Глава 81, часть 1
— Сто тысяч, — выдохнул Рен, согревая руки перед ревущим огнем в Большом зале. Они потеряли двух Молчаливых Ассасинов из-за лучников Мората, которые хотели отомстить за разрушение башен ведьм, но не более того, к счастью.
Тем не менее, ужин был мрачным. Никто по-настоящему не ел, даже когда наступила темнота и не вспыхнули вражеские костры. Больше, чем они могли рассчитывать.
Эдион задержался здесь после того, как все остальные спустились в свои комнаты. Остался только Рен, Лисандра провожала все еще дрожащую Эванджелину в их комнату. Что принесет утро, знали только боги.
Возможно, боги снова оставили их, теперь, когда их единственный способ вернуться домой был заперт в железном гробу. Или если бы они полностью сосредоточили свои усилия на Дорине Хавильярде.
Рен глубоко вздохнул.
— Вот и все, не так ли? Нам больше некому прийти на помощь.
— Это не будет красивым концом, — признался Эдион, прислонившись к камину. — Особенно после того, как эта третья башня снова заработает.
У них не будет другого шанса удивить Морат сейчас.
Он дернул подбородком в молодого лорда.
— Ты должен немного отдохнуть.
— А ты?
Эдион просто смотрел в пламя.
— Это было бы честью, — сказал Рен. — Служить в этом дворе. С тобой.
Эдион закрыл глаза и тяжело сглотнул.
— Это было бы действительно честью.
Рен похлопал его по плечу. Затем его уходящие шаги прозвучали по коридору.
Эдион оставался в одиночестве в потрескивающем свете камина еще несколько минут, прежде чем он направился к кровати, чтобы хоть немного поспать.
Он почти достиг входа в восточную башню, когда заметил ее.
Лисандра остановилась с чашкой чего-то, что казалось парящим молоком, в руках.
— Для Эванджелины, — сказала она. — Она не может спать.
Девочка дрожала весь день. Выглядела так, как будто ее вырвет прямо за столом.
Эдион только спросил:
— Могу ли я поговорить с ней?
Лисандра открыла рот, как будто она сказала «нет», и он был готов позволить ей отказать, но она наклонила голову.
Они шли в тишине весь путь до северной башни, затем вверх, и вверх, и вверх. В старую комнату Роеса. Рен, должно быть, позаботился об этом. Дверь была открыта, золотой свет пролился на коридор.
— Я принесла тебе немного молока, — объявила Лисандра, едва вздрогнув от подъема. — И компанию, — добавила она девочке, когда Эдион вошёл в уютную комнату. Несмотря на годы пренебрежения, комната Роеса в королевском замке осталась целой и невредимой — одна из немногих комнат, претендующих на такое.
Глаза Эванджелины расширились при виде его, и Эдион улыбнулся девочке, прежде чем он уселся на ее кровать. Она взяла молоко, которое Лисандра предложила, сев на другом краю матраса, и сделала один глоток, обхватив руками белую чашку.
— Перед моей первой битвой, — сказал Эдион девочке, — я провел всю ночь в уборной.
Эванджелина пискнула:
— Ты?
Эдион ухмыльнулся.
— О да. Куинн, старый капитан гвардии, сказал, что было удивительно, что ко времени рассвета у меня осталось что-то внутри. — старая боль пронзила грудь Эдиона при упоминании его наставника и друга, человека, которым он так восхищался. Кто, как и Эдион, дрался в последний раз на равнине за этим городом.
Эванджелина рассмеялась.
— Это отвратительно.
— Конечно, так и было, — сказал Эдион и мог поклясться, что Лисандра слегка улыбнулась. — Значит, ты уже намного смелее, чем я когда-либо был.
— Меня вырвало раньше, — прошептала Эванджелина.
Эдион сказал заговорщицким шепотом:
— Это лучше, чем менять штаны, дорогая.
Эванджелина рассмеялась, схватив крепче чашку, чтобы не пролить.
Эдион ухмыльнулся и взъерошил свои золотистые волосы.
