Отметила ли Аэлина их молчаливую беседу, видела ли она кивок Дорина, она не сказала. Только продолжила:
— У нас нет возможности тратить время на бесконечные споры.
Лоркан кивнул.
— Каждый момент, когда у нас есть все три ключа, есть риск, что Эраван найдет нас и, наконец, получит то, что ищет. Или Маэва, — добавил он, нахмурившись. — Но даже с этим я пойду на север — пусть Аэлина нанесет удар по легионам Мората.
— Будь объективным, — прорычала Аэлина. Она осмотрела их всех. — Притворись, что не знаешь меня. Притворись, что я никто и ничто для тебя. Притворись, что я оружие. Ты используешь меня сейчас или позже?
— Но ты не никто, — тихо сказала Элида. — Для многих людей.
— Ключи возвратятся в Ворота, — холодно сказала Аэлина. — В тот или иной момент. И я с ними. Мы решаем, будет ли это сейчас или через несколько недель.
Рован не мог этого вынести. Чтобы услышать другое слово.
— Нет.
Все остановились.
Аэлина обнажила зубы.
— Ничего не делать — это не вариант.
— Мы снова их потеряем, — сказал Рован. — Он потерял их на тысячи лет. Мы можем сделать это снова. — он указал на Ирэн. — Она могла бы уничтожить всех самостоятельно.
— Это не вариант, — прорычала Аэлина. — Ирэн с ребенком…
— Я могу это сделать, — сказала Ирэн, шагнув со стороны Шаола. — Если есть способ, я могла бы сделать это. Посмотрим, смогут ли другие целители помочь…
— Слишком много людей — Валги, чтобы ты уничтожила или спасла их, леди Вэстфол, — сказала Аэлина с тем же холодом. — Эраван может убить тебя прежде, чем ты даже получишь возможность прикоснуться к нему.
— Почему вам позволено отдать свою жизнь за это, но никому другому? — бросила вызов Ирэн.
— Я не та, кто носит в себе ребенка.
Ирэн медленно моргнула.
— Хафиза могла бы…
— Я не буду играть в игру "что, если" и "мог бы", — сказала Аэлина тоном, который Рован слышал так редко. Тон королевы. — Мы голосуем. Сейчас. Мы немедленно вернем ключи обратно в Ворота или продолжим путь в Террасен, а затем сделаем это, если сможем остановить эту армию?
— Эраван может быть остановлен, — сказала Ирэн, не стесняясь слов королевы. Не боясь ее гнева. — Я знаю, что может. Без Ключей мы можем его остановить.
Рован хотел верить ей.
Хотел больше всего на свете в жизни поверить Ирэн Вестфол. Шаол, взглянув на Дорина, казалось, был склонен сделать то же самое.
Но Аэлина указала на принцессу Хасар.
— За что ты голосуешь?
Хасар выдержала взгляд Аэлины. Задумавшись на мгновение.
— Я голосую за то, чтобы сделать это сейчас.
Аэлина только указала на Дорина.
— Ты?
Дорин напрягся, незаконченный спор все еще бушевал в его лице. Но он сказал:
— Сделай это сейчас.
Рован закрыл глаза. Едва слыша других правителей и их союзников, когда они давали свои ответы. Он подошел к краю деревьев, готовый бежать, если его начнет рвать.
Тогда Аэлина сказала:
— Ты последний, Рован.
— Я голосую за «нет». Не сейчас и никогда.
Ее глаза были холодными, далекими. Такими, как они были в Крепости Тумана.
— Тогда решено, — тихо сказал Шаол. К сожалению.
— На рассвете Замок будет сделан, и ключи возвратятся в Ворота, — закончил Дорин.
Рован просто смотрел и смотрел на своего мэйта. Его причину для жизни.
Элида тихо спросила:
— Каков твой голос, Аэлина?
Аэлина оторвала взгляд от Рована, и он почувствовал отсутствие этого взгляда, как замерзший ветер, когда она сказала:
— Это не имеет значения.
Глава 92
Аэлина не сказала, что просить их проголосовать — это не просто позволить им, как свободному мирному народу, решать, как распорядиться своей судьбой. Она не сказала, что это также поступок трусихи. Чтобы кто-то другой решил за нее. Выбрал путь.
