Глава 50, часть 1
Руки Рована сжались на плечах Аэлины, когда слова дошли до нее, пустые и холодные.
— Маэва — королева Валгов? — выдохнул он.
Аэлина ничего не сказала. Не смогла найти слов.
Ее сила взметнулась. Но она этого не почувствовала.
Несрин мрачно кивнула.
— Да. Кхаранкуи рассказали нам всю историю.
И Несрин рассказала. О том, как Маэва каким-то образом нашла путь в этот мир, сбежала или ей просто наскучил ее муж, Оркус. Старший брат Эравана. О том, как Эраван, Оркус и Мантикс разрушили миры, чтобы найти ее, пропавшую жену Оркуса, и остались здесь только потому, что Фэ поднялись, бросили им вызов. Фэ во главе с Маэвой, которую короли Валгов не узнали или не признали в таком виде.
Жизнь, которую она создала для себя. Она подчинила умы всех существующих Фэ, убедив их, что было три королевы,а не две. Включая умы Мэбы и Моры, двух сестер-королев, которые правили в Доранелле. В том числе и самого Брэннона.
— Пауки утверждали, — продолжила Несрин, — что даже Брэннон не знал. Даже сейчас, в потустороннем мире, он не знает. Вот как глубоко проникли силы Маэвы во все умы. Она сделала себя настоящей королевой.
Слова, правда обрушились на Аэлину, одно за другим.
Лицо Элиды было бледным, как у смерти.
— Но она боится целителей. — она кивнула на Ирэн. — Ты сказала, что она держит сову — порабощенного целителя Фэ — на случай, если Валги раскроют ее.
Это был еще один кусочек правды. Была другая вещь, обнаруженная Ирэн, Несрин и Шаолом самостоятельно. Валги были паразитами. Ирэн могла излечить их человеческих хозяев. Сделала это для принцессы Дувы. И могла бы сделать для остальных порабощенных кольцами или ошейниками.
Но то, что заразило Дуву... Принцесса Валгов.
Аэлина откинулась на спинку стула, положив голову на твердую стену тела Рована. Его руки тряслись на ее плечах. Шок, когда он представил, что проникло в его разум. Откуда происходила сила Маэвы, если она позволяла ей делать такое. Почему она оставалась бессмертной и нестареющей и пережила других. Почему Маэва владела тьмой.
— Именно поэтому она боится огня, — сказал Сартак, дернув подбородком в сторону Аэлины. — Почему она так боится тебя.
И почему она хотела сломать ее. Чтобы она стала такой же, как этот порабощенный целитель, превращенный в сову.
— Я подумала, — однажды мне удалось порезать ее, — наконец сказала Аэлина. Та тихая, древняя тьма толкала ее, тащила ее вниз, вниз, вниз... — Я видела ее черную кровь. Затем она стала красной. — она вздохнула, выныривая из темноты, тишины, которая хотела поглотить ее всю. Выпрямилась. Поглядела на Фенриса. — Ты сказал, что ее кровь казалась тебе обычной, когда ты поклялся.
Белый волк превратился обратно в его тело Фэ. Его бронзовая кожа была пепельной, в темных глазах виднелся ужас.
— Казалась.
Рован зарычал:
— Со мной было тоже самое.
— Из-за магии, которую она поддерживает, — задумался Гавриэль.
Несрин кивнула.
— Из того, что говорили пауки, вполне возможно, что она убедила вас, будто ее кровь выглядит и чувствуется, как кровь Фэ.
Фенрис выглядел так, как будто ему больно. Аэлина выглядела так же.
Вдалеке всколыхнулось воспоминание, которое им не являлось. О летних ночах, проведенных в лесной долине, Маэва обучала ее. Рассказывала ей историю о королеве, которая перемещалась между мирами.
О той, кто была не довольна тем королевством, в котором она родилась, и она нашла способ покинуть его, используя потерянное знание древних путников. Путешественники между мирами.
Маэва рассказала ей. Возможно, искаженную, предвзятую историю, но она рассказала ей. Зачем? Зачем это вообще? Какой-то способ победить ее — или заставить ее сомневаться, когда придет время?
— Но Маэва ненавидит королей Валгов, — сказала Элида, и даже из тихого, плавающего места, куда погрузилась Аэлина, она увидела, как сверкают глаза Элиды. — Она так долго скрывается. Разумеется, она не будет с ними сотрудничать.
— Она убежала, чтобы схватить ошейник Валгов, — мрачно сказал Фенрис. — Уверен, что она может контролировать принца внутри него.
Не только благодаря силе, но и потому, что она была королевой демонов.