— Битва не будет красивой, — сказал он, когда Эванджелина потягивала молоко. — И тебя, скорее всего, снова вырвет. Но просто помни, что у тебя есть страх. Это означает, что у тебя есть что-то, за что стоит бороться — что-то, что ты так сильно боишься потерять, — это настолько больно, что ты не можешь себе даже представить. — он указал на замерзшие окна. — Эти ублюдки на равнине? У них ничего этого нет. — он положил руку ей на плечо и нежно сжал. — Им не за что бороться. И хотя нас может быть не так много, как их, у нас есть кое-что, что стоит защищать. И благодаря этому мы можем преодолеть наш страх. Мы можем бороться с ними до самого конца. Для наших друзей, для нашей семьи… — он снова сжал ее руку. — Для тех, кого мы любим… — он осмелился взглянуть на Лисандру, чьи зеленые глаза сверкали серебром. — Для тех, кого мы любим, мы можем победить этот страх. Помни это завтра. Даже если тебя вырвет, даже если ты проведешь всю ночь в уборной. Помни, что нам есть за что бороться, и это всегда дарит победу.
Эванджелина кивнула.
— Я буду помнить.
Эдион взъерошил ей волосы и подошел к двери, остановившись на пороге. Он встретил взгляд Лисандры, ее глаза сверкали изумрудами.
— Я потерял семью десять лет назад. Завтра я буду бороться за новую, которую я обрёл.
Не только за Террасен, его двор и людей. Но и за двух дам в этой комнате.
Я хочу быть рядом с тобой в конце.
Он почти произнес ее слова тогда. Почти сказал их обратно Лисандре, как что-то вроде печали и тоски появилось на ее лице.
Но Эдион вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
...
Лисандра едва спала. Каждый раз, когда она закрывала глаза, она видела выражение лица Эдиона, слышала его слова.
Он не ожидал, что выживет в этой битве. Не ожидал, что выживет кто-либо из них.
Она должна была пойти за ним. Бежать вниз по башне за ним.
И все же она не сделала этого.
Рассвет наступил, яркий день вместе с ним. Таким образом, они смогут чётко увидеть размеры армии, поджидающей их.
Лисандра заплела волосы Эванджелины, спина девочки была более прямой, чем вчера. Она могла бы поблагодарить Эдиона за это. За слова, которые позволили девочке спать прошлой ночью.
Они шли молча, Эванджелина с высоко поднятым подбородком, к Большому Залу, что вполне могло бы стать их последним завтраком.
Они были почти там, когда старый голос сказал:
— Я хотел бы сказать кое-что.
Дэрроу.
Эванджелина обернулась раньше, чем Лисандра.
Древний лорд стоял в дверях того, что казалось кабинетом, и поманил их внутрь.
— Это не займет много времени, — сказал он, заметив недовольство на лице Лисандры.
Она посмотрела на него, с трудом заставляя себя выглядеть милой — даже для мужчин, с которым она не хотела быть такой.
Эванджелина посмотрела на нее в молчаливом вопросе, но Лисандра дёрнула подбородок к старику.
— Отлично.
Кабинет был забит стопками книг — груды и кучки у стен вдоль полов. Хорошо, если более тысячи. Многие разрушаются с возрастом.
— Последний из священных текстов из Библиотеки Оринфа, — сказал Дэрроу, направляясь к столу, заполненному бумагами перед узким стеклянным окном. — Все, что ученым удалось спасти десять лет назад.
Так мало. Так мало по сравнению с тем, что, как сказал Аэлина, когда-то существовало в этой почти мифической библиотеке.
— Я вытащил их из укрытия после кончины короля, — сказал Дэрроу, садясь за стол. — Дурацкий оптимизм, я полагаю.
Лисандра подошла к одной из груд, вглядываясь в заголовок. На каком-то языке она не узнала.
— Остатки некогда великой цивилизации, — мрачно сказал Дэрроу.
Едва заметная грусть в его голосе заставила Лисандру повернуться. Она открыла рот, чтобы требовать, что он хотел сказать, но увидела то, что стояло рядом с его правой рукой.
Заключенный в кристалл размером не больше игральной карты, красно-оранжевый цветок внутри, казалось, светился — точно так же, как сила его тезки.
— Королевское пламя, — выдохнула она, не в силах дышать, когда подошла.