В тот вечер они разбили лагерь в Эндовьере, соляные шахты были внизу от дороги всего в трех милях.
Рован заставил их установить королевскую палатку. Их королевскую кровать.
Она не ела с остальными. Едва могла дотронуться до еды, которую Рован положил на тарелку. Она все еще сидела перед ней, жареным кроликом, теперь холодным, перебирая бесполезные книги о Знаках судьбы, когда Рован сказал через стол:
— Я не принимаю это.
— Я сделаю это. — слова были плоскими, мертвыми.
Она сделает, до того, как солнце полностью взойдет. Аэлина закрыла древний том перед ней.
Всего несколько дней отделяли их от границы Террасена. Возможно, ей следовало бы согласиться сделать это сейчас, но при условии, что это будет на земле Террасена. Земле Террасена, а не Эндовьера.
Но каждый проходящий день был риском. Страшным риском.
— Ты никогда ничего не принимала в своей жизни, — прорычал Рован, вскакивая на ноги и опуская руки на стол. — А теперь ты вдруг готова сделать это?
Она сглотнула от боли в горле. Посмотрела на книги, которые она трижды изучила,но безрезультатно.
— Что я должна сделать, Рован?
— Ты, черт возьми, все делаешь! — он хлопнул кулаком по столу, гремя посудой. — Ты говоришь: черт с их планами, их пророчествами и судьбами, ты сделаешь свои! Ты делаешь что угодно, но не принимаешь это!
— Люди Эрилеи говорили обратное.
— К черту их тоже, — прорычал он. — Ты можешь создать свой свободный мир после этой войны. Пусть они проголосуют за своих проклятых королей и королев, если захотят.
Она сама зарычала.
— Я не хочу нести это бремя еще даже секунду. Я не хочу выбирать и учиться, я сделала неправильный выбор, отложив его.
— Значит, тогда ты бы проголосовала против. Ты бы пошла в Террасен.
— Это имеет значение? — она вскочила на ноги. — В любом случае, голоса были не в мою пользу. Услышав, что я хочу поехать в Оринф, чтобы сразиться в последний раз, я бы заставила их сомневаться.
— Ты та, кто собирается умереть. Я бы сказал, что у тебя есть голос.
Она обнажила зубы.
— Это моя судьба. Элена пыталась избавить меня от этого. И посмотри, где она оказалась — окруженная толпой богов, клянущихся положить конец ее вечной душе. Когда Замок будет сделан, когда я закрою ворота, я уничтожу другую жизнь рядом с моей собственной.
— Элена прожила тысячу лет, живая или как дух. Извини, если я скажу, что ее время подошло к концу, когда ты получила только двадцать лет.
— Я получила двадцать лет из-за нее.
Даже не двадцать. До ее дня рождения оставалось еще несколько месяцев. Весной она не увидит его.
Рован начал расхаживать, ковер заглушал его нервные шаги.
— Этот беспорядок тоже из-за нее. Почему ты должна нести это бремя в одиночку?
— Потому что оно всегда было мое, с самого начала.
— Чушь собачья. Это мог быть и Дорин. Он готов это сделать.
Аэлина моргнула.
— Элена и Нехемия сказали, что Дорин не был готов.
— Дорин попал и вышел из Мората, обманул Маэву и разрушил то проклятое место. Я бы сказал, что он так же готов, как и ты.
— Я не позволю ему пожертвовать собой вместо меня.
— Почему?
— Потому что он мой друг. Потому что я не смогу жить, если отпущу его.
— Он сказал, что сделает это, Аэлина.
— Он не знает, чего хочет. Он едва отошел от ужасов, которые пережил.
— А ты нет? — спокойно возразил Рован. — Он взрослый человек. Он может сам выбирать — мы можем сделать выбор, а ты не будешь его оспаривать.
Она обнажила зубы.
— Это решено.
Он скрестил руки.
— Тогда мы с тобой сделаем это. Вместе.
Ее сердце остановилось в груди.
Он продолжил:
— Ты не сделаешь Замок одна.
— Нет, — ее руки начали дрожать. — Это не вариант.
— Кто так сказал?
