Глава 103
Шторм полностью остановил их армию.
В первое утро он свирепствовал так сильно, что Рован не видел и на несколько футов вперед. Ракинов заставили приземлиться, и только самые выносливые разведчики были разосланы по землям.
Так что армия осталась здесь. От Оринфа их отделяла еще неделя.
Если бы Аэлина сохранила всю свою силу!
Но силы больше не было. Больше не было, напомнил себе Рован, сидя в их военной палатке. Его мэйт, жена и королева сидела на низком диване рядом с ним.
Силы Аэлины были теперь... он не знал, с чем сравнить. Возможно, когда они были в Страже Тумана, ее уровень был похож на теперешний. Когда она сама себя ограничивала. Не так мало, как по ее прибытию, но не так много, как когда она окружила всю Доранеллу своим пламенем.
И уж конечно, недостаточно, чтобы встретиться с Эраваном и уйти. И Маэвой.
Ему было все равно, есть ли у жены магия, способная спалить все вокруг, или ни капельки нет. Для него не имело значения.
Снаружи выл ветер, палатка вздрогнула.
— Всегда так плохо? — спросил Фенрис, хмурясь на дрожащие стены палатки.
— Да, — ответили Элида и Аэлина одновременно, а затем явили миру слабые улыбки.
Эта улыбка на губах Аэлины — чудо!
Но улыбка на лице Элиды пропала, когда она сказала:
— Этот шторм может длиться несколько дней. Он может быть целых три фунта в толщину.
Лоркан, стоявший у печи, хмыкнул.
— Даже когда снег прекратится, с ним придется бороться. Солдаты теряют пальцы ног и пальцы рук от холода и сырости.
Улыбка Аэлины полностью исчезла.
— Я растоплю столько, сколько смогу.
Она растопит. Она доведет себя до истощения, чтобы сделать это. Но вместе, если она и Рован соединят свои силы — этого может быть достаточно, чтобы растопить путь. Держать армию в тепле.
— Все равно наша армия придет в Оринф в изнеможении, — сказал Гавриэль, потирая челюсть.
Сколько дней Рован видел, как он смотрит на север? По тревожному взгляду не трудно было догадаться, что Гавриэль все время думал о сыне. Беспокоился, жив ли Эдион.
— Они профессионалы, — сухо сказал Фенрис. — Они могут справиться с этим.
— Долгий путь добьет их, — сказал Лоркан.
— Последнее, что мы слышали, — сказала Рован, — Морат держит Перрант. — При этом Элида мучительно вздрогнула. — Мы не рискнем подходить слишком близко к нему. Иначе мы окажемся втянутыми в конфликт, который только задержит нас по пути в Оринф и уменьшит нашу численность.
— Я смотрел на карты дюжину раз. — Гавриэль нахмурился на них, лежавших на рабочем столе. — Нет другого пути в Оринф — дорога проходит близко к Перранту.
— Возможно, нам повезет, — сказал Фенрис, — и этот шторм обрушится на весь север. Может быть, заморозит некоторые силы Мората для нас.
Рован сомневался, что им так повезет. У него было чувство, что любая удача, которая у них была, была потрачена на жизнь женщины, сидящей рядом с ним.
Аэлина посмотрела на него, серьезная и уставшая. Он не мог представить, каково это. Она отдала всю себя. Отказалась от ее человечности, от ее магии. Он знал, что именно из-за этого она смотрела затравленным взглядом. Такая жертва сделала ее чужой в ее собственном теле.
Прошлой ночью Рован нашел время познакомить ее с определенными частями этого тела. И его собственного. Потратил много времени на это. Пока этот призрачный взгляд не исчез, пока она не корчилась под ним, горя, когда он двигался в ней. Он не остановил слезы, даже когда они превратились в пар, прежде чем ударились о ее тело, и на ее собственном лице были слезы, яркие, как серебро в огне, пока она держала его крепко.
И все же этим утром, когда он поцеловал ее в губы, в шею, этот призрачный взгляд вернулся. И остался. Сначала ее шрамы. Затем ее смертное, человеческое тело.
Довольно. Она отдала достаточно. Он знал, что она планирует отдать больше.
