В. Правовое государство, свобода

Государство должно подчиняться праву. «Оно само должно дей­ствовать и двигаться в рамках разума и права» (фон Моль). Поэтому государство обязано признавать и защищать сферы свобод и прав каждого гражданина. В этом заключается основная идея правового государства. При этом правовое государство обязано защищать права своих граждан от двух опасностей: от принудительной власти госу­дарственных административных органов, которые на протяжении всей истории человечества — в одних случаях больше, в других меньше — проявляли тенденцию нарушить личные свободы человека якобы в общественных интересах, и одновременно от взаимных граждан. Идея правового государства как противовеса государству принуждения существует давно. В древние времена оно встречается не только в греческой философии и в реальной жизни некоторых греческих государств, но также в германских и других государствах Формы меняются, и существуют различные типы правовых государств. Но оно является исторически универсальным феноменом возникающим повсюду там, где к реализации свобод подходят со всей серьезностью. Так будет происходить и в будущем.

В наше время с переменным успехом прилагались значительные усилия, чтобы реализовать идею правового государства. Его форми­рованию должно служить разделение трех видов государственной деятельности — законодательной, исполнительной и судебной власти, — причем это разграничение оформляется организационно. Сказанное относится и к конституционным гарантиям основных прав, например права свободного передвижения и повсеместного проживания, свобо­ды собственности, свободы слова и мнений и вообще свободы лично­сти. И далее: установление подсудности административным судам, которым надлежит стоять на страже использования принципа, требующего закон­ности администрации. Для защиты от превышения полномочий од­них граждан над полномочиями других в современном правовом го­сударстве устраняются все отношения зависимости от землевладель­цев, а свобода собственности защищается от произвола не только го­сударственных административных органов, но и от сограждан, если они обладают весом и влиянием в обществе.

2. XIX и начинающийся XX в. отмечены следующим крупным историческим явлением: вся конституционная и правовая политика становится на службу претворения в жизнь идеи правового государ­ства2. Одновременно в политико-экономическом отношении осуще­ствляется политика laissez-faire. В мышлении политико-правовыми и политико-экономическими категориями, а также в деятельности с использованием этих категорий наблюдался параллелизм, имею­щий принципиальное значение. Ведь опора на исторический опыт этого времени позволяет найти ответ на вопрос: совместимы ли правовые порядки правового государства с экономическими поряд­ками, вытекающими из политики laissez-faire? Или же: в какой степени они совместимы? Этот важный вопрос мы выхватываем из комплекса вопросов, касающихся взаимозависимости порядков. Изучение истории позволяет и по этому существенному пункту най­ти ответ на один принципиальный вопрос. Можно ли образование форм хозяйствования в индустриализированном мире оставлять в самих хозяйствующих субъектов, даже если возникают монополии или олигополии, то есть если не рассматривать экономический порядок как проблему политики упорядочения и одновременно надо создавать правовое государство.

3. Ответ должен быть двояким, и этим объясняется его важ­ность.

В качестве институтов правового государства в XIX в. могли развиваться: основные конституционные права, разграничение го­сударственных властей, подчинение закону органов управления и контроль за их деятельностью, осуществляемый административны­ми судами. Следовательно, в этом отношении в эпоху политики экономического либерализма можно было реализовать правовое го­сударство. Правовое государство и экономические порядки, разви­вающиеся в рамках этой экономической политики, были в этом от­ношении совместимы. Отдельно взятый человек в тот период был в значительной мере защищен от актов насилия и произвола со сторо­ны государственных органов.

И все же в эту эпоху правовое государство не могло быть пре­творено в жизнь в полной мере. И как раз потому, что монополии и борьба монополий перечеркивали планы его построения. При этом решающее значение имели два момента.

а) Там, где существуют монополии, например монополии покупа­телей на рынке рабочей силы, личная свобода, несмотря на все основ­ные конституционные права, весьма ограничена. Рабочие Силезии, о которых сообщает Шукман, и многие другие рабочие Англии и Гер­мании, которым в начале и середине XIX в. противостояли работода­тели, выступавшие в качестве монополистов-покупателей, не облада­ли свободой личности. Даже гарантия основных конституционных прав не могла помочь им. Вопрос мог быть решен только путем изме­нения форм рынка. Полностью обоснованной была критика социали­стов, утверждавших, что многие рабочие являются свободными толь­ко формально, а на деле этой свободой не обладают. Однако не мифи­ческая фигура «капитализма» препятствовала реализации основных прав, а существование определенных форм рынка.

