...
С каждым вдохом грудь Маноны горела, но Аброхас неуклонно пролетал сквозь ближний бой.
Так много. Очень много.
И новые ужасы, развязанные Моратом, и тому подобное…
Крики и кровь наполнили небеса. Крошанки, Железнозубые и ракины — это были действительно ракины — боролись за существование.
Любая надежда на победу, которую Аэлина Галантия принесла ей, исчезала.
Манона и Аброхас прорвались через линии Железнозубых, ныряя, чтобы разорвать илькенов и пехотинцев. Рассекатель Ветра был тяжелым грузом в ее руке. Она больше не могла различить свой пот от крови.
Королева Террасена пришла, и этого было недостаточно.
...
Лоркан знал, что Маэва пришла. Мог почувствовать ее присутствие в его костях, мрачную, ужасную песню по всему миру. Валгскую песню.
Он боролся далеко за городскими стенами, рядом с Уайтхорном и Фенрисом, Эдион обрушился на солдата за солдатом со свирепостью, которая, как знал Лоркан, произошла от глубокого, жестокого горя.
Гавриэль был мертв. Он умер, чтобы дать своему сыну и тем, кто у западных ворот, шанс снова закрыть их.
При мысли об этом Лоркан спрятал острую боль в груди. Что Льва больше не было. Кто из них будет следующим?
Свет вспыхнул за стеной. Тьма пожирала это. Слишком быстро, слишком легко.
Аэлина была безумной. Должно быть, она потеряла рассудок, если подумала, что сможет победить не только Маэву, но и Эравана.
И все же Рован остановился. Если бы Лоркан не кинул кинжал прямо в лицо демона, его бы убил солдат Валг.
Кивнув Лоркану и Фенрису, Рован изменился, ястреб мгновенно взлетел над стенами.
Лоркан посмотрел на Фенриса. На его лицо. Осознавая изменения за стенами. Было время.
— Мы покончим с этим вместе, — прорычал Фенрис и тоже изменился, белый волк прыгнул с чистых стен и вышел на городские улицы внизу. К воротам.
Лоркан посмотрел на замок, где он знал, что Элида смотрит.
Он молчал, прощаясь, посылая то, что осталось от его сердца на ветру, женщине, которая спасла его всеми возможными способами.
Затем Лоркан побежал к воротам — к темной королеве, которая угрожала всему, что он хотел, надеялся. Он пришел к надежде. Нашел там что-то лучшее. Кого-то лучше.
И он пошел вниз, качаясь, чтобы защитить все это.
...
Это был танец, и Аэлина всю свою жизнь тренировалась для него.
Не только движения ее меча, ее щита. Но ухмылка, которую она держала на своем лице, встречая каждую вспышку тьмы, она снова и снова осознавала, кем были ее партнеры по танцу.
Там, где они продвинулись на шаг, Аэлина разослала огонь. Не позволяя ее собственным сомнениям проявить себя, не смея задаться вопросом, могли ли они сказать, что огонь был в основном цветным и светлым.
Они все еще уворачивались. Избегали этого.
В ожидании ее погружения вглубь, чтобы нанести тот смертельный удар, которого они ожидали.
И хотя ее огонь отклонял тьму, хотя Златинец был горящей песней в ее руке, она знала, что их сила скоро прорвется.
Ключи пропали. И с ними Огненосица.
Им было бесполезно сражаться с ней. Нет необходимости порабощать ее, кроме как мучить ее.
Это может пойти в любую сторону. Смерть или порабощение.
Но у Эравана не было никаких ключей, никаких способностей для создания большего количества Знаков Судьбы или ввода его Валгов, чтобы завладеть другими.
Аэлина рванула Златинец, подходя к Эравану, когда она подняла свой щит против Маэвы. Она послала волну пламени, обжигающую их, сбивая их ближе друг к другу.
Эраван отшвырнул его обратно, но Маэва остановилась. Остановилась, пока Аэлина отпрыгнула на шаг, тяжело дыша.
Медный привкус крови покрыл ее рот. Вестник надвигающегося выгорания.
Маэва наблюдала, как пламя Аэлины проникает сквозь снег, растапливая его до засохших трав Тералиса. Волнистое море зелени в теплое время года. Теперь грязные, пропитанные кровью руины.
— Для бога, — сказала Маэва, ее первые слова с тех пор, как этот танец начался минуты, часы или вечность назад, — ты, похоже, не готова так нас поразить.
— Символы имеют силу, — задыхалась Аэлина, улыбаясь, подбрасывая Златинец в своей руке, пламя шипело в воздухе. — Ударь тебя слишком быстро, и это разрушит драму. — Аэлина вытащила из себя каждый кусок дерзости и подмигнула Эравану. — Она хочет, чтобы я тебя одолела, понимаешь. Хочет, чтобы я тебя утомила, чтобы эти целители в замке могли прикончить тебя без особых проблем.
