– Ты слишком подозрителен.
– Господь сказал, что Лойола руководит орденом, а теперь он от этого отрекается. Ты кому больше веришь, Господу или этому иезуиту?
Я пожал плечами:
– Все могут ошибаться.
– И что такое Фуа? Что ему там делать? Почему Фуа?
– Не знаю.
Марк вздохнул.
– Мы должны связаться с Господом и немедленно. Мы же обещали отчитаться!
– Телефоны в сумке, – устало сказал я.
Марк выпотрошил мою дорожную сумку и наконец извлек откуда‑то со дна телефон. Затем выдвинул антенну и попытался набрать номер. Но телефон не реагировал.
– Может быть, от жары, – предположил я. – Кстати, здесь тоже, наверное, есть кондиционер…
– Ха! «От жары!» От иезуитов. Недаром они обыскивали нашу комнату.
– Попробуй мой. Может, он в порядке.
Марк попробовал, но с тем же результатом.
– Все! – заключил он. – Мы никуда не едем, пока не свяжемся с Господом.
– Как? – невинно поинтересовался я. – Из автомата позвонить? Куда? В администрацию Первого Консула?
Марк задумался.
– Пожалуй, не стоит.
Да, автомат не «вертушка». Пропускать информацию через десяток лишних ушей не хотелось.
– Слушай, – наконец сказал он. – Ты вроде программист?
– Да.
– Вот, мне тут Филипп написал что‑то такое. Я в этом все равно ничего не понимаю, – и он протянул мне изрядно помятый клочок бумаги. На нем был написан самый натуральный электронный адрес, причем московский.
– Да, e‑epis. Это Филиппа?
– Его! – обрадовался Марк. – Значит, мы напишем Филиппу, а он передаст Господу. Это можно будет сделать?
– Да можно‑то можно? Думаю, здесь нет недостатка в компьютерах с модемами. Только писать что‑то в электронном письме – это все равно что кричать об этом на площади. Интеррет – это же проходной двор!
|
|
– И что, никакой защиты информации? – расстроился мой спутник.
– Практически.
– Ничего, я напишу так, что будет понятно только Господу.
– Только недолго. Я все же считаю, что мы должны поехать в Фуа.
Марк посмотрел на меня, как на идиота.
Путешествие оказалось более приятным, чем к Лойоле, поскольку я нашел кондиционер и закрыл окна.
Компьютер с выходом в сеть мы обнаружили в ближайшем кемпинге; и арендовали его за бешеные деньги – пять солидов в час. Но ничего не поделаешь. Марк был упрям как бык. Куда скаредность делась! Письмо он послал странное (то есть послал его я, а он только придумал). Оно содержало единственное слово «Фуа» и знак вопроса. Я усмехнулся.
– И это отчет?
– Да, отчет, – уверенно сказал мой напарник. – Господь все поймет.
Я пожал плечами.
– А теперь поедем в Фуа.
– Никуда мы не поедем. Надо дождаться ответа.
– Ты что, с ума сошел? Ответ будет самое раннее вечером, а скорее всего завтра утром. Генерал ордена не будет ждать нас столько времени.
– Ну и черт с ним!
– Ладно, сиди здесь как приклеенный! А я поеду, – и я направился к выходу.
– Подожди. Научи меня сначала обращаться с этой штукой, – Марк указал на компьютер. – А потом убирайся на все четыре стороны
Я вздохнул и сел рядом. Марк отличался редким компьютерным дебилизмом, и я по полчаса объяснял ему, на какую клавишу надо нажать, чтобы принять почту, послать почту, создать письмо, уничтожить письмо… Наконец он меня достал. Я выразительно посмотрел на часы. Было далеко за полдень.
– Ну извини, Марк. Дальше сам разберешься. Я еду.
|
|
– А ну сядь на место. Никуда ты не поедешь, я сказал!
– Я не солдат. А ты не прапорщик на плацу! – я подхватил свою сумку и вышел из комнаты. Этот солдафон, верно, смирился с нашей разлукой и не стал меня преследовать. Я сел в машину, ничуть не раскаиваясь в том, что оставляю этого идиота без средства передвижения.
