...
Рев и шум войны отдаленно жжужали в ушах Эванджелины к полудню. Даже при холодном ветре пот стекал по ее спине под тяжелыми слоями одежды, когда она еще раз взбежала вверх по ступеням лестницы с сообщением в руке. Дэрроу и другие старые лорды стояли, как и последние две недели: вдоль стен замка, наблюдая за битвой за городом.
Сообщение, которое она получила, прямо от Крошанки, которая приземлилась на столь краткий миг, что ее ноги едва касались земли, пришло от Бронвен.
Эванджелина научила некоторых Железнозубых и Крошанок сообщать людям о чем угодно. То, что солдаты Крошанок нашли ее, знали, кем она была... Это было гордостью и гордость была больше, чем страх, поэтому Эванджелина бежала вверх по лестнице, а затем через стены к лорду Дэрроу.
Лорд Дэрроу, Муртаг рядом с ним, уже протянул руку, когда Эванджелина остановилась.
— Осторожнее, — предупредил ее Муртаг. — Лед может быть коварным.
Эванджелина кивнула, хотя она планировала игнорировать его. Даже если вчера она скатилась вниз по лестнице, чего, к счастью, никто не видел. Особенно Лисандра. Если бы она увидела синяк, который теперь цвел над ногой Эванджелины, такой же, как на ее предплечье, она бы заперла ее в башне.
Лорд Дэрроу прочитал сообщение и нахмурился в сторону города.
— Бронвен сообщает, что они заметили Морат и он тащит осадную башню к западной стене. Они дойдут нас через час или два.
Эванджелина посмотрела на хаос на городских стенах, где Эдион, Рен и Беспощадные так храбро сражались, на бой в небе, где ведьмы сражались с ведьмами, а Лисандра летала в форме виверны.
Конечно же, массивная фигура неуклюже приближалась к ним.
Все в животе Эванджелины опустилось.
— Это одна из тех ведьменских башен?
— Осадная башня отличается от них, — сказал Дэрроу со своей обычной грубостью. — Слава богам.
— Но тем не менее опасна, — сказал Муртаг. — Просто по-другому. — старик нахмурился на Дэрроу. — Я пойду туда.
Эванджелина моргнула. Ни один — ни один из старших лордов не ушел на фронт.
— Чтобы предупредить их? — осторожно спросил Дэрроу.
Муртаг похлопал по рукояти меча.
— Эдион и Рен на пределе. Киллиан тоже, если ты все еще хочешь продолжаешь говорить себе, что это он их ведет. — Муртаг слегка опустил подбородок в сторону Дэрроу, который напрягся. — Я позабочусь о западной стене. И об этой осадной башне. — подмигнул Эванджелине. — Мы не можем быть храбрыми посланниками, не так ли?
Эванджелина заставила себя улыбнуться, хотя в ней зашевелился страх.
— Должна ли я предупредить Эдиона, что вы будете там?
— Я скажу ему сам, — сказал Муртаг и взъерошил ее волосы, проходя мимо. — Будь осторожна на льду, — снова предупредил он ее.
Дэрроу не пытался остановить его, когда Муртаг покинул стены. Медленно. Он выглядел таким медленным, старым и хрупким. И все же он держал свой подбородок высоко. Спину прямо.
Если бы она смогла выбрать дедушку для себя, это был бы он.
Лицо Дэрроу было жестким, когда Муртаг наконец исчез.
— Старый дурак, — сказал Дэрроу, волнение было в его глазах, когда он повернулся к битве.
Глава 101, часть 1
Больше не человек.
Дыхание Аэлины стучало в ее ушах — ее навсегда заострённых, бессмертных ушах — с каждым шагом назад к лагерной армии. Рован остался рядом с ней, обнимая ее за талию.
С тех пор, как она вернулась, Рован ни разу не отпускал ее.
С тех пор как она прошла через миры.
Она все еще могла их видеть. Даже в тишине, прогуливаясь под деревьями, когда тьма становилась серой перед рассветом, она могла видеть каждый из миров, через которые она прошла.
Возможно, она никогда не сможет забыть их. Возможно, она одна в этом мире, а все остальные знали, что лежит за невидимыми стенами, разделяющими их. Сколько жизней существовало и процветало. Любили, ненавидели и изо всех сил пытались выжить.