Разведчица из всадников ракинов позвала королеву из палатки, и Аэлина тихо приказала войти. Но разведчица только засунула в палатку голову, широко раскрыв глаза. Снег покрывал ее капюшон, брови, ресницы.
— Ваше Величество. Величества, — тут же исправилась разведчица, глядя на него. Рован не удосужилась сказать ей, что он был и всегда будет вашим высочеством. — Вы должны пойти. — разведчица задыхалась настолько сильно, что ее дыхание вилось в охлажденном воздухе, просачиваясь через откидные створки палатки. — Вы все.
Потребовались минуты, чтобы надеть их теплые одежды и снаряжение, защищающие от снега и ветра.
А затем они все медленно шли через сугробы. Разведчик вел их мимо разодранных палаток. Даже под деревьями было мало укрытия.
И все же когда они были на краю лагеря, ослепляющий снег все еще шел. Покрывая то, на что указывала разведчица:
— Смотрите.
Аэлина споткнулась. Рован схватил ее, чтобы не дать ей упасть.
Но она не падала. Она рвалась вперед — собираясь бежать.
Рован наконец увидел то, что увидела она. Кто появился между деревьями.
На фоне снега он был почти невидим со своим белым мехом. Был бы невидим, если бы не золотое пламя, мерцающее между его гордыми, высокими рогами.
Лорд Севера.
И у его ног, вокруг него... Маленький народец.
Снег прилип к ее ресницам, Аэлина издала тихий звук, когда ближайшее существо поманило рукой, подзывая. Как бы говоря: «Следуй за нами».
Остальные молча уставились на великолепного гордого оленя, который пришел, чтобы поприветствовать их.
Проводить домой королеву Террасена.
Но затем ветер начал шептать, и это была не та песня, которую обычно слышал Рован.
Нет, это был голос, который они все узнали, когда он пронесся мимо них.
— Смерть надвигается на Оринф, наследница Брэннона. Вы должны поторопиться.
Мурашки, не имевшие ничего общего с холодом, пробежали по коже Рована.
— Шторм, — выпалила Аэлина, слова поглотили снег.
— Вы должны поторопиться. Мы покажем вам путь, быстрый и невидимый.
Аэлина успокоилась. Сказала этому голосу, столь же древнему, как деревья, столь же старому, как скалы между ними:
— Ты уже столько раз помогал мне.
— И ты многое отдала, наследница Брэннона. Мы, кто помнит его, знаем, что он сделал бы такой же выбор, если бы мог. Задубелый лес никогда не забудет Брэннона или его наследницу.
Аэлина выпрямилась, осмотрела деревья, снежный ветер.
Дриада. Это было слово, которое он искал. Дриада. Дух дерева.
— Ты действительно хочешь узнать? — спросила Аэлина, ее голос стал громче.
— Ты действительно хочешь узнать? — пробормотал Фенрис. Рован зарычал на него.
Но Аэлина замерла, ожидая ответа дриады. Голос Задубелого леса, Маленького Народца и существ, которые давно заботились о нем.
— Лучший мир, — дриада ответила наконец. — Даже для нас.
...
Армия была на пике активности, поскольку готовилась к походу на север.
Но Аэлина затащила Рована в свою палатку. К груде книг, привезенных Шаолом и Ирэн с южного континента.
Она провела пальцем по заголовкам, ища, осматривая.
— Что ты делаешь? — спросил ее мэйт.
Аэлина проигнорировала вопрос и пропела, найдя книгу, которую искала. Она пролистала ее, стараясь не порвать древние страницы.
— Глупая корова — возможно, — пробормотала она, поворачивая книгу, чтобы показать Ровану страницу, которую искала, — но не настолько, как они подумали.
В глазах Рована заплясали веселые искорки.
— Берешь меня с собой в свою авантюру?
Аэлина ухмыльнулась.
— Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обделенным.
Он наклонил голову.
— Тогда нам нужно спешить.
Слушая шум готовящейся за их палаткой армии, Аэлина кивнула. И началось.
Глава 104
Пот и кровь на нем быстро замерзли. Эдион задыхался, прислонившись к разрушенным городским стенам и наблюдая, как вражеский лагерь отступает на ночь.