— Я. — Она не могла думать о том, что его больше не будет существовать. — Если бы это было возможно, Элена сказала бы мне. Кто-то из моей родословной должен заплатить.
Он открыл рот, но увидел всю правду в ее лице, ее словах. Он покачал головой.
— Я обещал тебе, что мы найдем способ оплатить этот долг вместе.
Аэлина осмотрела разбросанные книги. Ничто — книги, которые они предлагали, — ничто.
— Выхода нет. — она провела руками по волосам. — У меня нет выхода, — повторила она.
Никакой карты в рукаве, никаких грандиозных открытий. Не сейчас.
— Тогда мы не сделаем этого завтра, — сказал он. — Подождем. Скажи остальным, что мы хотим сначала добраться до Оринфа. Может быть, в Королевской библиотеке есть какие-то тексты…
— Какой смысл в голосовании, если мы игнорируем его результаты? Они решили, Рован. Завтра все будет кончено.
Слова звучали пусто и болезненно внутри нее.
— Позволь мне найти другой путь. — его голос сломался, но его слова не дрогнули. — Я найду другой путь, Аэлина…
— Другого пути нет. Ты не понимаешь? Все это, — прошипела она, раскинув руки. — Все это было для того, чтобы поддержать тебя. Вас всех.
— С тобой в качестве запрашиваемой цены. Чтобы искупить некую вину.
Она хлопнула рукой по стопке древних книг.
— Ты думаешь, я хочу умереть? Думаешь, что это легко, смотреть на небо и понимать, что оно последнее, что я увижу? Смотреть на тебя и думать о тех годах, которых у нас не будет?
— Я не знаю, чего ты хочешь, Аэлина, — прорычал Рован. — Ты не была полностью честна.
Ее сердце гремело.
— Я хочу, чтобы это закончилось, так или иначе. — Ее пальцы сжались в кулаки. — Я хочу, чтобы это было сделано.
Он покачал головой.
— Я знаю. И я знаю, через что ты прошла, те месяцы в Доранелле были адом, Аэлина. Но ты не можешь перестать бороться. Не сейчас.
Ее глаза горели.
— Я держалась ради этого. Для этого. Чтобы я смогла положить ключи обратно в ворота. Когда Каирн разрывал меня на части, когда Маэва выпытывала все, что я знала, только воспоминание о том, что это задание зависит от моего выживания, мешало мне сломаться. Зная, что если я потерплю неудачу, вы все умрете. — Ее дыхание стало неровным, рваным. — И с тех пор я была настолько чертовски глупа, думая, что, возможно, мне не придется платить долг, что я снова смогу увидеть Оринф. Дорин может сделать это вместо меня. — Она сплюнула на землю. — Какой человек сделает это за меня? Тот напуганный, что прибыл сегодня?
Рован снова открыл рот, чтобы ответить, но она прервала его, ее голос был сломлен.
— Я думала, что смогу избежать этого — только на мгновение. И как только я это сделала, боги заставили Дорина появиться прямо на моем пути. Говоря мне, что это не преднамеренно. Говоря мне, что эти боги или те силы, которые возможно тоже правят миром, думают, что я не единственная, кто может сделать Замок.
Рован долго смотрел на нее, его грудь вздымалась. Затем он сказал:
— Что, если эти силы привели Дорина на наш путь, чтобы ты не в одиночку заплатила долг?
— Я не понимаю.
— Что если они собрали вас вместе? Чтобы не выбирать одного или другого, а разделить бремя. Друг с другом.
Даже огонь в жаровнях, казалось, остановился.
Глаза Рована пылали, когда он смотрел вперед.
— В тот день вы разрушили стеклянный замок — когда вы взялись за руки, ваша сила… я никогда не видел ничего подобного. Вы смогли объединить свои силы, чтобы стать единым целым. Если Замок требует вас полностью, то почему бы не дать половину? Половину каждого из вас — когда в вас обоих течет кровь Мэлы?
Аэлина медленно соскользнула в свое кресло.
— Я... мы не знаем, что это сработает.
-Это лучше, чем идти на свою казнь с опущенной головой.
Она зарычала.
— Как я могу попросить его сделать это?