Так много миров. Больше, чем можно вообразить. Будут ли они преследовать ее во снах? Чтобы взглянуть одним глазком, но без возможности рассмотреть — будет ли это желание постоянным?
Ветви Задубелого леса сплели мощные ветви над головой. Так полотно, словно свили закрытую клетку.
Такую же как ее тело, и возможно этот мир.
Она прогнала эту мысль. Она жива — жива, хотя ей предстояло умереть. Несмотря на то, что ее смертная оболочка... умерла. Исчезла.
Лагерь приближался, и Аэлина посмотрела на свои руки. Холод — следы от холода, что кусал ее.
Все изменилось.
Дорин заговорил, когда они подошли к первому ракину:
— Что ты им скажешь?
Первые слова, сказанные среди них с тех пор, как они стали сюда возвращаться.
— Правду, — ответила Аэлина.
После того, что она сделала, это все, что она могла им предложить.
Спустя несколько минут молчания она сказала Дорину:
— Мне жаль твоего отца.
Холодный ветер стряхнул пряди волос с его лба.
— Мне тоже, — кивнул он, положив руку на рукоять Дамариса.
Рядом с ними Шаол молчал, время от времени посматривая на короля. Он присматривает за Дорином. Как и всегда, догадалась Аэлина.
Их группа прошла ракинов, и птицы увидели их и обнаружили Лоркана, Фенриса, Гавриэля и Элиду, ожидающих у края палаток.
Шаол и Дорин пробормотали что-то о сборе других членов королевской семьи и отошли.
Аэлина осталась рядом с Рованом, когда они подошли к их двору. Фенрис оглядел ее с ног до головы, ноздри раздулись, когда он почувствовал ее запах. Он отшатнулся, ужас охватил его лицо. Гавриэль только побледнел.
Элида ахнула.
— Ты сделала это, не так ли?
Лоркан напрягся, как будто почувствовал изменения, которые произошли с ней:
— Ты… ты не человек.
Рован зарычал в предупреждении. Аэлина только посмотрела на них, людей, которые так много дали и решили последовать за ней сюда. Они все еще могли умереть. Добиться успеха, и все же потерпеть неудачу.
Эраван остался. Его армия была здесь.
И не было ни Огненосицы, ни Ключей Верда, ни Богов, которые могли бы им помочь.
— Они ушли? — тихо спросила Элида.
Аэлина кивнула. Она объяснит позже. Объяснит всем им.
Богоубийца. Вот кем она была. Богоубийца. Она не жалела об этом. Ни на одно мгновение.
Элида спросила Лоркана:
— Ты… чувствуешь ли ты что-то другое?
Отсутствие богов, которые следили за ними.
Лоркан всматривался в деревья над головой, словно читая ответ в их запутанных ветвях. Как будто ища там Хэлласа.
— Нет, — признался он.
— Что это значит, — размышлял Гавриэль, первые лучи солнца осветили его золотые волосы, — что они исчезли? Существует ли адское царство, трон которого сейчас пустует?
— Слишком рано для такого рода философской ерунды, — сказал Фенрис и улыбнулся Аэлине, что не совсем соответствовало выражению его глаз. В них был упрек — не ее выбора, а того, что не сказала. Он все еще пытался пошутить.
Обречен — эта милая, волчья улыбка может быть существует последние дни.
Возможно, все они сейчас проживают последние дни. Из-за нее.
Рован прочитал это в ее глазах, на ее лице. Его рука сжала ее талию.
— Давай найдем остальных.
Стоя в одной из прекрасных военных палаток кагана, Дорин держал руки перед огнем, который он развел и поморщился.
— Эта встреча могла бы пройти лучше.
Шаол, сидящий у огня с Ирэн на коленях, играл косичкой жены.
— Действительно, могла быть лучше.
Ирэн нахмурилась.
— Я не знаю, как она не ушла и не оставила всех их гнить. Я бы так и сделала.
— Никогда не стоит недооценивать силу вины, когда дело доходит до Аэлины Галантии, — сказал Дорин и вздохнул. Огонь, который он вызвал, затрепетал.