ГЛАВА 5
Я чуть коснулся руля, и «Фольксваген» послушно вписался в очередной поворот. У обочины стоял парень, по виду студент, и голосовал. Бывало, мне тоже приходилось выходить на трассу. Однажды попался «летающий» «КамАЗ». Дождь жуткий, трасса мокрая, а деревья за окном так и мелькают. Смотрю на спидометр: «ноль». «А что со спидометром‑то», – спрашиваю у водилы. «Да сломан давно». Оборачивается он ко мне, и до меня доходит: баба Я усмехнулся, вспоминая автостопскую юность, подрулил к краю дороги и остановился.
Парень был высок и худ, волосы имел черные и слегка вьющиеся, а черты лица тонкие и благородные. Я подумал, что, наверное, так выглядел д'Артаньян, если добавить усы и бородку. Когда он устраивался на сиденье справа от меня, мне почудилось в его облике что‑то неуловимо знакомое, как забытое слово, которое крутится где‑то на периферии сознания, а вы все никак не можете вспомнить.
– Quo vadis? – спросил я. Это было одно из немногих выражений, которые я помнил на латыни, кроме компьютерных терминов, так что не очень надеялся, что пойму ответ.
– Здесь недалеко, в горах, – ответил пассажир по‑французски и мило улыбнулся. И снова, как молния, которая на мгновение осветила какое‑то скрытое знание и вновь погасла. Эта улыбка! А главное – я понял, что он сказал, и понял с легкостью, труднообъяснимой полузабытыми уроками пятнадцатилетней давности. Испанский, теперь французский… Интересно, это общее правило?..
|
|
– Вы студент? – я с удовольствием отметил, что говорить по‑французски тоже получалось.
– Да‑да, сейчас каникулы. Путешествую автостопом.
Он зачем‑то внимательно изучал мои руки, спокойно лежащие на руле. Да нет ничего примечательного в моих руках!
– Сорбонны? – с уважением поинтересовался я.
– Да, – рассеянно ответил он – Сейчас будет развилка Вы не могли бы повернуть налево, на верхнюю дорогу? Здесь недалеко. Это не займет много времени.
Я пожал плечами и повернул налево. В общем‑то, я не торопился. Верхняя дорога, оказалось, уже вилась в тени буков и акаций, действительно круто забирая вверх. Слева возвышались желто‑черные отвесные скалы с гротами в зарослях плюща, а справа, далеко внизу, лежала долина. Желтые поля подсолнухов и светло‑лиловые – кукурузы, аккуратно разгороженные проволокой на низких колышках и узкими полосками кустарника на лоскуты частных владений. Луга с белыми французскими коровами, А дальше, по отрогам гор, – темная зелень елового леса. И «chateau», «chateau», «chateau» (то бишь замки), торчащие почти на каждой горе.
Мы повернули, и скалы сменились пологим зеленым склоном. Вдруг двигатель заглох, и машина остановилась как вкопанная. Я выругался, вылез из автомобиля и открыл капот. Насколько я любил водить машину, настолько ненавидел копаться в ее внутренностях. Компьютер – другое дело. У компьютера кишки чистенькие, приятные. А здесь все в каком‑то масле и бензином воняет. Моих скромных знаний в области автомобилестроения не хватило на то, чтобы найти поломку, и я с досадой захлопнул капот и вернулся в машину, Попытался завести. Тщетно.
Студент, усмехаясь, посмотрел на меня.
– Встаньте и выйдите из машины! – тихо, но властно сказал он.
– Так вот оно что! – взбеленился я. – Это твои проделки! Что, ограбление? Не выйдет!
В бардачке у меня хранился пистолет, которым я, правда, не особенно умел пользоваться. Но все же я молниеносно сунул руку в бардачок. Тот оказался пуст. Зато в бок мне упиралось что‑то твердое.
– Это то, что вы искали, – спокойно заметил автостопщик. – Встаньте и выйдите из машины. Пистолет заряжен, сами знаете. Это не ограбление.