— Хватит, — Маэва взорвала свою силу, и Аэлина подняла щит, пламя отразило натиск.
Но едва. Удар пронзил ее кости, ее кровь.
Аэлина не позволила себе сильно вздрогнуть, когда она метнула в Маэву кнут пламени, и темная королева отскочила назад.
— Просто подожди, она скоро отправит тебя в ловушку.
— Она лгунья и дура, — плюнула Маэва. — Она пытается разлучить нас, потому что знает, что мы можем победить ее вместе. — и снова эта темная сила собралась вокруг Маэвы.
Темный король только смотрел на Аэлину этими золотыми, горящими глазами и улыбался.
— В самом деле. Ты...
Он сделал паузу. Эти золотые глаза поднялись над Аэлиной. Над воротами и стеной за ней. Чтобы увидеть что-то высоко наверху.
Аэлина не смела смотреть. Не могла отвлекаться. Надеяться.
Но золото в глазах Эравана светилось. Сияло — от ярости и, возможно, от страха.
Он повернул голову к Маэве.
— В этом замке есть целители.
— Конечно, есть, — огрызнулась Маэва.
И все же Эраван остановился.
— Там есть опытные целители. С силой.
— Прямо из Торре Кэсме, — сказала Аэлина, торжественно кивая. — Как я тебе и говорила.
Эраван только посмотрел на Маэву. И это сомнение снова вспыхнуло.
Он посмотрел на Аэлину. На ее огонь, ее меч. Она склонила голову.
Эраван прошипел Маэве:
— Если она сказала правду, ты — падаль.
И прежде чем Аэлина смогла собрать угли, чтобы ударить, темная извилистая фигура вырвалась из темноты позади Эравана и схватила его. Илькен.
Аэлина не тратила впустую свою силу, пытаясь уничтожить их, не с защитой илькенов от магии. Не с Маэвой, следящей за Эраваном, когда его уносили в небо. По городу.
Против двух правителей Валга она должна была быть уже мертва. Аэлина знала, что это все еще вопрос времени. Но если бы Ирэн, если бы ее друзья могли убить Эравана...
— Тогда только мы, — сказала Маэва, изогнув губы в улыбке паука. Улыбка ужасных существ, появившихся в Оринфе.
Аэлина снова подняла Златинец.
— Именно так я и хотела, — сказала она. Истина.
— Но я знаю твой секрет, Наследница Огня, — прошептала Маэва и снова ударила.
Глава 112, часть 1
На самой высокой башне замка Оринфа, на широком балконе с видом на мир далеко внизу, целительница послала еще одну вспышку силы.
Белое сияние опалило ночь, освещая камни башни.
Маяк, вызов темному королю, сражавшемуся с Аэлиной Галантией внизу.
Вот и я, пела сила всю ночь. А вот и я.
Эраван ответил.
Его ярость, его страх, его ненависть наполнили ветер, когда он пронесся сквозь них, пронесся в поразительных крепких лапах илькена. Он улыбнулся юной целительнице, чьи руки светились чистым светом, как будто уже пробовал ее кровь. Наслаждаясь будущим разрушением того, что у неё было, дара, который ей дали.
Его явное присутствие заставило людей в замке кричать, когда они начали бежать.
Не воплощенная смерть, но нечто гораздо худшее. Что-то почти такое же древнее и почти такое же мощное.
Илькен пронесся над башней, опустив его на камни балкона. Эраван приземлился с кошачьей грацией, едва вздрогнув, выпрямившись.
И улыбнулся ей.
...
— Я никогда не думала, что ты это сделаешь, ты знаешь, — сказала Маэва, ее темная сила обвивала ее, когда Аэлина задыхалась. Сила сконцентрировалась у нее на спине, и теперь она ударила по позвоночнику, по ногам. — Что ты будешь достаточно глупа, чтобы вернуть Ключи обратно в ворота. Что случилось с тем великолепным видением, которое ты когда-то показывала мне, Аэлина? В этом самом городе тебе поклонятся и все кричат твоё имя. Было ли это слишком скучно для тебя, — чтобы тебя почитали?
Аэлина собиралась к атаке с каждым вздохом, Златинец все еще горел ярко.
Пусть она говорит — пусть она злорадствует и ходит рыскаетг неё, словно кот рядом с мышью. Каждую секунду, которую она могла дышать, чтобы восстановить часть своей силы, была благословением.
Эраван взял наживку, позволил сомнению, которое она заложила, укорениться в его уме. Она знала, что это только вопрос времени, пока он не почувствует силу Ирэн. Она только молилась, чтобы Ирэн Тауэрс была готова встретиться с ним.
— Я всегда надеялась, что мы с тобой по-настоящему равны, — продолжила Маэва. — Что ты, больше чем Эраван, поняла истинную природу силы. О том, что значит владеть всем этим. Какое разочарование в глубине души, ты хотела быть обычной.
