Пока Кенди горячо отстаивала право каждой леди замешивать тесто и ссылалась на прецедент ("Я помню ваш ягодный пирог!"), мадам Элрой куталась в шаль, словно никак не могла согреться, и хмуро поглядывала на украшавшую стол бронзовую статуэтку: женщина с повязкой на глазах держала в одной руке – меч, а в другой – весы.
– Как же вы узнали моих племянников, если целыми днями трудились? – вдруг спросила она.
– О, – Кенди чуть заметно покраснела, – я могу вам рассказать, но…
Было так больно. Мальчики оживали в воспоминаниях Кенди. Стир: "Теперь я понимаю, почему Арчи зовет тебя Томбой!" Лукавая улыбка Арчи, солнечный свет, рассыпанный по воде золотыми монетками, запахи Лейквуда – река и лес. Дружба, которой не помешали никакие козни. И, наконец, воплотившаяся в жизнь мечта.
– Энтони, – голос Кенди дрогнул. – Я тогда впервые увидела его розы...
Внезапно её ладони, сжимающие чашку, наполнились теплом.
Мадам Элрой налила ей чая. Впервые. Сама.
– Этот сорт мне привозят из Китая, – сказала она непривычно тихо. – Почки и листья собирают весной во время большого праздника. Праздник чистого света в местном календаре – день поминовения усопших.
– Спасибо, – Кенди улыбнулась сквозь слезы. – Не знаю, что еще рассказать. Вы же были там. Вы знаете, мальчики прислали мне приглашение на прием. У меня не было подходящего платья, и Элиза… Нет, не хочу это вспоминать. Главное, что я попала на свой первый бал и нашла новых друзей. Я была очень счастлива. Но Леганам это, конечно, не понравилось, и они отправили меня жить на конюшню. Вскоре приехала моя Анни, – Кенди вздохнула. – Дочь Брайтонов не могла дружить со служанкой. Но Анни оставила на конюшне свою ленту в знак того, что будет помнить обо мне.
– Это не та ли розовая лента, которую, по утверждению Элизы, вы украли? – вдруг спросила мадам Элрой.
– Верно, – Кенди помрачнела. – Я не могла объяснить, почему Анни сделала мне такой подарок. Не могла выдать ее тайну.
– Помимо ленты, среди ваших вещей нашли украшения.
Воровка. Жар хлынул к щекам. Тяжесть обвинений ощущалась даже спустя годы.
Кенди отставила чашку и скрестила руки на груди.
– В приюте меня научили Божьим заповедям. Не укради. Прощай и будешь прощен. Вор признался, я простила. Вот и вся история.
– Не подозревала, что вы так набожны, – сказала мадам Элрой не то сварливо, не насмешливо. – Что ж, я вам верю.
"И всё? – поразилась Кенди. – После стольких лет... Вот так просто?"
Простить Нила отчего-то было проще, чем мадам Элрой.
Ведь тетушка ни на секунду не усомнилась в её виновности. Не поверила Энтони, Стиру и Арчи – решила, что Кенди лжет. А чего еще ожидать от безродной девчонки? Когда случилось разоблачение воровства в доме Леганов, она предложила вызвать полицию. Для оклеветанной сироты у нее нашлось ничего, кроме ненависти и презрения. А теперь это снисходительное: "Я вам верю". Уступка. Одолжение.
– А я вам не верю, – призналась Кенди. – Простите. Не верю, что встанете на мою сторону. Элиза, что бы она ни сделала – ваша племянница. А я – не знаю. Проблема. Приемная кто-то там. Давайте будем друг с другом честны. Вы не хотите меня видеть. Но вы боитесь, как бы я не испортила репутацию семьи.
***
Весьма проницательно, надо признать.
Опасений у Эмилии хватало. После того, как Уильям провел почти все лето в компании своей приемной – кто она ему там? Крайне неприятный и по многим причинам сложный вопрос, между прочим. Эмилия рассчитывала избавиться от девчонки до того, как Уильям будет представлен семье.
В идеале Кенди надо бы выдать замуж за иностранца, чтобы она уехала как можно дальше от Чикаго и не позорила фамилию Эндри своими выходками. На случай неудачи у Эмилии был запасной план: сыграть на честолюбии Кенди и пристроить ее в колледж для медиков, скажем, где-нибудь в Пенсильвании, чтобы у неё все мысли были заняты учебой и просто не оставалось времени позорить семью Эндри своими выходками.