Омерзительная шутка, жестокие мучения, которые Морат останавливал при каждом заходе солнца. Как будто это была какая-то вежливость, как будто существам, заразившим так много солдат, требовался свет.
Он знал, почему Эраван так приказывал. Выматывать их изо дня в день, чтобы сломить их дух и не позволить им уйти.
Эраван желал не просто победы или завоевания, а их полного поражения. Они будут просить, чтобы он убил их, управлял ими.
Эдион стиснул зубы, направляясь вниз к стене, свет быстро гас, температура резко упала.
Пять дней.
Оружие, которое, по их оценкам, закончится через три или четыре дня, просуществовало до сегодняшнего дня. До сих пор.
Вниз по стене один из микенцев послал пламя огня на Валга, который все еще пытался забраться по осадной лестнице. Там, где она горела, демоны падали.
Рольф стоял рядом с женщиной, у которой было огненное копье, его лицо было таким же окровавленным и потным, как у Эдиона.
Рука в черной броне появилась на зубчатой стене рядом с Эдионом, когда он проходил мимо.
Едва глядя, Эдион ударил своим древним щитом. Визг и угасающий крик были единственным подтверждением того, что негодяй солдат рухнул на землю.
Рольф мрачно улыбнулся, когда Эдион остановился, вес его доспехов напоминал тысячу камней. Над головой Крошанки и Железнозубые медленно летели обратно через городские стены, красные накидки свисали с метел, кожаные крылья бились нерегулярно. Эдион смотрел на небо, пока не увидел виверну без всадника, которую он искал каждый день, каждую ночь.
Увидев его тоже, Лисандра накренилась и начала медленно и мучительно спускаться к городской стене.
Так много мертвых. Все больше и больше с каждым днем. Эти погибшие угнетали каждый его шаг. Он ничего не мог сделать, чтобы все это исправить, на самом деле.
— Лучники вышли из игры, — сказал Эдион Рольфу в знак приветствия, когда Лисандра подошла ближе, на крыльях и груди смешалась ее кровь и кровь других. — Стрел больше нет.
Рольф дернул подбородком на воину-микенца все еще скрывающему свое огненное копье и при этом что-то бормоча.
Лисандра приземлилась, мгновенно превратившись, и сразу же оказалась рядом с Эдионом, спрятавшись под его щитом. Мягкий, быстрый поцелуй был их единственным приветствием. Единственное, чего он с нетерпением ждал каждую ночь.
Иногда, после того, как их раны перевязали и они что-то съели, ему удавалось получить больше, чем это. Часто они не удосуживались умыться, прежде чем найти затененную нишу. Она ничто иное, как само совершенство. Тихие звуки, которые она издавала, когда он облизывал ее горло, когда его руки медленно, так медленно исследовали каждый ее дюйм… Позволяя ей задавать темп, показывая ему и говоря ему, как далеко она хочет зайти. Пока они окончательно не соединятся.
Что-то, ради чего они оба должны выжить — это была их невысказанная клятва.
Она пахла кровью Валгов, но Эдион все еще продолжал целовать висок Лисандры, прежде чем оглянулся на Рольфа. Лорд Пиратов мрачно улыбнулся.
Хорошо понимая, что это будут последние дни. Часы.
Воин-микенец снова направил свое огненное копье, и задержавшийся Валг упал в темноту, став чуть больше, чем расплавленные кости и развевающаяся ткань.
— Это последнее, — тихо сказал Рольф.
Эдиону понадобилось одно мгновение, чтобы понять, что он не имел в виду последнего солдата на этот вечер.
Воительница-микенка опустила свое огненное копье с тяжелым металлическим стуком.
— Огонь закончился, — сказал Рольф.
...
Темнота опустилась на Оринф, настолько густая, что даже пламя замка казалось вялым.
На крепостных стенах замка Дэрроу молчал, а рядом с ним Эванджелина наблюдала со стен, как с небес идут несметные линии солдат.
Костяные барабаны начали бить.
На мгновение показалось, что вражеская армия на равнине была одним массивным, растущим зверем, готовым пожрать их.