— Потому что это не твое бремя, вот почему. Дорин знает это. Принимает это. Потому что альтернатива — потерять тебя. — ярость в его глазах сломалась, как и его голос. — Я бы пошел вместо тебя, если бы мог.
Ее собственное сердце треснуло.
— Я знаю.
Рован упал на колени перед ней, положив голову ей на колени, а его руки обвились вокруг ее талии.
— Я не могу этого вынести, Аэлина. Я не могу.
Она провела пальцами по его волосам.
— Я хотела бы тысячу лет с тобой, — тихо сказала она. — Я хотела бы иметь детей от тебя. Я хотела бы вместе отправиться в загробный мир. — ее слезы упали ему на волосы.
Рован поднял голову.
— Тогда борись за это. Еще раз. Борись за это будущее.
Она смотрела на него, на жизнь, которую она видела на его лице. Все, что он предложил.
Все, что она тоже может иметь.
...
— Мне нужно попросить тебя сделать кое-что.
Голос Аэлины пробудил Дорина от беспокойного сна. Он сел на своей койке. В лагере было тихо.
— Что?
За ее спиной стоял Рован, наблюдая за армейским лагерем под деревьями. Дорин поймал его изумрудный взгляд — увидел ответ, в котором он уже не нуждался.
Принц выполнил свое молчаливое обещание.
Горло Аэлины дернулось.
— Вместе, — сказала она, ее голос ломался. — Что, если мы сделаем Замок вместе?
Дорин понял ее план, ее отчаянную надежду, прежде чем она изложила его. И когда она закончила, Аэлина только сказала:
— Мне жаль даже спрашивать тебя.
— Мне жаль, что я не подумал об этом, — ответил он и поднялся на ноги, надев свои ботинки.
Рован повернулся к ним сейчас. В ожидании ответа, который он знал, Дорин даст.
Поэтому Дорин сказал им обоим:
— Да.
Аэлина закрыла глаза, и он не мог сказать, было ли это от облегчения или сожаления. Он положил руку ей на плечо. Он не хотел знать, что за спор был между ней и Рованом, чтобы заставить ее согласиться, принять это. Аэлина даже сказала «да»...
Ее глаза открылись, и в них лежала только мрачная решимость.
— Мы сделаем это сейчас, — хрипло сказала она. — Без других. Без прощания.
Дорин кивнул. Она только спросила:
— Ты хочешь, чтобы Шаол был с нами?
Он думал о том, чтобы сказать «нет». Думал избавить своего друга от прощания, когда на лице Шаола была такая радость, такой покой.
Но Дорин все же сказал:
— Да.
Глава 93
Все четверо молча шли за деревьями. По древней дороге к соляным шахтам.
Это было единственное место, где за ними не наблюдали.
Каждый шаг дальше вызывал у нее тошноту, медленный пот покрывал ее позвоночник. Рован обхватил ее ладонь, а большой палец коснулся ее кожи.
Здесь, в этом ужасном, мертвом месте, где так много страданий, — вот где она столкнется со своей судьбой. Как будто она не сбежит от него, никогда.
Под покровом ночи, темные горы, в которых были вырезаны пещеры, были не более чем тенями. Великая стена, окружавшая лагерь смерти, была ничем иным, чем пятном черноты.
Ворота были оставлены открытыми, и висели на петлях. Возможно, освобожденные рабы пытались сорвать их на своем пути.
Пальцы Аэлины сжали пальцы Рована, когда они прошли под аркой и вошли в открытые площадки шахт. Там, в центре — там стояли деревянные столбы, где ее били. В ее первый день, в очень много дней.
И там, в горе слева от нее, там были ямы. Ямы без света, в которые они отправили ее.
Здания надзирателей шахт были темными. Опустошенными.
Потребовалось все ее самообладание, чтобы не посмотреть на ее запястья, где были шрамы от кандалов. Не чувствовать холодного пота, сползающего по ее спине, и знать, что там нет шрамов. Просто татуировка Рована на гладкой коже.
Как будто это место было сном — какой-то кошмар, сотворенный Маэвой.
В этом была ирония. Она дважды сбежала от кандалов — только чтобы вернуться сюда. Временная свобода. Одолженное время.
Она оставила Златинец в их палатке. Меч будет бесполезен там, куда они идут.