С другой стороны, обвинение было несправедливым.
– Да, – сухо сказала Эмилия, – мой долг сохранить чести и единство семьи. Но я вмешалась не для того, чтобы занимать чью-то сторону. Что будет, если я спрошу Элизу, почему она нарушает мой приказ и распускает о вас сплетни? Да, она – моя внучатая племянница. Я хорошо ее знаю. Вопрос, без сомнения, ее уязвит. Она будет оправдываться, свалит вину на вас. Правды я не добьюсь. В чем причина ее неприязни, так и не узнаю. Остается надеяться, что вы поможете мне понять ее мотивы и придумать, как нам избежать проблем. Вы уже помогаете, Кендис. Благодаря вашему рассказу я поняла: все неприятности, связанные с вашим появлением в доме, коренились в несогласии между мистер и миссис Леган. Однако я не очень понимаю, почему распри продолжились после вашего удочерения? Вы с Элизой вместе учились в колледже. У вас было время найти общий язык.
***
Кенди нервно рассмеялась.
– Вы, должно быть, шутите! Разве вы не помните, как она винила меня в смерти Энтони? Разве вы сами не … – Кенди осеклась. Упрек вышел бы уж больно жестокий. – Ладно. Неважно. В колледже всё повторилось. Элиза и там пыталась мне досадить. Она всем рассказала, кто я на самом деле.
– А кто вы? – вдруг спросила мадам Элрой.
– Сирота из Дома Пони, – Кенди пожала плечами. – Её бывшая служанка.
– Неверно, – отрезала тетушка, барабаня пальцами по столу, – в тот день, когда Уильям стал вашим опекуном, вы вошли в семью Эндри. Кто вам сказал, что быть леди проще, чем мыть посуду и печь хлеб? Статус накладывает обязательства. Своим поведением леди должна подавать окружающим пример. О вашем поведении в колледже мне докладывали регулярно. Элиза не должна была распускать слухи, но и вы не должны были давать к ним повод! Да, в прошлом я недооценивала те ваши достоинства, за которые вас полюбили мои племянники. Рассказ Уильяма открыл мне глаза на вашу доброту. И я сожалею… – старая леди произнесла эти слова через силу. – Я сожалею, что уделяла вам мало внимания. Но и вы должны меня понять. Ваш побег из колледжа... Черная неблагодарность! Уильяму вы свой поступок объяснили, а мне не потрудились написать и двух слов. Я не думала, что когда-нибудь прощу вас.
– Тетушка! – воскликнула Кенди, вскочив на ноги. – Да ведь я и не думала, что вы беспокоитесь обо мне!
– Правильно, – хмуро кивнула старая леди. – Я и не беспокоилась. Пока вы находились в колледже под присмотром учителей. Видеть вас я не хотела, это правда. Тем не менее, именно я настояла на вашем обучении в лучшей школе Лондона вместе с моими родными племянниками. Забота о вашем будущем была и остается моей обязанностью. Но вы никогда не ценили этого, Кендис, и не цените сейчас.
– Нет! – горячо возразила Кенди, прижав ладонь к сердцу. – Поверьте, это не так! Я решила уйти из колледжа, потому что... Та девушка, Луиза, мечтала об одном: стать леди. Но ее отец разорился. И так она горько плакала, что я... Тогда я поняла: это не для меня. Мне захотелось научиться чему-то стоящему, стать самостоятельной, чтобы не плакать потом, как эта девушка, если Эндри вдруг обеднеют. В колледже я усвоила важный урок: известность, деньги, наряды – всё это можно приобрести, потерять, и остаться при этом благородным человеком. За этот урок я вам очень благодарна.
В недрах дома часы пробили дважды. Трещали дрова в камине, гудел за окнами ветер. Мадам Элрой задумчиво помалкивала, Кенди улыбалась. Она впервые почувствовала, что ей удалось выполнить просьбу Альберта. Тетушка не выглядела счастливой, нет, просто лицо её, обычно суровое и напряженное, было спокойным. Она не улыбалась и не смеялась, но взгляд ее смягчился, лед был сломан.