Большую часть дней они бьют только от рассвета до заката, грохот битвы перекрывает их шум. То, что они начали заново, когда солнце исчезло... Ее живот сжался.
— Завтра, — пробормотал лорд Слоан с того места, где стоял рядом с Дэрроу. — Или послезавтра. Тогда все произойдет.
Не победа. Эванджелина уже сейчас это знала.
Дэрроу ничего не сказал, и лорд Слоан похлопал его по плечу, прежде чем войти внутрь.
— Что произойдет в конце? — осмелилась спросить Дэрроу Эванджелина.
Старик посмотрел на весь город, на поле битвы, которое было полно такой ужасной тьмы.
— Либо мы сдаемся, — сказал он хриплым голосом, — и Эраван делает из нас всех рабов, либо мы сражаемся, пока все не станем падалью.
Такие грубые, грубые слова. И все же ей нравилось в нем то, что он ничего не смягчал для нее.
— Кто решит, что мы будем делать?
Его серые глаза изучающе посмотрели на ее лицо.
— Это падет на нас, Лордов Террасена.
Эванджелина кивнула. Вражеские костры вспыхнули, их пламя словно отражало ритм их костяных барабанов.
— Что бы вы решили? — вопрос Дэрроу был тихим, робким.
Она обдумывала это. Никто никогда не спрашивал ее об этом.
— Мне бы очень хотелось жить в Караверре, — призналась Эванджелина. Она знала, что он не признал эту территорию, но теперь это не имело никакого значения, не так ли? — Муртаг показал мне землю — реки и горы рядом, леса и холмы. — в ее груди пульсировала боль. — Я видела сады у дома, и мне бы хотелось бы увидеть их весной. — у нее сжалось горло. — Мне бы хотелось, чтобы оно стало моим домом. Чтобы... чтобы весь Террасен продолжал быть моим домом.
Дэрроу ничего не сказал, и Эванджелина положила руку на камни замка, пристально глядя на запад, словно она могла видеть весь путь до Альсбрука и небольшой территории в ее тени. Караверра.
— Это то, что Террасен всегда значил для меня, ты знаешь, — продолжала Эванджелина, больше разговаривая сама с собой. — Как только Аэлина освободила Лисандру и предложила нам присоединиться к ее двору, Террасен всегда подразумевался, как дом. Место, где... где люди, которые причиняют нам боль, не смогут жить. Где каждый, независимо от того, кем он является, откуда он и какой у него титул, может жить в мире. Где весной можно растить сад, а летом купаться в реках. У меня никогда не было такой вещи раньше. Я имею в виду дом. И мне бы хотелось, чтобы он был в Караверре, хотя Террасен уже мой дом. Поэтому я бы выбрала бой. До самого конца. За мой дом, новый дом. Я выбираю битву.
Дэрроу так долго молчал, что она взглянула на него.
Она никогда не видела его глаз такими грустными, как будто вес всех его лет сейчас навалился на него.
Затем он только сказал:
— Пойдем со мной.
Она последовала за ним по зубчатым стенам в тепло замка, по разным извилистым коридорам, вплоть до Большого зала, где накрывали слишком маленький ужин. Один из их последних.
Никто не удосужился поднять взгляд от своих тарелок, когда Эванджелина и Дэрроу прошли между длинными столами, забитыми истощенными и ранеными солдатами.
Дэрроу тоже не смотрел на них, когда подошел к очереди людей, ожидающих еды. Вплоть до Эдиона и Лисандры, их руки обвились вокруг друг друга, пока они ждали своей очереди. Как и должно было быть с самого начала — они оба вместе.
Эдион, чувствуя приближение Дэрроу, обернулся. Генерал выглядел измученным.
Он знал. Это завтра или послезавтра будет их последним. Лисандра слегка улыбнулась Эванджелине, и Эванджелина знала, что она тоже это осознает. Постарается найти способ сберечь ее до самого конца.
Даже если Эванджелина никогда не допустит этого.
Дэрроу расстегнул меч на своем боку и протянул его Эдиону.
Тишина начала распространяться по залу при виде меча — меча Эдиона. Меча Оринфа.
Дэрроу держал его между ними, сверкая древней рукоятью.
— Террасен — твой дом.