— Я никогда не думал, что мы увидим это место снова, — пробормотал Дорин. — Конечно, не так.
Ни один из шагов короля не дрогнул, его лицо было мрачным, когда он схватился за рукоять Дамариса. Готовый встретить все, что их ожидало.
Боль, которую она знала, приближалась.
Нет, она вообще никогда не убегала, не так ли?
Они остановились возле центра грязного двора. Элена проведёт ее через ковку Замка, возвращая ключи обратно в ворота. Хотя не было никакого проявления магии, никакой угрозы для окружающих, она хотела уйти. Подальше от кого-либо.
В лунном свете лицо Шаола было бледным.
— Что вам нужно от нас?
— Быть здесь, — просто сказала Аэлина. — Этого достаточно.
Это была единственная причина, по которой она все еще могла терпеть, стоя здесь, в этом ненавистном месте.
Она встретила вопросительный взгляд Дорина и кивнула. Бесполезно тратить время.
Дорин обнял Шаола, они оба разговаривали слишком тихо, чтобы Аэлина услышала.
Аэлина начала рисовать Знаки судьбы в грязи, достаточно большие, чтобы она и Дорин могли стоять в них. Их будет два, пересекающихся друг с другом: Открыто. Близко.
Замок. Разблокировка.
Она выучила их с самого начала. Использовала их сама.
— Никаких сладких прощаний, принцесса? — спросил Рован, выводя рисунок ногой.
— Они кажутся драматичными, — сказала Аэлина. — Слишком драматичными, даже для меня.
Но Рован остановил ее, второй символ был наполовину закончен. Поднял подбородок.
— Даже когда ты… будешь там, — сказал он, его сосново-зеленые глаза были такими яркими под луной. — Я с тобой. — он положил руку ей на сердце. — Вот. Я с тобой здесь.
Она положила руку на его грудь и глубоко вдохнула его запах в легкие, в ее сердце.
— Как и я с тобой. Всегда.
Рован поцеловал ее.
— Я люблю тебя, — прошептал он ей в губы. — Вернись ко мне.
Затем Рован отступил, чуть выше незаконченных знаков.
Отсутствие его запаха, его тепла наполнило ее холодом. Но она держала плечи ровными. Её дыхание стало ровным, когда она запомнила линии лица Рована.
Дорин с ярко сияющими глазами наступил на следы. Аэлина сказала Ровану:
— Нарисуй последний, когда мы закончим.
Ее принц, ее мэйт кивнул.
Дорин вытащил из куртки свернутый кусок ткани. Открыл его, чтобы показать два осколка черного камня. И Амулет Оринфа.
Ее живот вздрогнул, тошнота от их потусторонней силы чуть не опрокинула ее на колени. Но она взяла у него Амулет Оринфа.
— Я думал, что ты, возможно, та, кто хотел бы открыть его, — тихо сказал Дорин.
Здесь, в месте, где она страдала и терпела, здесь, в том месте, где так много всего началось.
Аэлина взвесила древний амулет в ладонях, провела большими пальцами по золотому шву его краев. На мгновение она снова оказалась в той уютной комнате в поместье на берегу реки, ее мать была рядом с ней, оставляя амулет ей на попечение.
Аэлина провела пальцами по знакам судьбы. Руны, излагающие ее ненавистную судьбу: Безымянность — моя цена.
Написанные здесь, все это время, на протяжении многих веков. Предупреждение от Брэннона и подтверждение. Их жертва. Ее жертва.
Брэннон разозлился на этих богов, пометил амулет и спрятал все эти ключи для нее, чтобы она однажды нашла. Чтобы она могла понять. Как будто она могла как-то бросить вызов этой судьбе. Глупая надежда.
Аэлина перевернула амулет обратно, проводя пальцами по бессмертному оленю на его передней части.
Одолженное время. Это было одолженное время.
Золото, запечатывающее амулет, растаяло в ее руках и зашипело, упав на ледяную грязь. Она раздвинула две стороны амулета.
Неземной запах третьего ключа ударил по ней, маня. Шепча на языках, которых не было в Эрилии и никогда не будет.
Аэлина только бросила осколок Ключа в ожидающую руку Дорина. Он зазвенел от двух других, и звук мог эхом отразиться в вечности, во всех мирах.