Щит стал невыносимо тяжелым. Аэлина не смела оглянуться назад, чтобы увидеть, куда ушёл Эраван. Что он делал. Она чувствовала вспышку силы Ирэн и осмеливалась надеяться, что это может быть даже сигнал, приманка, но с тех пор ничего. Однако это отвлекло Эравана. Этого было достаточно.
Тьма вокруг Маэвы закружилась вновь.
— Королевы, которая была обещана, больше нет, — сказала она, щелкая языком. — Теперь ты всего лишь убийца с короной. И простым даром магии.
Двойные кнуты жестокой силы пронеслись по обеим бокам Аэлины.
Подняв щит, взмахнув Златинцем в другой руке, Аэлина отклонилась, сияя пламенем.
Щит подкосился, но Златинец горел ровно.
Но она это почувствовала. Знакомая, бесконечная боль. Тени, которые могли пожирать ее.
Проникая сквозь кожу, прямо в сердце её сил.
Маэва посмотрела на пылающий меч.
— Умно было наполнить меч своим даром. Без сомнения, это было сделано до того, как ты отдала все Воротам.
— Меры предосторожности, на случай, если я не вернусь, — задыхалась Аэлина. — Оружие, что может убить Валга.
— Посмотрим. — Маэва снова ударила. И снова.
Заставив Аэлину уступить шаг. Потом другой.
Обратно к невидимой линии, которую она провела между ними и южными воротами.
Маэва шагнула вперед, ее темные волосы и одежда развивались на ветру.
— Ты отказала мне в двух вещах, Аэлина Галантия. В Ключах, которые я искала. — еще один кнут власти врезался в Аэлину. Ее пламя едва отклонило его на этот раз. — И в великом поединке, который ты мне обещала.
Как будто Маэва открыла крышку сундука ее силы, вспыхнули темные перья дыма.
Аэлина подняла Златинец, огонь внутри клинка не потух. Но этого было недостаточно. И когда Аэлина отступила еще на шаг, одно из этих перьев ударило по ее ногам.
Аэлина не могла остановить крик, который зародился у нее в горле. Она оступилась, щит упал в ледяную грязь.
Тренировки заставляли её держать Златинец.
Но давление, невыносимое и скользящее, начало нарастать.
— Просыпайся.
Мир изменился. Снег заменился камнем. Основание из плит из железа.
Давление в ее голове мешало думать, и Аэлина села на колени, отказываясь признать это. Реально — это сражение, снег и кровь, это было реально.
— Проснись, Аэлина, — прошептала Маэва.
Аэлина моргнула. И оказалась в железном гробу, а Маэва склонилась над открытой крышкой. Улыбаясь.
— Мы здесь, — сказала Королева Фэ.
Не Фэ. Валгов. Маэва была Валгом.
— Ты мечтала, — сказала Маэва, проводя пальцем по маске, все еще запертой на ее лице. — Такие странные, странствующие сны, Аэлина.
Нет, это было реально. Ей удалось поднять голову достаточно, чтобы взглянуть на себя. На тело и слишком худые руки. Шрамы все еще были с ней.
Все еще были. Не стерлись. Нет никакой новой кожи.
— Я могу сделать это легким для тебя, — продолжила Маэва, нежно, ласково поглаживая волосы Аэлины. — Скажи мне, где находятся Ключи, поклянись на крови, и эти цепи, маска, гроб… все это исчезнет.
Они еще не начали. Разрывать ее на части.
Все это сон. Один долгий кошмар. Ключи остались, Замок не сделан.
Сон, пока они были здесь. Где бы это ни было.
— Что ты скажешь, племянница? Ты пощадишь себя? Уступишь мне?
Ты не уступишь.
Аэлина моргнула.
— Это проще, не так ли? — размышляла Маэва, прижимая предплечья к краю гроба. — Остаться здесь. Тебе не придется делать такой ужасный выбор. Позволить другим разделить бремя. Перенести его стоимость. — намек на улыбку. — В глубине души это то, что преследует тебя. Это желание быть свободной.
Свобода — она знала, что это такое. Не так ли?
— Это то, чего ты боишься больше всего — ни меня, ни Эравана, ни Ключей. Что твое желание освободиться от веса короны, силы, поглотит тебя. Будет озлоблять до тех пор, пока ты не узнаешь себя. — ее улыбка расширилась. — Я хочу избавить тебя от этого. Со мной ты будешь свободна так, как ты никогда не была, Аэлина. Клянусь.
Клятва.
Она принесла клятву. Террасену. Нехемии. Ровану.
Аэлина закрыла глаза, закрыв с ними королеву, маску, цепи, железный гроб.
Не реально.
Это было не по-настоящему.
Не так ли?