Изможденное лицо Эдиона оставалось неизменным.
— Он был им с того самого дня, как я приехал сюда.
— Я знаю, — сказал Дэрроу, глядя на меч. — И ты защищал его намного больше, чем любой рожденный здесь муж. Помимо того, что каждый просил дать. Ты сделал это без жалоб, без страха и благородно служил своему королевству. — он протянул меч. — Ты простишь гордого старика, который стремился сделать то же самое?
Эдион снял руку с плеча Лисандры и взял меч в руки.
— Служение этому королевству было большой честью в моей жизни.
— Я знаю, — повторил Дэрроу и посмотрел на Эванджелину, прежде чем он посмотрел на Лисандру. — Кто-то очень мудрый недавно сказал мне, что Террасен — это не просто место, а идеал. Дом для всех тех, кто блуждает, для тех, кому нужно, чтобы его встретили с распростертыми объятиями. — он наклонил голову к Лисандре. — Я официально признаю Караверру и её земли, а тебя — её Леди.
Пальцы Лисандры нашли пальцы Эванджелины и сжали их.
— За твое непоколебимое мужество перед лицом врага, собравшегося у нашего порога, за все, что ты сделал для защиты этого города и королевства, Караверра будет признана, и будет твоей навсегда. — взгляд между ней и Эдионом. — Любые наследники, которых ты выносишь, унаследуют его, а их наследники — после них.
— Эванджелина — мой наследник, — глухо сказала Лисандра, положив теплую руку ей на плечо.
Дэрроу слегка улыбнулся.
— Я это тоже знаю. Но я хотел бы сказать еще одну вещь, возможно, в эту нашу последнюю ночь. — он наклонил голову к Эванджелине. — Я никогда не был отцом и никого не усыновлял. Для меня будет честью назвать такую мудрую, смелую юную леди своим наследником.
Абсолютная тишина. Эванджелина моргнула и затем снова моргнула.
Дэрроу продолжал в ошеломляющей тишине:
— Я хотел бы встретиться со своими врагами, зная, что сердце моей земли, этого королевства, будет биться в груди Эванджелины. Независимо от того, какая тень надвигается, Террасен всегда будет жить в ком-то, кто понимает всю его суть, кого не нужно обучать этому. Кто воплощает в себе его самые лучшие качества. — он указал на Лисандру. — Если это приемлемо для тебя.
Сделать ее своим наследником — и леди... Эванджелина сжала руку Дэрроу. А он сжал ее.
— Я… — Лисандра моргнула и повернулась к ней с яркими глазами. — Не мне решать, не так ли?
Эванджелина улыбнулась Дэрроу.
— Мне бы очень этого хотелось.
...
Костяные барабаны били всю ночь.
Манона не знала, какие новые ужасы начнутся с рассветом.
Сидя рядом с Аброхасом в воздушной башне, она смотрела с ним на бесконечное море черноты.
Это скоро произойдет. Отчаянная надежда на Аэлину Галантию исчезла.
Сможет ли кто-нибудь сбежать, если городские стены будут разрушены? И куда они вообще пойдут? Как только тень Эравана появится, кто остановит его?
Дорин — Дорин смог бы. Если бы он получил ключи. Если бы он выжил.
Он может быть мертв. Может быть, сейчас он идет к ним с черным ошейником вокруг горла.
Манона прислонилась головой к теплому кожистому боку Аброхаса.
Она не сможет увидеть своих людей дома. Привести их в Пустошь.
Завтра — в своих злобных старых костях она знала, что завтра придет конец городским стенам. У них не было оружия, кроме мечей и собственного неповиновения. Битва будет длиться долго против бесконечной силы, ожидающей их.
Аброхас сдвинул свое крыло так, чтобы оно защитило ее от ветра.
— Мне бы хотелось увидеть это, — тихо сказал Манона. — Пустошь. Только раз.
Аброхас фыркнул, нежно подталкивая ее головой. Она погладила рукой по его морде.
И даже в темноте, со смертью на поле битвы, она могла представить ее — сверкающую, ярко-зеленную, текущую в серое море. Яркий город вдоль берега, ведьмы, парящие на метлах или вивернах в небе над ним. Она могла слышать смех ведьм на улицах, давно забытую музыку их людей, плывущую по ветру. Широкое, открытое пространство, пышное и вечнозеленое.