Дорин вздрогнул, Шаол и Рован тоже.
Аэлина только положила в карман две половинки амулета. Кусок Террасена с собой. Куда бы они ни собирались.
Аэлина встретила взгляд Рована в последний раз. Видела слова там. Вернись ко мне.
Она приняла бы эти слова, это лицо тоже. Даже когда Замок требовал всего, это останется. Останется навсегда.
Она сглотнула от боли в горле. Оборвала пристальный взгляд Рована. А затем разрезала ее ладонь. Затем Дорина.
Звезды, казалось, сдвинулись ближе, горы, взглянувшие на плечи Аэлины и Дорина, когда она в третий раз, держа нож, опустила его на предплечье. Глубоко и широко, разрезая кожу.
Чтобы открыть ворота, она должна стать воротами.
Эраван начала процесс превращения Кальтэны Ромпир в эти ворота — положил камень в ее руку не для сохранности, а для подготовки ее тела к другим камням. Превращая ее в живой Ключ, которым он мог бы управлять.
Лишь один осколок в теле уничтожил Кальтэну. А если оставить все три в своем собственном...
Меня зовут Аэлина Ашерир Галантия, и я не буду бояться.
Я не буду бояться.
Я не буду бояться.
— Готов? — Аэлина вздохнула.
Дорин кивнул.
В последний раз взглянув на звезды, последний взгляд на Лорда Севера, стоящего на страже над Террасеном в нескольких милях от нее, и Аэлина взяла осколки с протянутой ладони Дорина.
И когда она и Дорин соединили окровавленные руки, когда их магия пронеслась сквозь них и сплелась вместе, ослепительно и вечно, Аэлина уронила три Ключа в открытую рану ее руки.
Рован запечатал Знаки судьбы, проведя ногой по ледяной земле.
Точно тогда, когда Аэлина сложила руку в кулак, запечатав три Ключа в своем теле, а другая рука сжала руку Дорина.
Это должно было сработать. Должно, именно поэтому их пути пересеклись, поэтому Аэлина и Дорин дважды встретились именно в этом месте. Он не мог принять никакой другой путь. Он не мог позволить ей уйти иначе.
Рован не дышал. Он не был уверен, что Шаол рядом с ним тоже.
Но в то время как Аэлина и Дорин все еще стояли там, высоко подняв головы, несмотря на то, что он чувствовал их страх, их лица стали пусты. Пусты.
Не было вспышки света.
Не было вспышки силы.
Аэлина и Дорин просто стояли, взявшись за руки, и смотрели вперед.
Пустые. Невидящие. Замороженные.
Ушедшие.
Здесь, но ушедшие. Как будто их тела были пустыми сосудами.
— Что случилось? — вздохнул Шаол.
Рука Аэлины упала в том месте, где она держала ее вытянутой, и безвольно повисла с ее стороны. Показывая эту открытую рану. Черные осколки в ней.
Что-то в груди Рована, запутанное и существенное, начало напрягаться. Очень туго.
Связь мэйтов.
Рован шагнул вперед, положив руку на грудь.
Нет. Связь мэйтов корчилась, словно в муках, в ужасе. Он остановился, имя Аэлины застыло на его губах.
Рован упал на колени, когда три Ключа в руке Аэлины растворились в ее крови.
Как роса на солнце.
Глава 94
Как это было раньше, так было и сейчас.
Начало, конец и вечность, поток света, жизни, которая текла между ними, две половины родословной.
Туман закружился, скрывая прочную почву под ними. Возможно, иллюзия — чтобы их умы могли перенести то, где они сейчас стояли. Место, которое не было местом, в камере многих дверей. Больше дверей, чем они могли рассчитывать. Некоторые сделаны из воздуха, некоторые из стекла, некоторые из пламени, золота и света.
Новый мир за пределами каждого; новый мир, манящий их.
Но они остались там, на перекрестке всех дорог.
В телах, которые не были их телами, они стояли среди всех этих дверей, их сила изливалась, объединяясь перед ними. Смешивание и слияние, шар света, творения, парящий в воздухе.