– Вы правы, – медленно проговорила она, будто сама не веря, что признает это. – Но нельзя забывать о том, что благородство характера должно подкрепляться благопристойным поведением. Над этим вам еще предстоит поработать. Что же касается Элизы… – она вздохнула. – Вы должны понять, Элиза с детства была в центре внимания. Вполне естественно: в младшем поколении Эндри она была единственной девочкой. Когда появились вы... Хотели вы того, ли нет, Кендис, но вы заняли ее место. Вы стали объектом интереса всех мальчиков, за исключением Даниэля, который увлекся вами позднее. Я полагаю, для вас не секрет, что Элиза была увлечена Энтони, а позднее этим Терренсом, сыном герцога Гранчестера?
Кенди, не сводя глаз с тетушки, медленно опустилась в кресло.
Мадам Элрой не могла поразить её сильнее, даже если бы нарядилась в трико и подалась в бродячий цирк с номером Большая Бородатая Женщина.
– Надеюсь, вы понимаете, – невозмутимо продолжала старая леди, – почему Элиза чувствовала себя задетой. Я не оправдываю ложь и клевету. Не сомневайтесь, Элиза получит выговор. Но и вы последите за собой. Мир между вами стал бы для меня большим подарком. И последнее, Даниэль. Эта прискорбная история с помолвкой.
– Нил ничего плохого не сделал, – поспешно сказала Кенди. – Наоборот! Он извинился.
– Рада слышать. Но вы по-прежнему, – старая леди замялась, – не платите ему взаимностью?
– Не плачу ему? – в следующий миг Кенди залилась краской. – Ой. Нет. Нет! Наверное, он уже и не хочет, чтобы я... Ну-у...
Тетушка потеряла терпение.
– Почему вы так в этом уверены? Здесь вам следует проявить особый такт и деликатность. Ответьте-ка мне, когда леди может сделать для себя лестные выводы?
– Вы про любовь, что ли? – удивилась Кенди.
Тетушку от слова "любовь" перекосило, как от скисшего молока.
– Существует ряд признаков благосклонности, – забубнила она, – слова и поступки, которые следует принимать за выражение нежных чувств. Вам они известны?
– А вам это для чего? – невинно поинтересовалась Кенди. –Если насчет сэра Томаса, то можете не сомневаться! Он весь ужин смотрел на вас с обожанием, даже вилкой мимо рта промахивался!
Кенди заулыбалась, готовая к тому, что тетушка разозлиться.
Но старой леди в который раз удалось её поразить.
– Еще бы сэру Томасу не смотреть на меня с обожанием, – желчно сказала она. – От меня зависит, займет ли его сын должность управляющего. Что же до его неуклюжих попыток отведать телятины, тому виной болезнь, которую вам, Кендис, распознать не удалось. Похоже, вы и в этом деле не очень хорошо разбираетесь.
Кенди стало немного обидно.
Ну, конечно, она знала, как это бывает, когда юноша в тебя влюблен! Он смотрит только на тебя, когда вокруг полно других девушек, улыбается тебе по-особенному, берет тебя за руку, приглашает танцевать, интересуется твоими делами, целует… хотя…
Поцелуи, как выяснилось, еще не показатель.
Может, юноша просто самовлюбленный нахал.
Слишком много о себе воображает!
Думает, любая будет рада с ним...
– Мой долг предостеречь вас, Кендис, – чопорно заявила мадам Элрой. – Среди юношей, особенно юношей иного круга, есть множество охотников за невестами из хороших семей. Эти негодяи умеют притворяться влюбленными, когда на самом деле заинтересованы лишь в положения и деньгах, которые сулит выгодный брак.
– А я тут при чем? – не поняла Кенди. – Брак со мной… – и тут до неё дошло.
– Вот именно, – кивнула тетушка. – Вы – подопечная мистера Эндри. Это делает вас не только хорошей партией, но и потенциальной жертвой. Сегодня на вас обратили внимание очень достойные юноши – все они принадлежат к хорошим семьям и сами являются завидными женихами, так что в чистоте их намерений можете не сомневаться. Это и есть самый верный способ проверки. Вздохи, взгляды, слова можете считать не стоящими внимания, если только они не исходят от человека вашего круга. Вам ясно?
–Нет, мне не ясно, – сказала Кенди чуть более резко, чем собиралась. – Что же мне теперь нельзя выйти замуж за простого человека?