Гарантия свободы занятия промыслом практически аннулирова­лась и аннулируется тогда, когда барьеры закрывают доступ к рынку. право на свободное передвижение и повсеместное проживание существует лишь формально, если, например, американский рабочий-металлист на деле не может переехать в города, в которых профсоюз, членом которого он является, не принимает его и в которых по этой причине он не находит работы. Ссылка на охраняемую правом личную свободу служит в таких случаях только для того, чтобы устранять гарантированную и охраняемую правом свободу других лиц.

Фирма, которая намеревается торговать цементом, лишь формально обладает свободой занятия промыслом, если цементный синдикат не допускает никаких поставок ей, то есть блокирует эту фирму. Цементный синдикат кичится правом на свободу заключения договоров члены синдиката обладают, мол, охраняемой правом свободой объединяться. И ради реализации этой охраняемой правом свободы та же свобода других, а именно торговцев, аннулируется. Охраняемая правом свобода одних отменяет охраняемую правом свободу других. Или другой пример. Законодательство государств предоставило от­дельным лицам свободу создания коалиций (союзов, ассоциаций объединений). Но если частные властные корпорации промышлен­ников или рабочих оказывают принуждение к вступлению в эти союзы или организации, то есть заставляют индивидов присоединиться к коллективу, свобода создания коалиций превращается в систему при­нуждения к созданию подобных союзов.

Функции правовых институтов варьируются в зависимости от формы рынка и структуры экономического порядка1. К примеру, частная собственность на машиностроительном заводе всякий раз является иной в зависимости от того, как он предлагает свою про­дукцию, работая в условиях конкуренции или обладая монополией. В первом случае частная собственность не конституирует никакой частной власти, и поскольку инструмент принуждения экономиче­ской блокады не принимается во внимание, то и обязанность заклю­чения договора не является политико-правовой проблемой. Если же частная собственность конституирует монопольное положение, то с ней связана и частная власть. Угроза экономической блокады и других мер принуждения означает, что ограничение сфер свободы покупателей или рабочих становится возможным, а это в критиче­ских ситуациях в прошлом и сейчас несовместимо с основной идеей правового государства.

б) Тот, кто сегодня пользуется услугами железной дороги, за­ключает договор страхования, пользуется газом и электроэнер­гией, вступает в деловые отношения с банком и т.д., к своему изумлению, обнаруживает, что для всех этих и многих других деловых отношений имеет силу не установленное государством пра­во, а общие условия сделок, принятые страховыми компаниями железной дорогой, банками и т.д. Созданное самой экономикой право вытеснило государственное право в обширных сферах: на рынках средств производства и потребительских товаров. Общие условия и торговые обычаи, сложившиеся в процессе ликвидации пробелов в законодательстве, касающемся рынков, например положений, регулирующих мировую торговлю, являются крайне необходимыми. Однако общие условия сделок приобретают совершенно иной характер, если разрабатываются и проводятся в жизнь монополистическими объединениями. Ассоциация банков, сахарный синдикат, трамвайная компания и т.д. могут реализовать свое автономное право, так как их клиенты зависят от них. Это право деловых сделок, установленное частной властью, обла­дает силой принуждения. «На договоры купли-продажи, которые сегодня заключает отдельно взятый торговец с поставщиками из различных отраслей, действие государственного права распростра­няется лишь в постоянно уменьшающемся объеме, но зато имеет силу немыслимо пестрый набор «прав» бесчисленных объедине­ний и отдельных влиятельных фирм. Наибольшую обеспокоен­ность вызывает содержание этого права. Ведь в то время как в условиях политической раздробленности порядок регламентирова­ния права купли-продажи и кредитного права в «Общем своде за­конов Пруссии», «Общем праве», «Праве гражданского кодекса Франции» и в правовых уложениях других стран всегда дикто­вался стремлением обеспечить справедливое выравнивание интере­сов (переход риска, ответственность за недостатки в исполнении принятого на себя обязательства, последствия просрочки или не­возможности исполнения обязательств и т.п.) в среде заключающих сделки компаний, распределяющих между собой рынки сбыта и т.д., преобладает тенденция односторонне изме­нять распределение прав и обязанностей в пользу одной из сторон на рынке. Таким образом, создается не право, а произвол. Согла­шение о третейских судах во многих случаях достигалось, по-видимому, для того, чтобы избежать нежелательной интерпрета­ции типового права государственными судами. Экстраординарное распространение подсудности третейскому суду имело также тот результат, что государственная юстиция стала все больше и боль­ше вытесняться обстоятельствами картельно-правового и рыночно-правового характера. Ведение примирительного (арбитражного) производства по поводу нарушений картельных соглашений нередко принимало к тому же чисто уголовно-процессуальный характер: под видом процессов по рассмотрению дел, связанных с возмещением вреда или ущерба, а также с выплатой неустоек, обусловленных договором, на деле имело место частное уголовное судопроизводство»1. Устанавливая право, частные властные структуры могут частично отменять правовую защиту, правовое государство предоставляет своим гражданам.