— Я знаю, что ты устала, — продолжала Маэва, мягко, уговаривая. — Ты отдавала, отдавала и отдавала, и этого было все еще недостаточно. Этого им никогда не будет достаточно.
Да, не будет. Ничего, что она когда-либо делала или не сделает, будет недостаточно. Даже если она спасла Террасен, спасла Эрилею, ей все равно нужно больше отдавать, делать больше. Вес этого уже раздавил ее.
— Каирн, — сказала Маэва.
Рядом послышались шаги. По камням.
Дрожь сотрясла ее, неконтролируемая и необузданная. Она знала эту походку, знала...
Ненавистное, насмешливое лицо Каирна появилось рядом с Маэвой, оба изучали ее.
— С чего начнем, ваше величество?
Он уже говорил эти слова. Они повторяли этот танец так много раз.
Желчь подступила в горле. Она не могла перестать дрожать. Она знала, что он будет делать, как он начнет. Никогда не перестанет чувствовать это, шепот боли.
Каирн провел рукой по краю гроба.
— Я сломал какую-то часть тебя, не так ли?
Я даю тебе имя Элентия. Дух, который невозможно сломить.
Аэлина провела закрытыми в металл пальцами по ладони. Где должен быть шрам. Где это еще осталось. Останется навсегда, даже если она не видит этого.
Нехемия — Нехемия, который отдала все для Эйлуэ. И все еще …
И все же, Нехемия чувствовала вес своего выбора. Все еще хотела быть свободной от ее бремени.
Это не сделало ее слабой. Ни в малейшей степени.
Каирн осмотрел ее прикованное тело, оценивая, с чего начать. Его дыхание обострилось в предвкушении восторга.
Ее руки сжались в кулаки. Железо застонало.
Глава 112, часть 2
Дух, который не возможно сломить.
Ты не уступишь.
Она бы перенесла это снова, если бы спросили. Она сделает это. Каждый жестокий час и мучения.
И это будет больно, и она будет кричать, но она столкнется с этим. Выживет против этого.
Аробинн не сломал ее. Не сломал и Эндовьер.
Она не позволит этой трате существования сделать это сейчас.
Ее дрожь ослабла, ее тело стало неподвижным. Ожидая.
Маэва моргнула. Только раз.
Аэлина вздохнула — остро и резко.
Она не хотела, чтобы это закончилось. Что бы это ни было.
Каирн исчез на ветру. Затем цепи исчезли вместе с ним.
Аэлина села в гробу. Маэва отступила на шаг.
Аэлина осмотрела иллюзию, настолько искусно выполненную. Каменная камера с жаровнями и крюком на потолке. Каменный алтарь. Открытая дверь и рев реки за ее пределами.
Она заставила себя встретиться с этим. Лицом к лицу с этим местом боли и отчаяния. Это всегда оставит след, пятно на ней, но она не позволит этому определять, кто она есть.
У нее не было истории о тьме.
Это не было историей. Она примет это, — место, страх, но это будет не вся история. Это не было ее историей.Это не конец.
— Как? — просто спросила Маэва.
Аэлина знала мир, и поле битвы, бушующее за ними. Но она позволила себе задержаться в каменной камере. Вылезти из железного гроба.
Маэва только смотрела на нее.
— Тебе следовало бы знать лучше, — сказала Аэлина, в ней долго светились тлеющие угли. — Ты та, кто боялся плена и сделала все, чтобы избежать этого. Ты должна была знать лучше, прежде чем поймать меня в ловушку. Должна была знать, что найду способ.
— Как, — снова спросила Маэва. — Как ты не сломалась?
— Потому что я не боюсь, — сказала Аэлина. — Твой страх перед Эраваном и его братьями изгнал тебя, уничтожил тебя. Если бы было что-нибудь стоящее уничтожения. — Маэва зашипела, и Аэлина усмехнулась. — А потом был твой страх перед Брэнноном. Передо мной. Посмотри, к чему это привело. — она указала на комнату вокруг них, на мир за ее пределами. — Это все, что тебе осталось от Доранеллы. Эта иллюзия.
Сила Маэвы грохотала по комнате.
Губы Аэлины обнажили ее зубы.
— Ты ранила моего мэйта. Разбила женщину, которую, благодаря твоему обману, он считал своим мэйтом. Убила ее и сломала.
Маэва слегка улыбнулась.
— Да, и я наслаждалась каждым моментом этого.
Аэлина ответила на улыбку королевы своей собственной.
— Ты забыла, что я сказала тебе на том пляже в Эйлуэ?
Когда Маэва просто моргнула, Аэлина атаковала.
Взрывая щит огня, она отбросила Маэву в сторону — и выпустила копье синего пламени.
Маэва увернулась от штурма стеной темной силы, но Аэлина продолжала наступление, нанося удары снова, снова и снова. Те слова, которые она сказала Маэве в Эйлуэ, звучали между ними: я убью тебя.