– Согласно приказу мистера Уильяма, вам можно всё, – в тон ей ответила сказала старая леди. – Я свой долг выполнила. Хочется верить, что вы сознаете, каким ударом для семейной репутации может стать ваш брак с неподходящим человеком. После официального представления обществу Уильяма ждут испытания. Толки, пересуды и скандалы, связанные с именем Эндри, сделают эти испытания еще более тяжелыми.
– Есть простой способ их избежать, – тихо сказала Кенди, поймав взгляд тетушки.
Та кивнула.
– Если вы можете сказать Уильяму, что не желаете быть частью его семьи, выход и в самом деле прост.
Слова ранили.
– Я могу уехать, – прошептала Кенди.
Мадам Элрой заинтересованно вскинула брови.
– Тогда я не понимаю, зачем вы приехали. Вы привязаны к Уильяму, что ж, замечательно. Но, как и ваша подруга Анни, Уильям должен считаться с мнением света. Всем известно, что вы – его воспитанница. Вы можете научиться вести себя как подобает леди из рода Эндри. А в противном случае, какие между вами могут быть отношения?
Кенди вспыхнула, сжала кулаки, а тетушка безжалостно продолжала:
– Если вспомнить, сколько времени он провел этим летом с вами наедине... Боюсь даже думать о том, какой скандал могут вызвать домыслы газетчиков. Знаменитый миллионер и девочка, которую он удочерил... Теперь-то вы видите, что нет никакого простого выхода?
– Я… Нет… – Кенди трясло от напряжения. – Нет, я не понимаю! Что из того, что я перестану быть Эндри? Почему я должна уйти из его жизни? Он же не будет все время…
"Будет", – прочитала Кенди в жестком взгляде мадам Элрой.
Обида, глубокая и жгучая, жаром хлынула к щекам. Фигура мадам Элрой растушевалась, недвижима и полна достоинства в своей царственной позе, а когда пелена спала, Кенди увидела, что лицо тетушки искажено гримасой презрения.
– Приказы главы клана не обсуждаются, – заговорила она, чеканя слова, – но вы здесь не только поэтому. Уильям – мой племянник. И он к вам привязан. Он ценит и любит вас, как члена семьи – той самой семьи, которую вы отвергли. Вы желаете быть свободной от обязательств, жить по-своему, вы в своем праве, да! Я не могу заставить вас чтить наши обычаи. Но если вы хоть немного привязаны к Уильяму, вы не заставите его метаться между вами и долгом перед семьей.
Кенди была привязана к нему настолько, чтобы умереть за него, если потребуется, но тетушка явно просила не об этом. Вся тяжесть того, о чем тетушка просила, обрушилась Кенди на плечи. Она уронила голову на руки, поддаваясь отчаянию.
– Но что же мне делать? – прошептала она. – Стать светилом медицины? Выйти замуж за одного из этих, подходящих? Притворяться всю жизнь? Что?
–Внимательно меня выслушать, – неожиданно мягко сказала мадам Элрой.
***
Эмилия хотела объяснить ей, как устроен свет.
Чем выше твоё положение, тем пристальнее за тобой следят. Ты всегда на виду, всегда окружена сплетнями. "Отец так богат... А ей уже, сколько? Двадцать шесть? И до сих пор никто не позарился на это сокровище? У нее ужасный характер. Ее нос похож на клюв. Её шляпы смехотворны". Это ничего. Пусть завистники шепчутся по углам.
Но упасти тебя Бог, девочка, дать им реальный повод. Стоит им заподозрить, что ты действительно оступилась, пощады не жди – тебя разорвут в клочья. Придется бежать заграницу, чтобы сохранить остатки достоинства. Придется пару лет прятаться, чтобы все забыли ту историю, а по возвращении – сочинять новую, лгать, выкручиваться. И что хуже всего, придется до конца дней носить фамилию того негодяя, которому твой отец заплатил кругленькую сумму – только за то, чтобы он убрался с глаз долой.