— Мне бы хотелось увидеть это, — снова прошептала Манона.
Глава 105
Кровь лилась дождем по полю битвы.
Крови и стрел было так много, что, обнаруженные на боку, на крыльях Лисандры следы были едва заметны.
Морат прятал свой арсенал. До сегодняшнего дня.
С рассветом они выпустили такой поток стрел, что попав в небо, они стали смертельной перчаткой. Она не хотела знать, сколько упало Крошанок, несмотря на все усилия мятежных Железнозубых, защищавших их телами собственных виверн.
Но большинство поднялось в воздух — и сразу же атаковало легион Железнозубых.
Ниже Морат кишел солдатами, такого количества она никогда не видела. Черное море, которое разбивалось о городские стены, время от времени преодолевая их.
Осадные лестницы поднимались быстрее, чем их можно было убрать, и теперь солнце едва светило, осадные башни наклонились вперед.
Лисандра врезалась в ведьму Железнозубую — Черноклювую, с окрашенным кожаным ремешком на лбу — и вырвала ее из седла, прежде чем вырвать горло ее виверны.
Одна. Только одна из массы в небе.
Она нырнула, выбирая другую цель.
Потом другую. И другую. Этого было недостаточно.
И там, где легион Железнозубых продолжал сражаться с ними последние несколько недель, сегодня они столкнулись. Вынуждая их отступать шаг за шагом к Оринфу.
Ни Лисандра, ни одна из Крошанок или мятежников Железнозубых не могли ничего сделать, чтобы остановить это.
Так ведьмы и умерли.
А под ними, на городских стенах, также гибли солдаты из стольких королевств.
Последняя битва, последние несколько часов их отчаянного союза.
...
У Маноны перехватило дыхание, у нее болела рука, в которой был меч.
Снова сплотившись, они двинулись против легиона Железнозубых.
Снова и снова их отталкивали назад. Обратно к Оринфу. К стенам.
Линии Крошанок были основополагающими. Даже мятежники Железнозубых начали летать небрежно.
Сражаясь и сражаясь, как они все равно пришли к этому? Тринадцать пожертвовали своими жизнями; ее грудь болела, битва отдаленно грохотала в ее голове. И все же до этого дошло.
Если они продолжат в том же духе, к вечеру их захватят. Если они не изменят свой план атаки, к рассвету у них ничего не останется. Достаточно, чтобы ее сломленный дух не принял это. Чтобы она воспылала гневом.
Им пришлось отступить к городским стенам. Чтобы перегруппироваться и использовать горы позади Оринфа в их пользу. Чем дольше они задержатся на открытом воздухе, тем более смертоносным он станет.
Манона вытащила рог с боку и подула дважды.
Крошанки и Железнозубые повернулись к ней, широко раскрыв глаза от шока. Манона снова подула в рог.
«Отступите назад. Вернитесь в город».
...
Городские западные ворота вздрогнули.
Там, где когда-то сложная древняя резьба украшала высокие железные плиты, теперь остались только вмятины и брызги крови.
Грохот эхом разнесся по всему городу, горам, и Эдион, тяжело дыша, сражаясь на бойницах над воротами, осмелился отвести взгляд от своего последнего противника. Осмелился осмотреть след последнего удара тарана.
Солдаты заполнили проход к воротам, еще больше заполняя улицы за ним. Столько, сколько смогли уйти со стен.
Скоро. Скоро западные ворота рухнут. Через тысячи лет они наконец расколются.
Меч Оринфа был скользким в его окровавленной руке, его древний щит был покрыт кровью.
Люди уже бежали в замок. Отважные души, которые все это время находились в городе, надеясь, что они выживут. Теперь они бежали с детьми на руках в замок, который станет последним убежищем против полчищ Мората. Как бы он ни продержался.
Возможно, всего лишь часы.
Манона приказала отступить, и Крошанки и Железнозубые приземлились на стену у все еще устойчивых южных ворот, некоторые присоединились к битве, другие сдерживали вражеский воздушный легион на своих хвостах.