— Она запечатала Врата Вэрда, — Ирэн нахмурилась. — Самое меньшее, что они могли сделать, это быть благодарными за это.
— О, я не сомневаюсь, что они благодарны, — сказал Шаол, продолжая хмуриться. — Но факт остается фактом: Аэлина обещала одно, а сделала наоборот.
В самом деле. Дорин не знал, что думать о выборе Аэлины. Или о том, что она не рассказала им — об обмене Эравана на Элену. Боги предали ее по очереди.
И тогда Аэлина уничтожила их за это.
— Типично, — сказал Дорин, пытаясь разрядить обстановку, и потерпел неудачу. Какая-то его часть все еще чувствовала, будто он был в том месте.
Особенно, когда от него отказались.
Магия, которая ощущалась бездонной только вчера, теперь имела очень реальную, очень прочную точку истощения. Да, дар велик, но он не думал, что когда-нибудь снова сможет разрушать стеклянные замки или вражеские цитадели.
Он еще не решил, было ли это облегчением.
По крайней мере, у него больше силы, чем у Аэлины. Одаренный, так это называлось. Аэлина сожгла каждый уголек своей магии. Теперь у нее было только то, что осталось от того, что Мэла дала ей, чтобы запечатать врата — чтобы наказать богов, которые предали их обоих.
Идея этого все еще вызывала у Дорина тошноту. И воспоминание о том, что Аэлина выбросила его из того места, заставило его стиснуть зубы. Не ее выбор, а выбор отца….
Позже, он подумает о своем отце позже. А лучше никогда.
Его безымянный отец, который пришел за ним в конце концов.
Шаол не спрашивал об этом, не давил. И Дорин знал, что когда он будет готов поговорить об этом, его друг будет ждать.
Шаол сказал:
— Аэлина не убила Эравана. Но по крайней мере Эраван никогда не сможет привести своих братьев. Или воспользоваться ключами, чтобы уничтожить нас всех. У нас это есть. Она — вы оба это сделали.
По крайней мере не было больше ошейников. Не было больше комнат под темной крепостью, где их держали.
Ирэн провела пальцами по каштановым волосам Шаола, и Дорин попытался побороть боль в груди при виде этого. При виде любви, что так свободно текла между ними.
Он не обижался на Шаола за его счастье. Но он не мог остановить острую боль в его груди каждый раз, когда он их видел. Каждый раз он видел целителей Торре и хотел, чтобы Сорша была среди них.
— Таким образом, мир был спасен лишь частично, — сказала Ирэн. — Лучше, чем ничего.
Дорин улыбнулся этому. Он уже обожал жену своего друга. Скорее всего, женился бы на ней, если бы у него была такая возможность.
Даже если его мысли все еще возвращались на север — к золотоглазой ведьме, которая шла бок о бок со смертью и не боялась этого. Она думала о нем? Интересно, что с ней стало в Морате?
— У Аэлины и у меня все еще есть магия, — сказал Дорин. — Не так много, как раньше, но все еще есть. Мы не совсем беспомощны.
— Достаточно, чтобы победить Эравана? — иронично поднял бровь Шаол. В его бронзовых глазах мелькнуло раздражение. — А Маэву?
— Мы найдем способ, — сказал Дорин. Он молился, чтобы это было правдой.
Но не было богов, которым можно было молиться.
…
Элида не спускала глаз с Аэлины, пока они мылись в палатке королевы. Одним глазом смотря на восхитительно теплую воду, которую принесли.
И продолжала смотреть на милую женщину рядом с ней.
Как будто вопреки ужасной встрече, которая состоялась с королевской семьей каганата после неожиданного возвращения Аэлины.
Триумфальное. Но только в некоторых отношениях.
Одна угроза уничтожена. Была другая.
Аэлина хорошо ее скрыла, но королева заставила ее рассказать. Абсолютная тишина — хищный наклон головы. Первое присутствовало сегодня утром. Совершенная тишина, когда ее допрашивали, критиковали и кричали.
Королева не была тихой с того дня, как сбежала от Маэвы.
И голова была склонена не от травмы, а от чувства вины. Страха. Позора.