Вслух Эмилия сказала:
– Не тревожитесь за Уильяма. Он... мужчина. С мужчинами свет обходится менее сурово. Но ведите себя осмотрительно, Кендис, и твердо запомните: любая тень на вашей репутации станет тенью и на репутации Эндри, то есть моей, Уильяма, Арчибальда и даже вашей подруги мисс Брайтон. А сейчас давайте, наконец, обсудим ваше будущее. Уильям должен вернуться к Рождеству. Для вас эти три месяца пролетят незаметно. А для меня, в моем возрасте, время приобретает бо̀льшую ценность. Раз уж мне предстоит отдавать своё время вам, я намерена провести его с пользой. Буду честна: роль няньки, на которую вы при желании можете не обращать внимания, не доставляет мне удовольствия. Надеюсь, в дальнейшем у вас хватит такта не напоминать мне о том, что моё слово для вас ничего не значит. Для человека моего возраста и положения это неприятно. Вам стоило бы подумать об этом, когда вы при слугах заявили, что не хотите и не будете меня слушаться. Я прощаю вас. Простите и вы. Я не думала, что перспектива учиться на врача вас так напугает и огорчит. Мне и теперь кажется, что для вас это блестящая возможность. Я ждала от вас благодарности, а не упреков.
***
Кенди улыбнулась.
Никогда еще суровая тетушка Элрой не говорила с ней так открыто, почти по-дружески. Кенди хотелось сделать что-нибудь для нее – не только потому, что Альберт попросил. Но у тетушки, казалось, уже было все, в чем она нуждалась. Китайский чай, собранный в праздник чистого света, лиловые шелковые платья, странные шляпы, слуги, пирожные, великолепное (и страшно неудобное) кресло.
"Встану пораньше и испеку хлеб", – подумала Кенди, сдерживая зевок, а вслух сказала:
– Я думала, леди из рода Эндри не должна работать. Вы сами так говорили, помните?
– Помню, – признала тетушка. – Вы устали сегодня, не так ли? Вы усвоили: быть хозяйкой вечера, вести себя благопристойно – это труд. Да, мы тоже работаем, просто наша работа отличается от мужской. Мужчина должен воевать, бороться. А женщине испокон веков приличествует скромность. Жены, повинуйтесь мужьям... Кроткая жена — дар Господа. Да будет украшением вашим сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа.
– Понимаю, к чему вы клоните, – вздохнула Кенди. – Я не кроткая и не смиренная.
– Да, – кивнула тетушка. – Вы своенравная и дерзкая, совсем как я.
– Вы?! – изумилась Кенди.
***
Гордячка, так они говорили.
– Да, – тихо подтвердила Эмилия, глядя на ряды портретов, на лица, теряющиеся в темноте. – Даром меня отнюдь не считали. Я так и не научилась быть кроткой. Брак мой был недолгим, детей мы не нажили, и моей семьей навсегда остались Эндри. Я посвятила свою жизнь борьбе за их благополучие и единство. Мне пришлось взять на себя много работы, к которой меня никто не готовил. Я знаю, какого мужества требует преодоление жизненных невзгод. И я понимаю, к чему вы стремились, когда покидали колледж. Свобода поступать как хочется и независимость чужого от мнения дорогого стоят. Но готовы ли вы платить? Вы – сиротка. Что вы знаете о семейных обязательствах? Об ответственности за род? Хотите ли вы стать женщиной – женой и матерью? Тогда вам понадобиться много смирения, и вы должны быть готовы пожертвовать своей свободой. Некоторые всю жизнь борются, как мужчины. Такая жизнь, конечно, привольнее, веселей, но платить приходится нравственной чистотой. Мир к таким женщинам жесток. Они становятся циничными и черствыми. Ведь невозможно оставаться смиренной и кроткой, когда сталкиваешься с людской злобой и самыми отвратительными сторонами жизни. Мужеподобная, самолюбивая, дерзкая особа – это уже не женщина. Кто возьмет ее в жены? Досада, стыд и большой срам, когда жена преобладает над мужем своим – так сказано в Писании.
– Вы ошибаетесь!
Эмилия перевела взгляд на девчонку.
Та вжала голову в плечи.
– Мне кажется, вы ошибаетесь, тетушка. Мисс Пони и сестра Мария, хозяйки нашего приюта – настоящие женщины. Они посвятили свою жизнь заботе о сиротах. Никто не ограждает их от невзгод, но они не стали черствыми, дерзкими и самовлюбленными!
– И вы тоже собираетесь стать хозяйкой приюта?
– Нет, – ответила девчонка не слишком уверенно. – Но что в этом плохого?
Эмилия покачала головой.