Аэлина и Эдион рассказали ей о легендарном цветке, который расцвел через горы и поля в тот день, когда Брэннон ступил на этот континент, доказательство мира, который он принес с собой.
И с тех древних дней были замечены только одиночные цветы, настолько редкие, что их появление считалось признаком того, что земля благословила правителя, сидевшего на троне Террасена. Что это королевство было действительно в мире и счастье.
Аэлина сказала, что тот, захороненный в кристалле на столе Дэрроу, появился во время правления Орлона. Орлон — любовь Дэрроу на всю жизнь.
— Ученые забрали книги, когда Адарлан вторгся, — сказал Дэрроу, грустно улыбаясь королевскому цветку. — Я забрал это.
Трон из рогов, корона — все это разрушено. За исключением этого одного сокровища, такого же великого, как и все, что принадлежит семье Галантиев.
— Это очень красиво, — сказала Эванджелина, подходя к столу. — Но он такой маленький.
Лисандра могла бы поклясться, что губы старика дернулись в сторону улыбки.
— Это действительно так, — сказал Дэрроу. — И ты тоже.
Она не ожидала смягчения его голоса, доброты. И не ожидала его следующих слов.
— Битва состоится до полудня, — сказал Дэрроу Эванджелине. — Я думаю, что мне понадобится кто-то сообразительный и более быстрый, чтобы помочь мне здесь. Отправлять сообщения нашим командирам в этом замке и при необходимости доставать мне припасы.
Эванджелина наклонила голову.
— Вы хотите, чтобы я помогла?
— Ты тренировалась с воинами во время путешествий с ними, я так понимаю.
Эванджелина взглянула на Лисандру, и она кивнула своей подопечной. Все они наблюдали за тем, как Эванджелина изучала основы игры на мечах и стрельбе из лука в дороге.
Девочка кивнула старому лорду.
— У меня есть некоторые способности, но не такие, как у Эдиона.
— Мало кто такой, — криво сказал Дэрроу. — Но мне нужен кто-то с Беспощадным сердцем и твердой рукой, чтобы помочь мне. Ты тот человек?
Эванджелина больше не смотрела на Лисандру.
— Да, я, — сказала она, поднимая подбородок.
Дэрроу слегка улыбнулся.
— Тогда отправляйся в Большой Зал. Позавтракай, и когда ты вернешься сюда, тебя будут ждать доспехи.
Глаза Эванджелины расширились при упоминании о доспехах, и никаких следов страха их не затуманило.
Лисандра пробормотала ей:
— Иди. Я буду с тобой через минуту.
Эванджелина выскочила, волосы развивались позади.
Только когда Лисандра была уверена, что девочка спустилась вниз, она сказала:
— Зачем?
— Я предполагаю, что этот вопрос означает, что вы позволяете мне командовать вашей подопечной.
— Зачем?
Дэрроу поднял кристалл с королевским пламенем внутри.
— Нокс Оуэн мне больше не нужен, поскольку его преданность теперь мне ясна и, по-видимому, исчезла, и боги знают, где он, вероятно, по просьбе Эдиона. — он перевернул кристалл тонкими пальцами. — Но кроме того, ни один ребенок не должен смотреть, как его друзей убивают. Занимать ее, давать ей цель и какую-то маленькую силу будет лучше, чем запирать ее в северной башне, испуганной до безумия при каждом ужасном звуке и смерти.
Лисандра не улыбнулась, не склонила голову.
— И ты бы сделал это для подопечной шлюхи?
Дэрроу опустил кристалл.
Глава 81, часть 2
— Это из-за лиц детей, которые я помню лучше всего из того, что было десять лет назад. Даже больше, чем Орлона. И лицо Эванджелины вчера, когда она смотрела на эту армию — это было то же отчаяние, которое я видел тогда. Так что вы можете считать меня ублюдком, как сказал бы Эдион, но я не такой бессердечный, как вы могли бы подумать. — он кивнул в сторону открытого дверного проема. — Я буду присматривать за ней.
Она не была полностью уверена, что сказать. Если она должна плюнуть ему в лицо и отказать ему, черт возьми, с его предложением.
И все же яркость в глазах Эванджелины, то, как она выбежала отсюда... Цель. Дэрроу предложил свою цель и руководство.