Каждый тлеющий уголек, который тек из них в растущую сферу перед ними, в форму Замка, не возвращался. И не возвратится.
И не восполнится. Никогда.
Все больше и больше, отрываясь от них с каждым вздохом. Создание и разрушение.
Сфера закрутилась, ее края искривились, сжимаясь. Формируясь в выбранную ими форму, вещь из золота и серебра. Замок, который запечатает все эти бесконечные двери навсегда.
Несмотря на то, что они отдали свою магию, формирование Замка требовало большего.
И стало больно.
Она была Aэлиной, и все же она не была ею.
Она была Aэлиной, и все же она была бесконечна; она была всем миром, она была...
Она была Аэлиной.
Она была Аэлиной.
И, впустив ключи в нее, они вошли в настоящий Замок. Шаг, или мысль, или желание, позволяющее им получить доступ к любому миру, который они пожелают. Любой возможности.
Дверь задержалась позади них. Дверь, пахнущая сосной и снегом.
Медленно, Замок формировался, свет превращался в металл — в золото и серебро.
Дорин тяжело дышал, его челюсти крепко сжались, когда они давали, давали и давали свою силу ему. Которая не возвращалась снова.
Это была агония. Такая агония, которую она никогда не знала.
Она была Аэлиной. Она была Аэлиной, а не тем, что она положила в ее руку, а не тем местом, которое существовало без причины. Она была Аэлиной; Она была Aэлиной; и она пришла сюда, чтобы что-то сделать, пришла сюда, обещая что-то сделать...
Она боролась со своим нарастающим криком, когда ее сила уходила, словно сдирая кожу с ее костей. Точно, как Каирн делал это, восхищаясь. Она пережила его. Вырвалась из лап Маэвы. Она пережила их обоих. Сделала это. Чтобы приехать сюда.
Но она была не права.
Она не могла этого вынести. Не могла пережить это, эту потерю, боль и растущее безумие, когда новая истина стала ясна: они не покинут это место. Все равно ничего не останется. Они растворятся, туман растворится в тумане вокруг них.
...
Это была агония, которую Дорин никогда не знал. Распутывая нить за нитью.
Элена сказала, что форма Замка не имеет значения. Это могли быть птицы, меч или цветок для всего этого места, для этих ворот, о которых нужно позаботиться. Но их умы, то, что осталось от них, когда они истощались, выбрали ту форму, которую они знали, ту, которая имела больше всего смысла. Глаз Элианы, рожденной свыше — Замок снова.
Аэлина начала кричать. Кричать и кричать.
Его магия вырвалась из этого священного, совершенного места внутри него.
Сделав это, они умрут. Это убьет их обоих. Они пришли сюда отчаянно надеясь, что оба уйдут.
И если они не остановятся, если они не остановят это, то оно и не остановится.
Он пытался пошевелить головой. Пытался сказать ей. Остановись.
Его магия вырвалась из него, Замок пил его силу, которую нельзя обуздать. Ненасытный голод, который их поглотил.
Остановись. Он пытался говорить. Пытался отступить.
Аэлина теперь рыдала — рыдала сквозь сжатые зубы.
Скоро. Вскоре замок захватит все. И это окончательное уничтожение будет самым жестоким и болезненным из всех.
Могут ли боги заставить их смотреть, как они заберут душу Элианы? Будет ли у него даже шанс, возможность попытаться помочь ей, как он и обещал Гэвину? Он знал ответ.
Остановись.
Остановись.
— Остановись.
Дорин услышал слова и на мгновение не узнал говорящего.
Пока человек не появился из одного из этих невозможных, но еще возможных дверных проемов. Человек, который выглядел так, словно был сделан из плоти и крови, какими они были, и все же мерцал по краям.
Его отец.
Глава 95
Там стоял его отец. Последний раз Дорин видел его на мосту в стеклянном замке.
Его лицо светилось добротой, человечностью. Но в глазах отца сын видел горе. Ужасное, мучительное горе.
Магия Дорина пошатнулась.
Даже магия Аэлины замедлилась в возникшей тишине.
— Остановись, — выдохнул мужчина.
— Это нельзя остановить, — ответила Аэлина.
Его отец грустно покачал головой.
— Знаю. То что началось, нельзя остановить.