– Сейчас вы молоды и полны сил. Перед вам открыты все пути. Но наступит день, когда вы почувствуете возраст: усталость, пустоту, одиночество. Вам захочется иметь семью, дом, детей, а этого не будет, Кендис, не будет, потому что вы не умеете быть женщиной. Бороться, выживать, трудиться – да, это у вас получится, а доверить кому-то свою судьбу – нет, разделить с кем-то жизненный путь – нет, потому что мужчины, я имею в виду настоящие мужчины, могут сколь угодно восхищаться сильными женщинами, влюбляться в них, превозносить их достоинства, но женятся они в итоге на тех, которые нуждаются в опеке и поддержке.
У девчонки на лице было написано недоверие. Да, в такое трудно поверить, пока не убедишься на собственном опыте. Есть кроткие принцессы, которые с надеждой глядят на своего спасителя, плачут, краснеют, комкают платочки: "Ах, не оставляй меня! Я погибну!" А есть гордячки. Эти никогда не плачут на людях, но грызут ногти и прячут свои тайны за полями шляп. Для них унизительна сама мысль о том, чтобы взмолиться о помощи. Спасать их не нужно – сами справятся.
– Скажите, Кендис, а не так ли произошло с тем юношей? Я помню, как вы стремились попасть на спектакль с его участием. Не сомневаюсь, вам это удалось. Но где он сейчас? Если верить газетам, женится, и на ком? Я видела ее портрет. Хрупкая, болезненного вида девица, инвалид.
– Всё не так было! – горячо запротестовала девчонка.
Её словно окунули в кипяток.
– Не так? – Эмилия усмехнулась. – А если бы слабость проявили вы? Если бы вы оказались в трудном положении и попросили о помощи? С кем сейчас был бы этот юноша? – девчонка опустила глаза, нахмурилась. – Признаюсь, я тоже никогда этого не умела, и вот…
***
Мадам Элрой встала и обвела руками кабинет.
– Свободна ли я, по-вашему? Не в той мере, в какой мне хотелось бы, нет. Мой долг помнить о корнях. Обычаи, традиции, правила поведения в обществе – залог устойчивости. Я поступаюсь свободой, чтобы избежать несчастий и катастроф.
Было бы несчастьем для нашей семьи, если бы я разорвала в клочья то письмо, приказ главы клана – да, я могла бы сделать так, чтобы ваше удочерение не состоялось. И где сейчас был бы Уильям? Благодаря вам он оправился от ранения и восстановил память. Его приказы не всегда кажутся мне разумными, но я знаю, как это важно: соблюдать порядок.
Смотрела она на морщинистого старика в черном сюртуке, как люди в церквях смотрят на образы святых, когда молятся. Кенди не решилась ее прервать, хотя на языке крутились вопросы: что если бы глава клана не смог восстановить память? Что если бы он пожелал остаться просто Альбертом, жить с Кенди, заботиться о животных, работать в ветеринарной клинике, как ему мечталось? Может, с обычаями что-то не так, раз они делают заложниками тех, кто их соблюдает? Может, перемены, которые кажутся опасными и неприятными, в конечном итоге для всех обернутся счастьем?
Опустившись в кресло, тетушка прочистила горло и потянулась за чайником. Чай остыл, но как будто стал ароматнее. Кенди принюхалась – пахнет тыквенными семечками, цветами и травами, оставляет во рту сладковатый привкус.
Спорить с тетушкой не хотелось, но все-таки она спросила:
– Вы меня простите, если я останусь медсестрой?
– Подумайте вот о чем, – тихо сказала тетушка, – Сейчас у вас есть выбор. Быть леди, выйти замуж за благородного человека, стать врачом – всё зависит от вашего желания. Однако я хочу, чтобы вы прошли свой жизненный путь достойно дочери Эндри, и что бы вы в конечном итоге не выбрали: замужество или самостоятельность – я намерена сделать так, чтобы выбирали вы из лучшего. Не вижу, как дополнительное образование или умение вести себя в обществе, может ограничить вашу свободу. Разве вам не хочется, чтобы Уильям гордился своей воспитанницей?
Кенди, слабо улыбнувшись, покачала головой. Ну, тетушка! Как всё повернула! Можешь не соглашаться. Но если откажешься, будешь неблагодарной эгоисткой.
– Пусть обучение вас не пугает. Упорства вам не занимать. И соображаете вы получше многих, когда по-настоящему заинтересованы.
Еще и польстила.
– Печь хлеб – умение полезное, не спорю. Но подумайте до нашей следующей встречи, хочется ли вам научиться еще чему-то стоящему? Принуждать я вас не стану, разумеется, но буду надеяться на положительный ответ. Доброй ночи, Кендис.