Западные ворота снова вздрогнули, раскачиваясь внутрь, дерево, металл и цепи, которыми они были укреплены, изгибались.
Эдион почувствовал, как враг бросился в его открытую левую сторону, и поднял свой щит, такой бесконечно тяжелый. Но виверна без всадника перехватила солдата, разорвав человека пополам, прежде чем отбросила его остатки на стены.
Вспышка света и появилась Лисандра, схватившая меч и щит павшего Молчаливого Ассасина.
— Скажи мне, где найти Манону и других, находящихся в городе, — сказала она, тяжело дыша. На ее руке зияла рана, кровь текла повсюду, но она, казалось, этого не замечала.
Эдион попытался погрузиться в то прохладное место, определить его, проходя через другие битвы, другие сражения. Но это не было сражением.
Это поражение, чистое и жестокое. Бойня.
— Эдион. — Его отчаянно звали.
Солдат Валгов бросился на них, и Эдион разделал его от пупка до носа, взмахнув Мечом Оринфа. Лисандра едва моргнула от черной крови, которая брызнула ей на лицо.
Западные ворота изогнулись с железным криком и начали разваливаться.
Он должен был пойти — должен был пойти туда, чтобы вести бой у ворот.
Где он проведет свой последний бой. Где он встретит свой конец, защищая место, которое он любил больше всего. Это было наименьшее, что он мог сделать для всех воинов, павших из-за него, его выбора. Любивших Терассен.
Смерть, достойная песни. Конец, достойный того, чтобы о нем рассказали у костра.
Если в новом мире тьмы Эравана пламени будет разрешено существовать.
Легион Железнозубых Мората врезался в их мятежных сестер; измученные крошанки сидели на камнях, пили воду, проверяя травмы. Отдых перед их последним наступлением.
Вдоль стены валгские солдаты нарастали, нарастали и хлынули на стены.
Эдион наклонился и поцеловал Лисандру, поцеловал женщину, которая должна была стать его женой, его мэйтом, в последний раз.
— Я люблю тебя.
Печаль заполнила ее прекрасное лицо.
— И я тебя. — она указала на западные ворота, на солдат, ожидающих их окончательного распада. — До конца?
Эдион поднял свой щит, взмахнув Мечом Оринфа в своей руке, освобождая его пальцы от скованности.
— Я найду тебя снова, — пообещал он ей. — Во что бы то ни стало, в любой жизни.
Лисандра кивнула.
— В любой жизни.
Вместе они повернулись к лестнице, которая приведет их к воротам. К смерти, жаждущей объятий.
Рог расколол тишину в воздухе, в битве, по всему миру.
Эдион встал неподвижно.
Повернулся в направлении этого рога на юг. За широкими рядами Мората. За черное море, к предгорьям, граничащими с краем раскидистой равнины Терассена.
Опять прозвучал этот звук, рев неповиновения.
— Это не рог Мората, — выдохнула Лисандра.
И тогда они появились. На краю предгорья. Ряды воинов в золотых доспехах, пехотинцы и кавалерия. Все больше и больше, огромная линия, проходящая через гребень последнего холма.
Заполнив небеса, уходящие в горизонт, летели могучие бронированные птицы с наездниками. Ракины.
И перед всеми ними, когда рог прогремел последний раз, в небо поднялся меч, рубин в эфесе горел, как маленькое солнце.
Перед всеми на Лорде Севера ехала Аэлина.
Глава 106
Через древние, забытые тропы Задубелого леса, через Перрантские горы их вел Лорд Севера и Маленький Народец. Быстро и неуклонно, мчась наперекор судьбы, они сделали свой последний толчок на север.
Они едва останавливались, чтобы отдохнуть. Оставляя ненужные припасы.
Разведчики ракины не осмеливались лететь вперед, опасаясь, что их обнаружит Морат. Боялись испортить преимущество неожиданности.
Шесть дней похода, эта великая армия спешит за ней.
Неблагоприятная местность сгладилась. Маленькие реки замерзли и по ним можно было пройти. Деревья защищали от падающего снега.
Они шли вчера ночью. И когда рассвело, Лорд Севера опустился на колени рядом с Аэлиной и предложил себя в качестве ее коня.