– А что же? – возмущенно спросил я, вылезая из «Фольксвагена».
– Гораздо хуже. Вверх по склону. И не заставляйте меня ждать!
– Что хуже? – попытался выяснить я, но парень требовательно смотрел на меня, а еще требовательней на меня смотрело дуло пистолета. И я поплелся вверх по осыпающимся камням и сухим колючкам.
Наверху поддельного студента ждали два амбала, одетые, как ни странно, в цивильное, и на меня уставились еще два ствола.
– Камиль! – бросил «студент» одному из амбалов. – Надень на него наручники.
– Да, монсеньор.
– Жак, держи его на прицеле.
Этот самый Камиль не слишком вежливо заломил мне руки за спину, я дернулся и уперся локтем во что‑то твердое. Это оказался живот амбала. Очевидно, дополнительный объем бандитам придавали надетые под пиджаки бронежилеты.
Перед моим носом появился чистенький белый платочек и мелькнули тонкие пальцы «монсеньора». Он завязывал мне глаза.
– Пошли!
Дорога поднималась вверх между колючими кустами. Скорее всего ежевики. Здесь она с успехом заменяет колючую проволоку в оградах частных владений. А частные во Франции даже дороги. Итак, вероятно, мы ступили на чью‑то «prive» территорию, что ничуть не сказалось на ее окультуренности. Трава и скользкие камни, наверное, выступы скалы. Подозреваю, что мы шли просто по целине, по горам. Но упасть мне не давали, заботливо поддерживая под руки.
Вскоре впереди послышался гул, поднялся ветер. «Вертолет», – предположил я и оказался прав: меня запихнули на сиденье, и мы поднялись в воздух. Трудно сказать, сколько мы летели. Недолго, может быть, полчаса. Там, куда мы приземлились, меня извлекли из вертолета, долго вели по каким‑то лабиринтам и наконец заперли в комнате, так и не развязав и не сняв повязки с глаз.
Время тянулось медленно и занудно. У меня ничего не взяли: часы швейцарские, довольно приличные, документы и кошелек, далеко не пустой, – все было на месте. Тогда на что я им сдался? Выкуп? Они знают, кто я? Они – враги Господа?..
Мои размышления прервал скрип открываемой двери – меня снова куда‑то повели.
Винтовая лестница. Холод стены. Гулкие камни коридора. Поворот. Еще и еще. Черт ногу сломает!
Передо мной распахнулись двери и закрылись за моей спиной. Я почувствовал, что кто‑то развязывает платок. Повязку убрали, и я чуть не ослеп от яркого света.
Это был большой зал с высокими сводами, судя по каменным стенам и узким, напоминавшим бойницы окнам, принадлежавший какому‑нибудь средневековому замку. Сквозь «бойницы» пробивались прямые лучи закатного солнца, широкими светлыми ножами разрезая сумерки зала, и падали на многочисленные штандарты и знамена исключительно пурпурного бархата. На знаменах соседствовали глаза, циркули, треугольники, чаши и различных форм кресты. Я подумал, что у здешних хозяев в голове жуткая каша. Хотя, возможно, каша в голове была как раз у меня.
В конце зала на почетном месте располагалась старинная мраморная статуя, изображавшая пастуха, держащего на плечах овцу, а перед ней вдоль длинного стола на обитых красным бархатом высоких стульях расположилось некоторое общество, возглавляемое давешним «студентом». «Студент» был одет в странные свободные одежды пурпурного же цвета, украшенные кистями. Этот наряд мог бы показаться карнавальным, если бы его обладатель не держался столь величественно. И теперь, когда я уже не принимал его за праздношатающегося автостопщика, когда с него спал этот демократический налет, я наконец понял, кого он мне напоминает. Во главе стола сидел молодой человек, отдаленно похожий на Учителя. Его сподвижники были одеты в белое и весьма различались и по внешности, и по возрасту. Был даже один старец, на правом плече у которого сидел огромный орел и лениво переступал лапами. При этом когти его бесцеремонно впивались в плечо хозяина, а тот даже не реагировал. И я подумал, что под одеждой у старика власяница или кольчуга для умерщвления плоти Она бы ему очень пошла.
