у таких людей, как мы с Вами, нет выбора: мы обязаны служить родине и даже жертвовать ради нее самым дорогим.
Больше мы не увидимся, о чем я очень сожалею. Я никогда не забуду наши поездки в Берлин в 1956 и 1959 годах, в особенности 29 июля, когда Вы спасли мне жизнь. Теперь мы квиты.
При крайней необходимости вы можете писать мне на адрес: 79, Июли 37 Гате, квартира 71, Осло. Какое‑то время я пробуду там.
Уничтожьте это письмо, когда прочтете. Надеюсь, Вы постараетесь, чтобы все следы этой последней переписки были уничтожены.
Преданный Вам
Эштон.
– Мой дед никогда в жизни не бывал в Берлине. Это шифрованное письмо.
– Теперь ты его расшифровала?
– 1956, 1959, 29, июль – седьмой месяц в году, потом 79, опять июль, 37 и 71 – все эти цифры наверняка что‑то значат.
– Допустим. Но в каком порядке? И где? Что? Я все время думаю о последних словах Кнопфа и о том, где может находиться это проклятое досье…
Сьюзи рывком поднялась, сжала ладонями лицо Эндрю и крепко его поцеловала.
– Ты – мой добрый гений! – восторженно вскричала она.
– Потрясающе! Не пойму, какой гениальный поступок я совершил, но, главное, ты счастлива!
– Порядок цифр! Я днями их вертела так и сяк, не зная, что ищу. А ты мне подсказал.
– Что я такого сказал?
– Где!
– Я сказал «где»?
– Цифры указывают на местоположение. Эштон сообщал моему деду координаты того места, где он спрятал досье!
– Зачем он сообщил сенатору эти координаты?
– Потому что этот мерзавец на него работал, и его намерения – это единственное, что в этом письме обозначено ясно, а не зашифровано. Дед пожертвовал жизнью жены в обмен на свою неприкосновенность. Совершив убийство, Эштон не уничтожил, а спрятал досье, тем самым заставив дедулю сидеть тихо. Хотя письмо до него так и не дошло…
Сьюзи переписала цифры из письма Эштона себе в блокнот.
– 59 градусов 56 минут 29,07 секунды западной долготы, 79 градусов 7 минут 37,71 секунды северной широты – это очень точные координаты того места, где находится досье «Снегурочка». Сколько у тебя осталось наличных денег?
– Примерно половина того, что я занял у Саймона.
– Ты взял эти деньги в долг?
– У меня не было другого выхода. Я бы с радостью попросил у главной редакторши аванс, но… Зачем тебе целых пять тысяч долларов?
– Чтобы убедить пилота доставить нас на льдину.
Сьюзи позвонила пилоту и пообещала четыре тысячи долларов наличными. Этого оказалось достаточно, чтобы тот согласился забрать их из Бергена и доставить в нужное место.
79° 7’ 37” 71’” с. ш. – 59° 56’ 29” 7’” з. д.
Эти координаты значились на экране бортового GPS. Самолет заложил вираж и приступил к снижению через плотный слой облаков. Внизу белело ледовое поле, далеко на его краю виднелось море. Прожектор «Бивера» осветил молочно‑белую посадочную площадку, заметаемую поземкой. Колеса под поплавками смягчили удар, самолет запрыгал, борясь с боковым ветром. Его бег замедлился, мотор заработал тише. Остановка.
Вокруг простерлась нестерпимая белизна. В открывшуюся дверцу ворвался воздух непривычной для Эндрю и Сьюзи чистоты. Безмолвие нарушалось только ветром и доносившимся издали странным рокотом, походившим на раскаты смеха. Взгляды людей устремились в сторону этого звука.
– Точка, которую вы ищете, находится в километре‑двух, вон там. – Летчик махнул рукой. – Будьте осторожны, здесь, во льдах, свет обманчив, расстояния и рельеф совершенно не такие, как кажется. Можно запросто пройти под холмом, не заметив его. Потеряете самолет из виду – начнете кружить и не найдете. Через час я включу прожектор и запущу мотор. Так что в вашем распоряжении один час. Чувствую, погода портится. Не хотелось бы здесь сгинуть. Если вы не вернетесь, мне придется взлететь без вас. Я предупрежу спасателей, но до их появления вам придется выживать самим. При таких температурах остается только пожелать вам удачи.