Аэлина заставила себя еще раз вздохнуть. Еще раз. Ее пальцы сжались, схватив невидимое оружие.
Лоркан не произнес ни слова. Не сделал ничего, только стоял, бледный и тихий. Как будто он тоже перестал быть в своем теле.
— Мы не знаем ее планов, — сказала Несрин. — Кхаранкуи не видели ее на протяжении тысячелетий и слышали только шепот от младших пауков. Но они по-прежнему поклоняются ей и ждут ее возвращения.
Шаол встретил взгляд Аэлины, немой вопрос читался в них.
Аэлина тихо сказала:
— Я была пленницей Маэвы в течение двух месяцев.
Полная тишина в палатке. Затем она объяснила — все это. Почему она не была в Террасене, который сражался сейчас, куда ушли Дорин и Манона.
Закончив, Аэлина сглотнула и наклонилась навстречу прикосновению Рована.
— Маэва желала узнать местоположение двух ключей Вэрда. Хотела, чтобы я отдала их, но мне удалось спрятать их до того, как она увезла меня. В Доранеллу. Она хотела сломать меня. Чтобы использовать меня для покорения мира, думала я. Но теперь я думаю, она хотела использовать меня в качестве щита против Валгов, чтобы я всегда охраняла ее. — слова были тяжелыми и резкими. — Я была ее пленницей долго. — она кивнула в сторону своего двора. — Когда я освободилась, они снова нашли меня.
Снова повисла тишина, ее новые товарищи были растеряны. Она не винила их.
Затем Хасар прошипела:
— Мы заставим эту суку заплатить за это, не так ли?
Аэлина встретила мрачный взгляд принцессы.
— Да, заставим.
...
Истина врезалась в Рована, словно физический удар.
Маэва была Валгом.
Королева Валгов. Чей отчужденный муж когда-то вторгся в этот мир, и если Шаол прав, хотел войти в него снова, а Эраван должен открыть Врата Вэрда.
Он знал, что его команда, или как они теперь назывались, были в шоке. Знал, что он сам впал в какое-то оцепенение.
Женщина, которой они служили, поклонялись... Валг.
Они были настолько обмануты, что даже не заметили другой вкус ее крови.
Фенрис выглядел так, будто собирался опустошить содержимое своего желудка на пол палатки. Для него правда была самой ужасной.
Лицо Лоркана оставалось холодным и пустым. Гавриэль продолжал потирать челюсть, в его глазах плавал ужас.
Рован глубоко вздохнул.
Королева Валгов.
Та, кто держала его Огненное Сердце. Сила какого рода пыталась проникнуть в ее разум.
Какая сила проникла в сознание Рована. В их умы, если смогла зачаровать ее кровь, чтобы она выглядела и была обычной на вкус.
Он почувствовал, как в Аэлине нарастает напряжение, бушующий шторм, который чуть не врезался в его руки, когда он схватил ее за плечи.
Но ее пламя не появилось. В эти недели не появилось ни уголька, несмотря на то, как сильно они тренировались.
Иногда он следил за рубином Златинца, когда она держала его, словно в сердце камня светился огонь. Но ничего больше.
Даже когда они сплелись в своей постели на корабле, когда его зубы нашли знак на шее.
Элида изучила их всех, их молчание и сказала своим новым спутникам:
— Возможно, нам следует определить план действий в отношении завтрашней битвы. — и дать им время, чтобы разобраться в этом колоссальном беспорядке позднее.
Шаол кивнул.
— Мы принесли с собой сундуки с книгами, — сказал он Аэлине. — Из Торре. Они все полны знаками Вэрда. — Аэлина только моргнула, но Шаол закончил:
— Если мы переживем эту битву, они будут твоими. На случай, если в них есть что-то, что могло бы помочь.
Против Эравана, против Маэвы, против ужасной судьбы его матери.
Аэлина просто неопределенно кивнула.
Поэтому Рован заставил себя отбросить шок, отвращение и страх и сосредоточиться на этом плане. Только Гавриэль, казалось, мог сделать то же самое, Фенрис остался там, где был, а Лоркан смотрел в никуда.
Аэлина осталась на своем стуле, еле сдерживаясь. Сердясь.
Они спланировали быстро и эффективно: они вернутся с Шаолом и Ирэн в крепость, чтобы помочь завтра сражаться. Члены каганата будут тут, Несрин и принц Сартак поведут ракинов, и принцесса Хасар будет командовать пехотинцами и дарганской конницей.