Дорин осознавал. Перед ним его отец.
— Нет. Нет, ты не можешь быть здесь.
Мужчина удивленно посмотрел вниз, в сторону Дорина. На секунду сконцентрировался на том месте, где мог быть меч.
— Разве не ты вызвал меня?
Дамарис! Он взял Дамарис в кольцо Вэрда. И отец, оказалось, все еще существовал в их мире.
Сейчас Дорину открылась еще одна правда. Много ли их откроется до его конца?
— Нет, — ответил Дорин. Перед ним был человек, который считался его отцом. Но сколько же он причинил горя!
Его отец поднял руки в мольбе.
— Мой мальчик, — выдохнул он.
Но Дорину нечего было сказать. Он ненавидел отца и вовсе не желал его видеть.
Тогда король перевел взгляд на Аэлину.
— Позвольте мне это сделать. Позвольте мне закончить.
— Что? — сорвалось с губ Дорина. — Тебя не выбирали.
— Безымянность — моя цена, — проговорил король.
Аэлина по-прежнему продолжала создавать Замок.
— Безымянность — моя цена, — повторил король. — Что касается знака бастарда — не такой уж я и хороший, да? Как меня зовут?
— Это смешно, — начал Дорин сквозь зубы. — Твое имя…
Но вдруг обнаружил, что в его памяти нет имени. Лишь зияла пустота.
— Ты, — потрясенно выдохнула Аэлина. — Тебя зовут… я не знаю! Я не знаю его?
Ярость Дорина мгновенно успокоилась. В этот момент его душа словно отделилась от него, как и его отец, стала второстепенной.
— Эраван забрал мое имя. Стер его из истории и из памяти. Оно может быть использовано только один раз. Все для того, чтобы я был верным слугой. Не знаю, как меня зовут. Я давно уже потерян.
— Безымянность — моя цена, — задумчиво пробормотала Аэлина.
Дорин посмотрел на отца. Так, будто впервые увидел. В эту минуту он многое понял.
— Мой мальчик, — прошептал отец. И сколько же чувства увидел Дорин в этих глазах!
Его отец должен был попробовать. Человек, у которого отняли все, но который так до конца и не преклонился перед Эраваном.
— Я хочу тебя ненавидеть, — всхлипнул Дорин.
— Я знаю, — покорно кивнул отец.
— Ты все разрушил, — слезы потекли по лицу юного короля, и он не мог их остановить.
— Прости. Прости за все, Дорин, — прошептал отец.
И он сказал то, что Дорин не ожидал услышать. Отпустить его. Бросить в том адском мире. Вот что он должен сделать.
Он действительно не до конца осознавал, что такое Морат. Для кого он похоронил ту комнату ошейников и ненавистную гробницу вокруг них.
— Извини, — снова сказал отец.
Ему не нужно было никаких слов.
— Позволь мне оплатить этот долг, — подходя ближе, повторил король. — Позвольте мне сделать это. Кровь Мэлы течет во мне, не так ли?
— У тебя нет такой маги, как у нас, — отказалась Аэлина. Ее глаза были печальны.
Король смело встретил взгляд молодой королевы.
— О нет, у меня достаточно сил. Хватит, чтобы помочь.
Дорин оглянулся через плечо, туда где была открыта дверь в Эрилею. Там, где был дом.
— Тогда отпусти его, — попросил старый король.
Дорин чувствовал тяжесть на душе и физическое истощение.
Аэлина ответила:
— Что ж, я предполагала это.
— Ты не останешься одна, — улыбнулся отец королеве.
Такая знакомая улыбка. Того человека, которого он, Дорин, знал когда-то давно. Улыбка настоящего отца.
— Я благодарен, что снова встретился с тобой. В последний раз, — и теперь его отец улыбался ему.
Пока Дорин осознавал произошедшее и подыскивал слова, Аэлина повернулась к нему, серьезная.
— Есть одно правило.
И прежде чем Дорин смог понять случившееся, Аэлина отпустила его руку, и тут же толкнула в ворота. Чтобы он вернулся в свой мир.
В ушах раздался страшный шум, а после Дорин упал.
И успел увидеть в рассеивающем тумане врат, как Аэлина взяла за руку его отца.