Элида была единственной, кому предложили высотой по плечо длинную ванну. Чтобы дать принцу Ровану возможность полетать высоко и снять напряжение. Чтобы дать Аэлине время успокоиться.
В любом случае, она планировала сегодня утром купаться. Хотя она представляла себе другого партнера в ванной, вместо нее.
Не то чтобы Лоркан знал это. Он только поцеловал ее в висок, прежде чем уйти под утро — присоединился к Фенрису и Гавриэлю для подготовки армии к отходу. Направляясь на север.
Аэлина распустила свои длинные волосы, и они рассыпались по ее спине. В свете жаровни татуировки на спине королевы, казалось, текла словно живая черная река.
— Значит, у тебя все еще есть магия?
Аэлина посмотрела на нее бирюзовыми глазами.
— Твоя вода теплая?
Элида фыркнула, проводя пальцами по воде.
— Да.
— Ты хочешь знать сколько, — понятливо протянула Аэлина.
— Мне можно узнать?
Глава 101, часть 2
— Я не лгала на собрании, — сказала Аэлина, все еще глухо. Она стояла там и выдержала все вопросы от кричащей принцессы Хасар, каждый неодобрительный взгляд от принца Сартака. — Это… — она подняла руки и положила их в воздухе друг над другом, на расстоянии фута между ними. — Вот где раньше было дно, — сказала она, шевеля пальцами. Она подняла свою нижнюю руку, пока она не оказалась в двух дюймах от ее верхней руки. — Вот где оно сейчас.
— Ты проверяла это?
— Я чувствую это, — этот бирюзовый взгляд, несмотря на все, что она сделала, был тяжелым и печальным. — Я никогда не чувствовала дна раньше. Не чувствовала необходимость искать его. — Аэлина окунула голову в воду, высвобождая пузыри и масла. — Не впечатляет, не так ли?
— Меня никогда не волновало, была ли у тебя магия или нет.
— Почему? Всех остальных это интересовало.
Плоский вопрос. Да, когда они были детьми, многие боялись той силы, которой обладала Аэлина. Как она увеличится.
— Ты не твоя магия, — просто сказала Элида.
— Разве нет? — Аэлина положила голову на заднюю часть ванны. — Мне нравилась моя магия. Мне нравилась.
— А быть человеком? — Элида знала, что не должна была спрашивать, но вопрос сорвался с губ сам по себе.
Аэлина посмотрела на нее сбоку.
— Осталась ли я человеком, глубоко внутри, без человеческого тела?
Элида проявила уважение.
— Полагаю, ты единственный человек, который может решить это.
Аэлина напевала, снова погрузившись в воду.
Когда она появилась, Элида спросила:
— Ты боишься? Противостоять Эравану в битве?
Аэлина обняла себя за колени, ее татуировка согнулась на спине. Она долго молчала.
— Я боюсь, что вовремя не доберусь до Оринфа, — сказала она наконец. — Если Эраван решит притащить свою тушу туда, чтобы сразиться со мной, я с ним разберусь.
— А Маэва? Что, если она тоже придет с Эраваном?
Но Элида знала ответ. Они бы умерли. Все они.
Должен быть какой-то путь — какой-то способ победить их обоих. Она предполагала, что Аннэйт сейчас не поможет. И, возможно, для нее настало время положиться на себя. Даже если бы время могло быть и получше.
— Так много вопросов, леди Перранта.
Элида покраснела и потянулась к мылу, вытирая руки.
— Прости.
— Теперь ты понимаешь, почему я не попросила тебя принести мне клятву на крови?
— Мужчины Фэ бросают тебе вызов все время.
— Да, но мне нравится, что ты не связана со мной, — тихий вздох. — Я не планировала ничего из этого.
— Чего?
— Жить после Замка. Ворот. Чтобы на самом деле... править. Жить. Кажется, я на неизведанной территории.
Элида подумала. Затем стащила золотое кольцо с пальца. Кольцо Сильбы, а не Мэлы.
— Вот, — сказала она, протягивая кольцо между их ваннами, и с ее пальцев стекала пена.
Аэлина моргнула, глядя на кольцо.
— Зачем?
— Потому что из нас двоих ты скорее всего столкнешься с Эраваном или Маэвой.
Аэлина не взяла его.