Блестяще подготовленная, смертельная группа. Рован уже познакомился с дарганскими солдатами, с их прекрасными лошадьми и доспехами, копьями и хохлатыми шлемами, пока они шагали к этой палатке, и вздохнул с облегчением. Возможно, последний вздох облегчения, который он испытает в этой войне. Конечно, если силы кагана еще не решили, куда последует армия потом.
Он предположил, что это справедливо — так много территорий было теперь на пути Мората, но когда эта битва закончится, он, черт возьми, уверен, что они отправятся на север. В Террасен.
Но завтра — завтра они разгромят легион Мората напротив стен замка, Шаол и Рован будут управлять людьми внутри, обстреливая вражеских солдат.
Аэлин добровольно ничего не предпринимала. Не показывала, что она их слышит.
И когда они все посчитали, что план рационален, наряду с планом на случай непредвиденных обстоятельств, если что-то пойдет наперекосяк, только Несрин сказала:
— Мы найдем тебя, чтобы доставить тебя обратно в замок, — прежде чем Аэлина ворвалась в холодную ночь, Рован едва не отстал от нее.
Никакого следа угольков. Грязь не шипела под ее сапогами.
Огня не было вообще. Ни искры.
Как будто Маэва погасила это пламя. Она боялась этого.
Ненавидела это.
Аэлина прошла через поставленные палатки, мимо лошадей и их всадников, одетых в броню, мимо пеших солдат вокруг костров, мимо всадников и их могучих птиц, которые наполнили его таким благоговением, что у него не было слов. Весь путь к восточному краю лагеря и равнинам, которые простирались вдаль, пространство широкое и пустое после армии.
Она не остановилась, пока не добралась до ручья, который они пересекли только несколько часов назад. Он почти замерз, но она пробила лед ботинком. Наружу вырвалась темная вода, поцелованная серебристым звездным светом.
Затем она упала на колени и стала пить.
Пила и пила, поднося руки с водой ко рту. Он должен был быть достаточно холодным, чтобы его горло потом стало болеть, но она продолжала пить, пока она не сжала руки на коленях и сказала:
— Я не могу этого сделать.
Глава 50, часть 2
Рован опустился на колено, держа щит вокруг нее, закрывая ее от холодного ветра с равнины.
— Я... я не могу... — она вздрогнула и закрыла лицо мокрыми руками.
Нежно, Рован сжал ее запястья и опустил их.
— Ты не должна бороться с этим в одиночку.
Боязнь и ужас наполнили эти красивые глаза, и его грудь сжалась до боли, когда она сказала:
— Это была глупая попытка против Эравана. Но против него и Маэвы? Она собрала армию. Скорее всего, ведет эту армию в Террасен прямо сейчас. И если Эраван вызовет двух своих братьев, если другие короли возвратятся...
— Ему нужны два других ключа, чтобы сделать это. У него их нет.
Ее пальцы впились в ладони достаточно сильно, чтобы воздух наполнился запахом крови...
— Я должна была пойти за ключами. Сразу. Не приходить сюда. Не делать этого.
— Это задача Дорина, а не твоя. Он не потерпит неудачу.
— Это моя задача и всегда была…
— Мы выбрали приехать сюда и мы будем придерживаться этого решения, — прорычал он, не утруждая себя сдерживаться. = Если Маэва действительно приведет свою армию в Террасен, то это только подтверждает то, что мы были правы, приехав сюда. Что мы должны убедить силы кагана идти на север после этого. Это единственный удачный шанс.
Аэлина провела руками по волосам. Ручейки крови окрасили золото.
— Я не могу победить их. Короля и королеву Валгов. — ее голос надломился. — Они уже выиграли.
— Они этого не сделали. — и хотя Рован ненавидел каждое слово, он зарычал:
— И ты выдержала два месяца против Маэвы без магии, чтобы защитить себя. Два месяца королева Валга пыталась проникнуть в твою голову, Аэлина. Чтобы сломать тебя.
Аэлина дрожала.
— Правда в том, что...
Рован ждал.
Аэлина прошептала:
— Я хотела умереть в конце, до того, как она угрожала мне ошейником. И даже сейчас, я чувствую, что кто-то уничтожает меня. Как будто я на дне моря, и кто я, кем я была, очень далеко, и я больше не вернусь туда.
Он не знал, что сказать, что сделать, кроме как осторожно разжать ее пальцы от ладоней.
— Ты купился на надменность, высокомерие? — потребовала она дрожащим голосом. — А остальные? Потому что я пыталась. Я пытаюсь, словно в аду, убедить себя, что это реально, напоминать себе, что мне нужно только притворяться кем я была достаточно долго.