И она убьет. За то, что Маэва сделала с ней, Рованом и Лирией, с Фенрисом, Коннэллом и многими другими, она сотрет ее из памяти.
Спустя миг Златинец снова оказался в ее руке, меч пел с пламенем.
Даже если бы ей потребовалось отдать последний вздох, она сделает это.
Маэва встречала ее каждый удар, они горели и бушевали в комнате иллюзии.
Алтарь треснул. Расплавился.
Крюк с потолка растворился в расплавленной руде, которая шипела на камнях.
Она взорвала место, где сидел Фенрис, прикованный невидимыми узами.
Снова и снова, последние угли ее огня разгорались, на ее лбу выступил пот, Аэлина ударила по Маэве.
Железный гроб грелся, пылая красным. Только здесь, в этой иллюзии, она может это сделать.
Маэва решила снова поймать ее в ловушку.
Но королева не будет той, кто уйдет на этот раз.
Аэлина повернулась, отгоняя Маэву назад. К тлеющему гробу.
Шаг за шагом она подталкивала ее к этому. Гнала ее.
Тьма пронеслась по комнате, блокируя дождь огненных стрел, обстреливающих Маэву, и королева осмелилась взглянуть через плечо на раскаленную судьбу, которая ждала ее.
Лицо Маэвы стало белее, чем смерть.
Аэлина рассмеялась и изогнула Златинец, собирая свою силу в последний раз.
Но вспышка движения привлекла ее внимание — справа.
Элида.
Элида стояла там в ужасе, написанным на ее чертах. Она протянула руку к Аэлине, предупреждая:
— Смотри…
Маэва послала черный кнут в леди Перранта.
Нет.
Аэлина сделала выпад, огонь прыгнул перед Элидой, чтобы блокировать этот смертельный удар.
Она поняла свою ошибку в одно мгновение. Поняла это, когда ее руки прошли сквозь тело Элиды, и ее подруга исчезла.
Иллюзия. Она впала в иллюзию и оставила себя открытой, уязвимой...
Аэлина повернулась к Маэве, пламя снова поднялось, но слишком поздно.
Руки теней обвились вокруг ее горла. Каменная. Вечные.
Аэлина выгнулась, задыхаясь без воздуха, когда эти руки сжимались и сжимались...
Камера растаяла. Камни под ней стали грязью и снегом, рев реки сменился шумом битвы. Они мелькали между одним биением сердца и другим, между иллюзией и правдой. Теплый воздух и горький ветер, жизнь и смерть.
Аэлина обвила руки в пламени, разрывая тень, обвившую ее горло.
Маэва стояла перед ней, одежда развивалась, когда она задыхалась.
— Вот что должно произойти, Аэлина Галантия.
Из нее вырвались змеи теней, сжимая и сжимая, и ни пламя, ни воля не могли удержать их в страхе. Не тогда, когда они сжались вокруг её горла, украв дыхание, чтобы она не могла даже закричать.
Ее огонь опустошен.
— Ты принесешь мне клятву на крови. И тогда мы с тобой исправим этот беспорядок. Ты и Король Адарлана исправите то, что сделали. Возможно, ты больше не являешься Наследницей Огня, но у тебя все еще есть титул.
Ветер, поцелованный снегом, пронесся мимо нее. Нет.
Еще одна вспышка света позади Аэлины, и Маэва остановилась.
Тени сжались, и Аэлина снова выгнулась, беззвучный крик пронзил ее.
— Ты можешь спросить себя, почему я думаю, что ты согласишься на это. Что я могу иметь против тебя. — низкий смех. — То, что ты стремишься защитить, — это то, что я уничтожу, если ты бросишь мне вызов. Всё, что ценно для тебя. И когда я закончу, ты встанешь на колени.
Нет. Нет.
Тьма пульсировала от Маэвы, и зрение Аэлины дрогнуло.
Волна ледяного ветра отбросила ее назад.
Достаточно, чтобы она вздохнула. Чтобы поднять голову и увидеть татуированную руку, которая теперь протянулась к ней. Помощь ей — предложение подняться. Рован.
Позади него появились два других. Лоркан и Фенрис, последний в форме волка.
Воины, которые не остановились в тот день, чтобы помочь ей в Крепости Тумана, но сделали это сейчас.
Рован протянул руку к Аэлине, предлагая не колебаться, и, не отводя глаз от Маэвы и обнажив зубы, зарычал.
Но Фенрис ударил первым. Он ждал этого момента, этой возможности.
Клыки обнажились, мех сверкал, когда он бросился на Маэву. Целясь прямо в ее бледное горло.
Аэлина боролась, и Рован выкрикнул свое предупреждение, но слишком поздно.
Потерянный в его мести, его ярости, белый волк прыгнул на Маэву.
Кнут темноты пронзил его.
Визг боли Фенриса эхом пронесся по ее костям, прежде чем он упал на землю. Кровь текла из раны — глубокой раны на его морде.