— Я бы предпочла, чтобы оно было у тебя.
— А я бы предпочла, чтобы оно было у тебя, — бросила вызов Элида, выдержав взгляд королевы. Она тихо спросила:
— Разве ты отдала недостаточно, Аэлина? Разве ты не позволишь одному из нас что-то сделать для тебя?
Аэлина посмотрела вниз на кольцо.
— Я подвела вас. Ты понимаешь это, не так ли?
— Ты положила ключи обратно в ворота. Это не провал. И даже если бы ты потерпела неудачу, я бы отдала тебе это кольцо.
— Я в долгу перед твоей матерью, ты должна выжить.
Грудь Элиды сжалась.
— Ты обещала моей маме жить, Аэлина. — она наклонилась ближе, практически вдавливая кольцо в руку Аэлины. — Возьми это. Если не для меня, то для нее.
Аэлина снова уставилась на кольцо. А потом взяла.
Элида старалась не вздыхать, когда королева надела его на палец.
— Спасибо, — пробормотала Аэлина.
Элида уже собиралась ответить, когда открылись откидные створки, и в палатку проник ледяной воздух вместе с Борте.
— Вы не пригласили меня принять ванну? — спросил наездница ракинов, нахмурившись на королеву.
Губы Аэлины изогнулись вверх.
— Я думала, что ракины слишком тяжелые для ванн.
— Вы видите, в каком хорошем состоянии волосы у мужчин? Ты думаешь, это не означает одержимость чистотой?
Борте прошла через королевскую палатку и плюхнулась на стул возле ванны королевы. Кажется, ей было не важно, что королева или Элида были голыми.
Элиде потребовалось вся ее сдержанность, чтобы не прикрыться. По крайней мере, бортики у смежной с Аэлиной ванны были достаточно высокими, чтобы обеспечить им укрытие. Но с Борте, сидящей над ними вот так...
— Вот мои мысли, — заявила Борте, отряхивая конец одной из своих кос.
Аэлина слегка улыбнулась.
— Хасар капризная и холодная. Сартак привык к этому и ему все равно. Кашин пытается извлечь из этого выгоду, потому что он чертовски хорош. Но они все нервничают, потому что мы идем против сотни тысяч солдат. А возможно, и больше. И ни Эраван, ни Маэва не выведены из строя. Так что они в бешенстве. Ты им нравишься, но они в бешенстве.
— Я поняла то же самое, — сухо сказала Аэлина, — когда Хасар назвала меня глупой коровой.
Элиде потребовались все силы, чтобы не броситься на принцессу. И по рычанию, исходившему от мужчин Фэ, даже от Лоркана, всевышние Боги, она знала, что им было так же трудно удержаться.
Аэлина только склонила голову к принцессе и улыбнулась. Так же, как она улыбалась сейчас.
Борте отмахнулась от слов Аэлины.
— Хасар называет всех глупыми коровами. Вы в хорошей компании, — еще одна улыбка Аэлины. — Но я здесь не для того, чтобы говорить об этом. Я хочу поговорить о тебе и обо мне.
— Моя любимая тема, — сказала Аэлина, слегка посмеиваясь.
Борте улыбнулась.
— Ты жива. Ты сделала это. Мы все думали, что ты умрешь, — она сделала характерный жест пальцами по шее, заставивший Элиду отвернуться. — Сартак, вероятно, заставит меня вести один из флангов в бой, но я уже делала это. У меня хорошо получается, — улыбка стала шире. — Я хочу вести твой фланг.
— У меня нет фланга.
— Тогда с кем ты пойдешь в бой?
— Я не заходила так далеко, — сказала Аэлина, выгибая бровь. — Так как я ожидала смерти.
— Ну, когда ты это сделаешь, ожидай, что я буду в небе над вами. Я бы не хотела, чтобы битва была скучной.
Только свирепому наезднику на ракинах хватило бы смелости назвать марш сотен тысяч солдат скучным.
Но прежде чем Аэлина успела что-то сказать, или Элида спросила Борте, готовы ли ракины выступать против виверн, всадница ракинов исчезла.
Когда Элида посмотрела на Аэлину, лицо королевы было мрачным.
