Что же до всех прочих встреч с разными леди и джентльменами, они не вызвали в Кенди душевного волнения. Она была холодна и спокойна, как ледяная статуя орла, водруженная в холле на столе с чашей для пунша – во всяком случае до тех пор, пока орел не начал таять.
Никакие курьезы не шли в сравнение с тем, что ей довелось пережить по приезду в особняк.
Про себя Кенди окрестила случившееся "пытками".
***
Экономка в доме Эндри напоминала тех злых воспитательниц, которые с удовольствием отстегают тебя ореховыми плетьми за малейшую провинность. Она отвела Кенди в каменный полуподвал и оставила, наказав дожидаться мадам Элрой. Кенди сразу не понравились сточные решетки и странного вида темные разводы на полу под столом очень похожим на операционный.
Кенди – в своем удивительной красоты платье, – присела на краешек этого стола, потому что другой мебели в комнате не было, и подумала, что комната напоминает морг: тихая, темная, зловещая. Три окошка под самым потолком пропускали голубоватый вечерний свет. Стук капающей на пол воды из вделанных в стену кранов неприятно щекотал нервы, пахло потом, сыростью и замшелой канализацией.
Спустя десять минут Кенди заподозрила, что стала жертвой розыгрыша. Но тут объявилась тетушка в сопровождении пяти девушек в белых фартучках – как позже выяснилось, француженок, не владеющих английским языком. Девушки имели при себе тюки, переполненные какими-то склянками, и выглядели по-деловому. Мадам пришла с пустыми руками и на подопечную даже не взглянула. Меж нею и девушками состоялся непонятный для Кенди разговор. Мадам что-то втолковала девушкам по-французски, те поглядывали на Кенди, услужливо кивали и улыбались.
К самой Кенди мадам обратилась перед уходом, коротко сообщив, что её будут готовить к ужину.
Кенди, оставшись наедине с девицами в фартуках, почувствовала себя индейкой в канун Рождества. И в дальнейшем это ощущение усилилось.
Для начала девушки её раздели. Кенди пыталась сопротивляться, но их было слишком много. Они столпились вокруг и, лопоча что-то успокоительное, разоблачили её практически до нага, что как ни странно оказалось весьма кстати, поскольку в комнате стало жарко. Раскрасневшиеся девушки не придали этому значения. В конец засмущавшуюся Кенди они устроили на помянутом столе.
Кенди в жизни не чувствовала себя более глупо. Для начала девушки разделились: одна мыла ей голову без конца втирая и смывая пахучие жидкости, вторая вооружилась пинцетом и выдергивала волосы из ее бровей, а потом, к ужасу Кенди, даже полезла в нос; третья и четвертая занимались её руками и ногами, терли пятки чем-то шершавым, возили под лунками ногтей острой пилкой; пятая была на подхвате у остальных. Кенди не сумела договориться с ними. Стоило ей предпринять попытку к бегству или выразить протест, девицы хором голосили на высоких нотах. По интонациям можно было догадаться, что они просили, уговаривали, умаляли "мадмуазель Эндр`и" оставаться на месте и сносить издевательства безропотно.
В конце концов, Кенди сдалась. Её скребли, терли, мяли, ей вымазали глаза касторкой – она отчаялась понять зачем, разомлела от пара и жары, а потом и вовсе задремала. Очнулась Кенди, когда девушки бережно приподняли ее и одели, как маленькую – руки в рукава халата, тапочки. Её вывели из камеры пыток, и она была головокружительно счастлива глотнуть свежего воздуха. Комната, куда её перевели, выглядела жилой. В ней были нормальные окна, шкафы, кушетка, зеркало и кресло в самом центре. Кресло выглядело подозрительно – на спинке болтался какой-то шлем с проводами. Разумеется, именно туда они её и усадили.
Кенди уже не сопротивлялась. Она позволила мучительницам себя подстричь страшного вида ножницами и не очень-то удивилась, когда ей обмотали голову войлочными кольцами и водрузили сверху тот самый прикрученный шлем. Железяка была тяжелой, горячей, и Кенди, ненадолго оставленная в покое, умудрилась снова задремать. Её разбудили щекотные, влажные прикосновения – сумасшедшие девицы что-то рисовали у неё на лице с такими серьезными минами, будто готовили к захоронению труп. Подремав, Кенди почувствовала себя гораздо лучше и даже сказала девицам «мерси», когда те принялись помогать ей одеваться.