Поэтому она отвернулась от комнаты, от драгоценного сундука, древних книг, стоящих дороже золота. Тихие, скорбные друзья Дэрроу.
— Спасибо.
Дэрроу отмахнулся от нее и вернулся к изучению бумаг на своем столе, хотя его глаза не двигались по страницам.
...
Зубчатые стены города были заполнены солдатами. Каждый стоял с каменным лицом.
Слава богам, башня ведьм все еще была разрушена. Но даже на расстоянии Эдион мог шпионить за солдатами, которые чинили поврежденное колесо. И все же без другой виверны, которая заменила вчерашнюю, скоро она не сдвинется с места.
Это не сделало бы сегодня бой легче. Нет, сегодня будет больно.
— Они будут в пределах досягаемости лучников примерно через час, — сообщил Элган. Приказы Дэрроу будут прокляты. Да, Киллиан все еще был генералом, но каждый отчет, который получал его друг, получал и Эдион.
— Напомните им, чтобы они ценили каждый выстрел. Выбирали цели.
Беспощадные знали это без всяких слов. Другие... они доказали свою силу в этих битвах, но напоминание никогда не повредит.
Элган нацелился на участки городских стен, которые Рен и фэ считали лучшим преимуществом для своих лучников. Против ста тысяч военнослужащих они могут стоять только для того, чтобы урезать линии, но позволить врагу атаковать без единого удара у стен было бы полной глупостью. И сломить дух этих людей, прежде чем они встретят свой конец.
— Что это? — пробормотал Рен, указывая на горизонт.
Он очень хорошо видел — глаза Рена были острее, чем у большинства людей, так как то, что скрывалось на горизонте, для Эдиона все еще оставалось лишь пятном.
Спустя пару вдохов, темное пятно начало обретать форму, поднимаясь в голубое небо.
Летит к ним.
— Илькен? — Рен прищурился, прикрывая глаза от яркого света.
— Слишком большой, — выдохнул Эдион.
Всё ближе, непонятный силуэт пролетел над изобилующей армией и прояснился. Изображая нечто большое.
— Виверны, — сказал Эдион, боясь того, как скрутит его желудок.
Воздушный легион Железнозубых был наконец выпущен.
— О боги, — прошептал Рен.
Против земной осады Оринф мог бы продержаться — несколько дней или недель, но они могли бы продержаться.
Но с тысячами или около того ведьм Железнозубых, которые взлетели к ним на этих вивернах... Им не понадобятся их адские башни, чтобы разрушить этот город, замок. Разорвать городские ворота, стены и впустить орды Мората.
Солдаты начали замечать виверн. Люди закричали вдоль зубчатых стен. Сверху в замке следили за ними.
Эта осада даже не получит шанс стать осадой.
Это закончится сегодня. В течение нескольких часов
Мчащиеся ноги остановились рядом, и тут же послышалось тяжёлое дыхание Лисандры.
— Скажи мне, что делать, куда идти. — ее изумрудные глаза широко раскрылись от ужаса — беспомощного ужаса и отчаяния. — Я могу превратиться в виверну, попытаться удержать их…
— Более тысячи Железнозубых, — сказал Эдион, его голос звучал глухо в ушах. Ее страх вызвал в нем что-то острое и опасное, но он воздержался от ее достижения. — Ты или мы ничего не можем сделать.
Несколько дюжин Железнозубых разрушили Рафтхол за считанные часы.
Этот легион...
Эдион сосредоточился на своем дыхании, на том, чтобы держать голову высоко, когда солдаты начали отходить от своих позиций вдоль стен.
Неприемлемо.
— Оставайтесь там, где вы есть, — проревел он. — ДЕРЖИТЕ ЛИНИИ, И НЕ БЕГИТЕ.
Громкое командование остановило, по крайней мере, тех, кто выглядел склонным к броску. Но это не остановило дрожащие мечи, зловоние их растущего страха.
Эдион повернулся к Лисандре и Рену.
— Поднимите огни Рольфа на более высокие башни и здания. Посмотрим, смогут ли они сжечь Железнозубых с неба.
Когда Рен колебался, Эдион зарычал:
— Сделай это сейчас.