Аэлина кивнула в сторону откидных створок.
— Идет снег.
— Уже несколько дней идет снег с небольшим перерывом.
Аэлина сглотнула.
— Это северный снег.
...
Шторм обрушился на лагерь, настолько яростный, что Несрин и Сартак приказали ракинам затаиться днем и ночью.
Как будто переход в Террасен несколькими днями ранее официально привел их к жестокой зиме.
— Мы продолжаем идти на север, — говорил Кашин, развалившись у огня в раскидистой палатке Хасар.
— Как будто есть другой вариант, — отрезала Хасар, потягивая глинтвейн. — Мы зашли так далеко. Мы могли бы также пройти весь путь до Оринфа.
Несрин, сидящая на низком диване с Сартаком, все еще гадала, что именно она делала на этих встречах. Удивлялась тому, что она сидела с королевскими братьями и сестрами и наследником каганата.
Императрица. Слово нависало над каждым ее дыханием, каждым движением.
Сартак сказал:
— Наши люди сталкивались с подобными проблемами раньше. Мы встретимся с ними снова.
На самом деле, Сартак не спал все ночи в эти недели, читая отчеты и журналы воинов и лидеров каганатов из прошлых поколений. По этой причине они привезли их сундук из каганата. Большинство Сартак уже читал, сказал он ей. Но никогда не помешает освежить память.
Если бы это дало им шанс против сотни тысяч солдат, она бы не стала жаловаться.
— Мы вообще не столкнемся с ними, если этот шторм не утихнет, — сказала Хасар, нахмурившись на закрытые откидные створки палатки. — Когда я вернусь в Антику, я больше никогда не уйду оттуда.
— Нет вкуса к приключениям, сестра? — Кашин слабо улыбнулся.
— Не тогда, когда оно в замерзшем аду, — проворчала Хасар.
Несрин тихо рассмеялась, и Сартак обнял ее за плечи. Случайный, небрежный контакт.
— Мы продолжаем, — сказал Сартак. — Весь путь до стен Оринфа. Мы поклялись и не отступим от своих обещаний.
Несрин влюбилась бы в него только за это утверждение. Она наклонилась к нему, наслаждаясь его теплом, в молчаливой благодарности.
— Тогда давайте помолимся, — сказал Кашин, — чтобы этот шторм замедлил нас не настолько, что от Оринфа ничего не останется и нечего будет защищать.
Глава 102
Они освободили небольшую комнату возле Большого Зала, чтобы посмотреть на него.
Комнату освещали всевозможные свечи, хотя можно было обойтись без этого. Древние камни сверкали вокруг стола, на который его положили.
Лисандра задержалась в дверях, глядя на простыню в задней части комнаты.
Рен опустился на колени перед ним, склонив голову. Как он это делал часами. С тех пор, как на закате стало известно, что Муртаг пал.
Убитый пехотинцами Валга, когда он пытался остановить их нападение на городские стены, перемахнувших с осадной башни.
Они унесли Муртага от городской стены, вокруг него было множество солдат.
Даже с небес, летевшая с ведьмами после того, как Морат приказал снова остановиться, Лисандра услышала крик Рена. Видела сверху, как Рен бежал по стенам к телу, которое несли по улицам города.
Эдион был там через несколько секунд. Он поддерживал Рена в вертикальном положении, пока молодой лорд рыдал, и наполовину нес его сюда, несмотря на свежие раны принца.
И Эдион остался. Все это время стоял рядом с Реном, положив руку ему на плечо.
Лисандра пришла с Эванджелиной. Держала ошеломленную девочку, пока она плакала, и осталась, когда Эванджелина подошла к телу Муртага, чтобы поцеловать его в лоб. Все, что они видели из-под простыни после того, что сделал Валг.
Ее проводили в палатку из зала, когда прибыли Дэрроу и остальные.
Лисандра не удосужилась взглянуть на Дэрроу, ни на кого из них, кто не осмелился сделать то, что сделал Муртаг. Они знали, что его смерть сплотила людей у стены. Заставила их свергнуть осадную башню. Счастливая, дорогая победа.
Лисандра помогла Эванджелине принять ванну, позаботилась о том, чтобы она получила горячую еду, и уложила ее в постель, прежде чем вернуться.