Смущало, что волосы ее были убраны наверх, а плечи и шея оказались оголены, но Кенди не придала этому значения. После всего, что девицы с ней сотворили, она должна была выглядеть, как ощипанная, натертая специями, пропаренная идейка. Тем сильнее Кенди поразило увиденное, когда девицы подвели ее к напольному зеркалу.
Осознание пришло к ней через легкий испуг – эхо ночного кошмара, в котором она видела в зеркале чужое отражение. Последовал миг неверия, робкая надежда и… Триумф.
Затаив дыхание, Кенди смотрела на сияющую красавицу в зеленом вечернем платье. Сами собой плечи её расправились, живот втянулся, губы растянулись в улыбке. Кенди поворачивалась то так, то эдак, и каждый новый ракурс усиливал и ширил торжество, распиравшее ее изнутри. Она выглядит никак не хуже Сюзанны Марлоу! А в некотором роде даже и… лучше. Знаменитая бледность актрисы, которую журналисты сравнивали с белизной лилии, казалась болезненной. И вот теперь, когда веснушки куда-то делись, Кенди видела своё лицо – ровный жемчужный цвет, нежный румянец на скулах, кожа будто сияла – она приложила руку к щеке, – гладкая, бархатная. У лилии ведь не бывает тонких до прозрачности лепестков, верно?
И стоят ли восхищения тусклые светлые локоны перед свернутым в тугие кольца золотом кудрей? О, нет, пряжа не дает таких отсветов, не лучится, не играет задорной рыжинкой. И те голубые глаза грустной русалочки не взметались так дерзко уголками вверх; запавшие, вяло-прекрасные, они туманились дымкой ресниц; ни искорки, ни огонька, ни живого блеска молодой зелени. А если смотреть сбоку: декольтированное, приталенное платье подчеркивало различие в строении тел, и насколько Кенди помнила, плавные, изящные черты актрисы выглядели менее интересно в сравнении с её нынешними контурами, платье утверждало – красивыми, как песочные часы, здоровыми, как цветущая яблоня, плавными и покатыми, как вереницы зеленых холмов…
… Сбегаешь с вершины и несешься по склону. Ветер свистит в ушах, и ноги сами несут тебя вперед, к новой вершине. И снова бег, и чем круче спуск, тем быстрее, горячее, слаще захватывает дух. Бежать до пота, до колик в боку, до стука в ушах, и обессиленной упасть на холодную траву, и впитывать, задыхаясь, синий небесный покой, пока тень громадного облака не укроет тебя. И снова бежать под дождем, смеясь, рука об руку…
Шотландия.
Ах, если бы он видел ее сейчас такой, то... Что же? Кенди залилась краской и сурово разбранила себя за тщеславие. Но гнев оказался к лицу зеркальной красавице.
Как выразительно изогнуты теперь брови!
– Вы пр`екр`а-асны! – картаво сообщила ей одна из девушек, которые сгрудились в сторонке и любовались проделанной работой.
Мадам Элрой обошлась сухим: "Хорошо". Но Кенди-то видела в зеркале, как у неё при входе рот сам собой открылся! А потом вся эта сказочная красота была водружена перед входом в парадную залу, чтобы встречать приглашенных, которым, казалось, не будет конца.
***
Через час любопытство окончательно иссякло, сменившись скукой. Дополненная физическим изнурением, скука сделалась смертельной где-то на сотом госте – все лица начали казаться Кенди одинаковыми. Появление леди Иоланды Де Бург привнесло отчаяние. Одно только перечисление регалий и титулов бедной женщины заняло пятнадцать драгоценных минут из отпущенного ей времени. Бабушка Лиса в сравнении с ней выглядела девушкой на выданье.
"Ходячая мумия", – невольно подумала Кенди и устыдилась. Ей отчаянно захотелось усадить родовитую даму в коляску и отвезти на улицу: насладиться свежим воздухом, возможно, в последний раз.
Порывы исполнить медицинский долг она переживала весь вечер, потому что среди гостей были апоплексически-багровые, холерически-бледные, предъинсультно толстые, предсмертно-хилые, словом, больные, очень больные люди. Кенди ставила им диагнозы, выписывала лекарства, выдавала листы с рекомендациями и ограничениями, некоторым предлагала немедленно обратиться к врачу, и всё это молча, с вымученной улыбкой и кивками.