Обладатель орла посмотрел на меня каким‑то уж очень пронзительным взглядом и кивнул «студенту». Бессмертный? Я поежился. Все это слишком напоминало суд инквизиции. Их было двенадцать. Со «студентом» тринадцать.
– Монсеньор Навигатор, – с уважением обратился к «автостопщику» темноволосый «судья» лет пятидесяти, – вы уверены? Это он? Есть то, о чем вы говорили?
– Да, никаких сомнений. Отец Иоанн того же мнения. – Он посмотрел на старца. Тот снова кивнул. Орел расправил крылья и пренеприятно крикнул.
– Да кто вы такие, в конце концов? – наконец выпалил я. – Что вам от меня нужно? По какому праву?
– Меня зовут Жан Плантар де Сен Клер, – спокойно представился «навигатор». – А замок – Монсальват.
Я нервно расхохотался.
– Может, и Святой Грааль у вас?
– Смотря что вы под этим понимаете, – серьезно ответил Жан Плантар. – У слова «Грааль» много значений.
– Чашу, в которую была собрана кровь Христа, конечно.
– А‑а. Нет, уже не здесь. Мы ее переправили. Ну что, мы удовлетворили ваше любопытство? – тон Плантара стал жестким. – Теперь мы будем задавать вопросы, – не дожидаясь ответа, сказал он. – Нас интересует человек, называющий себя Эммануилом. Вы знакомы?
Ну конечно! Кто же еще?
– Вы и главу государства надеетесь захватить посреди дороги?
– Нет. С ним мы поступим иначе. Последнему в роду, конечно, не сравниться с первым, но в данном случае… – «навигатор» задумчиво теребил кисть своего странного одеяния. – Так, значит, знакомы. Вас он послал в Испанию? Куда остальных?
– Не ваше дело.
– Вы даже не представляете, насколько наше.
– Монсеньор, – тихо сказал полный лысоватый человек, сидевший справа от Плантара. – Сейчас бесполезно с ним разговаривать. Давайте дождемся Клода Ноэля.
– Я не уверен, что это поможет, – задумчиво проговорил «навигатор».
– Да что мы вообще с ним разговариваем? – возмутился старец. – Он достоин смерти! Надеюсь, здесь все это осознают. И вы, Жан, вы что – не понимаете, что происходит?
Орел переступил лапами и хищно уставился на меня.
– Он нам еще пригодится, – спокойно заметил Жан, и я вздохнул с облегчением. – Пусть его уведут.
Меня вели куда‑то вниз. Запахло сыростью. Электричества не было – только свеча, что держал один из охранников. Ее трепещущее пламя слабо освещало узкую крутую лестницу со стертыми ступенями и голые каменные стены. Наконец мы оказались в довольно широком подземном коридоре, оканчивающимся ржавой железной решеткой. Мне развязали руки, отперли решетку и толкнули за нее. Я упал на что‑то влажное и слегка колючее и решил, что это солома. Свет свечи удалялся и скоро исчез совсем. Я остался в полной темноте. Рядом что‑то зашуршало. Возможно, крыса. Нет, крыса, конечно, очень милое животное, если она ухоженная, домашняя и сидит у тебя на плече. Но здесь! Я представил себе нечто отвратительное и облезлое. Меня передернуло. Я сел на предполагаемую «солому» и обхватил руками колени.
Кто они были, мои похитители? Я когда‑то читал о высшем красном масонстве. Похоже. Но при чем здесь пастушок с овечкой – «пастырь добрый», раннехристианский символ? Вроде бы масонам положено почитать Хирама – строителя Иерусалимского храма. Хотя черт их разберет! И почему они подчиняются этому мальчишке, вплоть до седого старца, смотрящего ему в рот? Что они в нем нашли? Впрочем, наш Господь тоже молод… Но почему они похожи, Господь и этот Плантар? Хотя не так уж и похожи, просто один тип лица…
Казалось, обо мне забыли. Я давно проголодался, но никто и не думал нести еду. Да, конечно, я же, по их мнению, достоин смерти. Зачем им лишние расходы!