Нашла Эдиона рядом с Реном, его рука все еще лежала на плече лорда.
Поэтому она задержалась здесь, в дверях. Наблюдая, пока источник ее силы восстанавливался, в то время как раны, которые она получила, заживали дюйм за дюймом.
Эдион что-то пробормотал Рену и убрал руку. Она задавалась вопросом, были ли это его первые слова за несколько часов.
Эдион повернулся к ней и моргнул. Опустошенный. Уставший. Истощенный, скорбящий и несущий бремя, которое она не могла увидеть.
Даже обычная преследующая походка Эдиона была едва ли чем-то большим.
Она последовала за ним, оглядываясь назад туда, где Рен все еще стоял на коленях, склонив голову.
Такая ужасная тишина вокруг него.
Лисандра шла рядом с Эдионом, когда он повернулся к столовой. В этот час еды будет мало, но она ее найдет. Для них обоих. Пойдет на охоту, если понадобится.
Она открыла рот, чтобы сказать Эдиону именно об этом.
Слезы катились по его лицу, смывая кровь и грязь.
Лисандра остановилась, заставляя его остановиться тоже.
Он не встретился с ней взглядом, когда она вытерла слезы с одной его щеки. Потом с другой.
— Я должен был быть у западной стены, — сказал он, его голос сорвался.
Она знала, что никакие слова не успокоят его. Поэтому она снова вытерла слезы Эдиона, слезы, которые он мог показать только в этом затененном зале, после того, как все отправились спать.
Он все еще не встречался с ней глазами, тогда она обхватила его лицо, подняла голову.
Мгновение, вечность они смотрели друг на друга.
Она не могла этого вынести, незащищенность, горе на его лице. Не могла этого вынести.
Лисандра поднялась на носки и коснулась его рта.
Шепот поцелуя, обещание жизни, когда смерть парила в воздухе.
Она отстранилась, обнаружив, что лицо Эдиона такое же растерянное, как и раньше.
Поэтому она снова поцеловала его. И задержалась у его рта, прошептав:
— Он был хорошим человеком. Смелым и благородным человеком. Как и ты, — она поцеловала его в третий раз. — И когда эта война закончится, как бы она ни закончилась, я все равно буду здесь с тобой. В этой или следующей жизни, Эдион.
Он закрыл глаза, как будто вдыхая ее слова. Его грудь действительно вздымалась, его широкие плечи дрожали.
Затем он открыл глаза, и в них было чистое бирюзовое пламя, подпитываемое горем, гневом и бросающее вызов смерти вокруг них.
Он схватил ее за талию одной рукой, другой зарылся в ее волосах, и откинул ее голову назад, встретив ее рот своим.
Поцелуй прошелся вниз по ее постоянно меняющимся костям, и она обвила руками его шею, крепко обнимая его.
В одиночестве в темном тихом зале, со смертью обитающей на поля боя, Лисандра отдалась этому жгучему поцелую Эдиона, не в силах остановить стон, когда его язык коснулся ее.
Стон освободил его и Эдион повернул их, прислонив к стене. Она выгнулась, отчаянно пытаясь почувствовать его.Он зарычал ей в рот, и рука на ее бедре скользнула к ее ноге, поднимая ее на его талию, врезаясь в нее туда, где она нуждалась в нем.
Эдион оторвал свой рот от ее и начал исследовать ее шею, ее губы, ее ухо. Она выдохнула его имя, провела руками по его мощной спине, которая согнулась под ее прикосновением.
Больше. Больше. Больше.
Больше этой жизни, этого огня, чтобы сжечь все тени.
Больше его.
Лисандра скользнула руками к его груди, пальцы впились в его пиджак, ища теплую кожу под ним. Эдион только покусал ее за ухо, провел зубами вдоль ее челюсти и вновь приник к её губам, украв поцелуй, который снова заставил ее стонать.
По коридору раздались шаги вместе с кашлем, и Эдион замер.
Громко — они, должно быть были слишком громкими.
Но Эдион не сдвинулся с места, хотя Лисандра убрала ногу с его талии. Именно в тот момент, когда часовой прошел мимо, опустив глаза.
Прошел быстро.