Солнце село. Мир за окном погрузился во тьму, а гости всё пребывали. Кенди мучила жажда, голова шла кругом от голода, но мечтала она об одном – сесть, ссутулиться, положить локти на стол, скинуть туфли и вытянуть ноги. Господи, да она на работе никогда так не уставала!
Непослушные губы не складывались в улыбку, глаза устали от яркого света, монотонное бормотание мадам Элрой сливалось в неразборчивый бубнеж. Ледяной орел превратился в айсберг, его унесли. Кенди приветствовала гостей, потупив взор, коротко, тихо, что можно было принять за скромность. Она перестала смущаться от комплиментов и без раздумий выдавала в ответ дежурное: "Благодарю вас". А отвечать приходилось часто, ибо чуть ли не каждый мужчина считал нужным в ходе приветствия заметить, какой у неё цветущий, лучезарный, дивный и еще Бог знает какой вид. Да, Марта не ошиблась, обещая ей успех, и Кенди убедилась в этом окончательно, когда они с мадам Элрой, наконец, присоединились к гостям.
Где-то в недрах дома часы пробили семь раз.
"Всего-то?!" – изумилась Кенди. Тётушка снова отправила ее в комнату со шлемом, где её поджидали хлопотливые француженки. Они усадили "мадмуазель Эндр`и" в кресло и дали ей стакан воды. Мадмуазель чуть не плакала от радости и без конца повторяла: "Мерси". Девушки смеялись и переговаривались, приводя в порядок её внешность: укрыли платье простыней, распылили на лицо что-то блаженно-освежающее, напудрили щеки, поправили прическу и с ласковым "Ар`эвуа р`!" отправили обратно.
Мадам Элрой поджидала Кенди возле арочных дверей. Слуга распахнул перед ними высокие створки, и они вступили в сияющий огнями зал – впереди мадам Элрой в неизменном лиловом платье, Кенди у неё в кильватере, – направились к столу через расходящееся море людей.
В первые мгновения этого шествия Кенди растерялась. Краешком сознания она помнила, что её окружают знакомые люди, гости, каждого из которых она успела поприветствовать. Но доводы рассудка отступали перед жутким ощущением, будто выглядит она глупо и все, решительно все собравшиеся смотрят на неё и понимают это. Страх холодком прошелся по её спине, задрожали коленки, участился пульс. Шаг за шагом она всё больше смущалась. «Мисс Эндри», – доносилось до неё из толпы, и кровь приливала к её щекам. «Это ошибка!» – хотела признаться Кенди и кинуться прочь из зала, сбросить с себя все стягивающее, зауженное, блестящее великолепие, и снова стать собой, честной, открытой сердцем, ничем не украшенной девчонкой из Дома Пони.
Но путей к отступлению не было. Человеческие ряды смыкались у неё за спиной. Кенди вдруг почувствовала, что все наблюдают за ней и ждут, что она выдаст свой страх, оступиться, упадет, уронит свое достоинство. "Нет!" – подумала она с внезапной яростью, и то был не голос девочки из дома Пони. Ощущение загнанного в ловушку зверя разбудило в Кенди прежде дремавшие внутренние инстинкты. Бороться.
Да, она всегда умела постоять за себя. Импульс толкал её к действию, она не размышляла, не сомневалась, стоит ли бороться. Ощущая, что кругом враги, Кенди разозлилась. Шаг стал тверже, кулаки сами собой сжались. Но что она может сделать, Господи, кинуться с кулаками на вон того толстяка, который гнусно усмехается? Или побить старух, которые шепчутся у нее за спиной? Вспышка неистовства угасла. Кенди снова была собой – растерянной девушкой на званом ужине, которую бросало в жар от волнения.
И вот тут-то на память пришли советы Марты.
Кенди последовала им со скрупулезной точностью: глубоко вздохнула, выпрямилась, вздернула подбородок и со смесью озорства, страха и недоверия твердила про себя волшебные слова: "Я – королева, я – королева!"