Так быстро. Едва больше, чем миг.
Магия Рована и Лоркана возросла, объединившись для удара. Фенрис поднялся на лапы. Снова тьма обрушилась на него. Разрывая лицо. Как будто Маэва точно знала, куда нанести удар.
Фенрис снова упал, кровь брызнула на снег. Вспышка света, и он перешел в свою форму Фэ. Что она сделала с его лицом?
Нет. нет.
Аэлина сумела собрать достаточно воздуха, чтобы сказать:
— Беги.
Рован посмотрела на нее тогда. На предупреждение.
Тогда же, когда Маэва ударила еще раз.
Как будто она сдерживала свою силу — ожидая их. Для этого.
Волна черноты окутала ее мэйта. Обволакивая Лоркана и Фенриса тоже.
Их магия вспыхнула, освещая темноту, словно молния за облаком. И все же этого было недостаточно, чтобы освободиться от хватки Маэвы. Лед и ветер обрушились на нее снова и снова. Мощные, рассчитанные удары.
Сила Маэвы росла.
Лед и ветер замерли. Любая другая магия во тьме тоже. Как будто ее проглотили.
А потом они начали кричать.
Рован начал кричать.
Глава 113
Эраван резко вдохнул, когда приблизился.
— Целитель, — выдохнул он, его нечестивая сила исходила от него, как черная аура.
Она отступила на шаг ближе к перилам балкона. Темный король последовал за ней, хищник приближался к долгожданной добыче.
— Ты знаешь, как долго я тебя искал? — ветер развевал его золотые волосы. — Ты вообще знаешь, что ты можешь сделать?
Она заколебалась, врезаясь в перила балкона позади нее, падение вниз было бы ужасно бесконечным.
— Как ты думаешь, как мы получили Ключи сначала? — ненавистная, ужасная улыбка. — В моем мире твой вид тоже существует. Не целители, а палачи. Девы Смерти. Способные к исцелению, но также и приносящие смерть. Уничтожают саму ткань жизни. Из миров. — Эраван ухмыльнулся. — Итак, мы взяли твой вид. Использовали его, чтобы разорвать Ворота. Вырвать три части этого из самой их сути. Маэва никогда не изучала это — и никогда не узнает. — его неровное дыхание углублялось, когда он смаковал каждое слово, каждый шаг подходя ближе. — Им понадобилась сила всех целителей их рода, чтобы отсоединить Ключи от Ворот. Но ты со своим даром — тебе потребуется только захотеть этого. Теперь, когда Ключи вернулись к Воротам… — еще одна улыбка. — Маэва думает, что я ушел, чтобы убить тебя, уничтожить тебя. Твоя маленькая огненная королева тоже так подумала. Она не могла представить, что я хочу найти тебя. До Маэвы. Прежде чем кто-либо может навредить тебе. И теперь, когда у меня есть ты... Как весело мы с тобой проведем время, Ирэн Тауэрс.
Еще один шаг ближе. Но не более.
Эраван замер. Попытался и не смог сдвинуться.
Посмотрел на камни балкона тогда. На кровавом знаке он застыл, слишком сосредоточенный на своей добыче, чтобы заметить его.
Знак Судьбы. Удержание. Обман.
Юная целительница улыбнулась ему, и белый свет вокруг ее рук вспыхнул, когда ее глаза переменились с золотых на сапфировые.
— Я не Ирэн.
Эраван вскинул голову к небу, когда Лисандра в форме ракина неслась вокруг башни, за которой до этого пряталась с другой стороны, Ирэн была в ее когтях.
Магия Эравана накалилась, но Ирэн уже светилась, ярко, как далекий рассвет.
Лисандра открыла свои когти, деликатно опустив Ирэн на балконные камни, из нее струился свет, когда она бросилась к Эравану.
Дорин вернулся в свое собственное тело, исцеляющий свет лился и на него тоже, когда он окружил свою силу вокруг знака Судьбы, который удерживал Эравана. Дверь башни распахнулась, Элида вылетела из нее как раз в тот момент, когда Лисандра изменилась, приземлившись на бесшумных лапах призрачного леопарда на балконе.
Эраван, похоже, не знал, куда смотреть. Не тогда, когда Дорин послал удар своего исцеляющего света, который выбил его из равновесия. Не тогда, когда Лисандра прыгнула на темного короля, прижимая его к камням. Не тогда, когда Элида, с Дамарисом в руках вонзила клинок глубоко в живот Эравана и пронзила камни внизу.
Эраван закричал. Но этот звук был ничем по сравнению с тем, что исходило от него, когда Ирэн достигла его, руки светились, как горящие звезды, когда опустились на его грудь.
Мир замедлился и изогнулся.
И все же Ирэн не боялась.
Не боялась ослепительного белого света, который вспыхнул от нее и обрушился на Эравана.