Достаточно долго, чтобы подделать замок и умереть.
Он тихо сказал:
— Я знаю, Аэлина.
Он не моргнул и не ухмыльнулся ни разу.
Аэлина издала всхлип, который что-то в нем сломал.
— Я больше не чувствую себя собой. Как будто она погасила. Изгнала меня. Она и Каирн, и все, что они сделали со мной. — она сглотнула, и Рован обнял ее и притянул к себе на колени. — Я так устала, — слёзы катились по её щекам. — Я так устала, Рован.
— Я знаю. — он погладил ее по волосам. — Я знаю.
Это было все, что можно было сказать.
Рован держал ее, пока ее плач не стих, и она успокоилась, прижавшись к его груди.
— Я не знаю, что делать, — прошептала она.
— Ты будешь сражаться, — просто сказал он. — Мы будем сражаться. Пока больше не сможем. Мы сразимся.
Она села, но осталась у него на коленях, глядя ему в лицо с беспокойством, которое его уничтожило.
Рован положил руку ей на грудь, прямо над этим горящим сердцем.
— Огненное сердце.
Задача и вызов.
Она положила руку на его, почувствовав тепло, несмотря на холодную ночь. Как будто этот огонь еще не погас. Но она только смотрела на звезды. На Лорда Севера, наблюдающему за ними.
— Мы сразимся, — выдохнула она.
...
Аэлина обнаружила Фенриса у тихого огня, смотрящего на потрескивающие огни.
Она сидела на бревне рядом со своим мэйтом, открытым и дрожащим но... соль ее слез смыла часть его. Поддерживая ее. Рован поддерживал ее и все еще делал это, наблюдая за тенями от огня.
Фенрис поднял голову, его глаза были такими же пустыми, как она знала и у нее.
— Всякий раз, когда тебе нужно поговорить об этом, — сказала она, ее голос все еще хрипел:
— Я здесь.
Фенрис кивнул, его губы сжались.
— Спасибо.
Лагерь готовился к отъезду, но Аэлина подошла ближе и долго сидела рядом с ним.
Два целителя, выделяющиеся только белыми полосками вокруг их бицепсов, поспешили мимо, в руках было полно повязок.
Аэлина напряглась. Сосредоточилась на ее дыхании.
Фенрис заметил, куда она смотрит.
— Знаешь, они были в ужасе, — тихо сказал он. — Каждый раз, когда она приводила их, чтобы... исцелить тебя.
Два целителя пропали в палатке. Аэлина согнула пальцы, они слегка дрожали.
— Это не мешало им это делать.
— У них не было выбора.
Она встретила его темный взгляд. Фенрис сжал губы.
— Никто не бросил бы тебя там. Никто.
Сломленная, в крови и сожженая...
Она схватила рукоять Златинца. Беспомощная.
— Они бросили ей вызов по-своему, — продолжал Фенрис. — Иногда она приказывала вернуть тебя в сознание. Часто они утверждали, что не могут, что ты слишком глубоко ушла. Но я знал — я думаю, что Маэва тоже, что они тебя там держали. Как можно дольше. Чтобы выиграть тебе время.
Она сглотнула.
— Она наказала их?
— Я не знаю. Это всегда были разные целители.
Вероятно, Маэва сделала это. Скорее всего, она разрушила их умы.
Рука Аэлины сжалась на мече рядом с ней.
Беспомощной. Она была беспомощна. Как и многие в этом городе, в Террасене, на этом континенте, были беспомощны.
Рукоять Златинца согрелась в руке.
Она не будет такой. Сколько бы времени не понадобилось.
...
Гавриэль встал рядом с Рованом, взглянул на королеву и Фенриса и пробормотал:
— Нет новостей, которые нам нужно услышать.
Рован закрыл глаза на мгновение.
— Нет.
Гавриэль положил руку на плечо Рована.
— Это ничего не меняет, в некотором роде.
— Как?
— Мы служили ей. Она была... не такой, как Аэлина. Какой должна быть королева. Мы знали это задолго до того, как узнали правду. Если Маэва хочет использовать то, что она против нас, чтобы присоединиться к Морату, то это кое-что меняет. Но это в прошлом. Сделано, Рован. Знание, что Маэва — Валг, или просто несчастный человек, не меняет того, что произошло.
— Знание, что королева Валгов хочет поработить моего мэйта, и почти это сделала, многое меняет.
«Но мы знаем, что боится Маэва, почему она этого боится, — возразил Гавриэль, его светлые глаза блестели. — Огня и целителей. Если Маэва придет с армией, мы не беззащитны.