И чудо случилось. Кенди внезапно поняла, что все это нарядное, блистательные Высшее Общество не видит смущенную девочку-сироту. Мысленно объявив себя королевой, Кенди вспомнила, что обращенные к ней взоры смотрят на красавицу из зеркала, коронованную золотом кудрей, жемчугом и живыми цветами – она шла, распрямившись, придерживая шлейф великолепного платья рукой в лайковой перчатке до локтя, и выглядела по-королевски без всяких нареканий. К ней вернулась уверенность, а затем и любопытство. Она украдкой оглядывалась по сторонам.
В шелестящей дорогими тканями и приглушенной светской речью толпе она увидела лица, на которых явственно читалось одобрение – одно, другое, третье… Кенди начала узнавать некоторых людей и ловить улыбки, обращенные к ней. Краешками губ она заулыбалась сама. Вскоре ей открылось, что молодые люди ищут её внимания с удвоенным энтузиазмом – протискиваются сквозь толпу туда, где ей предстоит пройти, привстают на цыпочках, чтобы рассмотреть её получше, шлют ей приветливые взгляды, кивают, а один даже послал воздушный поцелуй. Ха-ха! Тот самый парень с чудны̀м именем "Эльвендорк", которого она приняла за девушку…
Кенди стало жарко и ужасно смешно. Она, конечно, не рассмеялась, королевам не положено. Но Эльвендорк не отставал – закатил глаза, приложив руку к сердцу, и пошатнулся. Кенди пришлось отвернуться, чтобы не расхохотаться его ужимкам. Она увидела юношу, немного похожего на Стира, который смотрел прямо на неё. Юноша кивнул ей на Эльвендорка и покачал головой. Кенди присмотрелась к нему, силясь вспомнить его имя, а он вдруг покраснел, попятился и упал, споткнувшись на ровном месте. "Чего это он?" – удивленно подумала Кенди, проходя мимо, и услышала ответ, произнесенный голосом Марты: "Будут падать к твоим ногам…"
Смех едва не вырвался на волю. На душе стало светлей. Кенди различила легкую оркестровую музыку и, сама того не осознавая, начала двигаться в такт. В необыкновенном волнении, слегка задыхаясь, она шла, ощущая в себе веселый стрекот – биение крыльев тысячи радужных бабочек, преддверие чуда, обещание счастья, и смотрела прямо перед собой, туда, где не веря своим глазам, различала вначале тень, затем силуэт и черты…
Своего Принца.
...
Шаг, еще шаг, неровный вздох, волнительный миг и Кенди, чуть слышно вскрикнув, отвернулась от юноши, которого издали приняла за… О, Господи! Надо же было так ошибиться!
"Они чуть-чуть похожи, конечно, – думала Кенди с досадой, кусая губы, – оба высокие, с длинными светлыми волосами…" Но как вообще он тут оказался?! Эльвендорк, с которым она поравнялась, вышел из тени колонны и преградил ей путь. Он пружинисто наклонился и выпрямился, держа в руке кончик её шлейфа.
Кенди шлейф отобрала, коротко кивнула и двинулась дальше – мадам Элрой и не думала ради неё задерживаться.
– Осторожнее, леди Эндри, – шепнул ей вслед Эльвендорк.
В предостережении этом прозвучали какие-то отнюдь не любезные нотки, но Кенди на это внимания не обратила. Она была полна разочарования. На ум ей вновь пришла мысль о человеке, который не видел её сейчас такой красивой – не запретная, не опасная, не болезненная, напротив, ясная и приятная. Кенди размечталась.
Весна. Ветер на холме Пони. Музыка. Танец с…
– Прошу вас, – слуга отодвинул для нее стул, и она со вздохом заняла место по правую руку от тетушки.
Мадам Элрой смотрела на подопечную не без тайной гордости. Вне всяких сомнений, красавица. Она держится с достоинством и будет иметь огромный успех, если, конечно, не станет много говорить. "Наконец-то она становится похожей на Эндри", – порадовалась про себя Эмилия, занимая свое место во главе стола. В то же самое время Кенди улыбалась тому, что преодолеть стеснение и поверить в себя, ей помогла не какая-нибудь благородная дама с громким именем, а простая кухарка, не имеющая больших денег и титулов.
Тетушкины вступительные речи на памяти Кенди могли продолжаться от четверти часа и больше. Когда гости расселись, а официанты разлили по бокалам шампанское, она расслабилась и впала в задумчивость.
– Я приветствую друзей и членов семьи Эндри! – заговорила тетушка и все двести, а то и больше, приглашенных, как по команде замолчали. – Спасибо вам…
Кенди отвлеклась на свои столовые приборы, силясь вспомнить, какой для чего нужен.