Непроглядная тьма давила и сжимала в своих объятиях, как огромный спрут. Я старался дышать ровнее, но воздух был сырым и затхлым. Где‑то далеко капала вода.
«Зачем им Учитель? – продолжал размышлять я. – Они же не инквизиция. Что Плантар там плел о Монсальвате? Этот замок? Ха! Но, возможно, это какой‑то тайный орден, и Учитель их ну никак не устраивает. Сатанисты? Тьфу! А „пастырь добрый“? Я совсем запутался.
Ладно. Главное – выбраться отсюда, если это только возможно.
Я на ощупь обследовал место заключения. Те же каменные стены, что и у лестницы, каменный пол, глухая решетка, причем прочная, не поддается. Я простукал все плиты и стены. Ни одной с глухим звуком! Прощупал швы между камнями. Безнадежно! Если бы у меня хотя бы был нож!
В животе бурлило, но глаза слипались. Наверное, уже было давно за полночь.
Я обреченно устроился на вонючей соломе и позволил себе заснуть.
Меня разбудил шорох где‑то наверху и, кажется, вскрик или стон. Я сел на полу и открыл глаза, от которых, впрочем, все равно не было никакой пользы. Но вот в коридоре замерцал свет свечи. Я вскочил и прильнул к решетке.
– Петр, – донесся до меня тихий шепот. – Ты здесь?
– Боже мой, Марк! Я не сплю? Это действительно ты?
– Я, я! Потише! У них здесь охраны как в президентском дворце!
– Как ты нашел меня?
– Потом расскажу. Некогда сейчас языком болтать!
Послышался звон ключей, и решетка со скрипом открылась. Я бросился на шею Марку.
– Спасибо! Ты мой единственный друг!
– Отцепись. Потом будешь благодарить. Нам надо еще наверх подняться.
Наверху я споткнулся о труп одного из охранников, но это меня уже не особенно расстроило, ибо в лицо мне ударил ночной горный ветер, наполненный пением цикад, напоенный запахами трав, акаций и кипарисов.
Мы находились на небольшой скальной площадке, и прямо перед нами стоял вертолет с лопастями, обвисшими, как уши побитой собаки.
– За мной, к машине! – скомандовал Марк и кивнул в сторону вертолета.
Я бросился за ним, Мы забрались в кабину, и Марк деловито уселся на место пилота.
– Ты что, умеешь водить вертолет? – удивленно спросил я.
– Конечно, не зря же Господь поручил мне охранять тебя, как дитя малое. Я много чего умею, – и он явно со знанием дела начал нажимать какие‑то кнопки и рычажки.
Двигатель завелся, и вертолет плавно поднялся в воздух. Я оглянулся. Справа от нас действительно возвышался замок с четырьмя увенчанными зубцами башнями Старинный замок. Кажется, это называется романский стиль в архитектуре. А над черным силуэтом замка в зеленоватом небе плыла огромная полная луна. Наш вертолет качнулся и круто забрал влево, влетев в узкое ущелье между скалами. И «Монсальват» скрылся из виду.
– Ну, так как ты нашел меня? – спросил я, когда мы поднялись над вершинами гор; они уже не целились в нас черными выступами, и мне стало спокойнее.
– Купил старую развалюху у хозяина кемпинга и поехал за тобой.
– Зачем?
– Господь поручил мне это. Я же говорил. Он велел не оставлять тебя без присмотра.
– Какая забота! – я даже обиделся. Что я, младенец, которому нужна нянька! Хотя, с другой стороны, лестно.
– Если бы не я, ты так бы и остался в том подземелье.
– Ладно, не занудствуй! А дальше?