Это правда. Рован проклинал себя за то, что не подумал об этом. Однако возник еще один вопрос.
— Ее армия, — сказал Рован. — Она состоит из Фэ.
— Так же как и ее армада, — осторожно сказал Гавриэль.
Рован провел рукой по волосам.
— Сможешь ли ты с этим жить — сражаться с нашими собственными людьми? Убивать их.
— А ты? — спросил Гавриэль.
Рован не ответил.
Гавриэль спросил через мгновение:
— Почему Аэлина не предложила мне клятву на крови?
Мужчина не спрашивал об этом в эти недели. И Рован не был уверен, почему Гавриэль спросил теперь, но он сказал ему правду.
— Потому что она не сделает этого, пока Эдион не произнесет клятву первым. Предложить тебе клятву до него... она хочет, чтобы Эдион сделал это первым.
— В любом случае, он не хочет, чтобы я был рядом с его королевством.
— Чтобы Эдион знал, что она поставила его потребности над своими.
Гавриэль склонил голову.
— Я бы сказал «да», если бы она предложила.
— Я знаю. — Рован хлопнул своего старого друга по спине. — Она тоже знает.
Лев посмотрел на север.
— Как ты думаешь... мы не слышали никаких новостей от Террасена.
— Если бы он пал, если бы Эдион пал, мы бы знали. Люди здесь знали бы.
Гавриэль потер грудь.
— Мы были на войне. Он был на войне. Боролись на полях битвы с детства, проклятые богами. — ярость мелькнула на лице Гавриэля. Не от того, что делал Эдион, а от того, что заставила сделать его судьба и несчастья. Гавриэля не было там, чтобы остановить это. — Но я все еще боюсь каждый день, который проходит, а мы ничего не слышим. Боюсь каждого посланника, которого мы видим.
Ужас, которого Рован никогда не знал, отличался от его страха за своего мэйта, его королеву. Страх отца за своего ребенка.
Он не позволил себе взглянуть на Аэлину. Вспомнить его мечты, когда он искал ее. Семья, которую он видел. Семья, которую они создадут вместе.
— Мы должны убедить членов каганата идти на север, когда эта битва закончится, — мягко выругался Гавриэль.
Рован кивнул.
— Если мы сможем разбить эту армию завтра и убедить королевскую семью, что Террасен — единственный способ, тогда мы действительно можем отправиться на север в ближайшее время. Ты сможешь сражаться на стороне Беспощадных Эдиона.
Руки Гавриэля сжались по бокам, татуировки побелели на его костяшках.
— Если он позволит мне эту честь.
Рован заставил бы Эдиона сделать это. Но он только сказал:
— Позови Элиду и Лоркана. Ракины почти готовы отправиться.
Глава 51
Лоркан задержался на краю лагеря, едва увидев великолепных птиц или их бронированных всадников, когда они улеглись на ночь. Несколько человек, как он знал, еще не нашли свой отдых, вместо этого неся нуждающимся запасы и помощь, возвышаясь над городом и равниной.
Ему было все равно, он не удивлялся, что скоро окажется в воздухе на одном из этих невероятных зверей. Не волновался, что завтра они все будут сражаться против темной армии, собравшейся сзади.
Он сражался в большем количестве битв, войн, чем ему хотелось запомнить. Завтра было совсем немного людей, кроме демонов, которые они убивали, а не мужчин или Фе.
Похоже, демонов, как и его бывшая королева.
Он предлагал себя ей, хотел ее или считал, что хотел. И она рассмеялась над ним. Он не знал, что это значит. О ней, о себе.
Он думал, что его темнота, подарки Хелласа, влекли его к ней, что они были предназначены для этого.
Возможно, темный бог хотел, чтобы он не клялся в верности Маэве, но убил ее. Чтобы приблизился достаточно, чтобы сделать это.
Лоркан не поправил свой плащ после порыва холодного воздуха от далекого озера. Скорее, он наклонился к холоду, ко льду на ветру. Как будто это могло унести правду прочь.
— Мы уходим.
Низкий голос Элиды прорвался сквозь ревущую тишину его мыслей.
— Ракины готовы, — добавила она.
На ее лице не было страха или жалости, ее черные волосы были позолочены факелами и кострами. Из всех из них она лучше всех справилась с новостями, но подошла к столу, как будто она родилась на поле битвы.
— Я не знал, — сказал он, голос напрягся.
Элида поняла, что он имел в виду.
— В любом случае у нас есть все, о чем можно волноваться.
Он сделал шаг к ней.
— Я не знал, — сказал он снова.