– Сегодня мы собрались по особому поводу! – провозгласила тетушка и тут уж Кенди очнулась.
Что еще за повод такой особый?
– Я имею честь представить вам приемную дочь мистера Уильяма Альберта Эндри, мисс Кендис Уайт Эндри…
"Дочь", ощутив как все разом уставились на неё, почувствовала себя оглушенной. Она видела свою дрожащую руку с бокалом, слышала звуки своего имени, эхом разносящиеся по зале. Сердце перепуганной птицей колотилось в груди.
"Поздравить, – уловила она. – Но у меня ведь не день рождения!"
Тетушкин голос набирал силу:
–… мисс Кендис блестяще прошла аттестацию на должность медицинской сестры!
Мисс Кендис начала потихоньку вникать и удивлению её не было предела.
– Это достижение позволило ей оказать неоценимую помощь мистеру Уильяму, ее опекуну и благодетелю, который недавно пострадал в крушении поезда.
Кенди успела сильно испугаться, прежде чем поняла, что недавно – это в прошлом году.
– Обращаю ваше особое внимание, – с нажимом произнесла тетушка. – Лучшим врачам Чикаго не удалось помочь ему с большим успехом, чем это сделала Кендис.
"И ведь правду говорит, – смутилась Кендис. – Только стоило бы упомянуть, что лучшие врачи Чикаго и не пытались ему помочь!»
– Благодаря её исключительным профессиональным навыкам, – «Ого!», – и неустанным заботам, мистер Уильям полностью оправился и в будущем году сможет лично возглавить…
Кенди преисполнилась сочувствием к мистеру Альберту, которому предстояло лично возглавить такое количество разных начинаний. От одних только названий голова шла кругом: комитет такой-то, общество такое-то… Кенди подумалось, что из всего названного её друга может заинтересовать только членство в Ордене Лосей – он ведь так любит животных!
–… преданная дочь, прекрасная молодая леди, – вклинилась в её размышления тетушка, и Кенди даже не сразу поняла, о ком речь, – будущий дипломированный врач, она первой прославит фамилию Эндри на этом поприще, – «Что-о-о?!» – Что может быть почетнее, звания светила медицины, этой древнейшей и благороднейшей из наук? Что может сделать юной девушке большую честь, чем решение посвятить себя врачеванию? Здесь я полностью разделяю мнение мистера Уильяма, – протрубила тетушка. – Мисс Кендис будет оказана вся возможная поддержка на пути, который она выбрала, и вне всяких сомнений она пройдет его достойно Эндри! Этот бокал я поднимаю за ваше здоровье и будущий успех, юная леди!
Оглушительно зазвенел хрусталь. Кенди, дрожа, осушила свой бокал до дна. Сквозь гул она услышала, как мадам Элрой пригласила гостей начать трапезу и кожей ощутила, как отхлынула волна всеобщего внимания. Волнение немного улеглось.
Ни жива ни мертва Кенди смотрела на тетушку.
– Скромность – это замечательно, барышня, но постарайтесь хотя бы улыбнуться, – тихо заметила леди Иоланда Де Бург, сидящая напротив.
Щеки горели, как жаровни. Кенди прижала к ним ладони.
– Снимите перчатки, расстелите на коленях салфетку, выпейте воды и приступайте к ужину, – еле слышно процедила мадам Элрой, не глядя в её сторону.
Кенди так и сделала, но вкуса еды не почувствовала. Позже, когда Марта поинтересуется, что было в меню, она не сможет вспомнить ни одного блюда.
________
Благотворительный и охранительный орден лосей (англ. Benevolent and Protective Order of Elks) – нечто среднее между квазимасонским орденом и клубом социального служения. Основан в 1868 году в Нью-Йорке как клуб для белых джентльменов. Принимали в орден патриотов, христиан, законопослушных граждан, которые отличались приверженностью американским ценностям, готовы были принести клятву верности и объединиться для защиты других членов клуба и занятий благотворительностью (например: заботы о ветеранах). Известные "лоси": президент Ф. Рузвельт, Чарли Чаплин.