Кенди не сразу сообразила, что аудиенция закончена.
Тетушка Элрой вызвала горничную сонеткой и, не глядя на Кенди, встала, отошла к камину. Голова высоко поднята, осанка идеальная, на лице – обычное строгое выражение. Если она устала, если ей было грустно и одиноко, об этом нельзя было догадаться по ее облику. Какая же она все-таки... стойкая.
На прощанье Кенди подарила тетушке самую теплую улыбку, в которую вложила и благодарность, и уважение, и новое чувство родства.
Когда за ней закрылась дверь, Эмилия подняла взгляд на портрет белокурой зеленоглазой девочки.
– Да, – со вздохом сказала она, – похожа.
Глава 9. Зараза.
Что за ужасную ночь провела Кенди под крышей особняка! Усталость, валившая её с ног после приема, не исчезла, но переизбыток впечатлений не давал покоя. Кенди натерла бока, ворочаясь в постели, и заснула лишь под утро.
В красноватом мареве танцевало дерево. Кенди, изнемогая от жары, никак не могла сосредоточиться. Кладбищенский сумрак накрыл её в пути, и она всё спрашивала о чем-то у каменного ангела с лицом Энтони, но тот был глух к её вопросам.
Лепестки роз кружились в воздухе, обращаясь метелью. Кенди пыталась найти опору, но утопала в снегу, который почему-то был горячим и липким. Новый виток сна вызвал зеркало в ледяной темнице. "Не надо", – прошептала Кенди, отталкивая страшный образ, и вдруг к ней пришла помощь. Чей-то голос, твердый настолько, чтобы пробиться сквозь лед, сказал: " У вас есть выбор". Кенди выбрала с легким сердцем.
Сон потерял над ней власть. Она парила среди снежинок и листьев, словно сама отделилась от черенка огромного дерева, словно кристалликом спустилась с небес и одиноко кружила над неизвестной, загадочной страной, которая и пугала, и манила.
Уносимая порывами холодного ветра, Кенди вспомнила, которое не могла произнести. Была метель. Был безмолвный крик. Стук ее сердца, стук, словно кто-то торопливо сбегал по ступеням – уходил от неё всё дальше и дальше…
Кенди проснулась с ломотой во всем теле. Долго еще с ней оставалось то странное чувство одинокого полета и запретное имя, горящее на пересохших губах жгучим зельем.
Когда Кенди объявила о своем решении, тетушка сдержанно кивнула, но взгляд её потеплел. За завтраком она похвалила хлеб. Что-то еще она говорила о будущем, о предстоящей учебе, но что-то случилось с Кенди.
Ломота всё не проходила, мысли были вялыми, бесцветными. Словно бы не Кенди, а её тень сидела в душной тетушкиной гостиной и собиралась стать врачом. А сама она лежала где-то на ковре, придавленная тяжестью своего решения – со всех сторон правильного, но почему-то очень сложного.
Потом вызвали шофера. Даже невозмутимый Человек со шрамом заметил, что Кенди сама не своя. Снял очки, нахмурился, буркнул: "Не здоровится?" Да, наверное, Кенди не стоило пить шампанское. Или она что-то не то съела? От одного вида пшеничных булочек, которые Марта оставила для нее с вечера, накатывала дурнота.
Собиралась Кенди впопыхах, забыла зонт и ключи от сестринской, забыла даже про бабушку, но возвращаться не стала. Время мчалось слишком быстро, вращая стрелки на сломанных часах. Опоздание – кража. Не укради – заповедь.
Густая утренняя толпа вынесла Кенди к остановке трамвая. Холод стоял ужасный. Разгоряченная ходьбой, Кенди ознобисто поеживалась на ветру. Загрохотало, зазвенело вдалеке, и в давке Кенди снова слилась с толпой. Согретая со всех сторон, она неслась к цели. Но как резко, удушливо пахло сегодня от пассажиров. Пот, духи, табак, смрад перегара. Кенди вышла на остановку раньше и добралась до госпиталя пешком.
Или же то была её тень?
– Эндри, – мягкая прохладная ладонь легла ей на лоб.
Глория подслеповато щурилась.
– Эндри, – повторила Глория. – Ты горишь! – но она не горела. Чайник горел.
– Прости, – сказала Кенди Уайт.