Она откинула голову назад, чтобы изучить его лицо и поджала рот, в ее челюсти напряглась мышца.
— Ты хочешь, чтобы я дала тебе какое-то отпущение?
— Я служил ей почти пятьсот лет. Пятьсот лет, и я просто подумал, что она бессмертна и холодна.
— Это похоже на определение Валга для меня.
Он обнажил зубы.
— Ты живешь за мили и видишь, что она со всеми делает, леди.
— Я не понимаю, почему ты так потрясен. Даже когда она была бессмертной и холодной, ты любил ее. Ты должен был принять эти черты. Какая разница, что она делает, как мы называем ее?
— Я ее не любил.
— Ты, конечно, поступил так же.
Лоркан зарычал:
— Почему ты тогда возвращаешься, Элида? Почему ты не можешь отпустить?
— Потому что я пытаюсь понять, как ты мог полюбить монстра.
— Почему? — он толкнул ее в пропасть гнева. Она не сделала шага.
Действительно, ее глаза пылали, когда она прошипела:
— Потому что это поможет мне понять, почему я сделала то же самое.
Ее голос запнулся на последних словах, и Лоркан успокоился, когда они поселились в него в голове. Он никогда не... у него никогда не было никого...
— Это болезнь? — спросила она. — Что-то сломано внутри тебя?
— Элида. — ее имя было разбитым на его губах. Лоркан посмел протянуть ей руку.
Но она остановилась.
— Если ты считаешь, что, поскольку ты поклялся на крови Аэлине, это значит что-то для тебя и для меня, ты сильно ошибаешься. Ты бессмертен, а я человек. Давай не будем забывать об этом.
Лоркан чуть не отшатнулся от слов, их ужасной правды. Ему было пятьсот лет. Он должен уйти — он не должен быть так проклят этим. И все же Лоркан зарычал:
— Ты ревнива. Это то, что действительно съедает тебя.
Элида издала смех, которого он никогда раньше не слышал, жестокий и резкий.
— Ревнивая? Ревную к кому? К демону, которому ты служил? — она расправила плечи, вздымалась волна, прежде чем врезалась в берег. — Единственное, к чему я ревную, Лоркан, это то, что она избавилась от тебя.
Лоркан ненавидел, что слова приземлились, как удар. То, что у него не было защиты.
— Прости, — сказал он. — За всё это, Элида.
Там он сказал это и выложил перед ней правду.
— Прости, — повторил он.
Но лицо Элиды не смягчилось.
— Мне все равно, — сказала она, поворачивая каблуки. — И мне все равно, если ты не вернёшься с этого боя завтра.
...
Ревнивая. Идея этого, ревность к Маэве за то, что она на протяжении веков командовала любовью Лоркана. Элида похромала к готовым ракинам, так сильно сжав зубы, что у нее болела челюсть.
Она была почти около первой из оседланных птиц, когда за ней раздался голос:
— Ты должна была проигнорировать его.
Элида остановилась, увидев Гавриэля.
— Прости?
Обычно теплое лицо Льва было тяжело-неодобрительное.
— Ты могла бы также прогнать мужчину.
Элида не произнесла ни слова об этом Гавриэлю за все время, что они знали друг друга, но она сказала:
— Я не понимаю, как это относится к тебе.
— Я никогда не слышал, чтобы Лоркан извинялся за что угодно. Даже когда Маэва взбесилась за его ошибку, он не извинился перед ней.
— А это значит, что он зарабатывает мое прощение?
— Нет. Но ты должна понять, что он клялся кровной клятвой Аэлине для тебя. Ни для кого другого. Чтобы он мог оставаться рядом с тобой. Даже зная достаточно хорошо, что у тебя будет лишь смертная жизнь.
Птицы поднялись на ноги, пошевелив крыльями в ожидании полета.
Она знала. Знал это в тот момент, когда он встал на колени перед Аэлиной. Несколько недель спустя Элида не знала, что с этим делать, знанием этого — что Лоркан сделал для нее. Желание поговорить с ним, работать с ним так, как было до этого. Она ненавидела себя за это. Ибо она не пыталась удержаться от гнева дольше.
Вот почему она пошла за ним сегодня вечером. Не наказать его, а себя. Чтобы напомнить себе, что он продал свою королеву, как она глубоко ошибалась.
И ее прощальные слова к нему... это была ложь. Отвратительная, ненавистная ложь.
Элида снова повернулась к Гавриэлю.
— Я не...
Лев исчез. И во время холодного полета над армией, затем над морем тьмы, разбросанным между ним и древним городом, даже тот мудрый голос, который шептал всю жизнь, молчал.