– Дальше я нашел твою брошенную машину и поломанные колючки на склоне. А недалеко от вершины – место посадки вертолета. Потом было труднее. Но я встретил какого‑то местного пастуха и порасспросил. Он сказал, что вертолет полетел в сторону ущелья. Там вроде бы что‑то есть. Но они, местные, туда не ходят. Место дурное. Скалы отвесные, осыпи, каменный хаос. В общем, оттуда еще никто не возвращался, как с того света. А я пошел. И ничего. Правда, по скалам пришлось полазить.
Мы оставили вертолет и пересели в машину Марка.
– А как же мой «Фольксваген»? – с сожалением спросил я.
– Плюнь! Меченая машина. Они знают твой номер.
Я вздохнул.
– Куда теперь?
– В Австрию.
Я удивленно поднял брови,
– Приказ Господа. Я получил от него письмо по компьютеру.
Научил на свою голову! Марк ради службы освоил‑таки эту премудрость. Я им искренне восхитился.
– Опять самолетом? – обреченно спросил я.
– Я не сумасшедший в аэропортах светиться.
Я вздохнул с облегчением.
В первом же кемпинге я попросил телефонную книгу. Жана Плантара там не оказалось – верно, имя было вымышленное или, возможно, телефон запрещен к распространению. Зато Клодов Ноэлей было по крайней мере человек триста. Я просмотрел первые пятьдесят и сломался.
– Извините, можно ли от вас выйти в «Интеррет»? – спросил я у хозяина.
– Ну, если заплатите…
Я кивнул.
Я запустил «Интеррет Explorer» и вызвал поисковую систему.
«Плантар – старинный дворянский род, ведущий свое происхождение от королей из династии Меровингов». Гм… Интересно. Дальше шел список этих самых "Плантаров» с годами жизни. Последним в списке следовал Жан Плантар, оказавшийся несколько старше, чем я думал. Ему было около тридцати, и только у него не был указан год смерти. Значит, последний в роду…
Клодов Ноэлей, к счастью, оказалось значительно меньше, чем в телефонной книге. И я мужественно решил просмотреть все две дюжины имеющихся там личных страниц. Врачи, адвокаты, ресторан «Ноэль», ателье Клода Ноэля, одеколон «Клод»… Вот! «Клод Ноэль – экзорцист». Я хмыкнул. Неужели из меня хотели изгонять бесов?
А потом я не поленился организовать поиск на «Фуа». Все‑таки в настойчивом Марковом «почему Фуа?» было рациональное зерно. «Фуа – небольшой городок в Пиренеях, бывшая столица графства Фуа. Имеется старинный замок, ныне инквизиционная тюрьма и представительство Святейшей Инквизиции». Последняя фраза была только на одном из десятка ситусов.
Я задумчиво встал из‑за компьютера, вышел из комнаты и вернулся в машину к Марку. В Фуа нам нечего было делать. Он был прав. Святой Игнатий послал нас прямиком в лапы инквизиторов.
ГЛАВА 6
На границе с Австрией два пограничника долго рассматривали наши паспорта, заглядывали под сиденья и попросили открыть багажник и даже капот.
– Слушай, Марк, что это они? – спросил я, когда мы отъехали от пропускного пункта. – Говорят, раньше паспорта‑то едва смотрели.
Марк порылся в бардачке и молча протянул мне сложенную вчетверо газету. «Монд», – прочитал я.
«Государственный переворот в Австрии» – гласило заглавие передовой статьи. «Вчера к власти в Австрии пришел так называемый „Всеавстрийский Католический Союз“, клерикально‑националистическая организация, выступающая за усиление влияния церкви, расширение прав инквизиции и восстановление Австро‑Венгерской империи», – начиналась статья.
Я удивленно посмотрел на Марка.
– Почему ты мне не сказал?!
– Не хотел волновать.
– Ты уж совсем считаешь меня трусливым кроликом!
Марк пожал плечами.
В Вену мы приехали уже вечером. Остановившись в гостинице недалеко от Вестбанхофа [10], мы решили заняться исследованием здешних пабов. Начали с открытой забегаловки на углу, близ Миттельгассе. И здешний светлый «Ципфер» оказался очень даже ничего, по крайней мере лучше баночного. И мы пошли гулять по вечерней Вене.