Затем Рен помчался к тому месту, где стоял Пиратский Лорд со своими микенскими солдатами.
— Это ничего не сделает, не так ли? — тихо сказала Лисандра.
Эдион только сказал:
— Возьми Эванджелину и иди. На нижнем уровне замка есть небольшой туннель, который ведет в горы. Возьми ее и иди.
Она покачала головой.
— Ради чего? Морат все равно нас всех найдет.
Его командиры бежали к нему, и впервые с тех пор, как он их узнал, в глазах Беспощадных сиял настоящий страх. В глазах Элгана.
Но Эдион сосредоточил свое внимание на Лисандре.
— Пожалуйста. Я тебя умоляю. Я умоляю тебя, Лисандра, идти.
Ее подбородок поднялся.
— Ты не просишь других наших союзников бежать.
— Потому что я не влюблен в других наших союзников.
На мгновение она моргнула.
Затем ее лицо смягчилось, и Эдион только смотрел на нее, не боясь произнесенных им слов. Только боялся темной массы, которая нахлынула на них, всё еще не чёткая над этой бесконечной армией. Боялся, что этот легион сделает с ней, с Эванджелиной.
— Я должен был сказать тебе, — сказал Эдион, его голос подвёл его. — Каждый день после того, как я это осознавал, все эти месяцы. Я должен был говорить тебе каждый день.
Лисандра заплакала, и он смахнул ее слезы.
Его командиры достигли его, тяжело дыша.
— Приказы, генерал?
Он не удосужился сказать им, что он не был их генералом. Неважно, какого черта его звали так даже через несколько часов.
И все же Лисандра осталась рядом с ним. Не двигалась, чтобы бежать.
— Пожалуйста, — сказал он ей.
Лисандра только соединила его пальцы в его молчаливом ответе. И вызове.
Его сердце треснуло от этого отказа. Из-за руки, дрожащей и холодной, которая цеплялась за его.
Он крепко сжал ее пальцы и не отпустил, когда встретился со своими командирами.
— Мы...
— Виверны с севера!
Предупреждение пронзило стены, и Эдион и Лисандра резко повернулись к атаке, идущей за их спинами.
Тринадцать виверн мчались от Оленорожьих гор к городским стенам.
И когда они смотрели в сторону Оринфа, люди и солдаты кричали и бежали прочь, солнце осветило маленькую виверну, ведущую атаку.
Взмахи крыльев которой подобно живому серебру.
Эдион знал эту виверну. Знал беловолосую всадницу на ее спине.
— НЕ СТРЕЛЯТЬ, — проревел он. Его командиры повторили приказ, и все стрелки, которые направили вверх стрелы, теперь остановились.
— Это… — выдохнула Лисандра, ее рука оторвалась от его, когда она шагнула вперед, словно в оцепенении. — Это…
Солдаты все еще отступали от городских стен, когда Манона Черноклювая и ее Тринадцать приземлились вдоль них, прямо перед Эдионом и Лисандрой.
Это была не та ведьма, которую он в последний раз видел на пляже в Эйлуэ.
Нет, не было ничего от того холодного, странного существа, которое мрачно улыбалось ему. Теперь она была другой в этой замечательной короне из звезд на лбу.
Корона из звезд.
Последней королевы Крошанок.
Задыхающееся, хриплое дыхание приблизилось, и Эдион отвел взгляд от Маноны Черноклювой, чтобы увидеть, как Дэрроу торопится к городским стенам, смотря на ведьму и ее виверну, на Эдиона, который не стреляет в нее — в ту, кого Дэрроу считал врагом, который пришел на переговоры, перед тем, как убить их.
— Мы не сдадимся, — плюнул Дэрроу.
Астерина Черноклювая, стоявшая рядом с ее голубой виверной и Маноной, тихо рассмеялась.
Действительно, губы Маноны изогнулись в холодном веселье, когда она сказала Дэрроу:
— Мы пришли, чтобы убедиться, что ты не сделаешь этого, смертный.
Дэрроу прошипел:
— Тогда почему твой хозяин послал тебя поговорить с нами?
Астерина снова засмеялась.
