fi
классическая
интерпретация тотемизма, поскольку основное различие заключается в совокупности атрибутов,
общих для людей и нелюдей в классах, обозначаемых абстрактными терминами, а не
между видами животных и растений, которые естественным образом обеспечивали бы их явные
различия в морфологии и поведении, аналогичный шаблон, который можно было бы использовать
для структурирования социальных разрывов.
И эти моральные и физические качества обычно являются де
fi
нед с точностью. В случае, если
в Nungar, например, людей, относящихся к группе “над пропастью”, как говорят
, имеют светло-коричневую кожу, круглые лица и конечностей, вьющиеся волосы и, чтобы быть наделен
импульсивным и страстным темпераментом, в то время как члены фрагмент из “наблюдателя”
, как говорят, имеют темно-свинцовое и кожей, следует очень волосатый и коренастого телосложения, с
маленькими руками и ногами, и быть мстительной, угрюмой и скрытной. Такие качества не
выводятся напрямую из наблюдений за Белым какаду или Вороной; они выражают,
в области моральных и физических свойств, приписываемых людям, репертуар более
абстрактных, контрастных предикатов, которые эти два символических вида должны выражать
и воплощать гораздо более четко, чем вторичные тотемные виды, которые подпадают
под них. Таким образом, эти две птицы являются своего рода прототипами не в первую очередь потому, что они
морфологически заметны, а потому, что они являются лучшими образцами своих соответствующих
классов в том смысле, что они позволяют делать выводы о свойствах, вытекающих из определенных черт их
поведения и внешнего вида, какими бы незначительными они ни были.
Как онтологии, анимизм и тотемизм демонстрируют противоположные формальные черты. В анимических
системах непрерывность отношений между людьми и нелюдями, допускаемая
их общим внутренним пространством, превосходит разрыв, обусловленный их физическим
различием. Это объясняет относительную природу анимических космологий и тот факт, что
идентичности человеческих и нечеловеческих личностей являются
fi
нед по положению, которое они занимают
по отношению друг к другу. В отличие от этого, австралийский тотемизм представляет собой симметричную структуру
, характеризующуюся двойной идентичностью, присущей каждому классу существ – онтологической идентичностью
человеческих и нечеловеческих компонентов класса в силу их общих элементов
интериорности и телесности, а также идентичностью отношений между ними, будь то
происхождение, аф
fi
принадлежность, сходство или непохожесть на класс. Таким образом, тотемизм ставит на равную
основу взаимозависимые термины и отношения, что вызывает недоумение у
антропологов и объясняет, почему они интерпретировали это явление, отдавая предпочтение либо
идентичности терминов – например, в случае Фрейзера и Леви - Брюля – или гомологии
отношений, как это сделали Боас или Леви - Стросс.
Третий способ идентификации
fi
катион, который я называю аналогизмом, основан на идее, что
все сущности в мире фрагментированы на множество сущностей, форм и
субстанций, разделенных мельчайшими интервалами, часто упорядоченными по градуированной шкале, например, в
Великой Цепи Бытия, которая служила основной космологической моделью в Средние века
и эпоху Возрождения. Такое расположение позволяет рекомбинировать исходные контрасты
в плотную сеть аналогий, связывающих внутренние свойства каждого автономного
субъекта, присутствующего в мире. Что наиболее поразительно в таких системах, так это сообразительность с
в которых активно отыскиваются все сходства, способные послужить основой для выводов
, особенно если они применимы к важнейшим областям жизни, особенно к профилактике и
лечению болезней и несчастий. Одержимость аналогиями становится
доминирующей чертой, как в Древнем Китае, где, по словам Гране, “общество, человек,мир
являются объектами глобального знания, основанного на единственном использовании аналогии” ([1934] 1968:
ЖИЛИЩЕ
В
ПРИРОДА
/
КУЛЬТУРА
297). Однако аналогия здесь является лишь следствием необходимости организовать мир
, состоящий из множества независимых элементов, таких как китайский вань ву,
10 000 сущностей. Аналогия становится возможной и мыслимой только в том случае, если термины, которые она объединяет
, изначально различаются, если способность обнаруживать сходство между вещами применяется
к особенностям, которые в результате этого процесса частично извлекаются из их первоначальной
изоляции. Аналогизм можно рассматривать как герменевтическую мечту о полноте и тотализации
которая исходит из неудовлетворенности: признавая, что все компоненты мира
разделены крошечными разрывами, она тешит надежду вплести эти слабо
дифференцированные элементы в полотно аф
fi
конечности и достопримечательности, которые имели бы все
признаки непрерывности. Но обычное состояние мира действительно представляет собой множество
отражающихся различий, и сходство-это только ожидаемое средство сделать этот
фрагментированный мир понятным и терпимым. Это умножение элементарных частей
мира, отражающихся в каждой из его частей, включая людей, разделенных на множество
компонентов, частично расположенных вне их тел, является отличительной чертой аналогических
онтологий и лучшим ключом для их идентификации. Помимо парадигматического случая
Китай, этот тип онтологии довольно распространен в некоторых частях Азии, в Западной Африке или среди
коренных общин Мезоамерики и Анд.