Он изогнулся, взвизгнув, но Дамарис держал его, этот древний клинок не дрогнул.
Его темная сила поднялась, огромная волна, готовая поглотить мир.
Ирэн не позволила этому коснуться ее. Коснуться любого из них.
Надежда.
Это была надежда, — вот что, как Шаол сказал, она несла с собой. Надежда, что теперь росла в ее утробе.
За лучшее будущее. За свободный мир.
Надежда, которая свела пути двух женщин на противоположных концах этого континента десять лет назад. Надежда, что помогла матери Ирэн взять нож и убить солдата, который бы сжег Ирэн заживо. Надежда, которой руководствовалась Маурина Лочан, когда она решила купить молодой наследнице время, пожертвовав своей жизнью.
Две женщины, которые никогда не знали друг друга, две женщины, которых мир считал обычными. Две женщины, Джозефина и Маурина, которые выбрали надежду перед лицом тьмы.
В конце концов, две женщины, которые купили для них жизнь в этот момент. Этот выстрел в будущее.
Ради них Ирэн не боялась. Ради ребенка, которого она носила, она не боялась.
Ради мира, который она и Шаол построят для этого ребенка, она совсем не боялась.
Боги, возможно, уже ушли, Сильба с ними, но Ирэн могла поклясться, что чувствовала, как ее теплые, нежные руки направляют ее. Нажимая на грудь Эравана, когда он бился, сила тысячи темных солнц пыталась разорвать ее на части.
Ее сила разорвала их все.
Разрывала и разрывала его на части, извивающегося червя, лежащего внутри.
Паразит. Инфекция, которая питалась жизнью, силой, радостью.
Далеко, далеко, Ирэн знала, что она накаляется светом, ярче, чем полуденное солнце. Знала, что темный король под ней бился, был не чем иным, как извивающейся ямой со змеями, кусающими ее, пытающимися отравить ее свет.
«Ты не имеешь власти над мной», сказала ему Ирэн. В теле, в котором находился этот паразит.
«Я разорву тебя на части, — прошипел он. — Начиная с этой малышки в твоей...».
Мысль и сила Ирэн вспыхнули ярче.
Эраван закричал.
Сила творения и разрушения. Вот что хранилось в ней.
Создательница жизни. Целительница.
Постепенно она жгла его. Начиная с его конечностей, разрушая их внутри.
И когда ее магия начала замедляться, Ирэн протянула руку.
Она не чувствовала, что обожгло ее ладонь, разрезав ее. Едва почувствовала давление мозолистых рук, которые связались с ней.
Но когда магия Дорина Хавильярда проникла в нее, Ирэн ахнула.
Задыхаясь и превращаясь в звездный свет, в тепло, силу и радость.
Сила Ирэн была сама жизнь. Чистая, неразбавленная жизнь.
Это почти поставило Дорина на колени, когда он поделился его собственной силой. Когда он добровольно и с радостью передал ей свою магию, Эраван распростерся перед ними. Прикованный древним клинком.
Король демонов закричал.
Рад. Он должен быть рад этой боли, этому крику. Концу, который обязательно должен был прийти.
Для Адарлана, для Сорши, для Гэвина и Элианы. Для всех них Дорин позволил своей магии течь через Ирэн.
Эраван бился, его сила росла только для удара о непроницаемую стену света.
И все же Дорин обнаружил, что говорит:
— Его имя.
Ирэн, сосредоточенная на задаче, стоящей перед ней, не взглянула на него.
Но Эраван своим криком встретил взгляд Дорина.
Ненависти в глазах короля демонов было достаточно, чтобы поглотить мир.
Но Дорин сказал:
— Имя моего отца. — его голос не дрогнул. — Ты забрал его.
Он не понял, что хотел этого. Что нуждался в этом так сильно.
Эраван, жалкий, бесхарактерный человек, вскипел от ярости.
— Как ты...
— Скажи мне его имя. Отдай его обратно.
Эраван рассмеялся сквозь крик.
— Нет.
— Верни его обратно.
Ирэн посмотрела на него с сомнением в ее глазах. Ее магия остановилась — только на мгновение.
Эраван прыгнул, его сила прорвалась.
Дорин отбросил его назад и бросился на короля демонов. На Дамарис.
Вопль Эравана угрожал расколоть камни замка, когда Дорин толкнул клинок глубже. Прокрутил его. Посылая свою магию, направляя вниз через него.
— Скажи мне, как его зовут, — выдохнул он сквозь зубы. Ирэн, цепляясь за его другую руку, пробормотала свое предупреждение. Дорин едва слышал это.
Эраван только снова засмеялся, задохнувшись, когда их сила опалила его.
— Это имеет значение? — тихо спросила Ирэн.
Да. Он не знал почему, но это имело значение.
Его отец был стёрт с Потустороннего мира, из всех сфер существования, но ему все равно можно было вернуть его имя.