...
Несрин стояла около Салхи, положив руку на пернатый бок, и наблюдала, как строй парит в небесах. Двадцать ракинов не только несли Аэлину Галантию и ее спутников, включая Шаола и Ирэн, но и целителей, припасы и нескольких лошадей, в деревянных перевозках, которые могли носить птицы. Включая собственную лошадь Шаола, Фарашу.
— Хотела бы я пойти с ними, — вздохнула Борте, выйдя из арки. — Чтобы сражаться вместе с Фэ.
Несрин удивленно взглянула на нее.
— Ты скоро получишь эту возможность, если после этого мы поедем в Террасен.
Рядом прозвучало отчетливое мужское фырканье.
— Подслушивай кого-нибудь другого, Йеран, — бросила Борте жениху.
Но капитан Берлады только ответил:
— Прекрасный командир, ты, летящая над Фэ, как напуганная девочка.
Борте закатила глаза.
— Когда они научат меня своим методам убийства, и я использую их, чтобы стереть тебя с карты на нашем следующем сборе, и ты сможешь рассказать мне все о моих умениях.
Красивый капитан погладил его ракина, и Несрин наклонила голову, чтобы скрыть свою улыбку, чувствуя, что очень заинтересована в чистке коричневых перьев Салхи.
— Тогда ты будешь моей женой, согласно сделке с моей мамой, — сказал он, скрестив руки на груди. — Было бы неприлично, если бы ты убила своего мужа на собрании.
Борте улыбнулась отравленной сладостью улыбкой невесты.
— Тогда мне просто нужно убить тебя в другой раз.
Йеран ухмыльнулся, портрет злой забавы.
— Тогда в другой раз, — пообещал он.
Несрин не преминула заметить свет, который мерцал в глазах капитана. Или то, как Борте прикусила губу, ее дыхание.
Йеран наклонился, чтобы что-то прошептать на ухо Борте, и глаза девушки расширились. И, по-видимому, он настолько ошеломил ее, что, когда Йеран пошел к его ракину, излучая высокомерие, Борте яростно покраснела и вернулась к уборке своего ракина.
— Не спрашивай, — пробормотала она.
Несрин подняла руки.
— Я бы даже не мечтала об этом.
Румянец Борте оставался в течение нескольких минут после этого, ее уборка почти неистова.
Легкие, изящные шаги зазвучали на снегу, и Несрин знала, кто подошел, прежде чем ракин выпрямился. Не потому, что Сартак был принцем и наследником, но он был их капитаном. Всех ракинов в этой войне.
Он отмахивался от них, просматривая ночное небо и ракинов, все еще парящих, защищенных Рованом Уайтхорном от любых вражеских стрел, которые могли бы найти их. Сартак едва поднялся рядом с Несрин, когда Борте погладила Аркас, бросила ее щетку в подставку и ушла в ночь.
Несрин поняла. Не тогда, когда Йеран вздрогнул от его ракина, а затем остановил Борте в ленивом темпе. Девушка посмотрела через плечо, и на ее лице появилось что-то, кроме раздражения, когда она заметила Йерана сзади.
Сартак усмехнулся.
— По крайней мере, сейчас они немного более понятны.
Несрин фыркнула, поглаживая перья Салхи.
— Я так же смущена, как всегда.
— Всадники, чьи палатки лежат по обе стороны Борте, — нет.
Взгляд Несрин поднялся, но она улыбнулась.
— Хорошо. Не по поводу всадников, а о них.
— Война делает странные вещи людям. Делает все более актуальным. — он провел рукой по затылку, пальцы застыли в волосах, прежде чем он пробормотал ей на ухо:
— Ложись спать.
Тепло распространилось по ее телу.
— У нас битва за завтрашний день. Снова.
— И день смерти заставил меня хотеть удержать тебя, — сказал принц, подарив ей эту обезоружившую усмешку, против которой она не защищена. Тем более, когда он добавил:
— И делать с тобой другие вещи.
Пальцы Несрин согнулись в сапогах.
— Тогда помоги мне закончить чистить перья Салхи.
Принц так быстро схватил щетку, которую Борте отбросила, что Несрин рассмеялась.
Глава 52
Крошанки вернулись в свой лагерь в Белоклычьих горах и ждали.
Манона и Тринадцать спешились с виверн. Что-то сбилось в ее теле с каждым шагом к огню Гленнис. Полоска красной ткани в конце ее косы развязалась, распустив волосы.
Они были почти около очага Гленнис, когда Бронвен появилась рядом с Маноной.