Глава 7. Dendelion
Какая удача! Мадам Элрой, увлеченная беседой с четой Блайфордов, не заметила, что Кенди нырнула за портьеры. После двух часов мучительного "сжимания" себя в руках, наконец, можно дать волю настоящим чувствам. Никаких больше поздравлений, пожеланий, благодарностей, притворной бодрости, никаких кивков и улыбок!
Кенди застыла, прижавшись лбом к холодному стеклу. Ей хотелось плакать, но она, конечно, не плакала. Королевы ведь не плачут, верно?
– Вам не к лицу такие мрачные мысли,– произнес некто, возникший в тени портьер.
– Мои мысли вас не касаются, – отозвалась Кенди, спонтанно решив не церемониться.
А ну, как этот "некто" обидится, уйдет и оставит её в покое!
– Жаль, – уронил незнакомец и со значением добавил, – ужасно жаль, что ваши мысли меня не касаются. Леди Эндри.
"Р" у него смягчалось, почти терялось, "а" иногда превращалось в "э" и наоборот. Получалось: "Лади-а-андри". Англичанин. Кенди искоса взглянула на него.
Молодой человек, высокого роста. Он мог быть только одним из полусотни высоких юных джентльменов, одетых в соответствии с регламентом в черные фрачные пары. Он мог быть только одним из тех сыновей, племянников, пасынков, крестников и внуков, которые в изобилии водились среди родни Эндри, приглашенной на прием. И уходить он явно не собирался. А раз так, Кенди решила уйти сама.
– Не советую, леди Эндри, – заметил незнакомец ей в спину. – Госпожа хозяйка уже заметила ваше отсутствие.
Увы, он был прав! Выглянув из-за портьер, Кенди едва не попалась на глаза мадам Элрой, которая стояла рядом с видом хищной птицы, высматривающей добычу. Кенди нырнула обратно за портьеру и недобро взглянула на юношу. Ох, ну кто бы сомневался!
Разумеется, он…
Эльвендорк стоял, прислонившись к своей половине окна, и в темноте его лицо почти не различалось. Оспорить его право находиться за портьерами Кенди не могла. Выйти и сдаться на милость мадам Элрой? Нет, уж лучше вступить с пришельцем в переговоры.
– Что вам от меня надо?
Молчание.
Странное глубокое молчание при звуках легкого вальса и золотом свечении праздника за плотными отрезами ткани на крошечной сцене, где играли акт пантомимы на двоих. Эльвендорк, сложив руки на груди, наблюдал за Кенди из темноты, а Кенди замерла, не в силах пошевелиться от неясной робости.
Затаив дыхание, она гадала, чего же от неё хотят. В руках она мяла перчатку, оставшуюся без пары после ужина, и вспоминала, как Эльвендорк закатывал глаза и слал ей воздушные поцелуи.
–Я задала вопрос! Почему вы молчите? – не выдержала Кенди.
– А почему вы решили будто мне есть что сказать? – едва слышно отозвался Эльвендорк и с этими словами отвернулся к окну.
Кенди поняла, что от неё не ждут ответа. Поразмыслив, она не нашла ничего лучшего, чем повторить маневр юноши и отвернуться – раз уж говорить им всё равно не о чем.
В самом деле, ведь можно не замечать его присутствия, если постараться.
Кенди постаралась обратить всю себя за пределы шумного золотого празднества, душного мира светских людей – туда, где огромная бледная луна изливала потоки холодного света на чернильный парк, уводя взгляд в перспективу, к россыпям янтарных огней города, одним из которых был её дом… Дом, куда ей предстоит вернуться после всего случившегося, и жить, и засыпать, и просыпаться, снова и снова, леди Эндри…
Кенди услышала шумный вздох и невольно взглянула на юношу.
– Признавать это тягостно сверх всякой меры, но вы, кажется, не рады моему обществу, – произнес он нараспев тоном человека, не желающего скрывать досаду.
– Я сейчас никакому обществу не рада, –примирительно заметила Кенди. – Мне надо подумать.
– Серьезные размышления вас не красят. Вам стоит от них отказаться.
– Совсем? – удивилась Кенди. – Тогда уж лучше я буду некрасивой.
– Сомневаюсь, что вы преуспеете, – был ей странный ответ. – Вам скучно?
– Что? – Кенди вынуждена была запрокинуть голову, чтобы увидеть лицо собеседника.