Сьюзи посмотрела на часы и решительно зашагала вперед, поманив за собой Эндрю.
Пилот не ошибся: ветер крепчал, швыряясь им в лицо колючим снегом. Рокот усиливался, его можно было принять за скрип старого ржавого ветряка, какие еще можно увидеть кое‑где на фермах.
Одежда не спасала от пронизывающего холода, Эндрю мигом замерз. Ухудшавшаяся с каждой минутой погода превращала их затею в безумие.
Он уже собрался поворачивать назад, но Сьюзи, бросив на него суровый взгляд, только ускорила шаг. Пришлось и ему тащиться следом.
Внезапно посреди слепящей белизны показалась метеостанция – три строения из листового железа. Они вынырнули из тумана, как буи над затонувшими кораблями. Между домиками торчал флагшток без флага, чуть дальше кренился сарай с провалившейся крышей. Главная постройка имела форму эскимосской хижины диаметром метров в тридцать, из его округлой крыши торчали два дымохода с флюгерами и с оголовками в треть высоты.
Железная дверь не имела никаких запоров – к чему запираться посреди пустоты? Дверная ручка обросла льдом, и Сьюзи не смогла ее повернуть. Эндрю пришлось несколько раз ударить по ней ногой, чтобы сбить лед.
Внутри их встретила спартанская обстановка: деревянные столы и скамьи, десяток железных шкафчиков, пустые ящики. Главная постройка, куда они заглянули, раньше служила, как видно, лабораторией, две другие – общежитием и столовой. На пыльных стеллажах Эндрю заметил разные приборы для измерения всего, что поддается измерению. Здесь остались весы, пробирки, анемометр, несколько термостатов, два аппарата для фильтрации, несколько старых ржавых насосов, бурильные стержни. Все свидетельствовало о том, что в этой лаборатории занимались не только метеонаблюдениями. У стены виднелась подставка для винтовок на добрые два десятка стволов, тут же стоял шкаф, запертый на висячий замок, – видимо, для боеприпасов. Оставалось только гадать, как давно все это забросили. Сьюзи и Эндрю принялись открывать все шкафы, выдвигать все ящики, приподнимать все крышки. Всюду их встречала пустота.
– Наверняка это где‑то здесь! – крикнула Сьюзи с хриплым ожесточением.
– Прости мой пессимизм, но часы тикают. Слышишь вой ветра? Боюсь, пора возвращаться на самолет.
– Лучше отбрось свой пессимизм и помоги мне искать.
– Где искать‑то? Оглянись, здесь же одно бесполезное старье!
На очереди были две другие постройки. На общежитие им хватило нескольких минут: кроме двух десятков заиндевевших коек и такого же количества пустых тумбочек там не было ровным счетом ничего. Столовая производила мрачное впечатление. Видно было, что отсюда бежали, не намереваясь возвращаться и не возражая, чтобы здесь хозяйничала стихия. На столах остались грязные миски и приборы, на древней плите громоздился котел. Кухонный инвентарь имел малоаппетитный вид: здесь утоляли голод, а не наслаждались едой.
Эндрю и Сьюзи решили вернуться в лабораторию, и их едва не сбил с ног ветер.
– Пора назад! – крикнул Эндрю. – Не знаю, как мы доберемся до самолета!
– Скатертью дорога, я тебя не держу.
Сьюзи подбежала к батарее железных шкафов и изо всех сил толкнула ближайший, обрушив его на пол. Та же участь постигла второй шкаф, третий, четвертый… У Эндрю оставалась единственная мысль – скорее вернуться на самолет, но зная, что Сьюзи не уйдет, пока не доведет дела до конца, он был вынужден ей помогать. Опрокинув последний из шкафов, они обнаружили маленький вделанный в стену сейф.