— У нас нет хозяина, — сказал Манона Черноклювая, и это был действительно голос королевы, что звучал из её губ, золотые глаза сияли. — Мы пришли почтить друга.
Среди Тринадцати не было никаких признаков Дорина, но Эдион был ошеломлён настолько, что у него не было слов.
— Мы пришли, — сказала Манона, достаточно громко, чтобы все на городских стенах могли слышать, — чтобы выполнить обещание, данное Аэлине Галантие. Бороться за то, что она нам обещала.
Дэрроу тихо сказал:
— Что же она обещала?
Тогда Манона улыбнулась.
— Лучший мир.
Дэрроу сделал шаг назад. Как будто не веря тому, что стояло перед ним, вопреки легиону, который несся к их городу.
Манона только посмотрела на Эдиона, эта улыбка задержалась.
— Давным-давно Крошанки сражались вместе с Террасеном, чтобы почтить великий долг, который мы были должны Королю Фэ Брэннону за предоставление нам родины. На протяжении веков мы были вашими ближайшими союзниками и друзьями. — эта корона звезд ярко сверкнула на ее голове. — Мы слышали ваш призыв о помощи. — Лисандра заплакала. — И мы пришли, чтобы ответить на него.
— Сколько, — выдохнул Эдион, просматривая небо, горы. — Как много?
Гордость и страх наполнили лицо Королевы, и даже ее золотые глаза сверкали серебром, когда она указала на Оленорожьи горы.
— Посмотрите сами.
И затем, пробившись между вершинами, они появились.
Красные плащи, летящие по ветру, заполняли северное небо. Столько их он не мог сосчитать, как и мечи, луки и оружие, которые они несли на спинах, их метлы летели прямо и непоколебимо.
Тысячи. Тысячи из них обрушились на Оринф. Тысячи из них теперь неслись по городу, его солдаты уставились вверх на поток красных, неустрашимых и не затронутых вражескими силами, затемняющими горизонт плащей. Один за другим они наступали на пустые крепостные стены.
Воздушный легион, бросающий вызов Железнозубым.
Крошанки наконец-то вернулись.
Глава 82
Каждая Крошанка, которая могла летать и владела мечом, пришла.
В течение нескольких дней они мчались на север, прячась глубоко в горах, а затем пересекли Задубелый лес в низине,но прежде сделали широкий круг, чтобы избежать Морат их не обнаружил.
На самом деле, когда Манона и Тринадцать взгромоздились на городские стены, Крошанки летели над их головами, пока они пробирались к месту посадки, которое смогли найти на зубчатых стенах замка. Все еще было трудно поверить, что они это сделали.
Не сэкономив даже час.
Чем дальше на север они летели, тем больше Крошанок присоединялось к ним. Как будто корона из звезд, которую носила Манона, была волшебным камнем, призывающем к себе.
С каждой милей появлялось все больше из-за облаков, гор, лесов. Молодые и старые, с мудрыми глазами или с молодыми лицами, приходили все.
Пока следовавших за Маноной и Тринадцатью не достигло пяти тысяч.
— Они полностью остановились, — выдохнул оборотень рядом с Эдионом, указывая на поле битвы.
Вдали армия Мората остановилась.
Полностью остановилась. Как будто они сомневались и были в шоке.
— Твоя бабушка с ними, — пробормотала Астерина Маноне. — Я чувствую это.
— Я знаю. — Манона повернулась к молодому генералу-принцу. — Мы будем говорить с Железнозубыми.
Его бирюзовые глаза были яркими, как день над ними, когда он указал на равнину.
— Во что бы то ни стало, иди прямо вперед.
Рот Маноны скривились, затем она указала подбородком на Тринадцать.
— Мы будем на стенах вашего замка. Я оставляю одну из моих стражниц, здесь с вами, если вам нужно будет сообщить об чем-либо. — она кивнула Весте, и рыжая ведьма не полетела в то время, как остальные смотрели в сторону большого возвышающегося замка. Манона никогда не видела подобного — даже бывший стеклянный замок в Рафтхоле был ничто по сравнению с этим.
Манона улыбнулась старику, показав все зубы, который шипел на нее.
— Не стоит благодарности, — сказала она и, взмахнув поводьями, взлетела в воздух.
...
Морат полностью остановился.