Эдион все время следил за мужчиной, в глазах Эдиона не было ничего человеческого. Взгляд хищника, который наконец нашел свою добычу.
Нет, не добычу. Только не с ним.
А его партнера. Его мэйта.
Когда часовой исчез за углом, без сомнения, побежав рассказать всем, чему он помешал, тогда Эдион наклонился, чтобы снова поцеловать ее, Лисандра остановила его, нежно приложив руку к губам.
— Завтра, — тихо сказала она.
Эдион зарычал, но не укусил её.
— Завтра, — сказала она и поцеловала его в щеку, высвобождаясь из его рук. — Переживи завтра, справся завтра, и мы… продолжим.
Его дыхание было прерывистым, глаза настороженными.
— Это было из-за жалости? — сломанный, жалкий вопрос.
Лисандра провела рукой по его покрытой щетиной щеке и прижалась своими губами к его. Позволяя себе попробовать его снова.
— Это потому, что я устала от всей этой смерти. И ты был мне нужен.
Эдион издал тихий, болезненный звук, поэтому Лисандра поцеловала его в последний раз. Зашла так далеко, что провела языком по изгибу его губ. Он открылся для нее, и затем они снова запутались друг в друге, зубы, языки, руки бродили, касаясь, пробуя на вкус.
Но Лисандре снова удалось вырваться, и ее дыхание было таким же неровным, как и его.
— Завтра, Эдион, — выдохнула она.
...
— У нас в арсенале достаточно средств, чтобы наши лучники могли продержаться еще три дня, может быть, четыре, если они будут экономно их использовать, — сказал лорд Дэрроу, скрестив руки на груди, когда читал отчет.
Маноне не нравился старик — часть ее даже восхищалась его железным контролем. Но эти военные советы каждый вечер начинали ее утомлять.
Особенно, когда они приносили новости все мрачнее и мрачнее.
Вчера в этом зале стоял еще один. Лорд Муртаг.
Сегодня только его внук сидел на стуле, его глаза были покрасневшими. Живой призрак.
— Запасы продовольствия? — спросил Эдион с другой стороны стола. У принца-генерала тоже бывали дни и получше. У них всех. На каждом лице в этой комнате было такое же мрачное, избитое выражение.
— У нас есть еда по крайней мере на месяц, — сказал Дэрроу. — Но все это не будет иметь значения, если некому будет защищать стены.
Капитан Рольф подошел к столу.
— Огненные копья заканчиваются. Нам повезет, если их хватит до завтра.
— Тогда мы оставим их, — сказала Манона. — Будем использовать их только для Валгов высшего ранга, которые пройдут через городские стены.
Рольф кивнул. Другой человек, которым она нехотя восхищалась, хотя его чванство раздражало.
Она пыталась не смотреть на запечатанные двери в комнату. Где должны были ждать Астерина и Соррель. Охраняя.
Вместо этого Петра и Бронвен стояли там. Не как ее новые Вторая и Третья, а просто представители своих фракций.
— Допустим, мы сможем распределить стрелы на четыре дня, — сказала Ансель Бриарклайф, нахмурившись. — И огненные копья — на три, если использовать их осторожно. Как только они закончатся, что останется?
— Катапульты все еще работают, — сказал один из серебряноволосых членов королевской семьи Фэ. Женщина.
— Они предназначены для нанесения урона далеко на поле, — сказал принц Галан, у которого, как и у Эдиона, были глаза Аэлины. — Но не для ближнего боя.
— Тогда у нас есть наши мечи, — хрипло сказал Эдион. — Наше мужество.
Манона знала, что последнее тоже на исходе.
— Мы можем держать Железнозубых на расстоянии, — сказала Манона, — но не сможем помочь вам у стены.
Они действительно боролись с непрекращающимися нападениями, которых не становилось меньше.
— Значит, это конец? — спросила Ансель. — Через четыре, пять дней мы предложим наши шеи Морату?
— Мы сражаемся до последнего, — прорычал Эдион. — До самого последнего.
Даже лорд Дэрроу не возразил ему. Поэтому они разошлись, встреча закончилась.
Больше нечего было обсуждать. Через несколько дней все они станут грандиозным пиром для ворон.