Только так можно было погасить долг. Только так Дорин мог дать человеку немного покоя.
Магия Эравана снова нахлынула на них. Дорин и Ирэн толкнули его обратно.
Сейчас. Это должно было быть сейчас.
— Скажи мне его имя, — прорычал Дорин.
Эраван улыбнулся ему.
— Нет.
— Дорин, — предупредила Ирэн. Пот скатился по ее лицу. Она не могла его долго держать. И рисковать.
Дорин послал силу, стучащую по лезвию. Рукоять Дамариса светилась.
— Скажи мне.
— Это твое собственное.
Глаза Эравана расширились, когда из него вышли слова.
Как Дамарис извлек это из него. Но Дорин не восхищался силой меча.
Имя его отца...
Дорин.
— Я забрал его имя, — выплюнул Эраван, извиваясь, когда слова текли с его языка под магией Дамариса. — Я стер его с лица земли. И все же он вспомнил об этом только один раз. Только однажды. Когда в первый раз он увидел тебя.
Слезы скатились по лицу Дорина от этой невыносимой правды.
Возможно, его отец неосознанно скрыл свое имя в себе, последнее ядро неповиновения Эравану. И назвал своего сына за это неповиновение, тайная сила, благодаря которой человек внутри все еще сражался. Никогда не прекращал бороться.
Дорин. Имя его отца.
Дорин отпустил рукоять Дамариса.
Дыхание Ирэн стало прерывистым. Сейчас — это должно было быть сейчас.
Даже с королем Валгов рядом что-то в груди Дорина ослабло. Исцелилось.
Дорин сказал Эравану, его слезы сгорели под теплом их магии.
— Я разрушил твою крепость. — он дико улыбнулся. — А теперь мы разрушим тебя.
Затем он кивнул Ирэн.
Глаза Эравана вспыхнули, как горячие угли. И Ирэн снова раскрыла их силу.
Эраван ничего не мог сделать. Ничего против этой необузданной магии, объединяющейся с Ирэн, вплетающейся в эту мировую силу.
Весь город, равнина, стали ослепительно яркими. Таким яркими, что Элида и Лисандра прикрыли глаза. Даже Дорин закрыл их.
Но Ирэн увидела это тогда. Что лежало в основе Эравана.
Извращенное, ненавистное существо внутри. Старое и кипящее, бледное как смерть. Бледное от вечности во тьме, такой полной, что никогда не видело солнечного света.
Никогда не видело ее света, который теперь ошпарил его белоснежную древнюю плоть.
Эраван корчился, искажаясь внутри.
— Такой жалкий, — сказала Ирэн.
Золотые глаза вспыхнули, полные ярости и ненависти.
Но Ирэн только улыбнулась, вызывая прекрасное лицо ее матери в памяти ради сердца. Показывая это ему.
Желая, чтобы он знал, как выглядела мать Элиды, она могла бы показать ему и Маурину Лочан.
Две женщины, которых он убил, прямо или косвенно, и никогда не задумывался об этом.
Две матери, чья любовь к своим дочерям и надежда на лучший мир превзошли все силы, которые мог бы иметь Эраван. Сильнее, чем любой Ключ.
И именно с изображением ее матери, все еще сияющей перед ним, показывающей ему ту ошибку, которую он никогда не знал, что сделал, Ирэн сжала пальцы в кулак.
Эраван закричал.
Пальцы Ирэн сжались крепче, и она почувствовала, как ее физическая рука делает то же самое. Чувствовала, как ее ногти врезаются в ее ладонь.
Она не слушала просьб Эравана. Его угроз.
Она только сжимала кулак. Все больше и больше.
Пока он не стал ничем иным, как темным пламенем внутри.
Пока она не сжала свой кулак, в последний раз, и это темное пламя погасло.
У Ирэн было чувство падения, погружения в себя. И она действительно падала, в пушистое тело Лисандры, ее рука соскользнула с руки Дорина.
Дорин бросился к ней, чтобы возобновить контакт, но в этом не было необходимости.
Не нужно ни его силы, ни силы Ирэн.
Не тогда, когда Эраван, его золотые глаза открылись и не видели, когда смотрели на ночное небо над головой, нависающее над камнями балкона.
Не тогда, когда его кожа стала серой, а затем начала увядать, разлагаться.
Жизнь гнила изнутри.
— Сожги это, — прошипела Ирэн, положив руку на живот. Пульс радости, искра света, послала ответ.
Дорин не колебался. Пламя слетело с его пальцев, пожирая разлагающееся тело перед ними.
Оно было ненужно.
Еще до того, как они начали превращать его одежду в пепел, Эраван растворился. Обвисшая плоть и ломкие кости.
Дорин все равно сжег его.
Они молча смотрели, как король Валгов превратился в пепел.
Зимний ветер пронесся над балконом башни и унес его далеко-далеко.