Как будто изменяя свою стратегию теперь, когда Крошанки появились из туманных легенд. Как оказалось, они были не так близко к исчезновению, как они думали.
Это оставило Маноне и армии, которую она вела, шанс, по крайней мере, отдышаться.
И ночь, чтобы выспаться и быть в форме. Она встретилась с лидерами смертных во время обеда, когда стало очевидно, что Морат не будет добивать их сегодня.
Пять тысяч Крошанок не выиграют эту войну. Они не остановят сто тысяч солдат. Но они могут держать легионы Железнозубых на расстоянии — не дав им разграбить город и впустить орды демонов.
Достаточно долго, чтобы произошло какое-нибудь маленькое чудо, но какое, Манона не знала. Она не посмела спросить, и никто из смертных тоже не задал этот вопрос.
Сможет ли город пережить сто тысяч солдат, которые нападают на стены и ворота? Может быть.
Но не с ведьминой башней, которая была на равнине. Она почти не сомневалась в том, что ее ремонтируют и готовят новую виверну. Возможно, именно поэтому они остановились — чтобы дать себе время снова поднять эту башню. И взорвать Крошанок, стерев их из памяти.
Только рассвет покажет, что решили сделать Железнозубые. Что они сделают.
Манона и Тринадцать, Бронвен и Гленнис часами организовывали Крошанок. Назначая их на определенные фланги Железнозубых, основываясь на знаниях Маноны о построениях их врага.
Она создала эти построения. Планировала их возглавлять.
И когда это было сделано, когда встреча со смертными правителями была закончена, — они все еще выглядели мрачными, но не настолько близкими к панике, — Манона и Тринадцать нашли комнату, в которой можно было поспать.
В просторной комнате горело несколько свечей, но не было мебели. Ничего, кроме постельных принадлежностей, которые они принесли. Манона старалась не смотреть на них слишком долго, чтобы не учуять запах, который исчезал с каждой милей к северу.
Где был Дорин, что он делал — она не позволяла себе думать об этом.
Хотя бы потому, что из-за этого она снова полетит на юг, вплоть до Мората.
В темной комнате Манона сидела на своей кровати, Тринадцать сидели вокруг нее и слушали хаос замка.
Места было чуть больше, чем в гробнице, в каждом уголке были призраки былых богатств. Она задавалась вопросом, чем когда-то была эта комната — комнатой для собраний, местом для сна, кабинетом… Не было никаких подсказок.
Манона откинула голову назад на холодные камни стены позади нее, отбросив корону вместе с сапогами.
Астерина заговорила первой, нарушив молчание Ковена.
— Мы знаем каждый их шаг, каждое оружие. И теперь Крошанки тоже. Матроны, вероятно, в панике.
Она никогда не видела свою бабушку в панике, но Манона мрачно засмеялась:
— Я полагаю увидим завтра. — она осмотрела своих Тринадцать. — Вы прошли со мной так далеко, но завтра мы столкнемся с нашим собственным видом. Вы можете сражаться с друзьями, любовниками или членами семьи. — она сглотнула. — Я не буду винить вас, если вы не сможете это сделать.
— Мы зашли так далеко, — сказала Соррель, — потому что мы все готовы к тому, что принесет завтрашний день.
Тринадцать кивнули. Астерина сказала:
— Мы не боимся.
Нет, они не боялись. Глядя на ясные глаза вокруг нее, Манона видела это сама.
— Я ожидала, по крайней мере, большего, — проворчала Веста, — от армии Ферианской впадины, — что они присоединяться к нам.
— Они не понимают, — сказала Гислейн. — Что мы им предложили.
Свобода — свобода от Матрон, которые превратили их в инструменты разрушения.
— Пустая трата времени, — проворчала Астерина. Даже зеленоглазые близнецы-демоны кивнули.
Снова стало тихо. Несмотря на их ясные глаза, ее Тринадцать прекрасно знали о недостатке пяти тысяч Крошанок против Железнозубых и армии с ними.
Поэтому Манона сказала, глядя каждой в глаза:
— Я бы лучше полетела с вами, чем с десятью тысячами Железнозубых рядом со мной. — она слегка улыбнулась. — Завтра мы покажем им, почему.