Для него не было седла; ни одно никогда не будет разрешено или необходимо. Аэлина знала, что любой наездник, которому он позволил сесть себе на спину, никогда не упадет.
Некоторые опускались на колени, когда она ехала. Даже Дорин и Шаол склонили головы.
Рован, сидевший на лошади Даргана с яростными глазами, только кивнул. Как будто он всегда ожидал, что она окажется здесь, во главе армии, которая скакала к Оринфу в его последние часы.
Она надела свою боевую корону на голову вместе с доспехами, которые она взяла в Аньеле, и оснастила себя разнообразным запасным оружием, которое ей дали Фенрис и Лоркан.
Ирэн, Элида и целители останутся в тылу, пока ракины не смогут перенести их в Оринф. Дорин и Шаол будут вести диких людей Белоклычьих гор на правом фланге, королевских особ каганатов слева, Сартак и Несрин в небесах с ракинами. А Аэлина с Рованом, Фенрисом, Лорканом и Гавриэлем взяли центр.
Армия развернулась, когда они приблизились к предгорьям Оринфа, холмам, которые приведут их к краю равнины Терассена и откроют для них вид на город за ее пределами.
Сердце билось, Лорд Севера не колебался, когда Аэлина взошла на последний из этих холмов, самый высокий и самый крутой из них, и впервые за десять лет посмотрела на Оринф.
Страшная, пульсирующая тишина прошла сквозь нее.
Где прекрасный белый город когда-то блестел между рекой, равниной и горой...
Царил дым, хаос и ужас. Бирюзовая Флорина текла черным.
Огромное число, грохот огромной армии, гремевшей у ее стен в небе над ней…
Она не понимала. Насколько большой будет армия Мората. Каким маленьким и драгоценным Оринф казался перед ней.
— Они почти прошли через западные ворота, — пробормотал Фенрис, его взгляд фэ разглядел все детали.
Армия кагана развернулась вокруг них, через холм. Гребень волны скоро сломается. Тем не менее, даже дарганские солдаты колебались, смещая лошадей, к армии между ними и городу.
Лицо Рована было серьезным — серьезным, но неустрашимым, когда он увидел врага.
Так много. Так много солдат. И легион Железнозубых над ними.
— Крошанки сражаются у городских стен, — заметил Гавриэль.
Действительно, она едва могла разглядеть красные плащи.
Манона Черноклювая не нарушила свою клятву.
И она тоже.
Аэлина посмотрела на ее руку, спрятанную под рукавицей. Там, где должен был быть шрам.
«Я обещаю тебе, что независимо от того, как далеко я пойду, независимо от цены, когда ты обратишься ко мне за помощью, я приду».
Нет времени для речи. Нет времени сплотить солдат позади нее.
Они были готовы. И она тоже.
— Да прозвучит зов, — приказала Аэлина Лоркану, который поднес рог к губам и подул.
В конце концов, вестники из каганата подули в свои собственные рога в ответ. Пока все они не стали одной громкой ревущей нотой, несущейся к Оринфу.
Они снова подули в рога.
Аэлина вытащила Златинец из ножен за ее спиной, закрепила щит и подняла меч в небо. Когда нить ее магии пронзила рубин в эфесе и зажгла его.
Дарганские солдаты направили своих коней вперёд, скрип дерева, конские волосы развивались на ветру.
В конце концов принцесса Хасар и принц Кашин тренировали свои копья против вражеской армии. Дорин и Шаол вытащили свои мечи и направил их вперед.
Рован обнажил свой меч с топором в другой руке, его лицо было похоже на камень. Неуязвимый.
В третий и последний раз раздались рога, по кровавой равнине раздался сплоченный крик.
Лорд Севера поднялся, подняв Златинец выше в небо, Аэлина выпустила вспышку огня через рубин — сигнал, которого ожидала армия позади нее.
За Террасен. Все это для Террасена.
Лорд Севера вздрогнул, бессмертное пламя в его рогах ярко сияло, когда он начал атаку. Армия вокруг и позади нее текла вниз по склону холма, набирая силу с каждым шагом, приближаясь к задним рядам Мората.
Направляясь к Оринфу.
К дому.