Астерина и Соррель, оставаясь сзади, напряглись, но не вмешались. Особенно тогда, когда спросила Бронвен:
— Что случилось?
Манона бросила взгляд на свою кузину.
— Я попросила их рассмотреть их позицию в этой войне.
Бронвен нахмурилась на небо, как будто ожидая увидеть, как Железнозубые оторвались от них.
— И?
— И они рассмотрят, я полагаю.
— Я думала, ты отправилась туда, чтобы сплотить их.
— Я отправилась, — сказала Манона, обнажив зубы, — чтобы заставить их понять, кем они хотят быть.
— Я не думаю, что Железнозубые способны на такие вещи.
Астерина зарычала:
— Осторожней, ведьма.
Бронвен поглядела на нее через плечо, насмешливо улыбаясь, затем сказала Маноне:
— Они позволили тебе выйти живой?
— Действительно похоже на то.
— Будут ли они сражаться — будут ли они сражаться против Мората и других Железнозубых?
— Я не знаю. — она этого не знала. Она действительно этого не знала.
Бронвен замолчала на несколько шагов. Манона только вошла в кольцо очага Гленнис, когда ведьма сказала:
— Тогда мы не должны даже надеяться.
У Маноны не было ответа, поэтому она ушла с Тринадцатью, не взглянув мимоходом на Бронвен.
Манона обнаружила, что Гленнис шевелит угли своего очага, священный огонь в его центре — яркий лепесток пламени, которому не нужны были дрова. Подарок от Брэннона — короля Террасена.
Гленнис сказала:
— Завтра мы должны уходить утром. Было решено: мы должны вернуться к нашим домашним очагам.
Манона только села на скалу, ближайшую к кроне, оставляя Тринадцать, чтобы дать им разобраться. Дорин остался с вивернами. Последнее, что она видела минуту назад, как несколько крошанок приближались к нему. Либо для удовольствия, либо для информации, Манона не знала. Она сомневалась, что он снова поделится своей постелью в ближайшее время. Особенно, если он окажется в аду, пойдя в Морат.
Она не позволила себе закончить эту мысль.
Манона сказала Гленнис:
— Как ты думаешь, Железнозубые способны к переменам?
— Ты лучше знаешь этот ответ.
Она сделала это, и не была полностью уверена, что ей понравилось то, чего она достигла.
— Разве Рианнона думала, чем мы можем быть? — она думала, чем я могу быть?
Глаза Гленнис смягчились, и намек на скорбь охватил их, когда она добавила еще один ворох к пламени.
— Твоя сводная сестра была твоей противоположностью во многих отношениях. И как твой отец во многих отношениях. Она была открыта, честна и говорила о своих чувствах, независимо от последствий. Дерзкая, как некоторые называли ее. Ты можете не знать об этом, судя по их поведению сейчас, — сказала крошанка, ухмыляясь, — но этих разных очагов было больше, чем несколько, которые ее не любили. Кто не хотел слышать ее лекции о наших неудачных ведьмах, о том, каким было лучшее решение. Как наши народы могут обрести мир. Каждый день она говорила громко всякому, кто мог слушать, о возможности единого Царства ведьм. Возможность будущего, когда нам не нужно будет прятаться или быть настолько слабыми. Многие называли ее дурой. Особенно, когда она пошла искать тебя. Чтобы узнать, согласна ли ты с ней, несмотря на то, что говорила ваша кровавая история. Она умерла за эту мечту, за эту возможность будущего. — Манона убила ее за это.
Гленнис сказала:
— И Рианнон думала, что Железнозубые способны измениться? Она, возможно, была единственной ведьмой из крошанок, которая это делала, но она верила в это каждым клочком кусочком ее души. — ее горло дёрнулось. — Она верила, что вы двое можете править им вместе — Царством ведьм. Вы бы возглавили Железнозубых, и крошанок, и вместе вы бы восстановили то, что давно переломали.
— А теперь есть только я. — ответственная за обоих.
— Теперь только ты. — взгляд Гленнис стал прямым, неумолимым. — Мост между нами.
Манона приняла тарелку с едой, которую Астерина протянула ей, прежде чем Вторая села рядом с ней.
Астерина сказала:
— Железнозубые вернутся. Вот увидишь.
Соррель хмыкнула рядом с ближайшей скалой, на ее лице появилось несогласие.
Астерина кивнула Маноне.
— Они вернутся. Клянусь.
Гленнис слегка улыбнулась, но Манона ничего не сказала, когда впилась в еду.
Надеюсь, она сказала Элиде месяцы назад.
Но, возможно, в конце концов, их не будет.