Ее ковен улыбнулся, зло и вызывающе, и почтительно коснулся двумя пальцами лба.
Манона ответила тем же жестом, склонив голову, как и они.
— Мы Тринадцать, — сказала она. — С этого момента и до тех пор, пока Тьма не поглотит нас
...
Эванджелина решила, что она больше не хочет быть помощницей лорда Дэрроу, а скорее ведьм Крошанок.
Одна из женщин даже зашла так далеко, что подарила девочке с широко открытыми глазами красный плащ, в который Эванджелина была одета, когда Лисандра уложила ее в кровать. Завтра она поможет Дэрроу, пообещала Эванджелина. После того, как она убедилась, что Крошаки получили всю необходимую им помощь.
Лисандра улыбнулась на это, несмотря на то, что шансы все еще были не слишком высоки. Манона Черноклювая — теперь, как она полагала, Крошанка Манона — была груба в своих оценках. Крошанки могли держать Железнозубых в страхе, возможно, победить их, если им действительно повезет, но войска Мората все еще были там. Как только армия снова двинется, их планы по защите стен останутся прежними.
Не в силах и не желая заснуть на койке рядом с кроватью Эванджелины, Лисандра обнаружила, что бродит по залам древнего замка. Представляя, каким домом это стало бы для нее и Эванджелины. Каким двором.
Возможно, она неосознанно следовала за его запахом, но Лисандра совсем не удивилась, войдя в Большой Зал и обнаружив Эдиона перед очагом.
Он стоял один, и она почти не сомневалась, что он стоял так уже некоторое время.
Он обернулся, прежде чем она едва прошла через дверной проем. Следил за каждым ее шагом.
«Потому что я не влюблен в других наших союзников».
Как слова изменили все и еще ничего.
— Ты должен поспать.
Эдион слегка улыбнулся ей.
— Так же, как и ты.
Между ними воцарилось молчание, когда они смотрели друг на друга.
Она могла бы провести всю ночь таким образом. Так много ночей провести в шкуре другого зверя. Просто наблюдая за ним, запоминая мощные черты его тела, нерушимую волю в его глазах.
— Я думала, что мы умрем сегодня, — сказала она.
— Мы бы умерли.
— Я все еще злюсь на тебя, — выпалила она. — Но …
Его брови поднялись, свет, которого она не видела в течение некоторого времени, сиял на его лице.
— Но?
Она нахмурилась.
— Но я подумаю над тем, что ты мне сказал. Это все.
Знакомая злобная улыбка растянулась на его губах.
— Ты подумаешь над этим?
Лисандра подняла подбородок, глядя на него, пока он возвышался над ней.
— Да, я подумаю над этим. Над тем, что я планирую делать.
— Над тем, что я влюблен в тебя.
— Ох. — он знал, что чванливое высокомерие выбьет ее из колеи. — Если хочешь, называй это так.
— Есть ли что-то еще, что я должен сказать? — он сделал шаг к ней, позволяя ей решить, допустит ли она это. Она мочала.
— Просто… — Лисандра сжала губы. — Не умирай завтра. Это все, что я прошу.
— Чтобы у тебя было время подумать о том, что ты планируешь делать с моими словами.
— Точно.
Улыбка Эдиона стала хищной.
— Тогда я могу кое-что попросить у тебя?
— Я не думаю, что ты можешь что-то просить, но ладно.
Эта волчья улыбка осталась, когда он прошептал ей на ухо:
— Если я не умру завтра, могу я поцеловать тебя, когда день закончится?
Лицо Лисандры пылало, когда она отступила на шаг. Боги Всевышние, она была обученной куртизанкой. Хорошо обученной. И все же простая просьба заставила ее колени дрожать.
Она успокоила себя, расправила плечи.
— Если ты не умрешь завтра, Эдион, тогда мы поговорим. И посмотрим, что из этого выйдет.
Волчья улыбка Эдиона не дрогнула.
— Тогда до завтрашнего вечера.
Ад ждал их завтра. Возможно, их гибель. Но она не станет его целовать, не сейчас. Не даст такого рода обещания или прощания.
Лисандра вышла из зала, ее сердце колотилось.
— До завтра.