Вскоре мы оказались на берегу Старого Дуная и поняли, что хотим еще. По всему руслу располагались плавучие кафе, где играла музыка и мигали разноцветные лампочки, а на тот берег к Пратеру [11], сияющему, как новогодняя елка, был перекинут понтонный мост. Впрочем, исследования плавучих пивных дали отрицательные результаты. Места уж слишком злачные и заполненные неграми. Так что вожделенный темный «Ципфер» ждал нас только на том берегу. Аттракционами Пратера мы не заинтересовались и пошли шляться дальше.
– Марк, слушай, – сказал я. – Ты заметил этих ребят с черно‑желтыми повязками?
– Еще бы, – хмыкнул он. – Боевички. По всему пути от Вестбанхофа до Пратера.
Но мне почему‑то не было смешно. Ребята были вида довольно внушительного, и впечатления не портили даже традиционные пивные животики. Тусовались боевики по двое, по трое, внося нездоровое напряжение в веселую венскую атмосферу.
После Пратера мы, кажется, перешли Дунай еще раз, правда, не помню, в какую сторону, долго плутали какими‑то переулками, жутко устали и наконец выскочили к Многообещающей светящейся надписи «Бар Манхэттен».
Мы вошли внутрь и спустились по каменной лестнице в какое‑то неприятного вида подземелье. Белые оштукатуренные стены подземелья были расписаны анархистскими лозунгами и разрисованы в стиле придорожных заборов. В воздухе висело густое облако табачного дыма, а недалеко от стойки, на деревянной лавке, лежал неряшливого вида парень, явно под кайфом, и блаженно смотрел в потолок. Я заметил, что Марк изучает его с каким‑то уж больно пристрастным интересом, и решил, что моего друга надо срочно отсюда уводить.
– Марк! – позвал я, но тот уже переключился на чтение местного меню, и лицо его просияло.
– Ох, Петр, какие здесь цены! – восторженно воскликнул он,
– У тебя что – денег нет? – возмутился я. – Да я бы не стал пить в этом вертепе, даже если бы мне приплатили!
– Да ладно тебе, чистоплюй. Смотри, как дешево!
Я вздохнул.
– Простите, а на каком языке вы разговариваете? – я уже не удивился, что понял вопрос, хотя он был задан по‑немецки. Рядом, возле стойки, стоял румяный белобрысый парень и с любопытством смотрел на нас сквозь очки в круглой оправе.
– На русском, – невозмутимо ответил я по‑немецки.
– О! – обрадовался наш собеседник. – А вы слышали, что сегодня утром этот ваш Эммануил захватил Польшу?
– Не «этот наш Эммануил», а Господь, – холодно оборвал я, а Марк свирепо посмотрел на белобрысого.
– Извините, – смутился австриец. – А вы были в России, когда он пришел к власти?
– Да, – непринужденно бросил я, – Мы его лично знаем.
– Да? – окончательно заинтересовался белобрысый. – Давайте сядем за столик, поговорим. Что он за человек? Три пива! – крикнул он официанту.
– Только не здесь! – перебил я. – Но если вы покажете нам приличный бар, то с удовольствием. Расскажем все, что знаем.
– Конечно. Недалеко от Штефанплац есть замечательное место – «Георгий и дракон». Пойдемте!
Я кивнул.
– Кстати, а вы расскажете нам о Польше. Прозевали мы это событие.
– Хорошо. Кстати, меня зовут Якоб Зеведевски, – и он протянул мне руку. Я пожал ее, и моему примеру лениво последовал Марк.
«Георгий и дракон» действительно оказался славным заведением. Стену украшало огромное панно с изображением святого Георгия в средневековых латах. Дракон напоминал тиранозавра, но был гораздо мельче и крылья имел маленькие, как у летучей мыши. На заднем плане под деревом пряталась девушка в платье шестнадцатого века и наблюдала за ходом сражения, а вдалеке виднелась готическая колокольня.