Итак, эта защита одного индивида от произвола других — результате образования монополий и частичных монополий была двояким образом ограничена или даже ликвидирована, конституционные гарантии правового государства XIX в. уже полностью сформировались: вследствие экономической и политической зависимости индивида от носителей частной власти и, кроме того, в силу издания правовых норм, которое осуществлялось частными властными структурами в своих общих условиях сделок. В качестве задачи государства Кант рассматривал ограниче­ние абсолютной свободы естественного состояния (status naturalis) с помощью законов, в рамках которых отдельно взятый человек был бы защищен от произвола других, что сделало бы возможным мирное сосуществование — status civilis, в кото­ром все могли бы развивать свои способности. Эта цель в XIX и начале XX в. не была достигнута, как раз из-за наличия частных носителей экономической власти. Например, у надомного работ­ника, зависящего от одного издателя и в качестве квартиросъем­щика, подчиняющегося праву, созданному объединениями домо­владельцев, сфера свобод была невелика, хотя и на него распро­странялись конституционные правовые гарантии.

4. Итак, если государству удавалось защитить своих граждан от произвола самого государства, то ему не удавалось защитить от­дельно взятого гражданина от произвола других граждан. (Обрат­ная картина наблюдается в экономических порядках централизо­ванно управляемого хозяйства, в которых люди не имеют защиты именно от государства, в то время как частная власть не играет там решающей роли.)

В современном индустриальном мире правовое государство реа­лизуется, следовательно, лишь односторонне, если оно оставляет образование хозяйственных форм за самим процессом развития. Позднее, в XX в., государства даже стимулировали формирование частной власти, проводя соответствующую торговую политику, учреждая принудительные картели и т.д. Тем самым они сами одной рукой создавали угрозу правовому государству, которое они стре­мились сохранить другой рукой, например, путем разделения вла­стей, установления основных прав и т.п. В общем и целом имеет си­лу следующее: правовое государство может быть реализовано в полном объеме только там, где наряду с его государственно-правовым порядком претворен в жизнь «адекватный» экономический порядок. Однако монополии и частичные монополии неадекватны правовому государству и не могут, следовательно, быть составными частями подобного экономического порядка.

Здесь речь шла лишь о взаимосвязи между правовым государством и монополией. Кроме того, существует большая проблема, а именно проблема того, как монополии влияют на политическую структуру современного государства вообще, и, прежде всего, на формирование воли государства. Это влияние распространяется довольно далеко. Разговор об этом пойдет ниже. Тогда выяснится, что образование монополий буквально трансформировало государство2.

В основу экономической политики laissez-faire была положена благородная идея. Свобода должна быть предоставлена для того, чтобы развивался естественный богоугодный порядок. Мыслители, давшие импульс этому, имели оправданную антипатию к тому, что­бы строить там, где следовало бы допустить самопроизвольное раз­витие, и вмешиваться сверху там, где достаточные формы сами об­разуются снизу. Действуя спонтанно, люди, как это, к примеру, описывает Смит, дали возникнуть разделению труда, обмену, на­коплению, деньгам и конкуренции, а свободные силы отдельно взя­тых людей приводили к корректному ценообразованию в спросе и предложении. Так, в конечном счете мудрость природы пронизыва­ет все экономические процессы, а влияние «невидимой руки» про­является во внутренне присущих им законах. Следовательно, эко­номическая свобода имеет для этих экономических деятелей двоя­кое значение: она является основой достойной человека личной жизни индивида и одновременно позволяет осуществиться плану сотворения, из которого вытекают определенные естественные зако­ны экономики. Но реальное развитие показало, что по этим двум направлениям экономическая политика не достигла того, чего хоте­ла. Оказалось, что обеспечение свободы может стать угрозой для этой свободы, если она делает возможным формирование частной власти, что свобода разбудила колоссальные силы, которые, одна­ко, могут оказывать разрушающее влияние на свободу. И свобод­ный естественный порядок не возникает просто потому, что эконо­мическая политика оставляет свою реализацию за самим процессом развития. Он возникает только тогда, когда сама экономическая политика станет ориентироваться на это.