Высокий, сумрачный, как ожившая тень, он стоял вплотную к ней, смотрел на неё в упор и… на миг у неё перехватило дыхание. Пусть она знала его всего несколько часов, пусть его имя ей ни о чем не говорило, но такой бесхитростной, озорной улыбки она никак не могла от него ожидать.
Так солнечный луч внезапно пронзает грозовые тучи. Так бабочка являет себя во всей красе, раскрывая крылья. Так улыбнулся ей Эльвендорк Хайверхилл в неверном лунном свете, и парой искорок его раскошенные глаза мерцали в темноте, устремленные на неё, и возгоралось пламя, холодное и нежное – оно трепетало на кончиках её пальцев, не разжигая крови, не достигая сердца. Она забылась, объятая неизъяснимым чувством и шум, свет, музыка, золото – всё отступило. Они остались вдвоем в посеребренной, гулкой, стеклянной темноте: она и зачарованный пришелец из неведомых ей глубин и высей.
– Вам скучно, – повторил он утвердительно. – Вы не привыкли к светским раутам и, наверняка, чувствуете себя разбитой.
Кенди не удержала тяжелого вздоха.
– Бедняжка, – тон его голоса потеплел на несколько градусов. – Вы утомлены сверканием брильянтов, вас душит мускусная вонь, именуемая ароматом духов, habit de coiir вам тесен, собравшиеся скучны и враждебны, вам надоело быть выставленной напоказ безгласным украшением, вы мечтали об уединении, чтобы сбросить маску радушия вдали от придирчивых взглядов.
Кенди, сбитая с толку потоком неожиданного красноречия, не нашла, что ответить.
–И какая это удача для меня, – продолжал Эльвендорк, всё ласковее и мягче, – искавшего ровно того же в этом сумрачном алькове, – изящным жестом он обвел узкое пространство между портьерами и окном.
Кенди, обнаружив, что находится в "сумрачном алькове", недоуменно огляделась.
– Истинно, леди Эндри, – с жаром продолжал юноша, – судьба благосклонна к страждущим, когда средь шумного празднества случай дарует tete-a-tete двум одиночествам. Итак, вам скучно, позвольте вас развлечь, – и что-то очень странное случилось с Кенди.
"Всему виной шампанское", – так она решила позже, упустив из виду то обстоятельство, что Эльвендорк Хайверхилл положил руку ей на талию, притянул к себе и склонился, чтобы поцеловать в губы, через два часа после того, как она выпила первый и единственный в тот вечер бокал.
Но воспоминание об этом событии и впрямь было похоже на странный хмельной сон, в котором она ни на что не могла решиться, когда в темноте к ней приблизилось чужое, тяжелое тепло, пропитанное запахом терпких духов с легкой табачной ноткой. Белокурые волосы мягко коснулись её ключиц, повеял мятный ветерок… Она вздрогнула, отшатнулась, и сухой, беззвучный поцелуй был запечатлен на её щеке, и губы горячо дыхнули ей в губы, и она, очнувшись, резко подняла колено.
– У тебя с головой всё в порядке?! – вскричала Кенди, начисто позабыв о том, что прячется.
Эльвендорк Хайверхилл не ответил. Он шумно отдувался, согнувшись пополам.
Кенди была в такой ярости, что наподдала бы ему еще, если бы он не выглядел таким жалким.
– Что ты себе позволяешь?! – вопрошала она, сжимая кулаки. – Как ты смел?!
– Тише, тише, леди Эндри, – глухо прошептал Эльвендорк, сверкнув на неё глазами из-под завесы длинных волос. – Ты же не хочешь привлечь внимание к этому маленькому недоразумению?
– Недоразумению? – отчеканила Кенди, возмущенная до глубины души.
А Эльвендорк – ничего: встал прямо, оправил на себе фрак, нетерпеливым жестом отбросил с лица волосы, стряхнул фалангами пальцев невидимую пыль с рукавов.
– Конечно, недоразумение, – сказал он и воззрился на неё сверху вниз, высокомерный ужасно. – Что же еще?
Кенди выпрямилась до ломоты в костях и всё без толку. Он был намного выше и в разы самоуверенней. "Королева", – мстительно подумала она.
– Вопреки вашему мнению, я – человек здравомыслящий и воспитанный, – холодно сообщил ей этот возмутительный наглец. – Я никогда не позволил бы себе целовать девушку, не имея оснований полагать, что она этого хочет.