Мы сели за массивный деревянный стол, который, вероятно, должен был вызывать ассоциации со средневековым трактиром. От современности здесь была чистота, мягкий свет и тихая музыка.
Больше всего мне понравилось отсутствие курильщиков.
– Заказывайте «Kaiser Bier», – посоветовал нам новый знакомый. – Это пиво месяца.
Мы послушались и не пожалели… Это да! Пиво так пиво! Бархатное и скорее сладкое, чем горькое. Полнота жизни, острейшее ощущение бытия. Наши приключения показались далекими и нереальными, а Господь Эммануил – досужей выдумкой болтливого посетителя.
Сначала мы насладились темным, потом светлым.
– Так что он за человек? – Якоб вернул мне чувство реальности.
– Он не человек, – ответил я. – Он Господь, и этим все сказано.
Марк согласно кивнул.
– От него такие флюиды исходят, что люди идут за ним, сами того не желая. Он Бог, и это не метафора, – продолжал я. – Чудеса творит, но это ничто перед ним самим – он самое удивительное чудо.
Якоб смотрел с сомнением.
– Сомневаетесь? Это нормально, – сказал я. – Я тоже сомневался, пока не увидел. Увидите – кончатся все сомнения. Пойдете за ним, забыв себя, семью, работу, планы и амбиции. Не вы первый – не вы последний. Сколько уже таких было! Он лечит безнадежных и поднимает мертвых. Я был арестован инквизицией, и он освободил меня. Наступает новая эпоха – эра Христа. Это второе пришествие. Вы еще не поняли?
Якоб поморщился и отпил пива.
– Вы читали Кира Глориса? – спросил я. – Он уже переведен на немецкий?
– Переведен, но не читал.
– Почитайте. Книга затягивает, хочется читать еще и ещё, пока не примешь ее всем сердцем. – Я говорил правду. Возил с собой, перечитывал. – На первый взгляд ничего нового, но слова, как причастие, как просветление, как лестница Иакова. Читаешь и наслаждаешься, и веришь, и тебя захлестывает радость.
– У нас писали, что Кир Глорис – псевдоним Эммануила…
Я таинственно улыбнулся.
– А у вас тут что происходит? Последний оскал Тьмы перед капитуляцией Свету? Между прочим, Эммануил упразднил инквизицию.
Последнее Якобу явно понравилось.
– А у нас эти, – поморщился он. – По всему городу аресты. Скоро жечь начнут… Слушайте, может, я позову своих ребят, и вы расскажете о вашем Учителе?
– А что за ребята?
– «Союз студентов‑анархистов», – гордо заявил Якоб. Я вздохнул.
– Учителю это не понравится.
– Нам тоже не нравится мысль о Всемирной империи, но инквизиция хуже, – вздохнул он. – Мы в «Манхэттене» собираемся.
– Только не там! – простонал я.
– Ладно. У моего отца виноградник и херигер в Мёдлинге. Там и соберемся. Правда, виноград в этом году не уродился. Все выгорело. Засуха. Но ничего, молодому вину все равно еще рано.
Мы обменялись телефонами и направились к выходу.
– Кстати, здесь рядом собор Святого Штефана, – сказал Зеведевски. – Вы там уже были?
– Нет пока.
– Обязательно посмотрите. В этом году исполняется восемьсот пятьдесят лет с момента его основания. Романо‑готический стиль. Самый большой в Вене колокол. Готика XIV века…
– Завтра, – зевнув, ответил я.
На следующее утро у нас в номере зазвонил телефон. Это был Якоб. Он пригласил нас в хёригер к семи вечера. Оставалась еще уйма времени. Первую половину дня мы посвятили осмотру Музея Истории Искусств и любовались многочисленными Ван Дейками, Крайерами, Брейгелями и единственным Вермеером. Марк, впрочем, предавался этому с меньшим энтузиазмом, чем я, и к концу экспозиции начал откровенно позевывать. Я решил пока больше не мучить его бесценными шедеврами, и мы отправились обедать, а потом в собор Святого Штефана.