III. Выводы

Ведение критической дискуссии относительно принципа laissez-frire было продиктовано намерением, используя накопленный политико-экономический опыт, определить основные направления экономической политики. Оказалось, что фактически анализ и критика этого периода экономической политики позволили накопить точно ограниченный опыт, который подготавливает разработку позитивных политико-экономических принципов.

Принципиальная отличительная черта экономической политики состояла, как выяснилось, в том, что она оставила за индивида­ми не только создание правил игры, структуры или тех форм, в которых ведется хозяйство, но и повседневную борьбу за ко­личество и цену, то есть сам экономический процесс. Она предоставляет свободу борьбе за формы экономического порядка, ес­ли только это соответствует определенным принципам права. Ска­занное отражает отношение к экономической политике, в рамках которой взаимоувязка деятельности предприятий и домашних хо­зяйств отдается в руки индивидов, свободно осуществляющих планирование.

Экономическая политика, если она следует принципам laissez-faire, должна, однако, считаться со следующими последствиями.

1. Реализуются самые разнообразные формы рынка и денежные системы.

В зависимости от претворения в жизнь форм рынка и денежных систем координирование деятельности индивидуальных хозяйств осуществляется по-разному. Автоматический механизм цен меняет­ся с изменением форм, в которых они образуются. Могут возник­нуть монополии и олигополии, а также денежные порядки, в рам­ках которых денежное обеспечение в большей или меньшей степени связано с кредитованием. Обе тенденции весьма опасны.

2. Нарушения равновесия постоянно возникают как раз в инду­стриализированной экономике и являются неизбежными. Они по­рождаются техническими новшествами, перемещениями населения, неустойчивостью урожаев и изменениями других параметров. Здесь ничего не изменить. Эти нарушения необходимо устранять с тем, чтобы экономический процесс быстро приблизить к новому состоя­нию равновесия. Это задача системы регулирования, которая встро­ена в экономический порядок индустриализированного хозяйства. Она должна функционировать как стабилизатор. Но выявилось, что одной системы регулирования недостаточно, чтобы постоянно восстанавливать равновесие, если реализована третья денежная система, которая даже может привести ко все большему удалению от состояния равновесия, а также если сущест­вуют олигополистические или монополистические формы рынка. Итак, возникает вопрос, выполняют ли другие денежные системы и формы рынка эту задачу устранения нарушений равновесия и каковы эти формы. Тем самым одновременно затрагивается сама суть проблемы конъюнктурной политики.

3. Эти лишенные равновесия формы порождают тенденцию к то что государственные органы вмешиваются посредством централизованного управления в экономический процесс. Следовательно, ни нестабильны в той мере, в какой они подталкивают к превраще­нию в другие формы порядка. Если, например, угольная или стале­литейная отрасли промышленности объединяются в синдикаты, то подчинение этих отраслей государственному управлению становит­ся актуальным. Проведение в жизнь принципа laissez-faire порож­дает тем самым тенденцию к его аннулированию.

4. Но этот опыт ни в коей мере не доказывает, что методы ры­ночного хозяйства вообще не оправдывают себя, что механизм цен вообще неспособен выполнять задачу регулирования и что регули­рование повседневного экономического процесса должно быть изъя­то у рынка и механизма цен. Скорее только отдельные формы рын­ка и денежные системы не оправдали себя.

Образование экономических порядков не следует пускать на са­мотек. Другие формы рынка и денежные системы, возможно, заре­комендуют себя. Здесь у экономической политики есть большой шанс, правда, если только она приступит к созданию условий, в ко­торых могут развиваться способные функционировать формы рын­ка и денежные системы.

Глава V